«Удивительное дело, как человек ещё верит в слова» ©И.С. Тургенев
***
Поглаживая шатенку по плечу и прислушиваясь к постепенно стихающим женским всхлипам, парень сам медленно погружался в сон. — Лёш, — подняв на футболиста опухшие покрасневшие от слёз глаза, произнесла девушка, вырывая Миранчука из царства Морфея. — Что? — промычал он, стараясь отогнать дремоту и открыть глаза. — Отпусти меня, — прошептала Виктория. Лёша послушно опустил руки, освобождая девушку из объятий. — Эй, ты куда? — почувствовав, непривычный холод рядом, а затем заслышав негромкий скрип кровати, парень окончательно проснулся и, потирая глаза, посмотрел на Александрову. В свете полуночной луны, проникавшем через оконные стёкла, она казалась совершенно неземной, какой-то призрачно-волшебной. Скинув с себя белую сорочку, Вика, не обращая никакого внимания на непонимающе прищуренный взгляд футболиста, внимательно наблюдавшего за её действиями, застегнула на спине крючок чёрного лифчика и быстро натянула лежавшее на стуле платье. — Вик, ты куда собралась? — отойдя от лёгкого шока и, кажется, окончательно вернувшись в реальность, поинтересовался Лёша. — Хочу подышать, — ответила она, поправляя перед зеркалом растрёпанные тёмные волосы. — Ночь на дворе. Иди на балкон подыши. — Мне надо, Лёш. Не переживай, — на носочках оббежав кровать, Виктория запечатлела на приоткрытых сухих губах парня короткий поцелуй и, пока он не успел опомниться, выбежала в коридор, на ходу натягивая чёрные лодочки. Когда входная дверь захлопнулась, футболист вздрогнул. «Что это было?» — подумал он, пытаясь понять, что ему следует сейчас сделать: догнать её и вернуть домой или же не переживать и дать ей время успокоиться. Остановившись на втором варианте, Миранчук всё же поднялся с кровати, прекрасно осознавая, что заснуть до её возвращения точно не сможет.***
Выскочив на улицу, девушка чуть ли не вприпрыжку побежала к шумевшей даже в этот час дороге. Быстро поймав машину, она запрыгнула на заднее сидение и, покопавшись в сумочке, протянула хитро улыбающемуся водителю смятую бумажку с адресом. — Вот. Едем туда, — добавила она. — Вы с работы, наверное, — не переставая улыбаться и то и дело поглядывая на пассажирку, протянул мужчина. Бросив в его сторону короткий взгляд, шатенка решила проигнорировать вопрос. — Чем платить будешь, красавица? — ответного молчания водитель, судя по всему, не оценил или же просто не понял. — Чего?! — возмущённо воскликнула девушка. — Ну как? Обслужишь клиента? Пять тысяч плачу. Или у тебя выше тариф? — Ты совсем охренел что ли?! Сними себе шлюху… — А ты разве нет? — удивлённо приподняв брови, мужчина, кажется, совершенно забыл, что едет по трассе и с полминуты рассматривал пассажирку в зеркало заднего вида. — Нет! — А что ж тогда машину на трассе ловишь? — не унимался он, всё ещё пытаясь найти подтверждение тому, что девушка на заднем сидении является представительницей древнейшей профессии. — Вам-то что за дело? Могли бы и не останавливаться, — прошипела Александрова, но, в конце концов, всё же сменив гнев на милость, добавила: — Я к другу еду. — Богатый у тебя друг, раз в таком районе живёт. Бизнесмен что ли? — сворачивая во двор, мужчина принялся оглядывать здания элитного московского района. — Ага, бизнесмен, — усмехнулась шатенка. — Мячик по траве пинает и миллионы зарабатывает. Такой вот бизнес. — Так он у тебя футболист что ли? — Типа того. — А кто, если не секрет? — Секрет. Всего доброго, — громко хлопнув дверцей, девушка ступила на сырой асфальт и, обросив взглядом знакомый дом, вытянула губы. Войдя в здание вместе с какой-то женщиной, время от времени бросавшей на неё настороженные взгляды, и поднявшись на лифте на нужный этаж, Виктория, с трудом припоминая последний визит сюда, выбрала нужную квартиру. Спустя всего несколько секунд послышался звук отпирающегося замка. Когда же входная дверь наконец отворилась, взгляд Александровой упал на хозяина. Взъерошенные волосы с осветлёнными кончиками; серые глаза, не выражающие совершенно никакого удивления; коварная полуулыбка на тонких губах — ничего нового. — И что, ты совсем не удивился, увидев меня? — поинтересовалась Вика, выгнув бровь. — Нет. Знал, что ты придёшь. Правда, думал, что раньше, — в усмешливой манере ответил футболист, отставляя в сторону стакан с апельсиновым соком и облизывая сладкие липкие губы. — Вы посмотрите, сколько пафоса в этом мальчике. А ты даже показался мне милым сначала. Что, неужели девушки от тебя сами никогда не уходят, а ты их выгоняешь, когда надоедают? — Да нет. Просто ты, я был уверен, вернёшься, — сложив руки на груди, спортсмен прислонился к холодному дверному косяку. — Может, я у тебя просто забыла что-то? — Что например? — Серёжку? — Ага. А ещё обручальное кольцо, колье с бриллиантом, — с трудом сдерживая смех, перечислял парень.***
— Миранчук, твою мать, ты на время вообще смотрел?! У меня сын спит, а ты мне названиваешь полночи! — накинувшись на футболиста, гневно произносила Марго. — Прости, прости. Я забыл, что у тебя ребёнок, — прикрываясь руками от разъярённой девушки, протараторил Лёша. — Радуйся, что ко мне мама на выходные приехала. Хоть есть с кем оставить его. Что такого страшного случилось, о чём ты не мог сказать по телефону? — в куда более спокойной манере спросила блондинка. — Вика ушла. — Чего? В смысле? То есть как ушла? — Просто взяла и ушла. Ей ночью то ли плохо стало, то ли приснилось что-то. Она начала кричать, потом плакать. Всё повторяла «ни ты, ни ты». А когда успокоилась, встала, оделась и ушла. Рит, это всё из-за болезни её, да? Она поэтому так себя ведёт? — Не знаю я, почему она себя так ведёт, — выдохнула девушка. — А ты чем думал? Почему не остановил её? Она ночью не пойми где шляется, а ты успел мне позвонить, дождаться моего приезда, спокойненько мне тут всё изложить вместо того, чтобы просто-напросто преградить ей проход, закинуть на плечо и уложить спать? — А как я… Она сказала, что ей надо, — растерянно произнёс футболист. — Чего?! Мозгами пораскинь, что ей чисто в теории ночью могло на улице понадобиться. — Прости. Я что-то просто затупил, — виновато опустив голову, проговорил парень. — Да вы по жизни тупите все. Одни идиоты кругом. — Ну зачем ты так, — обиженно протянул футболист, продолжая всматриваться в тёмную точку на полу. — Так. Ладно. Сейчас мы уже всё равно ничего не сделаем. Пусть гуляет, а ты иди спать. Когда она вернётся, позвонишь мне, — заправив пушистые светлые волосы за уши, произнесла Громова. — В смысле? То есть мы ничего делать не будем? Ну там, искать её, в полицию звонить? — Миранчук! Не беси меня ещё больше. Где ты её сейчас искать пойдёшь в огромной Москве? Ещё ненароком сам в своих дорогих шмотках нарвёшь на кого-нибудь. Как бы тебя потом по больницам и моргам искать не пришлось. — А полиция? — Лучше сразу ОМОН. Что ты им скажешь? Совершеннолетняя здоровая девушка ушла ночью гулять, помогите нам её найти? — Да, ты права. Это будет глупо. — Да глупо — это ваш футбольный девиз, судя по всему. Одни дураки, да мудаки. Хоть бы один нормальный был. Хотя нет, был один, да сплыл. — Футболистов не любишь, да? — робко спросил парень. — А что, так заметно? — голосом, переполненным злым сарказмом, ответила Рита. — А почему? — А вот это, дорогой мой, тебя точно уже волновать не должно. Спокойной ночи!***
— Ты как, надолго ко мне свалилась? — продолжая рассматривать стоящую прямо перед ним девушку так, будто не видел её долгие-долгие годы, поинтересовался футболист. — Могу уйти прямо сейчас, — криво усмехнувшись, ответила Вика. — Сейчас не надо. А вот завтра утром придётся. Я к родителям еду на последнюю неделю отпуска. — А как же твоя девушка? Она с тобой к родителям не ездит? — Она со мной больше вообще никуда не ездит. Мы расстались. — Ну да. Это я уже слышала, — закатив глаза, произнесла шатенка, заходя в квартиру. — Нет. В этот раз уже точно. Место моей девушки теперь официально свободно. — Мне показалось, или ты мне сейчас на что-то намекал? — по-хозяйски пройдя на кухню, шатенка уселась за стол, украдкой осматривая незнакомое помещение. — Тебе не показалось, — подойдя практически вплотную, произнёс парень, улыбаясь ещё шире. — Я с такими, как ты, не вожусь, — вскочив с места, девушка юркнула в узкую щель, оставленную между телом футболиста и кухонным столом. — Это с какими же? — Не люблю лицемеров и врунов. — Ну, а ты прям сама честность у нас, так что ли? — оперевшись обеими руками на стол, спросил парень. — А я вообще, знаешь ли, не пример для подражания. — Да я заметил, — негромко произнёс футболист, опуская голову вниз. — Так что там с врунами и лицемерами? — Оу. Александр Головин, вы официально получаете совершенно не почётное звание самого лицемерного человека в мире, — вытянувшись в полный рост и спрятав руки за спиной, торжественно проговорила Вика. — Это так плохо? — футболист вновь усмехнулся, будто все слова гостьи его действительно очень забавляют, и, оторвав руки от столешницы, в пару шагов преодолел расстояние до окна, вновь оказываясь рядом с ней. — Ну, смотря с какой стороны посмотреть, — несильно толкнув Головина в грудь, девушка снова вывернулась и уже в следующую секунду наблюдала за ним из дверного проёма. — Твоё поведение может вызывать непонимание и осуждение у людей. Так что ты либо притворяйся милым и хорошим всегда, либо вообще перестань это делать и покажи всем свою истинную натуру. — Плевать на людей, — отмахнулся он. — Что ты думаешь? — Мне всё равно, — бросила Александрова, прислоняясь спиной к стене и запрокидывая голову. — Знаешь, скромные, на первый взгляд, люди вообще очень интересны и непонятны. От них никогда не знаешь, чего ожидать. Остаётся только смотреть и думать: он правда такой застенчивый, или же за маской молчаливости и показной отстранённости скрывается высокомерие, — размышляла она, уставившись в воображаемую точку на белом потолке. — И что же относительно меня? — сделав ещё одну попытку приблизиться к ней, Саша остановился в полуметре от девушки, присаживаясь на краешек стола. Но она, кажется, даже не обратила на это внимания, глубоко задумавшись то ли над его вопросом, то ли над чем-то другим. — Я больше склоняюсь ко второму варианту, — тёмные волосы глухо зашуршали по обоям. Взгляд зеленовато-карих глаз опустился на Головина. — То есть я высокомерный? — Как бы да. Хотя сначала мне показалось, что ты милый и застенчивый. Впрочем, это я уже говорила. То ли слова шатенки действительно задели его, то ли смешливое настроение испарилось по какой-то другой причине, но улыбка с лица парня тут же исчезла. Повернувшись лицом к окну, он вновь сложил руки на груди, словно пытаясь от чего-то закрыться, спрятаться. — У нас в команде, как, наверное, вообще везде, у каждого свой образ. Например, Смолов — такой плохой парень, на которого ведутся хорошие девочки. Близнецы — клоуны-дурачки, постоянно влипающие в неприятности. Дзюба — душа компании, вечно на позитиве, шутит и подкалывает всех вокруг. — Да ладно, — не сдержалась Александрова, прерывая философские рассуждения Головина. — Да я вообще-то серьёзно, — посмотрев на неё через правое плечо, произнёс он. — А мне вот достался образ такого милого парня, — тяжело вздохнув, закончил футболист. — Не очень-то вы соответствуете. — Ты знаешь о ребятах что-то, чего не знаю я? — Возможно. С Артёмом я давно знакома. И он далеко не всегда такой жизнерадостный и позитивный, хотя этого у него, конечно, не отнять. С Федей мы вместе в песочнице играли ещё. На счёт Антона не знаю, а с Лёшей у меня, вроде как, отношения. — Так ты, значит, из-под Миранчука только что вылезла? — хитрая улыбка вновь показалась на бледном лице футболиста. Полностью развернувшись, он снова принял расслабленное положение, с интересом глядя на девушку. — Что, не удовлетворяет? — Да нет, всё с ним нормально. — Нормально, но не хорошо, — заметил Головин. — Не цепляйся к словам. Лучше вот мне что скажи. Твой образ… Он полностью надуманный или когда-то Саша Головин действительно был милым и скромным парнем? — футболист хмыкнул, слегка поджимая губы, но не переставая улыбаться. — Мне просто интересно: это тебя красивая жизнь так помотала, или ты с рождения себя высоко ценишь? — Там, где я родился и вырос, тех, кто себя высоко ценил, на землю быстро опускали. Это не у вас тут в Москве или ещё где-то. — Звезду словил, значит. Понятно всё. — Ну, а что на счёт тебя? Ты всегда такой была, как сейчас? Или это тоже издержки профессии и красивой жизни? — У меня всегда жизнь красивой была. Отец бизнесом занимался. Так что деньги, вещи — всё было. — Значит, с рождения, — заключил Головин, а в его голосе послышалось еле уловимое разочарование. — Нет. Я доброй была, доверчивой, открытой. Наверное, даже слишком. Так просто вышло. Ну да ладно. Хватит заунывных историй. Я не болтать к тебе пришла. — А зачем же тогда? — издевательски протянул парень. — А ты подумай, — подходя вплотную к футболисту, выдохнула шатенка прямо в растянутые в улыбке алые губы. И футболист всё понимает. Сминая её пухлые покусанные губы во влажном поцелуи, он меняет их местами, прижимая её ягодицами к столу. Находит молнию на спине и расстёгивает её так резко, что кажется, будто слышится жалобный треск плотной ткани. Оторвавшись всего на секунду, футболист завороженно смотрит на раскрасневшиеся от жара его тела и возбуждения щёки, на чуть приоткрытые блестящие глаза. Не выдерживает больше, чувствует, как похоть подобно самому быстродействующему яду разливается по венам, желание обладать шатенкой вытесняет весь здравый смысл. «Наказать», — проносится в голове, отдаваясь громким эхом в ушах. Наказать за такое наглое поведение; за то, что слишком много позволяет себе; за то, что так уверенно задвигает свои идиотские психологические теории; за то, что слишком много на себя берёт… Будто бы предчувствуя что-то неладное, Вика шире раскрывает глаза и крепче цепляется за сильные плечи. На радужке мелькает испуг, который заставляет футболиста ликовать. Забыв про ласку и нежность, без должных церемоний он резко разворачивает её к себе спиной и толкает вперёд, заставляя прижаться грудью и животом к столу. Александрова шипит, пытается сопротивляться. Не выходит. Мерзко и унизительно. С ней никто так себя не вёл. Это она хозяйка любого положения. Это она искусный манипулятор. Это она так нагло сейчас прижата к холодной столешнице каким-то мальчишкой. Он не имеет права так поступать с ней! Впрочем, ему самому нет никакого до этого дела. Почувствовав, как футболист беспардонно задирает юбку платья и стягивает бельё, изредка касаясь нежной кожи ягодиц, девушка снова предпринимает попытку вырваться, залепить звонкую пощёчину и уйти с гордо поднятой головой, в очередной раз, ощутив себя победительницей. Но он не позволит ей испытать такое счастье. Вике остаётся только дёргаться, обречённо постанывая. — Тише-тише, — произносит он, а потом нагибается, вжимая хрупкое женское тело в жёсткий материал ещё сильнее, и шепчет у самого уха: — Помнишь, я обещал тебя наказать? Сейчас я докажу тебе, что я не лжец, — оставив поцелуй на виске, парень вновь выпрямляется. Глухую тишину кухни вдруг пронизывает громкий звук шлепка. Вика болезненно вздрагивает, до крови кусая нижнюю губу, но молчит: знает, чего именно он от неё ждёт. Он бьёт ещё раз — она держится из последних сил, выпуская лишь жалобный стон. Он знает: он почти победил. Бьёт ещё раз, ещё сильнее, и она не выдерживает. — Саша! — вскрикивает Александрова, зажмуривая глаза. — Малышка моя, — шепчет он, поглаживая покрасневшие ягодицы. — Расставь ноги. Она слушается, отдаваясь в полную власть этому парню, и, наконец, осознаёт пугающую для себя истину: ей это нравится. Ей всю жизнь нравилось, когда с ней поступают грубо, когда её игнорируют, когда её… не любят. И она терпеть не могла, когда за ней бегают, когда мужчины превращаются в рабов. Изощрённая форма мазохизма. За своими мыслями шатенка не замечает, как парень приспускает штаны и без предупреждения толкается в неё. — Заслужила, — заслышав болезненное шипение, рычит Головин вбиваясь в неё всё глубже и глубже. Берёт её сзади. Конкретно имеет. Унизительно. Но она громко стонет, как последняя шлюха, и ещё громче выкрикивает его имя. Его пальцы до синяков сжимают её талию, перемещаются на бёдра, на которых, она уверена, после сегодняшнего приключения также останутся синие следы его отпечатков. Ей хорошо настолько, что по щекам начинают катиться слёзы. Хватает за плечи и дёргает на себя. Всё также неожиданно. Прижимает затёкшей спиной к своему торсу и, переместив руку вперёд, сдавливает тонкую шею, заставляя задыхаться. Свободной рукой хватает за волосы и разворачивает лицом к себе. Чувствуя, как сильно шатенку трясёт, целует её, заглушая протяжный стон накрывшего девушку блаженства. — Тебе хорошо со мной? — спрашивает Саша, не дожидаясь, пока она хоть немного придёт в себя. — Да, — выдыхает она, еле удерживаясь на ногах. — Тогда оставайся. — Нет. — Почему? — Потому что ты по-прежнему лгун и лицемер. И даже то, что ты трахаешься, как бог, этого не изменит. — Вернёшься к Миранчуку? Как в глаза-то ему смотреть будешь теперь, после того, как я драл тебя на столе на кухне своей квартиры? — Спокойно буду, — восстановив сбившееся дыхание и вновь почувствовав под ногами пол, отвечает девушка. — Бездушная тварь. Кукла, — разочарованно выдыхает футболист, отступая назад. — Да, — шепчет она, смотря в пустоту стеклянными неживыми глазами.***
Попытка по-тихому пробраться в квартиру с треском проваливается. Захлопнув дверь, шатенка медленно поворачивается, натыкаясь на непривычно серьёзное лицо Миранчука, который, судя по мешкам под глазами, так и не смог заснуть. — Ты где была? — спрашивает он, с трудом скрывая радость от того, что она всё же вернулась домой, что с ней всё хорошо. — Прости меня, Лёш… Я… Я не знаю, что ночью случилось. Просто что-то нашло, — крутит головой, стараясь не смотреть ему в глаза. Он ждал её всю ночь, он переживал за неё. Становится тошно и немножечко стыдно. Головин прав: она бездушная тварь. Но она абсолютно ничего не может с этим сделать, как не старается. А старается она очень сильно. Старается найти внутри хоть какой-то отклик на его тёплые слова, на его такие нежные прикосновения, на его любовь… Но… Там совершенно пусто. Ни чувств, ни эмоций. Лимит исчерпан. Всё забрали. Ничего не оставили. — Ладно. — Ладно? И всё? — удивляется шатенка. — А что ещё? — Ни скандалов? Ни истерик? Просто «ладно»? — Ну, да, — протягивает футболист, откровенно не понимая, чего она от него хочет. А хочет она его грубости, его гнева, чтобы он точно также наказал её, а не просто говорил об этом, чтобы толкнул в стену, чтобы смотрел в глаза и говорил о том, как сильно он её ненавидит. Но он не станет. Слишком сильно влюблён. Вообще ничего и никого не видит, кроме неё. И пусть остальные продолжают говорить, что она его просто использует, что наверняка изменяет ему с кем-то. Он всё равно будет верить только ей одной. Сумасшествие передаётся через постель, и она его точно чем-то заразила. — Просто скажи мне, что ты в порядке. — Я в порядке, — по инерции отвечает она. Кукла. — Хорошо. Я верю тебе, Викуль, — крепко обнимает её и целует в макушку. Он счастлив, что она снова рядом. — Мне сейчас нужно с Ритой встретиться. — Да. Она очень переживала за тебя. — Я знаю. Сто раз, наверное, уже позвонила. Но с ней так, как с тобой, не прокатит. Там без криков и скандалов точно не обойдётся, — на ходу стягивая с себя одежду, Александрова движется прямиком к шкафу. Он следует за ней. — Стой, — вдруг произносит он, подходя ближе. — Что это? — невесомо касается синеватых отметин на пояснице и ягодицах. — Синяки, Лёш, — она не собирается врать. Хочет, чтобы и он разочаровался в ней, хочет, чтобы обозвал её, чтобы послал нахуй. Ему станет легче, а она сможет спокойно уйти. — Я не оставлял тебе этих отметин, — хмурится Миранчук, прикладывая ладонь так, что пятна почти совпадают с его пальцами. — Ты с кем-то была этой ночью? — голос предательски дрогнул. Ему не хочется знать ответ. Но он, к сожалению, слишком очевиден и сам бросается в глаза. — Поговорим вечером, — поправляя лёгкий подол летнего сарафана, произносит Вика. — Я спешу. Пока.