«Не хочу удерживать её силой. Отдам другому. Неважно с кем она будет — нет ничего важнее её счастья. А я… выдержу эту боль. Главное, чтобы она улыбалась…» Из кинофильма «Навеки твоя»
***
Следующие несколько дней Виктория практически не покидала пределов снятой квартиры на окраине столицы, не пересекаясь никакими путями ни с футболистами, ни с подругами. Множество преимущественно бумажных и, казалось бы, совершенно не свойственных её роду деятельности дел, накопившихся за последнее время, абсолютно не оставляли времени на пустую болтовню в интернете или по телефону, а уж тем более на личные встречи. С головой погрузившись в работу, шатенка надеялась найти спасение от терзающих мыслей и чувства вины, тяжёлым острым камнем лежавшего внутри ровно с того момента, как она сказала Миранчуку те последние слова. — Да, — по инерции вытянув руку в сторону, Александрова провела указательным пальцем по экрану, сразу отвечая дежурным громким тоном. — Здарова, Вик! А Лёша с тобой? — отложив простой карандаш, который сразу же скатился к краю стола, а затем и вовсе упал на пол, разрезая тишину кухни глухим коротким звуком, девушка откинулась на спинку небольшого светлого диванчика и потёрла глаза. — А почему он должен быть со мной? — спросила она, перечитывая записи в ежедневнике и будто бы пытаясь найти в них ошибки и неточности, которые, безусловно, необходимо было немедленно исправить. — Ну, вы же типа мутите, — неуверенно ответил Антон, отчего его утверждение прозвучало больше как вопрос. — Мы с ним разошлись, — захлопнув блокнот, Виктория положила его рядом с собой, придавив поднимающуюся корочку рукой. — Ой, — неловко выдохнул Миранчук, делая короткую паузу. — Я не знал. Он ничего не говорил мне. — Вот я тебе сейчас об этом говорю. — А давно? — очередной вопрос, перебиваемый шипением сильного ветра, поднявшегося на улице ближе к вечеру, прозвучал крайне не разборчиво, однако девушка всё же смогла уловить его суть. — В субботу. — Что? То есть сразу после того, как мы ушли? — теперь голос парня зазвучал ещё более взволнованно. Где-то на заднем плане послышался хлопок, громом врезавшийся в их разговор и заставивший Викторию вздрогнуть. Посмотрев по сторонам, она, наконец, догадалась, что футболист просто не рассчитал силы, захлопывая дверь своего автомобиля. — Надеюсь, это не из-за того, что он видел в спальне? Лёха становится таким идиотом, когда влюбляется, а ещё он страдает от паталогической ревности. Так что, если вы с ним из-за этого поругались, то, я уверен, он отойдёт и всё у вас наладится. — Антон, мы не поругались, мы расстались. И это я его бросила. Так… просто вышло, — не испытав абсолютно никакого сожаления от сказанных слов, девушка, однако, вцепилась в ткань чёрного свитера, чувствуя, как неприятная ноющая боль в груди стала в разы сильнее, теперь уже не просто доставляя определённые неудобства, но и мешая нормальному дыханию. — А он тебе звонил? Может, писал или приезжал домой? Ты, кстати, где вообще? — продолжал парень. — Сука! Слепая что ли совсем?! Права вместе с машиной купила?! — выкрикнул вдруг он, сразу выдавая своё истинное состояние, теперь уже не прикрытое напускной весёлостью. — Может, хватит этих странных вопросов? Скажи лучше, что произошло? У меня не так много времени, — в подтверждение своих же слов, шатенка вновь положила на стол ежедневник, открывая его на случайной странице. — Лёха трубку не берёт. — Давно? — вскочив с диванчика, Вика стукнулась коленом о стол и, с трудом сдержав в себе болезненный возглас, поморщила нос, опираясь на столешницу. — Я звонил ему в воскресенье утром. Хотел забрать джинсы, которые в спальне оставил. Он не взял. Тогда я приехал к нему домой, долбил в дверь минут сорок, наверное. И нифига. Мне никто не открыл. Ну, я подумал, что вы, возможно, уехали куда-нибудь. Но прошло уже три дня, а он трубку так и не взял. Мать переживает, ребята из команды и тренеры меня засыпают вопросами, мол, где брат и что с ним. — Почему ты раньше не позвонил? — метнувшись в сторону совмещённой с гостиной спальни, шатенка распахнула дверцы шкафа так резко, что те едва ли сумели удержаться на петлях, и кинула на кровать первые попавшиеся под руку брюки. — Не хотел тебя беспокоить. — Не хотел беспокоить? Ты серьёзно? А если с ним что-то случилось? Так. Я тебе сейчас адрес скину СМСкой, заедешь за мной. У меня ключи остались от его квартиры. «Только бы всё обошлось», — сбросив вызов, Александрова зарылась пальцами в грязные лохматые волосы, взъерошивая их ещё больше, и, запрокинув голову, отчаянно застонала.***
Антону следовало отдать должное, ибо, когда речь шла о его брате, он делал всё без промедлений. Оказавшись у дома, указанного в СМС, примерно через пятнадцать минут, он гипнотизировал взглядом металлическую дверь подъезда, из-за которой вот-вот должна была появиться девушка, при этом нервно постукивая пальцами по рулю. Когда же, наконец, Виктория вышла на улицу и, окинув взглядом возникшее перед ней полупустое пространство, наткнулась на знакомый автомобиль, который она видела лишь раз, но по какой-то причине всё же умудрилась запомнить, Миранчук разблокировал двери и перекинул спортивный рюкзак на заднее сидение. — Прости, что пришлось ждать. Не могла найти ключи, — запрыгнув в машину, протараторила шатенка. Ожесточённо сражаясь с ремнём безопасности, который яро противился резким рывкам, девушка тяжело пыхтела. В любой другой день похожая картина вызвала бы у Миранчука-младшего невольные приступы громкого хохота, однако сегодня этого не случилось. — Брось. Я осторожно вожу. И перестань так нервничать. Я уверен: всё будет хорошо, — произнёс он, пытаясь побороть свой собственный страх перед ней и в то же время стремясь успокоить побелевшую то ли от волнения, то ли от длительного пребывания в закрытом пространстве без достаточного количества солнечного света и кислорода Александрову. — Ты слышишь меня вообще?! — прикрикнул он, накрывая трясущиеся женские ручки с отчётливо выделявшимися тонкими косточками и просвечивающими сквозь бледную кожу сине-зелёными венами своей рукой, вынуждая её, наконец, остановиться. — Прости. Я… Я просто… Блин! — воскликнула она, откидываясь на спинку пассажирского кресла и глотая солёные слёзы, неконтролируемым потоком стекавшие по её щекам. Отстегнув ремень, футболист нагнулся к шатенке, заключая её в свои объятия. Пребывая в состоянии некой растерянности от всего происходящего, Антон никак не мог вспомнить, был ли за недолгий период их знакомства хоть один момент, когда он видел на её лице хотя бы одну неподдельную эмоцию вместо хитрой лисьей улыбки; был ли хоть один момент, когда он на миг понял, что она тоже живая и тоже что-то чувствует. — Хватит. Нам нужно ехать, — достаточно резко отпихивая от себя парня, Виктория уставилась в окно. По радио негромко играл какой-то ужасно длинный трек, перебиваемый негромким хрипловатым голосом Миранчука-младшего, решившего вдруг удариться в совместные с их братом воспоминания. До девушки же долетали лишь короткие бессвязные отрывки забавных и глупых историй об их детстве, о том, как в восьмом классе им нравилась одна девочка и как они чуть не подрались из-за неё, о том, как бегали по двору и пинали мячик на старом полуразрушенном стадионе, мечтая о большом спортивном будущем, и ещё много всего такого, что сейчас уже казалось совершенно бессмысленным. Сама же Виктория, неотрывно наблюдая за быстро сменяющимися за окном пейзажами, снова и снова прокручивала в голове лишь одну фразу: «Если с ним что-то случилось, я себе этого никогда не прощу». — …Ты понимаешь, ему такое предложение сделали, а он сказал, что подумает. Подумает! Понимаешь? А теперь он и вовсе куда-то исчез! — эмоционально проговорил Антон, активно жестикулирую и даже на какое-то время выпустив руль из рук. — А там его ждать никто не будет. Там кого-нибудь другого найдут. Много парней талантливых есть. — Погоди. Что за предложение такое? — мотнув головой, шатенка вслушалась чуть внимательнее, но логическая нить его монолога была безнадёжно утеряна. — В смысле? Ты разве не знаешь? Лёху за границу пригласили играть! — воскликнул парень, в очередной раз взмахнув руками. — За границу? А давно? — Да недели три назад уже, наверное. А он всё думает. Придурок. Там не гранд, конечно, но зато в Испании. Понимаешь? Там же столько возможностей. Да это вообще мечта любого футболиста! Как я понял, они уже даже контракт составили. Осталось только подписать. Нервно усмехнувшись, Вика снова отвернулась. «Не мог же он и в самом деле из-за меня… Нет! Должа быть другая причина», — произносила она про себя, в то время как автомобиль свернул в уже давно знакомый двор и остановился у ворот. За то время, что они добирались до дома Лёши, градус волнения значительно возрос. Оказавшись перед нужной дверью, шатенка достала металлическую связку и, выдохнув из лёгких весь воздух, быстро прокрутила в голове все возможные картинки, которые уже в следующую секунду она сможет увидеть в квартире. Повернув ключ, девушка неуверенным жестом скользнула по блестящей в темноте дверной ручке и посмотрела на Антона. Ощутив тот страх, который в этот момент испытывает Александрова, и будто бы прочитав все её самые ужасные мысли, парень поёжился. — Давай тогда я что ли, — прошептал он. Девушка кивнула и сделала пару шагов назад. Наконец собрав всю смелость, которая в нём только была, парень нажал на ручку, с негромким скрипом отворяя тяжёлую дверь. Слишком горячий влажный воздух, создававший контраст с осенним холодом, тут же ударил в лицо. В квартире было темно и, кажется, совсем тихо. Переступив через порог, Миранчук-младший включил свет, роняя рюкзак на невысокую тумбу, и, не разуваясь, прошёл чуть дальше по коридору. — Что это за запах? — спросила шатенка, закрывая за собой дверь и невольно втягивая сладковатый аромат ещё глубже, спровоцировав тем самым задержку в дыхании. — Медовый виски, Вик. Это определённо он, — ответил Антон с заметным облегчением в голосе и уже смелее двинулся вперёд к гостиной. — Ух! Ну и аромат, — отшатнувшись назад, он чуть было не наступил с прежней опаской следовавшей за ним Виктории на ногу. Нащупав выключатель, парень вскрикнул: — Твою ж… Жесть. Лёх. Лёха, блять! — Ммммм, — протянул Миранчук-старший, с трудом отрывая тяжёлую голову от стола и пытаясь сфокусировать взгляд на близнеце. — Братик. А ты как здесь? — язык его настолько сильно заплетался, что Антону пришлось приложить немалые усилия, чтобы разобрать его невнятное бормотание. — Пришёл к тебе-придурку узнать, что произошло. На тренировки не ходишь, на звонки не отвечаешь. Мама с ума сходит. Спрашивает, что с Лёшей? А Лёша, оказывается, бухает не просыхая, — бросая на стол схваченную где-то по пути полупустую бутылку из-под того самого виски, которым в квартире пропахло абсолютно всё, произнёс он. Золотистая жидкость вытекла на столешницу, образовав небольшое пятно, тут же впитавшееся в грязную скатерть. — Э! Ты что творишь? Знаешь, сколько денег я на это потратил? — возмутился Лёша, предпринимая безрезультатные попытки поместить пролившийся алкоголь обратно. — Лучше б ты мозги себе на эти деньги купил, — разочарованно махнув рукой, парень отвернулся от брата. — Я не могу тут с ним разговаривать. Боюсь, убью нахуй. Может, ты попробуешь? — Хорошо, — прочистив горло, тихо ответила Виктория, всё это время с грустью и страхом наблюдавшая за бывшим парнем из-за двери. — Любовь моя, — протянул Лёша, пытаясь подняться на ноги, но тут же падая обратно. Прикрыв глаза, Вика сглотнула скопившуюся во рту слюну. Хотелось развернуться и убежать. Но ему нужна была помощь. Её помощь. Осознание этого всё же заставило Викторию сильнее сжать зубы, игнорируя настойчивое желание бросить всё к чертям собачьим. — Ты сниз… снизо… пришла? Ко мне? Я рад тебя видеть. Что, Головин уже надоел? Или с кем ты там ещё трахаешься? — поймав на себе озадаченный взгляд младшего из братьев, Вика пожала плечами, мол, сейчас не до объяснений. — Антон, иди, — строго произнесла она, продолжая наблюдать за Лёшей, будто бы опасаясь, что в любую секунду он может сделать что-то ужасное. — Я сама с ним разберусь, — пояснила она, всё-таки внушив парню мысль, что ему сейчас действительно лучше уйти. — Уверена? — переспросил он, поравнявшись с девушкой. — Абсолютно. — Я на улице, если что. Пока не уезжаю. Звони, если вдруг что-то случится, — дождавшись, пока за Антоном захлопнется входная дверь, Вика медленными неуверенными шагами приблизилась к Лёше, незаметно сжимая и разжимая кулаки, спрятанные за спиной. — Так вот значит, куда ты исчез. За бутылкой решил спрятаться от проблем, — подойдя вплотную к столу, шатенка повернула этикеткой к себе одну из полупрозрачных ёмкостей с остатками алкоголя. — Мужской поступок. Молодец, — протянула она, продолжая с интересом изучать белые надписи на чёрном фоне. — Девушка ушла. Видите ли, какое горе. — Ты не знаешь. Ты не понимаешь меня, — с трудом поднявшись на ноги, парень пошатнулся, чуть ли не падая на стоящую напротив шатенку. — Я любил. А ты? Ты вообще любила кого-то хоть раз в жизни? Ты вообще знаешь, что такое «любовь»? — тёмная комната кружилась перед глазами. Балансируя из последних сил, футболист сделал небольшой шаг вперёд, вынуждая Викторию отступить к самой стене. — Любила, — коротко ответила она, прижимаясь холодными влажными ладонями к такому же холодному бетону, спрятанному за пастельными шершавыми обоями. — Но не меня, — печально выдохнул Миранчук. — Не тебя. — Почему ты здесь? Почему?! Я же тебе не нужен. Зачем тогда ты вообще пришла? — сделав неожиданно резкий выпад вперёд, футболист заставил шатенку дёрнуться, сильно ударяясь затылком о стену. Его поведение более не походило на поведение человека, находившегося под воздействием градуса. Речь его теперь казалось куда более внятной, а действия — вполне осмысленными и уверенными. Виктория могла бы подумать, что всё это время он по какой-то неясной для неё причине просто притворялся, если бы не его расфокусированный взгляд, которым он снова и снова пытался крепче вцепиться в её образ. Парень быстро моргал, тряс головой, но картинки перед глазами продолжали расплываться. — Почему так смотришь на меня? — прищурившись, спросил он, наконец, натыкаясь взглядом на её широко раскрытые глаза, с грустью и теплом смотревшие на него. — Что, жалко стало? Меня жалко, такого недостойного и глупого? — Перестань! — выставив руки вперёд, шатенка упёрлась ими в его горячую грудь. — В кого ты превратился? Ты же убиваешь себя! Как ты этого не понимаешь? Ты молодой парень, у тебя вся жизнь впереди. — Жизнь, — философски протянул он, опираясь руками на стену с обеих сторон от её головы. От его резкого выдоха, Виктория поморщилась: сладковатый аромат, как она теперь понимала, мёда, смешавшийся с запахом спирта, вызывал у неё тошноту и сильное головокружение. — Что я ещё не видел в жизни? Зачем дальше жить? — Не говори глупостей! Ты… Ты вообще ничего ещё не видел. У тебя будет семья, детишки будут. Будешь путешествовать. Столько мест ещё в мире, в которых ты не был. Не ставь на себе крест из-за глупой влюблённости. — Из-за глупой влюблённости?! — раздражённо переспросил Лёша. — Ты не знаешь, что это значит для меня! Ты не чувствуешь этого… Ты, кажется, вообще ничего не чувствуешь. Ты пустая и холодная, как ледышка. Прав был Артём. — Артём? — прикусив губу особенно сильно, девушка почувствовала на языке металлический привкус собственной крови. В уголках глаз от его слов вновь скопились слёзы. Александрова решительно не понимала, в какой момент всё в её жизни и в ней самой так перевернулось. Она же была доброй. Она же всем и всегда помогала, всех и всегда прощала. В какой момент она дошла до того, что окружающие — начиная от друзей, заканчивая мужчинами, с которыми она была связана любовными отношениями, — так сильно возненавидели её? От безысходности хотелось смеяться в голос; смеяться, сгибаясь от боли в животе и нехватки кислорода; смеяться так, чтобы все вокруг, наконец, поняли: справка из медицинского центра — не просто бумажка, наспех подписанная врачом, не желавшим возлагать на себя лишние обязательства в попытках разобраться с её болезнью, она действительно сходит с ума. — Артём, — повторил Миранчук, внимательно следя за её реакцией, которую понять ему всё ещё было слишком трудно даже в трезвом состоянии. — Так много рассказал про тебя. Но что я вижу? На твоём лице… эмоции? Надо же! А я-то думал, что ты неживая. С ним тоже спала?! — дёрнув рукой, парень со злостью вцепился в длинные тёмные волосы шатенки, заставляя её болезненно зашипеть и запрокинуть голову. — Собираешь комплект игроков сборной, да? Я, Головин, Дзюба, наверняка ещё кто-то. Скажи мне, кто остался в твоём списке? Я, может, помогу. Тоху, например, подгоню. Или что, с ним тоже уже было? — Хватит! — цепляясь за ткань измятой тёмной футболки на его груди, Александрова попыталась оттолкнуть его, но первая и единственная попытка потерпела крах. Он лишь ещё сильнее сжал кулак, оттягивая её волосы, и навалился на неё всем телом, практически полностью перекрывая доступ кислорода в передавленные большой массой лёгкие. — Самому не противно? — прохрипела она, из последних сил стараясь сохранять хоть какое-то пространство между ними. — Противно. Я тебе верил, а ты меня за нос водила. Шалава! — разжатая, наконец, ладонь принесла девушке заметное облегчение. Протяжно выдохнув, она вновь зажмурила глаза, заметив, как та самая рука, доставлявшая ей столько боли всего несколько секунд назад, взметнулась высоко вверх. Его силы определённо бы хватило, чтобы убить её или как минимум переломать ей парочку костей. Однако удара, к которому девушка уже подготовилась, не последовало. Вместо него она почувствовала, как мужская ладонь опускается на её шею, легонько сжимая, а затем медленно спускается вниз, до выреза на кофте. — Ты такая красивая. Хотел ударить. Не смог. Но как представлю… как они трогают тебя. Тошнить начинает, — тяжело сглотнув, закончил он, отворачивая голову в сторону. — Тебя не от этого тошнит, а от алкоголя, — подхватив подбородок парня двумя пальцами, шатенка вновь вынудила его посмотреть на неё. — Лёш, о маме подумай, о брате. Что с ними будет, если ты вот так продолжишь? Пойми ты, есть в жизни люди важнее подружек. Давай ты примешь сейчас душ, поспишь, а завтра мы с тобой всё обсудим. Хорошо? — Не хорошо! — выкрикнул футболист. — Я сам решу, что мне делать, — окончательно отстранившись от Виктории, Миранчук вышел в коридор. Его громкие неосторожные шаги, сопровождавшиеся плохо различимыми возгласами быстро стихли, а уже через пару минут из спальни послышался громкий храп. — Молодец, блин! — обхватив голову руками, Александрова сползла по стенке на пол. Эта ночь обещала быть долгой.***
Проснувшись с утра от яркого солнечного света, ударившего в большое окно, парень почувствовал такую сильную боль во всём теле, которую, пожалуй, не чувствовал ещё никогда. Каждое движение будто бы заставляло тысячи и тысячи раскалённых иголок втыкаться в кожу снова и снова. Поэтому Миранчук решил не шевелиться. Болезненно захныкав, он попытался было приоткрыть один глаз. «Ненавижу солнце», — подумал он, всеми возможными ругательствами проклиная приветливое светило, врезавшееся в сетчатку и вызвавшее очередной приступ ноющей боли. — Доброе утро! Точнее уже добрый день, — женский голос, раздавшийся со стороны двери, ведущей в спальню, заставил Миранчука дёрнуться от неожиданности. Этот голос показался парню настолько громким, что ему тут же захотелось зажать уши, и он, безусловно, сделал бы это, если бы мог. — Хотя у тебя он, мне кажется, совсем не добрый. Таблетка на тумбочке. Тебе подать или сам возьмёшь? — скрестив руки на груди, Виктория никак не могла избавиться от навязчивого желания как следует проучить его. — Подай. П-пожалуйста, — прохрипел он, ощущая во рту сухость, от которой губы, язык и, кажется, даже голосовые связки стянуло тонкой корочкой. Закатив глаза, Вика всё же сжалилась над бедным парнем и, обойдя кровать, кинула в стакан с водой белую таблетку, тут же разошедшуюся многочисленными пузырьками. — Я тоже хочу так раствориться, — промычал Лёша, всё ещё пытаясь спрятаться от солнца во влажной от пота подушке. — Зато пить больше не будешь, — протянув парню стакан, заключила шатенка. — Я умираю, Вик. Мне так плохо, — едва не расплескав всё содержимое ёмкости, футболист сделал небольшой глоток, чувствуя, как тяжело по пищеводу проходит обычная вода. — Не удивительно, — отодвинув мужскую руку, Александрова уселась на край кровати, храня молчание в ожидании момента, когда лекарство, наконец, подействует и парню станет хоть немного лучше. Постепенно сведённые болезненными судорогами мышцы расслабились, а бледный оттенок лица изменился на более живой, слегка розоватый. Спортсмен вновь заснул, крепко вцепившись в кисть девушки. — Ты примчалась ко мне на помощь, значит, — его негромкий голос оторвал Вику от собственных мыслей, сопровождающих созерцание нежно-синего вечернего неба. Только сейчас девушка поняла, что просидела с ним целый день. — Не могла тебя вот так вот бросить. Выздоравливай и больше, пожалуйста, не пей. Ты хороший парень, Миранчук. Будет жалко, если сопьёшься, — как и всегда, насмешливо произнесла она, скрывая за саркастической интонацией искреннюю радость от того, что с ним всё в порядке. — Тем более тебя вон за границу играть пригласили. А там новая жизнь, новые возможности. — Я отказался, — резко отрезал он. — Отказался? Но почему? Это ведь… так круто. Ты же к этому всю свою сознательную жизнь шёл. Я знаю, как это бывает страшно — вот так вот бросить всё и уехать куда-то, тем более в чужую страну. Но не каждый же день такие шансы на голову падают. Ты этого достоин, как мне кажется. — Не в страхе дело, — растянув бледно-розовые губы в лёгкой улыбке, футболист перевёл привычно-восхищённый по-собачьи преданный взгляд на шатенку, заставив ту заметно смутиться и тут же опустить глаза в пол. — В чём же тогда причина? — Она ни в «чём», а в «ком». — Нет. Пожалуйста, ты только не говори, что это всё из-за меня. Не говори, ладно? — Я не хочу тебя оставлять. — Лёш. Мы это уже обсуждали, — когда шатенка уже собиралась подняться с кровати, парень крепче сжал её запястье, не позволяя ей встать на ноги и уйти. — Я помню. Но всё может измениться. По крайней мере, я очень надеюсь, что однажды всё изменится. — Может быть. Вот только молодость не вечна и востребованность в спорте тоже. Ты можешь потратить на это годы. А жизнь — это не игрушка в компьютере, где всё можно переиграть в случае неудачного расклада, и ни кино, в котором понравившийся момент можно пересматривать снова и снова. У тебя нет времени, чтобы ждать меня. — А я всё равно буду тебя ждать, — перехватывая её руку выше, парень подскочил, приняв сидячее положение. — Потому что я люблю тебя и мне никто другой не нужен. — Это ты сейчас так говоришь. — Хочешь проверить мои слова на правдивость? — Вика покачала головой. — Я не сдамся. Никогда не сдамся. И я добьюсь тебя, — постепенно громкий возмущённый голос превратился в еле различимый в тишине спальни шёпот. Приблизившись непозволительно близко к приоткрытым губам девушки, спортсмен громко выдохнул, обдавая жаром нижнюю часть её лица. — Не надо, Лёш, — дёрнувшись в сторону, Александрова отстранилась от него. — Подари мне всего одну ночь, Вик. Последнюю ночь. И я отпущу тебя, не потревожу до тех пор, пока ты сама не захочешь этого, — несколько минут Вика думала, судорожно постукивая пальцами по постели и бегая глазами из стороны в сторону. — Обещаешь? — наконец, спросила она, готовая согласиться подарить ему себя в последний раз. — Да, — согласие далось ему нелегко. Это слышалось в дрожи, мелькнувшей в голосе, и в тяжёлом выдохе, который он очень старался сдержать в себе, но всё же не смог, виделось в напрягшихся скулах и покусанных от волнения губах. Он определённо не хотел отпускать её ни после этой ночи, ни после следующей — никогда. Но он обещал ей, прекрасно понимая, что такую, как она, он при всём своём огромном желании не сделает счастливой. — Хорошо. Одна ночь. Длинные влажные поцелуи с терпким привкусом элитного алкоголя, всё ещё ощущающегося на языке Миранчука, сменяются короткими, рваными. Игнорируя не до конца отпустившую боль во всём теле, парень крепче прижимает обнажённое тело девушки, словно пытаясь впитать её в себя. Ловит её сладкий коричный запах, взмахи её длинных ресниц, тёмными тенями ложащиеся под глаза, её громкие вздохи и стоны, когда он толкается в неё… Старается запомнить всё до мельчайшей детали, чтобы потом, прикрыв глаза, воскрешать её женственный образ, её широкую улыбку, её густые мягкие волосы, её заливистый смех, его имя, так много раз слетавшее с её нежно-алых пухлых губ, когда он делал что-то не так или же наоборот, доставлял ей удовольствие. На миг в голове рождается мысль, что он не отпустит её, спрячет под десятком замков и будет охранять всю жизнь. Однако неплохая в общем-то идея тут же умирает, когда он вспоминает, с какой печалью она смотрит на него. Любит не его, кого-то другого. Ну и что? Ему же продолжать любить её никто не запретит. Пусть она будет счастлива, пусть, наконец, найдёт того, кто сможет ей это счастье подарить. Он же будет со стороны восхищаться ей, как какой-то картиной, написанной неизвестным, но очень талантливым художником. Последний раз возводит бёдра вверх, чувствуя, как она сжимается вокруг него плотным кольцом и вновь зовёт его по имени, перебирая короткие волосы на затылке. Завороженно наблюдает за тем, как она запрокидывает голову, продолжая дрожать от удовольствия. Ему хочется ещё и ещё, хочется зацеловать её до смерти, а оттого он никак не может остановиться, на протяжении всей ночи доводя её и себя до изнеможения. — Вик, я хочу ещё раз попытать удачу, — обнимая её за хрупкие плечи, произносит Лёша, — и попросить тебя остаться. Потому что я люблю тебя. Я обещаю, я изменюсь, я буду стремиться к тебе всю жизнь, буду защищать тебя, заботиться о тебе. — Лёш, — сбрасывая с себя его руки, она садится на него сверху, вновь заглядывая в его мальчишечьи глаза, и улыбается, — твои касания сводят девушек с ума, твоя очаровательная улыбка вызывает у них бешеный восторг, твой солнечный юмор притягивает к тебе людей. Ты такой чудесный! Тебе не нужно отказываться от того, какой ты есть сейчас. Образованность, начитанность не являются признаками хорошего человека. А ты хороший человек. И это намного важнее. Ты… У меня даже слов не находится, чтобы сказать какой ты. Я искренне благодарна судьбе за то, что встретила тебя именно сейчас. Я искренне благодарна тебе за то, что ты помогал мне, за то, что любил меня. Но я привыкла жить по принципу бумеранга. Ты сделал для меня много добра, поэтому и я должна сделать тебе что-то хорошее, а единственное, что я могу для тебя сделать, — это уйти и прекратить мучить тебя. Футболист упускает тот момент, когда она слазит с него, поднимается с кровати и не торопясь одевается. От её проникновенной душевной речи он отходит только тогда, когда она, уже полностью готовая, собирается покинуть его спальню. — Вик, мы теперь с тобой всё? То есть общаться тоже не будем больше, да? — спрашивает он, заставляя шатенку замереть у самой двери. — А что, снова хочешь трахать меня без отношений? — усмехается она, поворачивая голову. — Нет. Но, может, у нас дружить получится? — Лёш, не надо, — произносит Александрова, сжимая кулаки. — Не пытайся меня привязать к себе: ни детьми, ни сексом, ни любовью, ни дружбой. Просто забудь это лето как страшный сон. — А если я не смогу? — Сможешь, — вновь улыбается она. — Я верю в тебя, дорогой. Как только за ней закрывается дверь, Лёша на удивление быстро находит свой телефон и набирает необходимый номер. — Привет, Вадь! — произносит он, выключая в коридоре свет. В темноте определённо лучше. — Надо же, кто соизволил позвонить. — Не злись. Скажи лучше, может, есть что-то для меня ещё? Не обязательно Испания, возможно, Франция, Голландия, да хоть Латвия. — Поздно спохватился ты, дорогой мой. Агенты уехали очень недовольными. А ты же знаешь, как быстро испанская пресса распространяет подобного рода информацию. А к чему такая срочность? Только недавно же отказ дал, а теперь вот захотел куда-то. — Так сложились обстоятельства, — выдохнул парень, падая на диван в гостиной. — Обстоятельства. Научитесь уже засовывать свои обстоятельства себе в задницу. Как дети малые, ей Богу. Такой контракт сорвал! — Прости, — произнёс он без доли стыда и смущения. — Был бы это кто-нибудь другой, я бы его давно уже послал. Но тебе помогу, так уж и быть. Попробую что-нибудь подыскать. — Спасибо! — не услышав ответа, футболист отбросил телефон в сторону и потёр ладонями лицо. — Новая страна — новая жизнь.