Знакомые появляются и исчезают, а лучшие друзья — это навсегда. Потому что даже тогда, когда ты не знаешь, куда идешь, они помогают осознать, что ты идешь туда не один.
***
Первое, что ощутила Вика, придя в себя, — это холод. Воздух, врывавшийся в помещение с двух противоположных сторон, создавал сильный сквозняк, касавшийся кожи девушки даже сквозь тонкую ткань одежды. Затем послышался шум, неприятный звон, раздававшийся будто бы из самых недр головного мозга. Вернув себе способность ясно ощущать окружающее пространство и более-менее разборчиво слышать, шатенка тем не менее продолжала лежать с закрытыми глазами: опухшие веки казались слишком тяжёлыми, чтобы их можно было поднять. По-прежнему пребывая в промежуточном между сном и бодрствованием состоянии, Виктория внимательно прислушивалась к тихим шорохам и шевелениям совсем рядом, буквально в метре от её кровати. «Если я дома, то, кроме меня, здесь не должно быть никого», — думала она, морщась от сильной боли в голове и тошноты, то отступавшей, то накатывающей новым порывом. «Значит, я не дома», — заключила девушка: «Тогда, где я?» Наконец осмелившись приоткрыть глаза (что, впрочем, получилось далеко не с первого раза), Александрова приложила максимум усилий, пытаясь сконцентрироваться на сидящей рядом расплывчатой фигуре. — М-мама? — еле слышимым шёпотом произнесла она, обращая на себя внимание того самого загадочного силуэта. — Доченька, — обхватив обеими руками холодную кисть дочери, женщина нагнулась ближе к осунувшемуся бледному лицу и расплылась в лёгкой усталой улыбке. — П-почему ты не с Соней? — как бы сильно Вика не старалась, а слова, слетавшие с её губ, всё ещё звучали слишком неразборчиво. — Ты только не волнуйся, малышка моя, — сильнее сжимая руку шатенки, на выдохе сказала женщина. Картинки одна за одной побежали перед глазами: гостиница, широкий проспект, каменная стена какого-то здания… пустота. — Мама! — вскочив непозволительно резко для своего состояния, девушка широко распахнула глаза, старательно сражаясь с рвотными позывами и ноющей болью во всём теле. — Сонька. Она же… Господи, — прикрыв свободной рукой искажённый гримасой неподдельного ужаса рот, Виктория часто задышала, нервно оглядываясь по сторонам. — Тихо, тихо, малышка. С Соней всё будет хорошо. — Да как же… Почему ты… Почему ты здесь? И где мы вообще? — В больнице, милая, — только сейчас, обросив окружающее пространство более внимательным взглядом, Александрова заметила и белые стены, и высокие потолки, и стоящую рядом капельницу. — Ты упала в обморок. Доктор сказал, что это от нехватки сна и плохого питания. Ты что, вообще с ума сошла, Вик? — Мам, мне надо к ней. Кто там сейчас остался? Почему ты вообще приехала сюда?! Ты должна была быть с ней в Париже! — постепенно переходя на крик, девушка вцепилась левой рукой в плечо матери, достаточно сильно, как ей самой показалось, сжимая его. — Твой отец остался с Софи. Уверена, он со всем справится, — поглаживая шатенку по запястью, медленно произнесла женщина, продолжая сохранять такое крепкое спокойствие, будто ни одна катастрофа в этом мире была не способна вывести её из состояния душевного равновесия. — Я приехала сюда, чтобы помочь тебе найти деньги… — Мама, я… — начала было Вика, вновь подскакивая на кровати. — Спокойно, малышка, — тут же прервала её мать, заставляя лечь обратно на подушку. — Не переживай. Тебе никак нельзя сейчас волноваться. — Как не волноваться, мам? Это такая сумма! И у меня есть так мало времени, чтобы её собрать. Я ни за что не смогу этого сделать в такие сроки, — чувствуя, как в глазах скапливается горячая влага, Виктория запрокинула голову. — Я знаю, милая. Но у меня уже есть план, — от слов матери девушке стало совсем не хорошо. Вместо облегчения, которое она должна была почувствовать, её вдруг охватил сильный страх. То ли вкрадчивая интонация, то ли странная улыбка, расплывшаяся на лице женщины, послужили тому причиной, но только каждая клеточка в теле шатенке сжалась. Вика задержала дыхание, переводя настороженный взгляд на мать. — Я… То есть мы с отцом нашли человека, который поможет нам с финансами. — Ч-что? — переспросила Виктория. — Я говорю, что мы попросили нашего старого друга одолжить нам недостающую сумму. Мы, конечно, достаточно долго не общались, поэтому были некоторые сомнения на его счёт, но он на редкость добрый и щедрый человек. Представляешь, Вика, он переведёт недостающую сумму на счёт больницы в ближайшее время. Тебе больше не придётся так издеваться над собой, — чем более восторженно говорила женщина, тем более задумчивой становилась шатенка. Под конец затянувшегося монолога до её слуха долетали лишь отдельные обрывки фраз. Нахмурив брови, девушка сжала губы в тонкую линию. «В этой жизни ничего не делается просто так», — зазвучало в голове старое-старое правило, о котором некогда так любил говорить её отец, используя самые разные формулировки, раскрывающие одну и ту же мысль. Это правило Вика уже точно усвоила. — Мам, — прервав радостную тираду, проговорила она, — что этот человек просит взамен? — Что? О чём ты? — от нескрываемого удивления брови женщины поползли выше на лоб, изгибаясь домиком. Её рот слегка приоткрылся, застывая в форме буквы «о». — Мам, в мире ничего не делается бесплатно. Если этот человек даёт нам такую внушительную сумму, это значит, что он потребует взамен чего-то не менее грандиозного. Только не говори, что не думала об этом. — Ой, Вика, — махнув рукой, женщина рассмеялась. — Этот человек совсем другой. — Мама, не бывает других людей. Все одинаковые. Всем нужна какая-то благодарность. — Поучи меня тут ещё. И без тебя всё знаю. Но этот человек правда ничего не просил. И не попросит. Мы заключили договор. — К-какой ещё договор? — глупая полуулыбка тронула губы Виктории. Её руки нервно затряслись, а пальцы на ногах неприятно закололо. — Очень выгодный для нас обоих договор. Выгодный не столько в финансовом плане, и не столько для нас, сколько для вас. — Для «вас»? Мам, скажи уже прямо: что вообще происходит? Что за договоры? О чём и о ком мы вообще говорим? — девушка могла бы задать ещё с десяток волнующих её вопросов, если бы в этот момент в дверь не постучали. — Да-да, войдите, — не дожидаясь разрешения дочери, громко произнесла женщина, оборачиваясь в сторону входа. — Викусь, не переживай. Всё будет в порядке. Давай мы с тобой всё потом обсудим, ладно? Кажется, сейчас к тебе пришли гости. — Мама! — раздражённо воскликнула шатенка, сжимая обеими руками виски и морщась от боли. — Татьяна Владимировна? Здравствуйте! — натолкнувшись на женщину у самой двери, гость улыбнулся и учтиво кивнул в знак приветствия. — Здравствуй, дорогой! Рада, что ты зашёл навестить мою дочь. Но только не мучай её разговорами слишком сильно. Врач сказал ей больше отдыхать. Ну, не буду вам мешать, дети мои, — произнесла она, ни на секунду не пряча счастливой улыбки, и, ещё раз посмотрев на девушку, скрылась за дверью палаты. — Ты что здесь делаешь? — спросила Вика, натягивая одеяло выше на грудь. — Эм… Ты не очень-то рада меня видеть, — усмехнулся мужчина, не двигаясь с места и всё ещё продолжая стоять у самого входа. — Нет, я рада. Просто… Просто не ожидала, — быстро проговаривала Виктория, растерянно озираясь по сторонам. — Я думала, что ты всё ещё злишься на меня. — Ты же болеешь. Как я могу на тебя злиться? — облизнув пухлые губы, гость спрятал руки за спину. Звенящая неловкость заполнила собой всё пространство палаты. Она ощущалась в тихом дыхании, в осторожных движениях, в нервно бегающих взглядах… Дружба между взрослыми людьми внезапно оказалась куда более сложно устроенной, чем дружба между двумя детьми. — А как ты вообще узнал, что я в больнице? — прервав минутное молчание, спросила Александрова. — Твоя мама позвонила мне. Честно говоря, я не знаю, откуда у неё мой телефон. Я даже сначала не узнал её. Неудобно в общем-то получилось. Я могу присесть? — указав рукой на стоящий рядом с койкой стул, поинтересовался мужчина. — А. Да, конечно. Садись. — Лис, ты прости меня, ладно? — устроившись вблизи подруги детства, футболист чуть нагнулся вперёд. — За что простить? — За моё поведение. Я не знал, что у тебя такая ситуация. Думал только о себе. Впрочем, как и всегда. — Забудь, Федь. Всё нормально. В любом случае я всегда рада тебя видеть и совсем не злюсь, — девушка приветливо улыбнулась. В палате вновь воцарилось молчание. — Ты… хорошо выглядишь, — произнёс Смолов. — Не ври мне, пожалуйста. Я чувствую себя так, будто меня сбил камаз. Уверена, выгляжу я точно так же. — Ну ладно. С комплиментами не получилось. Давай о чём-нибудь другом поговорим, — Вика утвердительно кивнула, как бы давая другу разрешение на смену темы. Сейчас она, несомненно, чувствовала себя во много раз лучше, чем пять минут назад, когда перед ней сидела мать и всем своим видом — своими словами и улыбками — заставляла шатенку дрожать от страха, предвкушая новую неприятность, пришедшую в жизнь её семьи. Она совсем не была готова к этому. Если подумать, то Виктория в принципе не была готова к такой жизни. Прилежная хорошо воспитанная девочка, предпочитавшая семейные посиделки школьным тусовкам и чтение книг просмотру сериалов, Александрова никогда даже подумать не могла, что однажды, спустя полтора десятка лет, окажется в такой ситуации. Простая «правильная» жизнь (которая раньше совсем не казалась счастливой, как это часто бывает у подростков) в одно мгновение полетела с горы, перекувыркнувшись миллион раз. Всё вокруг перевернулось с ног на голову. Казалось, что весь этот мир в одну секунда полностью изменился. Ощущение прошлой беззаботности пришло вместе с осознанием накативших теперь проблем. Проблемы со здоровьем, проблемы с учёбой, проблемы с мужчинами, проблемы в семье… Само слово «проблема» стало ассоциироваться у Вики со словом «жизнь». Всё должно было быть совершенно по-другому. Она должна была закончить вуз с отличием, ведь учёба никогда не являлась для неё проблемой, должна была устроиться в хорошую клинику, ведь всегда мечтала помогать людям, должна была выйти замуж и родить детей, ведь, как и многие девочки, она действительно этого хотела. Но в какой-то момент девушка оступилась и даже не обратила на это внимания. Когда же она заметила, что всё идёт как-то не так, было уже слишком поздно что-либо менять: рядом не осталось никого. Шатенка решительно не знала, кого можно было в этом обвинить. Днём она сверкала на подиуме и широко улыбалась с обложек журналов, одним лишь своим взглядом разбивая тысячи сердец, а вечером наглухо запиралась в комнате и полночи ревела в подушку или пялилась в высокий потолок без единой мысли в голове. Красивая жизнь оказалась пустой обёрткой. — Мой отец завтра приезжает в Москву, — подумав несколько минут, проговорил Федя, не имея ни малейшего понятия, стоит ли сообщать об этом подруге именно сейчас. — Это, наверное, первый раз, когда он остановится у меня. Даже как-то странно. — Нервничаешь? — поинтересовалась Виктория, слегка нахмурив брови. — Немного. Ты знаешь, что он за человек. Снова начнётся песня о том, что пора остепениться, жениться и обзавестись детьми. Кстати, он пригласил твою маму в гости, — на этом замечании Александрова вздрогнула, вновь напрягаясь. — Плевать, что это моя квартира. Папа так решил. Когда в дверях показался врач, когда он сказал о том, что всё в норме и поводов для беспокойства больше нет, когда мама помогала собирать вещи, Вика не проронила ни слова. Она никак не могла перестать думать. Думать о больной дочери, которую не видела уже несколько месяцев, думать о внезапном возращении матери в город, который та ненавидела всей душой, искренне полагая, что именно переезд шатенки в Москву послужил спусковым курком для непрерывной чреды неприятностей. От всех этих мыслей у девушки страшно разболелась голова. Она едва ли могла удержаться на ногах, но по-прежнему продолжала идти по длинному больничному коридору, не подавая виду. — Вик, ты же не будешь против, если Федя отвезёт тебя домой? — остановившись у двери выхода, произнесла женщина, протягивая дочери её же сумочку. — А ты куда? — лицо Виктории оставалось каменным, ибо выражение любой, даже самой элементарной эмоции, усиливало и без того практически невыносимую боль в висках и затылке. — У меня дела, дорогая. — Дела? У тебя? Какие у тебя могут быть дела в Москве, мам? Ты не была здесь больше пяти лет. — Успокойся, Вик. Всё в порядке. Побереги себя. Тебе нельзя нервничать, — быстро проговорила женщина. — Федь, позаботься о ней. Александрова обернулась. Оказывается, мужчина всё это время был здесь, стоял прямо у неё за спиной, так близко, что согни она локоть, точно бы упёрлась в его живот. Но Вика этого почему-то не почувствовала. — Мама! — крикнула она вслед убегающей всё ещё улыбающейся женщине. Обхватив голову обеими руками, шатенка зажмурила глаза, не сдержав болезненного стона.***
Небрежно бросив сумочку на тумбочку у самого входа, девушка разулась и скинула пальто. Съёмная квартира сильно отличалась от дома, в котором она выросла, но в который уже вряд ли сможет когда-нибудь вернуться, от пентхауса в США, который она всеми силами старалась продать последние полгода (но безуспешно), да даже от квартиры Миранчука, в которой по нелепому стечению обстоятельств она прожила почти что три месяца. Здесь всё было таким крохотным: короткий узенький коридор, небольшая кухонька и такая же маленькая гостиная со старым скрипящим диванчиком. Запах пыли витал в воздухе, и Виктория закашлялась, вдохнув чуть глубже. — С тобой всё в порядке? — подхватив пошатывающуюся подругу под локоть, обеспокоенно спросил футболист. — Да. Я в норме, — не говоря больше ни слова, Александрова прошла на кухню. — Прости, у меня тут далеко не царские хоромы, — закусив губу, девушка уставилась на белеющую в полумраке чашку, на дне и стенках которой остались следы недопитого пару дней назад кофе. Ей почему-то стало стыдно. Она почувствовала себя совершенно жалкой в тот момент, когда он вошёл на кухню вслед за ней и с пониманием, характерным, наверное, только ему, посмотрел в её глаза. — О чём ты вообще? У тебя здесь вполне уютно, — произнёс Смолов без капли наигранности. Но Вика не поверила. Кто угодно, но только не она. Спортсмен мог обмануть практически любого человека в этом мире: врал он действительно очень искусно, однако с Викторией его ложь никогда не прокатывала. Она будто бы чувствовала его, знала, о чём он думает. То, как он щурит глаза, как морщит нос — все эти еле различимые жесты, выдающие его враньё с потрохами, ещё ни разу не ускользали от неё. — Может, хочешь чаю? — спросила шатенка, стараясь уйти от нахлынувших неприятных мыслей. — Давай я сам сделаю, — Федя перехватил на лету руку девушки, которая, не дождавшись ответа, уже потянулась за чашками. — Только скажи мне: что и где у тебя тут стоит? — Чашки там, чай и сахар там, — махнув рукой, Вика опустилась на заметно потрёпанный кухонный диванчик. — Боже. Мне так не удобно перед тобой, — закрывая глаза руками, Александрова глубоко вздохнула. — Почему? — Я отняла у тебя целый день, хотя мы никто друг другу… — Так. Ты мой друг. А друзьям нужно помогать, помнишь? — обернувшись через плечо, мужчина продолжил звенеть ложкой, размешивая сахар. — Помню, — прошептала Виктория. — Вик, можно спросить тебя? — поставив на стол две кружки, футболист прислонился спиной к стене у самой двери, ведущей в коридор. — Ну, спроси, — сделав небольшой глоток, Александрова поморщилась, ощущая, как горячий напиток неприятно покалывает кончик языка. — Как так получилось, что неплохая в общем-то модель, которая, я думаю, хорошо зарабатывает и, судя по всему, не тратит бездумно деньги на шмотки, украшения и развлечения, осталась без копейки в кармане? — Ты прав: я действительно хорошо зарабатываю, — опустив чашку на стол, ответила Вика. — Просто не коплю, не откладываю. — Всё-таки тратишь сразу, да? — с едва слышимым разочарованием в голосе спросил Смолов. — Как бы да, но не на шмотки и развлечения, как ты выразился. Я дом купила в Штатах, родителей отдыхать регулярно отправляю. После того, как у отца бизнес прогорел, я все долги его оплатила. Сейчас вообще единственная, кто деньги в дом приносит. А два года назад у папы случился инсульт, — от страшных воспоминаний о том дне девушка прикрыла рот правой ладонью, устремляя взгляд в какую-то невидимую точку на противоположном конце небольшого столика. Тем вечером она сбежала со съёмок, никого не предупредив и влетев на крупную сумму неустойки, мчалась, как ненормальная, по трассе, словив в придачу ко всему с десяток штрафов, и неустанно молилась, чтобы с её отцом всё было хорошо. К счастью, мужчина выжил. А позже, несмотря на все прогнозы врачей, каким-то чудом смог полностью оправиться и вернуться к прежнему образу жизни. Впрочем, не без помощи вливания неприлично больших денег. — Понадобилось очень долгое лечение, реабилитация. На это я потратила много. А так я ещё детям помогаю. — Благотворительность? — Ага. Просто, когда я сниматься только начала, сразу для себя решила: чтобы сильно не шиковать да нос не задирать, нужно деньги куда-то девать. У меня всегда было в общем-то всё, а у кого-то нет ничего. Им нужно помочь, раз такая возможность есть. Я даже подумать не могла, что у меня такое случиться может. Сонька болела часто. Мама её по больницам таскала постоянно. И все говорили, что просто иммунитет слабый у неё, подрастёт — всё придёт в норму. А потом они поехали во Францию отдыхать, ей снова плохо стало. Попали к первому же врачу, а он и сказал, что не в иммунитете дело, мол, у вашей девочки сердце больное, врождённый порок, — незаметно для самой шатенки по её щекам побежали слёзы. — Понадобилась операция. Быстро всё оформили, положили в больницу. А в больнице выставили счёт. У меня таких денег не было. Я сразу же за все проекты хвататься стала, которые предлагали. По миру моталась целый год. Собрала с горем напополам деньги. Прооперировали. Не помогло. Стало только хуже. Я когда её увидела, у меня истерика случилась: она белая вся, с синими губами, с кучей трубок и пищалок. Не дай Бог хоть одной матери такое увидеть. Назначили следующую операцию, но не успели. У Соньки остановка случилась, лечение оказалось бесполезным. Единственный выход — пересадка. Тоже деньги для этого нужны, в два раза больше. Вот только взять их негде. Дом я так быстро не продам. Съёмка с вами могла бы помочь, но начальник мой, урод бездушный, сказал, что сначала все кадры, а только потом деньги. — Почему сразу ко мне не пошла? — спросил мужчина, буквально на физическом уровне ощущая растущее с каждой секундой давление груза собственной ответственности и вины за тот отказ. — Федь, ты правильно сказал тогда. Мы с тобой не виделись столько времени, а тут я вдруг вернулась и сразу помощи требовать. — Я бы тебе не отказал. Вик, мне так стыдно, что я говняться тогда начал, когда ты сниматься позвала, — зарывшись пальцами в собственные волосы, футболист опустил голову. — Я же даже представить себе не мог, что у тебя такое случилось. Дети — это святое. — Знаю, что не отказал бы. Поэтому вообще говорить не хотела, — улыбнувшись одними уголками губ, ответила Виктория. — Сколько стоит операция? — Федь, я не думаю, что тебе нужно… — Сколько стоит операция? — в более настойчивой манере спросил он. — Пятьсот пятьдесят. Пятьсот за пересадку, пятьдесят за срочность. — Это в рублях? — Александрова помотала головой. — Ого! Не хило. Сколько ты уже собрала? — Если посчитать всё то, что я уже туда перевела, плюс сэкономленное за последние два года, то получится около двухсот сорока. — Слушай, лис, у меня, конечно, нет столько на данный момент. Но часть моих средств лежит на отцовском счёте. Я могу попросить у него их обратно. Не думаю, что с этим будут проблемы. Он как раз завтра приедет ко мне. Уверен, тебе он не откажет, тем более в сложившейся ситуации. — Не нужно, — произнесла Вика, прерывая размышления друга. — Мама уже постаралась. Нашла какого-то человека, который якобы готов помочь нам и оплатить операцию. — И кто этот Робин Гуд? — Честно? Понятия не имею. Но меня это напрягает, — поднявшись с диванчика, девушка оперлась на его спинку и перевела выжидающий взгляд на Смолова. — Я очень сильно хочу спать. Ты не подумай, я тебя не выгоняю. Просто я правда очень устала. Предложить остаться тоже не могу. У меня всего одно спальное место, мы вдвоём там точно не поместимся. — Всё в порядке. Мне тоже уже домой надо. Завтра тренировка утром, — накинув на плечи чёрную куртку, Федя улыбнулся, стараясь тем самым хоть немного приободрить подругу. — И ещё. Прости меня за этот день. Всё как-то странно. Уверена, у тебя своих дел по горло, а тут ещё я на голову свалилась. Тебе не обязательно выполнять все просьбы моей матери. Ты нам и, в частности, мне ничем не обязан. — Шутишь? — усмехнулся спортсмен. — Нет. — Лис, да я только благодаря тебе сейчас здесь. Это ты же мне не дала забить на всё к чертям собачьим, когда мне так этого хотелось. Да я и школу-то только благодаря тебе закончил. — Да брось, — махнув рукой, шатенка закатила глаза. — Я серьёзно вообще-то. Ты чего, не веришь мне что ли? — сделав шаг вперёд, мужчина обхватил Викторию за плечи. — Кто меня у выхода всегда караулил в средней школе, чтобы я с уроков не сбегал? Или кто сигареты, которые я у отца тырил, в лужах топил за гаражом? А кто мне на пятнадцатилетие подарил книгу и сказал, что не будет со мной общаться, пока я её не прочитаю до конца? Если подумать, то это вообще был первый раз, когда я нормальную книгу в руках держал. Да я до сих пор её в тумбочке у кровати храню и перечитываю каждые полгода, — на лице Александровой расплылась невольная улыбка. — Ты крутая, Вик. Не забывай об этом, ладно? — притянув девушку ближе к себе, футболист поцеловал её в самую макушку. — Хорошо.