«Нам все равно, сколько что стоит, до тех пор, пока оно ничего нам не стоит» ©Андре Моруа
***
— Просыпайся, Вик, — резко раздвинув синие выгоревшие на солнце шторы, женщина громко хлопнула в ладоши, заставив шатенку болезненно вздрогнуть и что-то неразборчиво простонать, переворачиваясь на бок. — Боже, ещё так рано, — пробурчала девушка, натягивая на голову одеяло. — Рано? Ты шутишь? Уже без пяти шесть. — Сколько?! — широко распахнув глаза, воскликнула Виктория. — Да-да, милая. Ты спишь целый день. Но врач сказал, что в таком состоянии это нормально. — Как ты вообще попала в мою квартиру? — приподнявшись на локтях, Вика выжидающе посмотрела на мать. Щуря всё ещё не привыкшие к солнечному свету заспанные глаза, она с трудом удерживалась от соблазна вновь спрятаться под тёплое мягкое одеяло, забываясь сладким сном. — Пока ты была в больнице, я сняла копию с твоего ключа. Всё-таки Москва — удивительное место. Здесь на каждом углу можно найти всё, что только может понадобиться, — радостно говорила женщина, попутно складывая большое светло-коричневое покрывало. — И зачем тебе понадобились ключи от моей квартиры? А если бы я была здесь не одна? — свесив ноги вниз, шатенка осторожно коснулась одними лишь пальцами холодного пола, отчего по всему её телу побежали мелкие мурашки. — Не одна? — насмешливо спросила женщина, вопросительно выгибая тёмную, сильно контрастирующую с крашенными в платиновый цвет волосами, бровь. — А с кем же? Мужа у тебя нет. Парня, судя по всему, тоже. — С чего ты взяла, что у меня нет парня? — по-детски надув губы, возмутилась Виктория. — Если бы он у тебя был, то ты не жила бы в таком… захолустье, — обросив взглядом просторы небольшой комнаты, произнесла Александрова-старшая. — Может, мы решили не торопить события? Ты никогда не думала, что моё воспитание не позволяет мне жить с парнем до свадьбы? — Но твоё воспитание позволяло тебе делать это раньше. Кроме того, ты ребёнка родила вне брака, — чертыхнувшись про себя, Вика обиженно поморщилась. — Кстати, почему Федя не ночевал у тебя? — А почему он должен был это делать? — наконец, поднявшись с кровати, девушка направилась прямиком в ванную. Включив ледяную воду, она умыла лицо, насильно отгоняя от себя остатки сна. — Вы поздно приехали домой. К тому же вечером была плохая погода. Ты просто обязана была предложить ему переночевать здесь. — Здесь — это где? На полу? Я сейчас не в тех условиях, чтобы приглашать кого-то на ночёвку, если ты вдруг не заметила, — насухо вытерев руки, шатенка не глядя кинула полотенце в стирку. — Да и к тому же ему сегодня нужно было утром ехать на тренировку, а их база находится на противоположном конце города. Женщина промолчала. Заправив кровать, она вышла из комнаты. Через полминуты на кухне послышался звон чашек и шипение электрического чайника. Виктория уже было почувствовала себя победительницей. Широко улыбнувшись, она бросила косой взгляд в сторону забрызганного водой грязного зеркала и довольно хмыкнула собственному отражению. Зайдя на кухню, Вика тихо села на самый край диванчика и, закинув ногу на ногу, принялась наблюдать за матерью. Ей всегда нравилось это делать. Когда в детстве что-то шло не по плану, она всегда приходила на кухню и с интересом следила за умелыми манипуляциями красивой тогда ещё молодой женщины. Её лёгкое сиреневое платье, собранные в низкий хвост светлые волосы, плавные движения успокаивали девочку. Забравшись с ногами на мягкий широкий диванчик, она глубоко вдыхала аромат специй, которыми в этом доме приправлялось абсолютно каждое блюдо, и слушала размеренное дыхание матери, ощущая, как приятное тепло разливается по всему её телу, заставляя забыть обо всех неприятностях. Облокотившись на стол, девушка тяжело вздохнула, вновь чувствуя ту уверенность и умиротворение, которое всякий раз рождало в ней присутствие мамы. — Я вырастила свинью, — негромко произнесла женщина. — Посуду не моешь, на полках пылища в пять слоёв лежит, на окне паутина. И как ты тут только живёшь? Ты же девочка, Вика! — Мам, ну хватит уже. Я домой прихожу только спать. — Быстрее пей чай и собирайся, — подтолкнув кружку с горячим крепким напитком в сторону дочери, сказала Александрова-старшая. — Куда собираться? — едва ли не столкнув чашку на пол, шатенка вытянулась и удивлённо посмотрела на улыбающуюся мать. — Как куда? Я же тебе ещё вчера сказала, что папа Феди приехал в Москву и пригласил нас в гости. — Нет, мам, ты этого не говорила, — нахмурив брови, Виктория замерла в ожидании столь необходимых ей сейчас объяснений. Хорошо развитая интуиция, которая, кстати, точно так же досталась ей от матери, как и большинство других черт характера, давала понять, что есть в сложившейся ситуации нечто ненормальное. Хитрая женщина с обманчиво-наивной улыбкой определённо что-то задумала, вот только понять истинную сущность её планов возможным не представлялось. От этого Вике становилось ещё более некомфортно. — Да? Значит, забыла. Подумаешь. Это уже возраст, дорогая, — махнув рукой, произнесла Александрова-старшая. — Чтобы ты знала, мам, Федя не в восторге от этой идеи, — девушка и сама не поняла, зачем сказала это. То ли желание позлить мать, то ли ещё одна попытка вывести её на чистую воду заставили шатенку внаглую сдать друга — она действительно не знала, почему поступила так. Болезненно прикусив губу, Виктория стыдливо опустила глаза вниз, ожидая возможной реакции. — Ну так это же его папа нас пригласил. Что в этом такого странного? По-моему, вполне хорошая идея, — всё так же добродушно произнесла женщина. — Действительно. Что странного в том, что он пригласил нас в квартиру своего сына, не спросив у того разрешения и даже не предупредив. — Ты пытаешься меня в чём-то обвинить, Виктория? Разве мы недостаточно сделали для вас в этой жизни, чтобы теперь иметь возможность приезжать к вам, когда у нас появится возможность? — вытянувшись в полный рост, Александрова-старшая свысока посмотрела на собственную дочь, заставив ту боязливо сжаться, втягивая шею в плечи. — Н-нет, мам. Вы сделали достаточно, — с трудом проглотив вставший в горле ком, прошептала Вика. — Вот и здорово, — вновь улыбнувшись, женщина продолжила копошиться на полках кухонных шкафов, шурша многочисленными пакетами и негромко напевая какую-то песню из старого советского фильма. — Мам, — теперь уже менее бойко произнесла девушка, — но зачем я иду туда? Если вы хотите встретиться, то встречайтесь, пожалуйста. Но я ведь никогда в ваших этих разговорах не участвовала. — Пока родители решают важные вопросы, дети занимаются своими делами в комнате, — уклончиво ответила она, бросая очередную упаковку в мусорку. — Мама. Нам почти тридцать. Какие дети? — Для меня вы всегда будете детьми, дорогая. Вот доживёшь до моего возраста, Сонька вырастет — поймёшь, о чём я тебе говорю.***
Чужая квартира сильно отличалась от уже привычной собственной. При свете ярких ламп она казалась ещё больше, чем в прошлый раз, когда шатенка совершенно случайно оказалась в ней и даже не успела толком изучить интерьер. Здесь по-прежнему было чисто, так чисто, будто просторное помещение являло собой самую наглую бутафорию, а вовсе не жилое пространство, в котором, помимо всего прочего, жил одинокий мужчина. Лёгкий запах дорого одеколона и новой мебели врезался в ноздри ещё у самой двери. Всё вокруг было точно таким же, как и то, к чему Виктория привыкла с детства. В новом для себя месте она, к огромному удивлению, вовсе не почувствовала себя скованно или же неуютно. Совсем наоборот, всё вокруг казалось ей таким знакомым и привычным, будто бы эта квартира со всеми вещами, находившимися в ней, ещё совсем недавно принадлежала именно ей. — Виктория, должен признать, ты выросла настоящей красавицей. Наверное, мужчины штабелями падают к твоим ногам, — растянув тонкие бледные губы в широкой улыбке, мужчина поцеловал растерявшуюся на мгновение Вику в щёку. — Здравствуйте! — ответила она, продолжая с нескрываемым интересом изучать окружающее пространство. — Ещё успеешь налюбоваться, Вик. Пойдёмте лучше сразу в гостиную, там и поговорим. В этот самый момент девушка, наконец, вспомнила, где находится. Чувство дискомфорта и беспричинного страха сковало всё внутри. Расстегнув верхнюю пуговицу на блузке, она коснулась собственной шеи, чувствуя, как под пальцами неимоверно быстро бьётся пульс. Дыхание её стало прерывистым, на лбу выступил пот. В попытке найти поддержку и недостающую ей уверенность, шатенка в первый раз с момента прихода бросила взгляд на хозяина квартиры, которого по началу и вовсе не заметила (или же просто-напросто предпочла не заметить). Но тот лишь пожал плечами. Максимально близко прижавшись к стене, он спрятал руки за спину и нервно покусывал губу. Безмолвно сливаясь с предметами интерьера, футболист переводил взгляд со своего отца на её мать, которые общались так просто и свободно, будто не было ни этих восьми лет, ни этого скандального переезда — как будто не было вообще ничего, что могло хотя бы в теории заставить чувствовать себя стеснённо в присутствии друг друга. Оказавшись в такой же яркой гостиной, Виктория ощутила, как волнение накатывает с новой силой. Перед ней, в центре комнаты расположился накрытый белой скатертью круглый стол. Старая традиция, сейчас они так уже не делали. Четыре красивых новеньких стула, которых в прошлый раз совершенно точно здесь не было, стояли вокруг этого самого стола на равном друг от друга расстоянии, точном до сантиметра. Ещё один древний, как этот мир, бизнес-трюк, который некогда использовал её отец, объясняя такую точность тем, что все партнёры находятся в равных условиях и, кроме того, не чувствуют большей поддержки со стороны кого-то одного, кто находился бы рядом. Она почти психолог. Теперь она понимает фишку. Но легче почему-то не становится. Хочет было спросить, можно ли им двоим уйти в другую комнату, как это было в детстве, и оставить взрослых обсуждать важные вопросы, в которых они с возрастом так и не научились разбираться. Уже даже открывает рот и набирает в лёгкие побольше кислорода, но не успевает вымолвить ни слова. Мужчина отодвигает от стола стул и взглядом просит её присесть. Она с необычной для себя послушностью садится. Живой диалог не прекращается ни на секунду. Её мать и его отец что-то очень активно обсуждают, повышают голос, спорят, но потом громко смеются и вспоминают прежние времена. На все вопросы, прилетающие в её сторону, Вика отвечает коротко — только «да» или «нет», пытаясь выдавить на лице подобие улыбки. Выходит просто ужасно. Но взрослые не обращают на это внимания, вновь увлекаясь обсуждением каких-то непонятных тем. Непонятных не только ей, но и хозяину квартиры, сидящему ровно напротив, отвечающему так же чётко и иногда не впопад, точно так же незаметно теребящему край чистой скатерти под столом и точно так же боящемуся поднять глаза выше графина с вином в самом центре. Такие приёмы всегда были не для них. Им надоедало примерно спустя пятнадцать минут, и они тихо сбегали, как правило, оставаясь никем не замеченными. Но сегодня бежать было решительно некуда. — Вика, — от упоминания собственного имени, девушка вздрогнула, едва ли не падая со стула, — ситуация, которая случилась с тобой, конечно, ужасная. Мне и тёте Ире — моей супруге, если ты помнишь — очень жаль. С детьми не должны происходить подобные вещи. И эта сумма — это, конечно, чистой воды грабёж. Но всё случилось, как случилось. Когда твоя мама позвонила нам, мы были в шоке. Мы знаем тебя с самого рождения. Ты всегда была умной и доброй девочкой, помогала нашему оболтусу с учёбой, поддерживала его. Поэтому и мы решили тебя поддержать. Вся недостающая сумма будет переведена на счёт больницы в самое ближайшее время. Кроме того, я помогу тебе с жильём в Москве. Здесь тоже есть хорошие клиники с европейскими специалистами. После операции твоя дочка спокойно сможет пройти реабилитацию, пойти в школу, зажить нормальной жизнью. В общем стать совершенно обычным ребёнком, насколько это, конечно, возможно после такой тяжёлой болезни, — шатенка с трудом верила своим ушам. Посмотрев сначала на друга, а затем на мать, она, наконец, осмелилась взглянуть и на человека, который так великодушно предоставил возможность ей и её дочери… жить дальше. Едва сдерживая слёзы, Виктория прикрыла рот рукой, чтобы никто не видел её дрожащих ярко-алых губ. — Но есть одно условие, — горевшая в глазах надежда вновь сменилась неподдельным страхом. И паузы между словами, которые делал мужчина, отнюдь не помогали побороть его. Вика снова посмотрела на мать, ища у неё защиты, как делают все дети независимо от возраста и пола, попадая в затруднительную ситуацию. Но та лишь улыбнулась ей, утвердительно кивнув головой. Полное спокойствие женщины хоть немного, но всё же смогло успокоить девушку. Да и чего такого могут попросить у неё некогда близкие люди, практически вторые родители, чего бы она не смогла выполнить за такою услугу? — Видишь ли, вам почти тридцать. В вашем возрасте мы с твоими родителями уже воспитывали вас. У тебя есть дочь и это чудесно. Но ребёнку нужен отец, не только пацану, но и девочке. А твоя мама сказала, что замуж в ближайшее время ты, вроде как, не собираешься… — Да, но… — всё ещё не уловив эту тонкую нить ведущего в неизвестном направлении разговора, шатенка попыталась возразить, однако аргументов у неё не нашлось. Кандидатов, готовых взять её замуж действительно было немного. А те, что и были, с трудом подходили под описание готовых на всё ради семьи состоявшихся мужчин. — Так у тебя кто-то есть, Виктория? — с плохо скрываемым удивлением спросил мужчина. — Нет, никого нет. Продолжайте, п-пожалуйста. — Что ж, это хорошо. Так о чём я там говорил? Понимаешь, возраст у нас уже не тот. Всякое случается, да ты и сама знаешь: девочка не глупая. К чему я, собственно говоря, веду. Вы уже более чем взрослые, пора бы жениться, замуж выйти. Детей опять же родить успеть. Медицина сейчас, конечно, очень далеко шагнула, но время-то всё равно идёт. А нам бы всем очень хотелось понянчить внуков успеть. — Я н-не понимаю. Что это значит? Мама, — протянула Виктория. — Так нужно, доченька. Так нужно. Для вас же стараемся, — улыбнувшись одними уголками губ, Александрова-старшая сжала подрагивающую руку дочери. — Потом сами нам ещё спасибо скажите. — Спасибо за что? — голос футболиста звучал громко, уверенно и достаточно грубо. Сжав кулаки, он, наконец, набрался смелости посмотреть на отца. — За то, что вы нас тут поженить пытаетесь? Да что за бред вообще? А нас вы спросить не забыли?! — подскочив со стула, парень перешёл на крик. — Истерику прекратил и сел на место, — ничуть не тронутый неожиданным всплеском эмоций мужчина теперь переменился в лице: приветливое доброе выражение пожилого человека теперь сменилось абсолютно серьёзным. Грозные глаза смотрели на сына исподлобья, вынуждая того, в конце концов, уступить. — Мне что, следует сейчас здесь озвучить причину подобного решения? Или обойдёмся без прилюдных разбирательств? — Озвучь причину. Потому что мне, чёрт возьми, действительно интересно, почему мой отец решает за меня — тридцатилетнего мужика — как и с кем жить. — Вот именно, что тридцатилетнего мужика, который, судя по поведению, всё никак не может повзрослеть и начать, наконец-то, относиться к жизни серьёзно. Ты что думаешь, всегда будешь вокруг себя толпы малолеток собирать? Не обольщайся, сынок. Пройдёт лет пять, закончится твоя беготня по полю и забудут про тебя все. А может, и ещё хуже. Будешь вот так вот всю жизнь в квартире от людей прятаться, одинокий и никому ненужный. Что, всё ещё думаешь, что жизнь — шутка какая-то? Перестань быть эгоистом и посмотри, в какой ситуации оказался близкий тебе человек. Я дам ей денег. Это вообще не проблема. А дальше о ней кто заботиться будет? Пожилые родители? — А ты у неё-то спросил вообще? — А она, в отличие от тебя, всё и сама понимает, чай не идиотка, поэтому и молчит. Поучился бы манерам у женщины, — возразить больше было нечего. Крепче сжав зубы, Федя поморщил нос. Осушив полупустой бокал, он стремительно обошёл стол и, схватив за запястье молчаливую девушку, без малейшего намёка на нежность потащил её за собой на кухню. Футболист был зол. Это читалось в каждом его движение, в его взгляде, в напряжённой мимике. Он злился на отца, на мать и на неё. Никто из них не имел права решать за него. Он давно вырос. Давно стал самостоятельным. Слова, сказанные отцом минуту назад, не внушили ему ни капли страха. Он готов был один всю жизнь, никому ненужный, лишь бы не так, не с ней. Толкнув Вику вглубь помещения, парень захлопнул дверь. Она продолжала молчать, потупив взгляд опустевших глаз в пол, ожидая его дальнейших действий. — Вик, мы должны им сказать, — неожиданно для неё он не стал кричать, не стал делать ей больно, сжимая запястье до синяков, как это было всего лишь мгновение назад. Футболист говорил относительно спокойно, будто бы пытаясь внушить и ей мысль об абсолютной абсурдности сложившейся ситуации. Впрочем, шатенка и так всё понимала. Он её не любил, она его тоже. Глупый расчёт на старую пословицу «стерпится — слюбится» мог бы всё напрочь испортить, ему, не ей. Виктория никого больше не любила, поэтому подобное условие вызвало у неё заметное облегчение, которое она всё-таки решила не выставлять напоказ. В конце концов, всё могло быть гораздо хуже. Да и какая разница, с кем жить и с кем ложиться в постель? Разве для этого нужна любовь? Александрова так не считала. Совсем другое дело он. Ему-то не было всё равно, ему-то всё ещё хотелось найти ту, которую он будет любить до беспамятства, хоть это желание, как и многие мужчины, Федя тщательно скрывал. — Что вообще за чушь?! Мы что, в шестнадцатом веке?! Как они могут за нас планировать что-то?! Мы уже не дети давно! Почему молчишь?! Скажи что-нибудь, — медленно подняв глаза на друга, девушка громко выдохнула. — Я понимаю, Федь, — негромко произнесла она, повергая мужчину в полнейший шок своей сдержанной спокойной интонацией, лишённой всякого недовольства. — Ты не хочешь этого, и, наверное, у тебя там есть кто-то, кого ты любишь. Я правда понимаю, как это выглядит со стороны. Но и ты пойми меня. Моя дочь умирает… — Я же сказал, что найду для тебя эти деньги. Я заберу их у отца. В конце концов, это мои вложения. Я могу вернуть их, когда захочу. У меня получится с ним договориться. Но ты не должна соглашаться на такое только из-за денег, понимаешь? Это неправильно. — Неправильно? Ты просто не знаешь, о чём говоришь. У тебя нет детей, Федь. Ты не чувствуешь этого. А мне больно за неё, она всё, что у меня есть в этом мире. Ты заберёшь деньги. Хорошо. Когда? Через месяц, через два? А мне они нужны сегодня-завтра. Потом будет поздно. Что мне тогда делать, Федь? Мне жить-то дальше для чего? — по бледным девичьим щекам одна за другой скатывались горячие слёзы, крупная дрожь пробрала всё её тело, едва ли позволяя держаться на ногах. — Вик, я всё понимаю, но и ты меня пойми… — намного тише произнёс Смолов, отворачиваясь в противоположную от подруги сторону. Смотреть на неё такую было невыносимо, но ещё более невыносимым было чувство собственной дрянности. — Пожалуйста, Федь, — не жалея собственной гордости, шатенка с высоты своего роста упала перед ним на колени, ощущая, как от соприкосновения с твёрдым кафелем из них засочилась кровь. — Эй, ты что творишь?! — подскочив к Виктории, футболист подхватил её под локоть, пытаясь поднять, но она выдернула руку, тут же пряча её за спину. — Это же может быть не навсегда. Мы же сможем развестись, через год, может, через два. Когда Сонька выздоровеет, я подпишу все бумаги, которые ты мне дашь. Это ведь сейчас не проблема совсем. Но и эти два года ты сможешь делать всё, что захочешь. Встречайся с друзьями, спи с женщинами. Это не проблема для меня. Я потерплю. Это ничего, — на лице девушки растянулась глупая улыбка. Она была не в себе. Для осознания этого факта совершенно не требовалось медицинское образование. — Зато для меня это проблема, Вик. Брак — это очень серьёзно. Я не хочу, чтобы всё было так. Это же и правда не игра какая-то. К тому же ты не знаешь моего отца. Фиктивные отношения его не устроят. Их всех не устроят: ни моих родителей, ни твоих. Они будут настаивать на детях. А для этого нам придётся… Нет, так нельзя. Это всё слишком серьёзно. Я и сам не хочу фиктивных отношений. Это будет нечестно. — Пожалуйста. Помоги мне, — прошептала Вика, жмуря опухшие от слёз глаза. — Я тебе вечно должна буду. — Ладно. Хорошо. Если ты так хочешь, — не выдержал мужчина. Присев напротив неё на корточки, он крепко обнял подругу за подрагивающие плечи.