Noble pirates

      — Хочешь загадать желание?       Чангюн достаёт из кармана своих штанов золотую монетку и отдаёт Кихёну. Это удивляет молодого принца:       — Золотая? Может, серебряную кинуть? Она не такая ценная…       — Ты ведь хочешь, чтобы твоё желание исполнилось? — лёгкая ухмылка расцветает на губах, после неуверенного кивка Ю. — Тогда тебе следует отдать что-то действительно ценное. Только так твоё желание исполнится. Всегда должна быть какая-то жертва. Обмен, понимаешь?       Кажется, до Кихёна действительно доходит. Но желание? Чего он хочет больше всего? Что это? Разве ему не хватает чего-то?       Серые картинки семьи всплывают в голове. Капризные сестрички, изящная мачеха, любимый отец и самые близкие братья. Всё это меркнет в сознании, а на их место приходит пиратская команда. Все эти люди блещут красками. Все, но в особенности Чангюн. Не такой, как все. Слишком загадочный, слишком добрый и одновременно строгий, остранённый, но кажущийся таким близким…       — «Хочу найти свой жизненный путь», — будто кто-то говорит в его голове вместо самого Кихёна, а монетка уже летит в фонтан. Юноша застывает, обдумывая свои мысли, и не понимает, что это было — собственные скрытые желания?       — Осторожно! — кричат сбоку, но Кихён не успевает даже понять, что происходит, как чувствует толчок в спину. Он не держится на ногах и летит вперёд лицом. — Чёрт!       Чужие руки обхватывают худое тело, прижимая к крепкой груди, и оба падают в объятия пресной воды фонтана. Реакция у Чангюна отменная.       — Ты не ударился? — спрашивает обеспокоенно и поспешно оглядывает тело принца. Он хватает маленькие ладони, ищет порезы или ушибы, проходится по лицу, отодвигает ворот рубашки…       — Н-нет, — поспешно отталкивает чужие руки Кихён и густо краснеет, — всё в полном…       Внезапно он замолкает, а затем улицу озаряет чистый глубокий смех принца Ацилии.       — Что? — Чангюн даже опешил от такой внезапной смены эмоций. — Почему ты смеёшься?       — У тебя на лбу и в волосах тина!       Кихён заливается громким хохотом, держится за живот и не может больше произнести ни слова. А Чангюн лишь смотрит на него с лёгкой улыбкой и не понимает, почему этот мальчишка заставляет его быть таким синтиментальным. Разве разрешено капитану пиратов улыбаться, испытывать к кому-то чувства больше, чем просто приятельские? Разрешено ли ему близко общаться со своей командой? С тех пор, как Им стал капитаном, ему пришлось закрыться в себе, стать для собственных друзей лишь лидером, человеком, командующим кораблём и младшими пиратами.       Понимание одиночества, съедавшего его все эти годы, больно бьёт по сердцу.       — Ну что ж… Нам пора возвращаться.       Чангюн встаёт сам и поднимает Кихёна на ноги. Мокрая одежда тяжким грузом висит на парнях, а волосы слипшимися прядями прилипают ко лбу, ушам и шее.       — Хэй, мистер болотная лягушка! — задорно воскликивает Ю. — Не хотите снять свою корону, наконец? Вы смотритесь забавно!       Принц подходит ближе и снимает тину с головы капитана. Его тонкие пальцы проходятся меж прядок волос и слегка касаются кожи головы. Ощущения настолько приятные, что у Чангюна невольно бегут мурашки по спине.       — Ох, совсем забыл! — принц резкими движениями проходится по своим карманам и выуживает оттуда тонкую серебряную цепочку с кулоном. — С днём рождения, капитан Им Чангюн!       Что-то обвивает шею, стягивает её, перекрывает доступ кислорода. Чангюн не сводит взгляд с широкой улыбки юноши и нервно сглатывает.       «Это не правильно», «ты не должен быть таким, паршивый мальчишка», «почему ты не такой как все?», «лучше бы я тебя не рожала», — все эти фразы звенят в ушах, отдавая болью куда-то в голову.       — Я надеюсь, вы, наконец, откроетесь мне и снимите с себя эту маску. Поверьте, я вижу, что у вас внутри.       Тонкие пальцы легко касаются чужого запястья, надевают на неё браслет и словно бы нехотя отпускают руку капитана. Глаза напротив смеются и блещут, отражая ярий свет солнца. Так плохо видно… Хочется утонуть в них, ещё немного, всего секунда…       Чангюн убирает с лица принца полупрозрачную ткань и медленно приближается к чужому лицу. Всего секунда, всего мгновение. Нужно не так много. Лишь взглянуть в этот ясный взгляд. Но чем дольше окунаешься в этот омут, тем сильнее тонешь в нём, тем меньше хочется разорвать зрительный контакт.       — Ну что? Идём в трактир? — со спины на капитана налетает взявшийся из ниоткуда Хоши. — Думаю, Минхёк нас заждался!       — Кхм… — Чангюн прочищает горло. Что это было? Может, он ещё не оправился от того заплыва? — Да, нам уже пора.       Кихён опускает ткань обратно и скрывает навязчивую улыбку. Это было странно… Но эта связь между ними… Человек напротив был таким притягательным, загадочным, горячим.       — «Что за мысли, чёрт возьми?» — вспыхивает краской и отрицает. Отрицает, отрицает, отрицает. Снова и снова, до боли в голове, до перекрытия кислорода, до сводящей с ума критики собственного сознания.       Обратно они едут в карете, что даёт кихёновым мыслям наиболее благоприятные условия для их дальнейшего распространения.       — Принц, с вами всё в порядке? — обеспокоенно спрашивает Джонхан и берёт в свои руки ладонь Кихёна.       — Он слишком бледен… — Уджи тут же активирует своё профессиональное аналитическое зрение. — Одышка, потливость, беглый взгляд, сухие губы… Что вас тревожит?       Кихён невзначай смотрит на капитана. Он сам не осознаёт этого, но другие замечают.       — Что… Что мне со всем этим делать, — юноша облизывает потрескавшиеся губы и опирается головой на руки. — Черт, почему всё происходит именно так?       — Всё в порядке, молодой принц, — с лёгкой ухмылкой, скрывающей нарывающую рану на сердце, отвечает Хоши, — вы должны смириться с этим. Если это настигло вас, от него не сбежать.       — О чём вы говорите? — не выдерживает Чангюн и поворачивается всем корпусом тела к принцу. — Он болеет?       — Ну, — хмыкает Уджи, — можно и так сказать…       День рождения Чангюна проходит весело: Минхёк накрывает столы по праздничному, приглашает музыкантов; Хёнвон и Хосок покупают торт и фейерверки; все дарят имениннику подарки, общаются, и в общем проводят время весело.       Когда солнце окончательно опускается за горизонт, Кихён выходит на улицу, чтобы освежиться. Щёки горят от выпитого алкоголя, а мир перед глазами слегка размыт. Принц снимает обувь, оставляет её на крыльце и идёт по прохладной каменной дорожке к морю. Тут же песок щекочет ступни, и Кихёна накрывает ребячество. Он вспоминает те времена, когда ему было всего тринадцать. Тогда они с Чонгуком увлеклись танцами. Мачеха была категорически против. «Юноша должен уметь держать в руках меч и умело управляться с ним, а быть изящной и уметь танцевать — забота девушки». Запрет стоял строгий. Когда их заметили за тренировкой второй раз — заставили переписать тысячу свитков за ночь, на третий раз — устроить поединок друг против друга, на четвертый их пороли розгами, а на пятый мальчишки нашли своё первое тайное укрытие. Место, где не ходили слуги, а тем более члены королевской семьи. Это было какое-то заросшее паутиной подсобное помещение. Они напевали мелодию с бала по памяти, придумывали движения и ставили хореографии. Кихёну всегда нравилось наблюдать за тем, как его руки изящно порхают в воздухе, как плавно изгибается его тело в танце, и как гордо поднят его подбородок.       Вот и сейчас принц не может сдержаться: он тянет руки к солнцу, прижимая плечи к голове и выкручивая запястья, затем плавно, с особым придыханием выгибается назад в спине и делает маленькие шаги в сторону.       — «На носках, теперь на полной стопе. Поворот! Прыжок!», — вспоминает Кихён слова Чонгука и шепчет их себе под нос, повторяя движения.       Он подходит ближе к воде, он порхает, словно птица, кружится, как волчок и громко, заливисто смеётся.       — Я скучаю… — в глазах на секунду мелькает тоска, пока юноша не замечает краем глаза силуэт, стоящий по близости.       — Это было… Здорово, — Чангюн подходит ближе и одобрительно кивает. — Но разве юноши учатся бальным танцам в замке? Я тебя, кажется, учил лишь вальсу.       — У каждого свои тайны, — всё ещё обижаясь на утренний разговор с Минхёком, отвечает принц.       Из трактира слышится медленная мелодия, и Чангюн не успевает даже разглядеть обиженное лицо, как Кихён вновь меняет его выражение. Он щурит глаза и смотрит так хитро, совсем по-лисьи, что у Има непроизвольно бегут мурашки по затылку.       — Капитан, — льнёт Ю, — помните, вы говорили, что станцевали бы со мной, если бы вокруг никого не было? Так вот, пляж абсолютно пуст.       Принц протягивает руку (совсем по-девчачьи), приглашая на танец.       — Что ж, не смею отказать.       Он вступает в игру. Улыбается с той же хитрецой, буквально пожирает взглядом, крепко впивается пальцами в тонкую талию и прижимает к своей груди. В затуманенном сознании Кихёна уже давно бьют сигнал SOS, но юноша плевать хотел на него и его предупреждения. Он наслаждается моментом и ему совсем не важно, что там будет завтра. Тёмно-карие глаза напротив не дают сосредоточиться ни на чём, кроме них самих. Да Кихён и не против, наоборот, добровольно падает в этот омут и, кажется, растворяется в нём мгновенно.       Солнце уже полностью уходит, оставляя после себя лишь ярко-оранжевую полосу света, параллельную и практически сливающуюся с горизонтом. Двое танцуют босиком на холодном песке, смеются и совсем уже открыты друг другу. Они без стеснения смотрят в глаза, улыбаются так широко, как только могут, а их одежды свободно раздуваются ветром.       Они вваливаются в трактир с громким смехом, а затем продолжают шуточно спорить, активно при этом жестикулируя. Внутри уже пусто и тихо — пробил отбой, и Минхёк разогнал всех спать. Конечно, все вольны делать что хотят, но главное не мешать другим постояльцам. Нагулявшись, пираты решили не продолжать праздник, а пойти по своим комнатам. Вот и Кихён с Чангюном решили разойтись.       — Что ж, кажется, пора прощаться, — тянет Им, засовывая руки в карманы широких штанов. — Но, я могу проводить тебя до комнаты.       — Ох, я не откажусь, — тихо хихикает Ю, прикрывая рот ладонью, боясь разбудить посетителей.       Они поднимаются на второй этаж, и Кихён быстро шарит в мешочке с деньгами, а затем в карманах.       — Чёрт, я ключи потерял…       — Минхёк наверняка уже спит. Давай не будем его будить — переночуешь в моей комнате, — а затем поспешно добавляет: — Если хочешь, конечно.       Лунный свет практически не попадает в коридорные окна, за что принц благодарит всех богов. Ведь щёки его уже горят ярким пламенем, а улыбка расцветает на алых губах.       — Я не против, капитан. Но где мы будем спать? У вас в комнате всего одна кровать…       — А мы можем и не спать, — с ухмылкой произносит Им, отчего Кихён вспыхивает гораздо сильнее, и его уши тоже начинают гореть. Казалось бы, куда ещё краснее? Видимо, Чангюн может довести и не до такого состояния.       Капитан входит в свою комнату, проходит к окну и встаёт на подоконник.       — Осторожнее! — кидается к нему Кихён и тянет за рукав тонкой ткани рубашки. Его обеспокоенное лицо в лунном свете выглядит куда красивее любой скульптуры Давида, или Геркулеса, или даже Аполлона.       — Всё в порядке.       Улыбается… Так непривычно для Кихёна? Это выглядит слишком нежно, слишком волнительно. Это не ухмылка, не насмешка, это нечто волшебное, чувственное. От такого сердце заходится в бешенном ритме, а бабочки разлетаются внутри, щекоча и заставляя задохнуться на секунду.       Чангюн помогает принцу вылезти из окна, и они оказываются на крыше трактира. Звёзды подмигивают им с бескрайнего небосвода, впереди шумит такое родное море, а сзади — город, словно на ладони распростёрт.       — Так красиво, — шепчет с придыханием.       У Кихёна глаза горят от восторга, а Чангюн чувствует боль в сердце и уже не контролирует свои движения. Крепкие объятья сбивают с толку обоих. Но высвобождаться не спешит никто.