Дверь между нами

Ты — счастливая юная леди В Городе Света? Или очередной заблудший ангел Города Ночи?

Рок-н-ролл стал моей новой религией, а Джим Моррисон — Богом. Я сменила веру буквально за вечер, когда Джим за руку завел меня в свою комнату за восемь долларов. Никто ничего не сказал, а кто-то просто посмеялся. Один его сосед отвесил сальную шуточку, что-то вроде того, что еще одна попалась в лапы бунтовщика Моррисона. Я лишь скромно опускала глаза, делая вид, будто меня ничего не задевает. На самом деле подобные слова ранили. Я была наивной дурой, когда думала, что смогу претендовать на что-то больше, чем статус очередной подружки. Однако в тот вечер я просто была с ним и притворялась, что ничего не происходит. И неважно, что у него была космическая жена. Искал ли меня Кевин? Да, судя по всему. Джим сказал, что это именно он натравил на нас полицию. Наверное, уже успел позвонить отцу и все рассказать, а тот поднял на уши всех знакомых, чтобы они начали меня искать. Меня это уже не особо волновало. Казалось, что сама судьба сегодня столкнула меня с Джимом. — А, к черту, — процедил он сквозь зубы, открывая дверь. — Ты же здесь со мной по доброй воле? — Да, — ответила я, прижимаясь к фасаду дома. — Почему ты спрашиваешь? — Люди часто делают не то, что хотят, — сказал он, доставая ключ из кармана брюк. Он распахнул дверь, и я прошла первой. Кажется, тут ничего не изменилось. Не считая разбросанных листов. Джим опять писал стихи. Я подняла один с пола и пробежала глазами по пяти строчкам. Меня поразила глубина слов, сочетания метафор. Да, такое никогда не будут проходить в школе, просто никто не поймет, но слова били в голову, застревая там, как осколки гранаты. Я прочла немало стихов других поэтов, но эти совсем другие. Джим посадил меня на диван, а сам стал ходить по комнате. Я не понимала, что происходит, и предпочитала молчать. — Я знаю, что я сделаю сегодня, — бормотал Джим. — Точно сделаю это. Песню надо доделать. Я улыбнулась ему, но он не заметил. Джим вдруг сел рядом со мной. Я поджала ноги под себя. Мама бы сейчас сказала, что я скатилась на дно, раз сидела в одной комнате с мужчиной с весьма сомнительной репутацией. Джим провел ладонью по моим ступням, и я вздрогнула. Он продолжил это занятие, не замечая, как я оцепенела. — Сейчас будет проще. — Джим встал, ушел на кухню и принес небольшой пакетик с белым порошком. — Знаешь, я не сразу понял, почему ее называют именно ангельской пылью. Она действительно ангельская. Это как пробуждение от долгого сна. — Я… — Не знаю, что я хотела тогда сказать, но осеклась, внимательно смотря за манипуляциями Джима. Он сделал дорожку на столе, потом дал мне трубочку. — Всего лишь надо вдохнуть через нее. Я сделала это, совсем не понимая, что может случиться дальше. Через некоторое время и правда стало хорошо. Тело стало легким, а голову заполнил приятный туман. Это намного лучше того, что он давал мне курить. Это привело меня в восторг, и, как бы это ни называлось, оно было божественно. — Так лучше? — Он прикусил нижнюю губу, потом улыбнулся. — Не знаю. — Но глаза у меня точно блестели, я уверена. — Так, словно тела нет. — Хорошо. Он потянулся ко мне, а я к нему. Мои руки вдруг оказались у него на плечах. Джим не брился все эти четыре дня, что мы не виделись, и его борода приятно колола кожу. Его губы оказались у основания шеи, там, где билась голубая жилка. Мои пальцы уже сжимали его теннисную футболку, и я ощущала, как прерывисто дышу, словно воздуха совсем не осталось. Ладонь Джима скользила по бедру, и я вытянула ногу, опираясь стопой о подлокотник. — Ничего, дыши. Твой шаман призывает тебя дышать, — доносилось до меня. — Да, я дышу, — выдохнула я ему в губы. Он взял меня за талию и вытянул мою вторую ногу вдоль дивана. Я сидела теперь так, что его возбужденный член касался моей промежности. Такое бывало со мной один раз, когда мы с Кевином целовались на пляже и я сидела у него на коленях. Тогда он мягко отстранился и посадил меня рядом. Я на него обиделась, а Минни вечером сказала, что он просто не хотел меня. Я успокоилась и решила, что мне не нужен секс. Мне и так хорошо, потому что самое главное в жизни — это уважение, а Кевин всегда меня уважал. Потом он объяснил мне, что он старомодный и не понимает, как молодые люди могут спать до брака. Я приняла это, а затем прочитала статью о том, что есть фригидные девушки, которых не интересует секс. Я закинула голову назад, когда Джим стал целовать меня в шею. Его губы стали скользить все ниже и ниже, пока не оказались на белом воротнике платья. Я сама расстегнула пуговки, медленно одну за другой. Джим смотрел на меня, вернее, именно на полоску видневшегося черного бюстгальтера. Я носила дорогое белье, кружевное и изящное. Джим вдруг провел пальцем по нему, тем самым отодвигая платье, чтобы обхватить ладонями грудь. Меня беспокоил ее размер. Не было у меня таких форм, как у Лиз Тейлор. Я была угловатой и несуразной, но, кажется, Джима это не смущало с самого начала, когда мы познакомились. Я повела плечами, и Джим стянул мое платье через голову. Кинул его куда-то в сторону, и оно сбило светильник у стола. Я хотела что-то сказать, но Джим приложил палец к моим губам. Мне хотелось тоже снять с него одежду, чем быстрее, тем лучше. Я схватилась руками за подол теннисной рубашки, и Джим нисколько не противился. Я провела ладонями по его крепкому телу, вдыхая мужской аромат. Мы стали возиться с одеждой друг друга. Я была в дурмане, и все казалось другим, словно цвета поменялись местами и все скрытое обнажилось. Во мне проснулось что-то, чего, казалось бы, не было и не могло быть. Джим опрокинул меня на диван. Я смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, ощущая, как дрожат ноги. Было больно, но я не подала виду. Джим как будто ничего не ощущал. Он поднял мои руки над головой и прижал их к спинке дивана. Слезы выступили на глазах. Он двигался быстро, все сильнее вжимая меня в мягкий диван. Я почти не дышала и при этом искала губы Джима. Он зарычал, прежде чем упасть на меня. Внутри все дрожало и вибрировало, сжималось и разжималось. Голова шла кругом, словно я долго была на солнце. — Вот так, — прошептал он. Его пальцы скользнули по моему бедру. — Вот так. — Сколько времени? — вдруг спросила я. Джим глянул на часы. — Вот черт! — Он соскочил с дивана. — Слушай, скоро приедут парни. — И? — Я приподнялась на локте. — Пойдешь со мной? — Он стал одеваться. — Да. — Я снова упала на диван. — Что это было? — Кокс, Кэнди. — Джим ушел на кухню и вернулся с пурпурными маленькими пакетиками. — То, что открывает двери? — Ну, иногда может. — Джим сел рядом со мной. — Давай одевайся. — Я могу принять душ? — поинтересовалась я. — Ну, если сможешь выдержать холодную воду. — Я попробую, — прошептала я, вставая на ноги. Джим шлепнул меня по заду. — Эй! — Надо было догадаться, что твой убийца не успел сорвать розу. — Джим радостно улыбнулся. — А вообще я рад, что эта привилегия досталась мне. Ну, давай, иди, прямо по коридору. Я прошла в ванную, такую маленькую, что в ней вряд ли могли бы поместиться двое. Только сейчас поняла, что случилось. Я знала Джима всего лишь несколько дней, вернее, я его совсем не знала. И вот мы вместе легли в постель, провели ночь, пусть у него и есть другие девушки, но это вообще не важно. Холодная вода не приводила мысли в порядок. А вообще, ничего не важно. Я насухо вытерлась полотенцем, найденным у раковины. — Джим? Открой, это Рэй и Джон. Я не видела их, но знала, что это музыканты из группы Джима. — Десять тысяч микрограммов, — все, что он сказал. Рэй Манзарек, в очках и с бакенбардами, засмеялся, не поверив. Позже я узнала, что нормальная доза ЛСД — от трехсот пятидесяти до пятисот. — Ну, объясни, что случилось. Ты уже пропустил первое отделение. Танзини будет что вспомнить, — сказал Рэй. Джим двинулся вглубь комнаты, мотая головой. Они только сейчас заметили меня, но никто ничего не сказал, видимо, ждали, когда он сам меня представит. — Нет, парень, нет. Сюда… — Джим открыл ящик кухонного шкафа для посуды. — Сюда, берите. Джим зачерпнул две горсти пурпурных пакетиков, предлагая их Джону и Рэю. Рэй заметил, что в шкафу кроме того была упаковка травы. Наверное, целый килограмм, не меньше. — А, кстати, это Кэнди… — Джим замялся, явно не помня мою фамилию. — Руфин, — закончила я. — Это Рэй, а это Джон. — Он указал на второго брюнета, тоже носившего бакенбарды. — Очень приятно познакомиться. — Они сказали это чуть ли не одновременно. — Что ж, поехали. Кэнди ты берешь с собой? — А ты как думаешь? — Джон сказал это без особой злобы, но нехорошо улыбнулся. — А, все понятно, — протянул Джон. — Робби уже нас ждет. Мы добрались до клуба. Все сразу пошли в раздевалку, и я с ними. Нас ждал молоденький парень, который сидел в углу комнаты и пил виски. Это был Робби Кригер, но мне никто не сказал это. Впрочем, и не надо. Джим уже отошел от дозы ЛСД, которую принял еще дома, хотя его взгляд не казался ясным. Один из парней, который работал здесь, подошел ко мне и сказал, чтобы я прошла в зал. Меня провели в накуренный зал. Публика тут была самая разная, и, обернувшись, я, кажется, заметила тех, кто рос со мной на одной улице, пока я не уехала во Францию. Звучала музыка, играла какая-то группа, но мне очень хотелось услышать, как поет Джим, что исполняет его группа. Они не были похожи на The Beatles. Точно бунтари. — Мы сыграем в этом отделении «The End», — сказал Джим еще в гримерке, качая головой, как будто был этим весьма озабочен. «The End» стала самой незабываемой работой The Doors — вернее, станет ею после этого концерта, но тогда этого никто не знал. Только вечером я поняла, о чем бормотал Джим, прежде чем уложил меня на диван. Эта песня воплощала собой концепцию рок-театра даже больше, чем «When the Music's Over». Еще недавно простая прощальная песня из двух куплетов теперь вдруг длилась двенадцать минут, и почти на каждом концерте Джим вставлял в нее новые слова или менял местами части текста. В тот вечер Джим снова всех удивил. Так сказал мне Рэй, когда мы вместе ехали к нему домой, после того как Джим ушел с Памелой. Но вернемся пока к началу вечера. В темных узких штанах и тенниске, с вьющимися по плечам волосами, небритый, Джим прятался в играющих тенях танцплощадки «Whiskey a Go-Go». Остановился, глянул на почти обнаженных девушек в стеклянной клетке. Я поймала себя на мысли, что мама бы назвала их шлюхами. На площадке был Вито, как сказала мне стоявшая рядом со мной девушка, и его свита: повернутые на музыке шуты в прозрачных кружевах, известные раскруткой новых команд. Меня поразило, как они выглядели и что делали. Мне казалось, что это были самые странные люди во всей округе. Джим, сутулясь, двинулся к сцене: глаза закрыты, голова склонена на плечо. Он наблюдал, как занимали свои места Джон, Робби и Рэй, затем присоединился к ним. Последовали нестройные звуки разминки, затем пауза, и наконец Джим и музыканты оказались в темноте. Танцплощадка постепенно успокоилась, и это было похоже на магию. Я тоже затаила дыхание, волнение захватывало меня с головой. Джим повис на микрофонной стойке, голова запрокинута, глаза закрыты, одна рука держит микрофон, другая закрывает ухо. Поставив ногу на основание микрофонной стойки, он начал петь. Песня была о прощании. О том, что все в этой жизни заканчивается. Странно, что парень в таком возрасте мог так рассуждать. Папа бы сказал, что понимание жизни приходит с опытом. Но Джим казался пришельцем с другой планеты. Все замерли, пристально глядя на Джима, неподвижного с начала песни. Все стихло даже в баре. Никаких разговоров. Даже официантки были очарованы фигурой на сцене. Джим открыл глаза, вынул микрофон со стойки и резко взглянул на публику. Теперь он читал двенадцать строк, которые вошли в последнюю версию песни и часть которых я видела на полу. Они меня поразили днем и поразили, когда он пел. Я была очарована, так же как и все остальные. Это были те самые строчки про убийцу, что пристрелил отца и трахнул мать. Теперь я поняла, о чем говорил Джим в наш первый день. Это и есть бунт. Голос Джима перешел в первобытный вопль. Вслед за ним взревели и завизжали инструменты. Ни Джон, ни Робби, ни Рэй раньше не слышали этих слов. Когда Фил Танзини, владелец клуба, услышал, как Джим говорит что-то насчет «трахнуть свою мать», он пришел в ярость. — Это, — рычал он, — в последний раз. Никогда, никогда больше The Doors не войдут сюда. Никогда, даже если заплатят за вход. После того как группу выперли из клуба, мы все вышли на улицу. Джим был со своей космической женой, и ясно, что он должен был уйти с ней. Он что-то сказал Рэю, и тот подошел ко мне и сказал, чтобы я поехала с ним. Утром я позвонила Минни, чтобы она привезла мне вещи и немного денег. Я приняла новую религию и больше не могла жить дома. Но путь к новой жизни был не так прост.