Дверь между нами

Что ж, я расскажу тебе историю о виски, мистиках и простых людях. Та-ра-да. А еще — о защитниках веры и о том, как все началось. Та-ра-да.

Мне трудно было представить, как я буду проводить предстоящее Рождество. Раньше всегда все было понятно: дом украшали гирляндами, мама покупала всем подарки и закатывала огромный званый ужин человек на пятьдесят. Иногда мы с сестрами скучали по тому времени, когда у нас не бывало гостей. В кругу семьи всегда намного приятнее проводить время, когда же гостиная была полна народу, то терялась интимность момента. Нам было скучно, пока взрослые говорили о своих делах. Все изменилось, когда мне исполнилось четырнадцать. Ну, по крайней мере, мне так казалось. В любом случае множество запретов сохранялось. Мне дозволялось только отвечать на вопросы, мама считала невоспитанным, когда я открывала рот первой. Ко мне никто и никогда особо и не относился серьезно, словно я вовсе и не меняла детские платьица на девичьи. Когда мне исполнилось восемнадцать, ко мне все так же относились как к девочке, у которой нет своего мнения. Наверное, я бы и жила так дальше, не узнав, какая жизнь бывает, хотя профессия юриста предполагает знания в области темной изнанки жизни, но и от этого меня бы очень долго отгораживали. Я росла как тепличное растение, которое оберегают от всего, ожидая хорошего урожая. Мама думала, что вот-вот я выйду замуж, стану матерью и займусь достойным ремеслом, и вот тут мне попался на пути Джим Моррисон. Трудно сказать, кем он был для меня. Я любила в нем все. Я обожала все его недостатки, пусть и столкнулась с ними не сразу, в отличие от Нико [1] или Дженис Джоплин [2]. А когда его буйная и странная натура окончательно коснулась меня, уже было поздно бежать без оглядки. Та осень была полна удивительных событий. Хотя, скорее всего, для меня все было новым. Я мало видела в жизни и теперь, как двухлетний ребенок, вечно задавала вопросы, раздражая окружающих. Однако я быстро втягивалась в новую для меня реальность и становилась одной из тех, кого правительство гоняло с помощью водометов, чтобы никто не бастовал и не смел критиковать внешнюю политику. За несколько дней до Рождества мы все поехали в Вашингтон. Я захватила с собой камеру и снимала, как толпа хиппи и прочих бунтарей клеймит позорными словами правительство. Я больше не могла сидеть на месте, словно меня это не касалось. Не могла только курить травку, каждый раз выдавая дежурную фразу Тринити, когда она уезжала куда-нибудь. Не могла больше просто ждать, когда же Джим соизволит прийти ко мне — что, не было других парней помимо него? Да, я любила его, но легко относилась ко всему, что происходило вокруг нас. Я привыкла к Пэм и другим девушкам. Научилась отдаваться страсти с разными мужчинами, и мне правда все это нравилось. Я не ревновала Джима, ну, если только однажды, когда увидела его в Нью-Йорке с какой-то англичанкой. Такой красивой и утонченной, что даже Пэм запаниковала не на шутку, потому что журналисты сразу принялись твердить, что у них страстный роман. В Вашингтоне я встретила Кевина, вернее, его спортивная фигура попала в мой объектив. Не знаю, как он оказался в толпе демонстрантов. Ведь военная форма для нас как красная тряпка для быка, только попадись на пути, и сразу же могли всем коллективом убить. Но Кевин был в гражданском, и ему повезло. Какие-то девчонки из Эл-Эй сразу же подхватили его, крича, что нечего стоять как истукан, пора что-то делать. Я заметила его и бросилась к нему, чтобы не приставали эти хабалки. — Эй, отвалите от него! — крикнула я. — Да ладно тебе, Кэнди! Смотри, какой крепкий парень пропадает! Я взяла его за руку и отвела в сторону. Он непонимающе посмотрел на меня. Не знаю, что ему наплела моя мать, да и другие, но он словно увидел привидение. — Что ты тут делаешь? — вдруг спросил он. — Я? А разве не видно? — Я приподняла за шнурок камеру. — Кажется, я тут снимаю эту вакханалию. — Ты теперь репортер? — спросил он. Я поняла, что мы уходим прочь от толпы. — Можно сказать и так. — Я засунула руки в карманы. — Просто оставляю память об этих днях. — Твоя мать сказала, что ты уехала в Европу учиться. Я рассмеялась: — Никто из них так и не может мне простить, что я связалась с битниками и прочими отбросами. Я так и живу в Лос-Анджелесе, только в квартале победней. — С тем парнем? — вырвалось у него. — Нет, не с ним. Хочешь где-нибудь посидеть? — Не знаю, зачем я вообще предложила, это точно было ошибкой. Мы отправились выпить кофе, поскольку погода была не очень милосердной, а после он решился проводить меня до моей гостиницы. Мы тихо пришли в маленькую комнатушку, и я сама полезла к нему целоваться. Он схватил меня за плечи, припечатав к стене, и мы прямо там занялись сексом. После мы вместе курили на полу у кровати, и тогда я поняла, что поступила правильно, когда отказалась выходить за него замуж. Возможно, не познав прелести иной любви, я бы никогда не поняла, что между нами не так. Но теперь, когда я знала, что такое грязная страсть, все остальное уже не привлекало. — Наверное, тебе все же стоит вернуться ко мне, — спустя время сказал Кевин. — Нет, — отрезала я, затягиваясь еще раз. — Не стоит. Теперь я знаю, что все сделала верно. — Но нам же было хорошо, — произнес он, но, судя по всему, сам с трудом верил в это. — Ведь так? — Нет, не было. — Я посмотрела на него. — Ты не Джим Моррисон. — Ты теперь всех будешь сравнивать с ним? — Его голос дрогнул. — Да. Когда выйдет пластинка The Doors, послушай, и все поймешь, — прошептала я, целуя его в уголок губ. — И много у тебя их было? — Вопрос прозвучал несколько грубо, хотя в нем ничего такого и не было. — Достаточно. — Я стала одеваться, поняв, что мне надо успеть на поезд домой. — Послушай, я спасла тебя от самого большого разочарования на свете. Разве это не хорошо? — Диде… — Нет, — отрезала я. Я вернулась домой и так и не рассказала ничего Джиму. Странно, но я всегда делилась с ним, с кем спала помимо него. Докладывала обо всех своих встречах, а тут решила, что Джим не поймет. Буря случилась на Рождество. Дороти и Рэй пригласили к себе друзей на ужин. Я пришла одна, потому что Джим заявился на мероприятие с Пэм, и то, судя по всему, пришел туда ради нее или потому что можно было изрядно выпить. — Джим как всегда? — спросил Джон. — Ну, наверное. — Я бросила взгляд на часы. — Или опять со своими странными друзьями, или просто выносит мозг Пэм. Джон улыбнулся мне, а потом пошел к Робби. Они о чем-то говорили, а я отправилась помогать Дороти накрывать стол для фуршета. Без Джима веселье было не то. Стоило ему появиться, как мир раскрашивался в разные цвета. Чаще всего в цвета ЛСД или «спидов», но с первым было куда интереснее, чем со вторым. Джим пришел где-то к полуночи. Джон и Рэй сразу принялись его пилить на эту тему, а Пэм только вздыхала, что с трудом уговорила его прийти. Робби начал защищать друга, а я лишь наблюдала со стороны, дожидаясь момента, когда можно будет достать камеру и запечатлеть этот момент, ведь это наше последнее Рождество, а следующее будет совсем другим. The Doors хотели заработать свой первый миллион долларов, и всем казалось, что это не за горами. В тот вечер я мешала виски с корицей. Не знаю, какого черта это делала, но было весело. Джим кричал, мол, что за странное пойло и неужели нельзя пить что-то другое. Мы только смеялись, хоть и знали, как быстро может поменяться настроение у Джима. Но когда в твоей крови алкоголь, а кто-то умудрился принять наркотики, то все кажется таким ничтожным и простым. Вечер закончился как и всегда. Джим стал буйным и неуправляемым. Пэм сбежала, вспомнив, что у нее назначена еще одна встреча. Джон и Робби вместе со своими подругами ушли. Ну а Рэй предложил мне дотащить Джима до дома. — Тебе что-то надо? — спросил он, когда мы добрались до моей квартиры. — Я справлюсь с ним, — просто сказала я, убирая все с дивана. — Правда. — Иногда я думаю, почему он тебя не называет космической женой. — Рэй засмеялся. — Я его запасной круг, — сказала я. — Точно. Звони, если что. — И он уехал домой. Промелькнула мысль, что, наверное, зря Рэй сел пьяным за руль, хотя… Кто тогда так не делал. Закон существовал лишь для некоторых, а мы все относились к тому типу, кто постоянно его нарушал. — У тебя есть еще выпить, детка? — спросил Джим. — У меня? — Я подошла к нему. — У меня ничего нет. Так что проспись, а утром мы поговорим. — Ты… — Он собирался что-то сказать, но просто схватил меня за руку, повалив на пол. — Джим! Я сказала, проспись! — Он явно не собирался меня слушаться. — Вот уж нет, дорогая моя. — Он странно посмотрел на меня, а потом взял за руку, потащив на кухню. Я удивлялась, как у него после всего выпитого остаются силы. Джим знал, где у меня хранится разная дурь. Он быстро открыл шкаф и, найдя там несколько пурпурных пакетиков, стал их разворачивать. — Ну, давай же. — Он стал пихать мне несколько таблеток ЛСД, а я сопротивлялась. — Нет! — крикнула я, стараясь не показать своего испуга. Таким бешеным я его еще не видела. — Нет! Отпусти меня сейчас же! — Сейчас же?! — Он начал смеяться, а когда я попыталась увернуться, схватил меня за волосы, запрокидывая голову. — Ну, что скажешь сейчас? Он смотрел в мои глаза, и я не видела того Джима, что вытащил меня из машины на Сансет-стрип. Я видела бешеного зверя, готового убить свою жертву, но была уверена, что он никогда этого не сделает. — Я сказала, отпусти меня! — Он притянул меня за волосы к себе. — Кэнди, Кэнди, — прошептал он. — Пусти меня! Ты ничуть не лучше моего бывшего жениха! — зачем-то крикнула я. — Так ты трахалась с ним? — догадался Моррисон. — Ты все же спала с ним! И решила утаить это? Решила понять, что потеряла? Ну и как? Тебе понравилось? — Пусти меня! — Диде. — Я вздрогнула от того, что он так меня назвал. — Кажется, ты решила познать, что значит трахаться с убийцей. И как? Я уперлась руками в его грудь. От него пахло виски, корицей и потом. Все это кружило голову, но, если я просто так сдамся, он перестанет меня уважать. Пэм же удавалось столько времени быть с ним, хотя мне показалось, что она сама может дать любому фору. Джим кинул меня на пол. Я хотела встать, несмотря на то что лучше было сжаться, чтобы легче принять удар. Я закрыла глаза, пытаясь найти точку опоры, но Джим склонился надо мной. Его темные волосы касались моей шеи, а горячие губы прижимались к затылку. Еще минуту назад он был зверем, поднявшим на меня руку, а теперь он словно вернулся в себя. Это был мой Джим. Джим Моррисон, которого я так хорошо знала. — Кэнди, — прошептал он, и я запустила пальцы в его волосы, ощущая себя в безопасности. Его запах опутывал меня, и пока он, опершись на руки, наслаждался тем, как я медленно исследую его, пусть и мне все давно известно, я прикоснулась к его сомкнутым векам, ощущая дрожь в его теле. Теперь уже я целовала его, кусая за чувственную нижнюю губу. Мои руки шарили под его свитером, и мне не было так холодно на полу. Со мной был Джим. Мужчина, который столько сделал для меня, пусть и никогда этого не признает. — Подожди. — Он поднялся на ноги, и я ощутила пустоту и разочарование. Он отправился на кухню, и я слышала, как он собирает с пола рассыпанные таблетки ЛСД. Когда он вернулся ко мне, я продолжала лежать на полу, ощущая спокойствие, хотя с Джимом нужно было постоянно быть начеку. — Это тебе. — Я решила послушать его. Открыла послушно рот и проглотила таблетку, понимая, что Джим уже принял свою дозу. Я боялась, что он в пылу гнева даст больше, чем надо, и это станет фатальным. Я ничего не слышала о том, чтобы люди умирали от ЛСД, но кто знает… В этой чертовой жизни можно сгореть в любой миг, воплотив формулу «живи быстро — умри молодым». Я не сразу ощутила действие таблеток, только когда руки Джима шарили по ногам, пытаясь стянуть с меня цветные колготки. Я запрокинула голову, выгибаясь, как натянутый лук, впадая все больше и больше в фантазии и ощущения. Нетрудно представить, почему я так нравилась ему. Я торчала на наркотиках столько, сколько и он сам. Позже Кит Ричардс [3] скажет, что я могла «долбиться», как мужик, что заслуживает уважения. Я относилась так же просто к сексу. А еще нас с Джимом роднило то, что мы оба из хороших семей, но отказались от всего ради бунта и чего-то нового. Порой я смотрела в его глаза, видела в них бездну и находила в своем отражении то же самое. Мы были слишком похожи и поэтому не могли быть вместе, как муж и жена, но я любила его, а любил ли меня Джим? Мне всегда казалось, что тоже. Когда все кончилось, он провел пальцем по моим губам, улыбнулся и заговорил: — Что ты здесь делаешь? Чего ты хочешь? Музыки? Мы можем играть музыку. Но ты хочешь большего. Ты ждешь чего-то и кого-то нового. Я прав? Конечно, прав. Я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь экстаза, Желания и мечтаний. Все не совсем так, как кажется. Я веду тебя этой дорогой, он тащит в другую сторону. Я не пою для воображаемой девушки. Я говорю с тобой, моя сущность. Давай воссоздадим мир. Храм понимания горит. Смотри. Смотри, как он полыхает. Грейся на теплых углях [4]. Я тоже улыбнулась ему, ощущая, что наркотик в крови успел раствориться.