Дверь между нами

Знаешь, приятель, или ты веришь в себя, или падаешь.

Еще в октябре Джим уезжал по делам в Нью-Йорк, я не поехала с ним, но зато с ним отправилась Памела. Несколько недель Джим бродил по улицам нижнего Манхэттена, пил пиво, заглядывал в маленькие бутики в Нижней части Восточного побережья, изучая попадающиеся на пути книжные магазины 4-ой Авеню. Были у него и деловые встречи с «Elektra». В конце ноября группа вернулась в Лос-Анджелес, и Джим поселился в одной квартире с Пэм, я же оказалась на время не у дел. Они встречались уже около года, и теперь у нее была маленькая квартирка в Лорел-Каньон. «Начать сначала», «переехать» означало для Джима немногим больше, чем то, что он будет спать на новом месте, потому что у него практически не было вещей и перевозить ему было нечего. Более важным и неприятным было для Памелы то, что, если Джим проводил в ее постели ночи со вторника по пятницу, это совсем еще не значило, что он проведет там же ночи в субботу и в воскресенье или же в следующие среду и четверг. Он мог быть у меня, если я находилась в Эл-Эй, а мог и у кого-то еще. Когда The Doors были в Нью-Йорке, Пэм трижды в день звонила им в гостиницу, пытаясь застать Джима в его номере, а потом перестала это делать и начала гулять с молодым актером по имени Том Бейкер. В следующие недели группе было практически нечем заняться, поэтому ребята появлялись в крошечных офисах «Elektra», помогая готовить к выпуску свои записи. После в ноябре я поехала с ним в Сан-Франциско, где почти все вечера он проводил со мной. В общем, между мной и Пэм установилось какое-то легкое равновесие. Она позволяла Джиму бегать ко мне время от времени, а я терпела то, что я у Джима далеко не единственная. Нас это вполне всех устраивало, несмотря на то что со стороны ситуация выглядела несколько неправильной. В январе вышла первая пластинка группы, и что-то произошло. Она могла бы остаться незамеченной, но случилось ровно наоборот. Девчонки сразу же сошли с ума от голоса и волос Джима. Его успех, конечно, не могли не заметить родители, и однажды мать попросила его приехать домой — и при этом предварительно избавиться от волос, — чтобы отметить новую должность отца. Тогда он сказал, чтобы она больше не звонила ему, и с тех пор Джим стал всем рассказывать, будто его родители умерли. Джим чаще бывал теперь с Пэм, хотя привычки его были все те же. Я же перебралась от Тринити в другую квартиру, стараясь жить поблизости с Джимом. Кто-то даже шутил по этому поводу, что к кому первой из нас он прибился, ту и любит больше. — Ты опять пьяный! — обычно ругалась я, когда открывала дверь, а Джим сразу же обнимал меня, прижимая к стене. — Я пью в свое удовольствие, — шептал он, и я подставляла ему губы, ощущая на языке вкус виски и пива. — Я знаю, — выдыхала я, заводя руки под его куртку. — Знаю. Просто иногда нужно останавливаться. Не идти по улице, а вызывать такси, не петь в группах-однодневках. Не заигрываться со всем этим… — Кэнди, ты порой бываешь такая умная, а порой… — Но я не давала ему договорить. Я хорошо знала, как заставить его замолчать. — Что ты делаешь? — шептал он, прислоняясь к стене спиной, теряясь под моими манипуляциями. — Что и всегда. — Хотя точно не как всегда. Я уже стояла перед ним на коленях, готовясь напомнить Джиму, почему он до сих пор так привязан ко мне. С того момента, как вышла первая пластинка, многое изменилось. Вокруг группы начала образовываться толпа групи, этих девиц, готовых на все. Однажды мне пришлось прорываться в клуб через толпу девок, которые накинулись на меня, увидев во мне конкурентку. — Смотрите, еще одна сучка! — кричали они, и я смеялась над этим, пока в ход не шли все методы женской борьбы — вырывание волос и ломание ногтей. — В отличие от вас, я могу с ним спать. — Я торжествующе улыбнулась и прорвалась к Джиму. Девицы стояли за оградой. Они видели Джима, как он говорил с кем-то из техников. Он никак не реагировал на то, как девицы звали его: тогда Джим пытался всем доказать, как не любит все, что связано с славой. — Кэнди, — просто сказал он и взял меня за руку. Я прильнула к нему, услышав оскорбления в свой адрес. Джим потянул меня в сторону гримерных. Я умудрилась купить кокса. Быстро, как профессиональный торчок, сделала две дорожки. Этого должно было хватить, чтобы потом долго ощущать кайф. Больше всего Джим предпочитал ЛСД или же «спиды», мне же больше нравилась «ангельская пыль». Главное условие нашей игры с наркотиками — никогда не делать инъекций. Я знаю, что Пэм это делала, скрывала, как могла, но иногда баловалась героином. Джим потянулся ко мне, притягивая к себе. Его возбужденный член уперся мне в ягодицу, и у меня потекли слюни от предвкушения. Я знала, что мы играли с огнем, ведь в любой миг могли войти представители полиции и застать нас за непристойным поведением, по их мнению. Такое безобразие будет длиться еще не одно десятилетие: порой рок-звезды не смогут выходить на бис, потому что полиция этого не допустит… Чего только не будет происходить. Рок всегда считался музыкой отбросов, поэтому такое отношение было ко всем, кто слушал его. Но опасность быть застигнутыми только подстёгивала, а если учесть, что мы были подогреты наркотиками, совсем сносило крышу. Джим зажимал мне рот ладонью, а я все равно громко дышала и постанывала, не собираясь становиться тихой. — Кажется, уже пора, или мне можно сегодня опоздать? — спросил он то ли у себя, то у меня. — Как думаешь, мне уже положено опаздывать на свой концерт? — Это не совсем твой концерт, — возразила я. — Вы же выступаете на разогреве. — Вот черт, — вспомнил Джим. — Точно, я же забыл, что мы, выражаясь знакомым языком, в первом отделении. Интересно, когда я буду хозяином своей собственной оргии? — Ну, думаю, сегодня вечером. Наркотики и девушки, так ведь? — Наши взгляды пересеклись в круглом зеркале. — Там их столько, и все жаждут твоего внимания. Вообще откуда они все берутся? — Они как мухи, что слетаются на сладкое, — с раздражением сказал Джим. — Тогда это сладкое — ты? — Я стала заигрывать с ним, хоть и понимала, что не стоит. С Джимом всегда ходишь по острию ножа. Сейчас он сама милость, а через пару минут может таскать тебя за волосы. Но мне всегда безумно нравилось укрощать его. Думаю, что и Пэм была без ума от этой роли. — Этот блондин… — вдруг сказал Джим. — Какой блондин? — не поняла я. — Англичанин, — загадочно сказал Джим. — Ты про Далтри [1]? — догадалась я, хотя не понимала, откуда он знал, что я встречалась с ними в Нью-Йорке на одном из концертов, где, кстати, The Doors тоже были. — The Who? — Да, ты трахалась с ним? — Он прижал меня к стене. Снова этот нехороший блеск в его глазах. — Ты так же разговариваешь с Пэм? — пошла в наступление я. — Иногда. — Он провел пальцем по пульсирующей жилке на шее. — Так что? Что ты скажешь, детка? — Нет, — отрезала я. И это была чистая правда. У меня ничего не было ни с кем из этой шумной группы, которая каждый раз устраивала взрывы на сцене или ломала всю технику. Джим отпустил меня и, ничего больше не говоря, ушел. Он порой ревновал. Вернее, ревновал не к тем мужчинам, которые ничего не добились, ничего не успели сделать, — эти индивидуумы были ему неинтересны. Но если мужчина чего-то стоил, то это вызывало у него бурю эмоций. Никогда не забуду тот концерт, когда Пэм сидела на коленях у Мика Джаггера, Джим был очень зол, началась настоящая драка, и они с Пэм жутко поругались. Джим отправился ко мне, и мы снова мешали секс и наркотики. По дороге к сцене меня встретил Рэй, он курил, явно нервничая, хотя с каждым разом все становились спокойнее. Чем больше они играли вместе, тем больше знали о возможностях друг друга. Слаженность в группе — это вообще фундамент успеха. — Я надеюсь, он адекватен? — обеспокоенно спросил он. — Да, все хорошо, кажется. — Джон, проходивший мимо, похлопал меня по спине и отдал свою сигарету, я просто улыбнулась ему. — Пожелай удачи, — попросил Робби. — ЛСД тебе пожелают удачи, — вставил Джим, оказавшийся рядом с нами. Он подал мне мою камеру. — Давай, детка, засними самый экстаз. — Ты что, опять принял? — упрекнула его я. — Джим, ты же обещал… — Я ничего не обещал, — отрезал он, и я заметила, как его глаза искрятся. Вот плут, знает же, как можно обмануть, чтобы добиться своего. Да, он точно не обещал, а если и сделал это, то не всерьез. Джим не создан для клятв верности. Ни одна женщина так и не смогла затащить его под венец, пусть и Пэм однажды пыталась провернуть целую аферу. Это случилось в декабре. Пэм, вдохновившись бракосочетанием Рэя и Дороти, во время новогоднего концерта The Doors в Денвере получила колорадскую лицензию на брак и заполнила ее и за себя, и за Джима, но Джим не подписал. Пэм все равно вернулась в Лос-Анджелес, уверенная, что она теперь миссис Моррисон, хоть у нее не было ни кольца, ни свидетельства о браке, чтобы это доказать. Чтобы успокоить ее, Джим поддержал ее новую идею и согласился «одолжить» ей денег на открытие на бульваре Ла-Сьенега собственного модного бутика, который она назвала «Фемида». Само собой, новый магазин Пэм должен был стать в высшей степени неординарным. Она сказала Джиму, что будет продавать крутую, необычную одежду: змеиную кожу, страусиные перья, афганские дубленки, индийские безделушки, мелкие бусы, лунные камни, экзотические благовония, летящие платья. И будет путешествовать по миру, чтобы доставать всю эту роскошь. Она будет летать в Марокко, Париж, Лондон, Индию… Будет покупать там вручную сшитую одежду, ковры, украшения. А платить за все будет Джим, а не то ему будет худо. Джим послушно велел сотрудникам своего нового офиса предоставить Пэм доступ к его банковскому счету. У него была другая миссия. Впоследствии офис группы подсчитает, что за следующие несколько лет Пэм спустит на магазин около двухсот пятидесяти тысяч из денег Джима. Этот магазин стал модным в Голливуде местом, известные музыканты и их жены часто туда забредали, но он так и не принес прибыли. Я же никогда не решалась на такое. Мне было и так хорошо. Когда взлетел Джим, взлетела и я. Сразу же. Я продала крупным изданиям несколько фотографий группы со сессий, что проводила сама в Эл-Эй, и через два месяца мой телефон в Городе Ангелов просто разрывался от звонков — многие журналы жаждали меня заполучить как фотографа. Джиму нравилось, что я была чем-то занята. Хотя порой мне казалось, что если бы я проводила больше времени с ним, то надобность в бесконечном количестве девушек отпала бы. Не то чтобы меня это сильно волновало или задевало, нет, я повторяла все за Джимом. Если у него был табун поклонниц, то и у меня тоже. Благодаря своей профессии я заводила знакомства со многими известными людьми и иногда не ограничивалась только работой. Мне нравилось это, хотя, скорее всего, я просто мстила Джиму за всех тех, кто присутствовал в его жизни, пусть и мимолетно. Меня только один раз сильно кольнула ревность, когда я увидела англичанку рядом с Джимом. Как они смеялись, как они разговаривали, как он смотрел на нее — это было что-то необыкновенное. У меня долго бултыхался в сознании вопрос о степени близости их отношений, но она сама говорила, что ничего не было. С ее-то скандальной натурой — и ничего не было? Можно только посмеяться. В остальном каждый жил своей жизнью. Мое, наверное, самое главное отличие от Пэм заключалось в том, что я не просила денег у Джима. Я могла полностью обеспечивать себя. В тот вечер я снова снимала концерт группы. Постоянно останавливала камеру на Джиме, на том, как он поет с закрытыми глазами, явно снова находясь в наркотическом ударе. Он и правда был похож на Бога, что спустился на землю. Джим всегда легко управлял всей этой вакханалией, направляя ее туда, куда ему надо было. После того как The Doors ушли со сцены, я осталась снимать Sopwith Camel [2]. Да, тогда именно они были суперзвездами, но сейчас уже мало кто о них помнит. У акул шоу-бизнеса в это бурлящее время было странное отношение к рок-музыке. По их мнению, все это будет существовать недолго, поэтому нужно зарабатывать деньги как можно быстрее и больше. Но пожар протеста горит до сих пор. Музыка отбросов звучит все громче и громче. Питер Краемер [3] был не таким особенным, как Джим Моррисон. В нем не было той магии, но тогда, в 1967-ом, что стоял на дворе, все было с точностью до наоборот. Но мода быстротечна, и все меняется. Сегодня толпа идет за Манчестерской четверкой, а завтра… Завтра уже считает ее пресной и сходит с ума по четверке англичан, играющих какую-то странную и эротическую музыку. Понятное дело, что группа уехала и никто не стал ждать меня. Я снова пробиралась сквозь толпу заведенных групи, готовых на все, лишь бы урвать свой кусочек счастья. Я направлялась в отель, но так и не доехала до него и оказалась в баре. Жутко хотелось выпить. В пестром Сан-Франциско всегда некогда было расслабляться. — Смотри, это он? — услышала я щебет двух блондинок. — Вроде бы он. Надо подойти. — Я стала искать взглядом, о ком они говорили. Черт, Джим. Он пил не один. Компанию из собутыльников Джим себе найдет в любом месте. Я положила несколько банкнот на стол и двинулась в сторону Джима, пока эти ненормальные девки не накинулись на него. — О, Кэнди. — Он приглушенно засмеялся. — Простите, парни, но мне надо забрать его. — Никто не стал возражать. — Пойдем. — Я протянула руку Джиму.