Дверь между нами

Люди чужие, когда ты чужой здесь, Лица их страшны, где же друзья. Девки противны, им ты не нужен, Улицы кривы, если ты пьян.

Это было непросто. Вытащить Джима из дешевого бара, если он хочет выпить, практически невозможно. Ни я, ни Пэм не могли это просто так сделать. Хотя ее он слушался больше, чем меня. Не зря же он писал столько песен для нее. Хотя, может быть, что-то было и про меня. Кто знает? Я никогда особо не задавалась этим вопросом и не считала себя особенной в его жизни. Это он был особенным в моей жизни. Это Джим много значил для меня. Это он заставлял меня гореть и стремиться к целям. Так что, наверное, мне стоило посвящать все свои работы Джиму Моррисону. Что я и делала. На протяжении всей своей долгой жизни. Джим в тот вечер пошел за мной. Я лишь улыбнулась, сказала его собутыльникам, что банкет окончен, и мы отправились в гостиницу. Я поймала такси, потому что не представляла, как идти по улицам. Джим легко нарывался на неприятности, особенно когда был пьян. Мы пошли в мой номер. На удивление, Джим не стал буянить, как обычно, и я смогла поспать хотя бы до рассвета. Меня разбудили шаги по небольшой комнате. Джим был не из тех, кто боится просыпаться в чужих домах и постелях. Для него привязанность к одному месту была невозможной. Он легко менял дом хоть каждый день, потому что у него было мало вещей. У него была душа бродяги. Настоящего средневекового поэта, который ходит от селения к селению, чтобы прочитать свои стихи. Я немного другая. Мне все же необходимо знать, что у меня есть дом, где я могу разместить все свои вещи. Джим часто язвил по этому поводу, но, с другой стороны, и Пэм хотела того же. Джим просто не способен привязаться к кому-то так, чтобы захотелось обычного счастья, о котором нам говорят в рекламе или на страницах глянцевых журналов. Он бунтовал во всем, и в этом вопросе тоже. Он ходил по комнате, не потому что не понимал, где находится, а, скорее всего, из-за того, что ему стало скучно. Джим явно успел немного протрезветь, а «кислоты» не мог найти, а может быть, в его голове снова роилось множество слов, которые могли бы сложиться в будущие песни или стихи. У меня где-то в сумке был блокнот и пару ручек, но я не стала ему об этом говорить. Джим продолжал ходить от одной стены к другой. Я же продолжала лежать так, чтобы он не понял, что я не сплю. Но спустя пару минут мне это надоело. Тем более Джим начал повторять одни и те же слова песни или стихотворения. — Что происходит? — спросила я, приподнимаясь на локте, провожая взглядом Джима. — У тебя что, нет дури? — спросил он. — Хоть какой-то? — Я вообще-то летала на самолете, — напомнила я. Иногда при осмотре удавалось скрыть дозу, иногда нет. — В этот раз решила не рисковать. Ты же знаешь, как я не хочу светиться в связи с этим. — Ты столько времени со мной и так и не поняла, что риск — это часть жизни. Неужели тебя волнует, что о тебе скажут твои родители? — Не все готовы каждый день ходить по острию ножа, — просто ответила я. — Я думал, что ты можешь. — Он схватил свою куртку. Я понимала, что его надо остановить. Но это Джим Моррисон, и его нельзя остановить. Если он что-то решил, то едва ли его можно переубедить. Я посмотрела на него, он на меня. На секунду мне показалось, что именно сейчас все будет кончено. У меня все похолодело внутри, но я не могла попросить его остаться. Джим бы никогда этого не понял. — Нет, не могу. Ты ошибался, если думал, будто я могу быть лучше. — Все же хорошие девочки не могут стать свободными, — едко отметил он, извлекая из кармана куртки пачку сигарет и зажигалку. Я ничего не ответила, и он ушел. Просто без лишних слов оставил меня одну. Главное, чтобы утром не было проблем, потому что у группы и дальше были концерты. Лейбл в любой момент мог разорвать контракт, несмотря на большой спрос на The Doors. Такое уже случалось. В то время все боссы, менеджеры, да и журналисты считали, что рок — это музыка на один день и скоро все это закончится, поэтому надо рубить деньги, пока бунтующие мальчики приносят доход. Они и не догадывались, что пламя будет гореть все сильнее. Хотя я видела зарождение панк-рока и то, как он стал обратным отсчетом и началом конца. Жизнь была бешеной, и за ней надо было успевать. Так что увлечение наркотиками и выпивкой — это всего лишь следствие нашей жизни. Хотя если сказать это Джиму Моррисону, он бы поспорил. Впрочем, у него обо всем было свое мнение, и мне часто было не угнаться за ним: иногда я удивлялась, откуда столько мыслей и слов в его голове. Он старше меня на три года. Но эти три года казались такой пропастью, словно я была всего лишь школьницей, а не женщиной, знающей, что такое свобода. Я вернулась в Лос-Анджелес, словно ничего и не случилось. По сути, и правда ничего не произошло. Джим часто ругался с Рэем, Робби, Джоном и множеством других людей, которые знали не понаслышке, какой у него непростой характер. Пэм нашла меня в баре, где я то ли заливала горе, то ли радовалась тому, что меня завалили работой. Пэм села рядом, заказала себе крепкого вина. Я же продолжала читать книгу, думая, как Джим ее переваривает. Но я успела усвоить кое-что: чтобы быть с Джимом, надо соответствовать ему. — Вы поссорились? — спросила она. — А что, это так видно? — Ну, он такой мрачный. — Она сделала глоток вина. — Сразу подумала о тебе. Нет, у него есть и другие девчонки, но они так, всего лишь развлечение, вернее, всего лишь способ убить время. — Ого, космическая жена пытается мне объяснить, что я особенная. — Я засмеялась, опрокидывая очередной шот. — Это что-то новенькое. — С тех пор как ты тут появилась, мне приходится мириться с этим, но я бы просто не пережила еще одну такую Кэнди. — Пэм подперла голову рукой. — Мне не надо попадаться Джиму на глаза в ближайшее время, — отметила я. — Что ж, у меня много работы. — Послушай, я поговорю с ним. — Пэм слабо улыбнулась. — Мне бы очень хотелось, чтобы он был со мной как можно чаще, но усадить Джима на одно место вообще невозможно. Мне так спокойней. — Слушай, если мы с ним перестанем трахаться, я переживу. — Я закрыла книгу. — Прости, мне надо идти. Надо было достать хоть какую-нибудь дозу, и я пошла к Тринити, потому что у нее всегда этого добра хватало. Нет, я врала Пэм. Я бы точно не пережила долгого расставания с Джимом. Он не искал меня, а я — его. Хотя я знала, что однажды он придет, испытывая желание разделить со мной свои особенные мысли. Хотя не стоило быть уверенной в этом: я знала Джима не так много времени, и в любой миг все могло прекратиться. В тот февраль я и встретила Минни. Она была какой-то странной. Не такой лучезарной, какой я запомнила ее после нашей последней встречи в ноябре. Мы не виделись три месяца, и за это время с ее лица словно смыли все краски. Можно было подумать, будто виновата семья, что после моего побега и нежелания вернуться домой опутала ее излишним вниманием, чтобы, не дай Бог, и она не совершила подобной ошибки. Но, как мне показалось, дело в другом. — Ты… — Я схватила ее за руку, случайно задрался рукав, и я заметила следы от иголок. Тогда многие кололись. Джанки — так их презрительно называли. Хиппи любили героин во всем его многообразии, такие, как Джим, предпочитали кислоты. А Боб Дилан научил The Beatles, как правильно извлекать удовольствие из разных веществ. Да, это было вполне обычное дело. Но я не понимала, как это могло случиться с Минни. — Нет, не надо. — Она поджала губы. — Скажи, кто это? — потребовала я. — Кто бы говорил? Ты сама-то что делаешь… — Она собиралась еще что-то сказать, но сдержалась. — Я не колюсь, — ответила я. — Джим против этого. — А без Джима у тебя есть свое мнение? — поинтересовалась она, с вызовом смотря на меня. — Да, есть. — Я пожала плечами. — Но это он научил меня употреблять без фанатизма. — Минни тихо рассмеялась. Большего я от нее не могла добиться. Мы расстались в тот вечер. Минни ушла. Меня подмывало все рассказать отцу, но он ясно дал понять, что открестился от меня. Вряд ли он вообще захочет слушать такую аморальную девицу, как я, ведь именно я, по его мнению, подбила сестру на это. Ничего другого он бы мне не сказал. Я рассказала об этом Рэю. С ним я любила говорить, а он пытался учить меня медитации — еще одной крайности нашего ненормального времени. Он курил, внимательно слушая меня, а я ощущала напряжение между нами. Похоже, Рэй знал, в чем дело. — Послушай, — начал он осторожно. — Кажется, после того, как она приходила к нам в последний раз, я видел ее с одним парнем. Позже я узнал, что он законченный джанки, а вообще, по ходу, он дилер. — Что? — Я ничего не понимала. — Я говорил с ней недавно. Минни сказала, что любит его. Так любит, что на все пойдет. Но мне кажется, что он ее просто использует. — Мы должны что-то сделать, — вспылила я. — Ну, ты можешь только сдать его полиции и рассказать все родителям. Другого пути нет. Говорят, что если человеку понравился героин, то он просто так не слезет. — Рэй… — прошептала я. Он неловко обнял меня, держа сигарету на весу. — Ну, все будет хорошо. — Это прозвучало несколько дежурно, но позволило мне ощутить уверенность. Я и правда пошла в участок, чтобы рассказать все о неком Поле Брауре, который охмурил мою сестру, чтобы она поставляла его товар таким же торчкам. Конечно, у меня приняли заявление, но вряд ли меня послушали. Прошла неделя, ничего не происходило. Я решилась пойти к отцу в офис. Я переступила через гордость ради сестры, и мне казалось, что это дорогого стоит. Но кто я такая, чтобы он услышал меня? Грешница. Я совершила тяжкий грех, когда отказалась от всего ради Джима Моррисона. — Как ты вообще смеешь тут появляться? — спросил отец, смотря на меня. Ему явно не нравился мой внешний вид, хотя я и старалась найти в своем небольшом шкафу что-то нейтральное. Но я больше не жила по правилам мамы и делала все то, что и остальные калифорнийские девушки. — Минни колется, — сказала я. — Потому что ты оказалась дурным примером, — последовал ответ. — Потому что это может случиться с каждой, и неважно, какая у нее сестра. Ты должен положить ее в клинику, пока не поздно. — А что насчет тебя? — Вопрос отца застиг меня врасплох. — Что ты скажешь о себе? — Я не колюсь, — отрезала я. — Да, но точно употребляешь другие вещества. — Я сказала тебе обо всем, тебе решать, что делать. — Я остановилась на пороге. — И да, папа, надеюсь, ты не будешь меня шантажировать этим и заставлять вернуться домой. У каждого своя дорога, и мне очень жаль, что ни ты, ни твое окружение не можете это понять. Кстати, у того наркомана и хиппи вышла пластинка, и поверь, это не сиюминутная слава. После этого я ушла. Отец позвонил дней через пять, что было для меня полной неожиданностью. Трубку снял Рэнди Майлз, что явно вызвало недовольство на том конце провода. — Кэнди, это тебя, — позвал он меня. — Ты что, уже переключилась на старперов? Отец явно слышал реплику. Я лишь состроила мину и жестом прогнала его. — Я все сделал. Того парня упрятали пока в тюрьму, ему светит приличный срок, а Минни сейчас в клинике. Надеюсь, что это поможет. Мама просто в шоке. — Она всегда в шоке, потому что леди себя так не ведут. — Что ж, спасибо тебе, что сказала. — Отец вздохнул. — Знаешь, мне есть чем гордиться. Я все же воспитал неравнодушную дочь. — Прости, папа, но мне пора. — Ты не придешь к нам на ужин? — В его голосе слышалась мольба. — Это вряд ли, — отрезала я. — Мама вряд ли выдержит мой внешний вид, запах табака и то, что я живу как бродяжка. — Думаю, что она была бы рада. — Он все еще пытался меня уговорить. — Нет. — И я повесила трубку. Я вернулась в гостиную, ощущая странное беспокойство. Хотя это всего лишь от волнения. Я села на диван. Рэнди подал мне косяк марихуаны. Нет, я себя не убивала, как Минни. Я просвещалась, я знала это. В тот вечер впервые за столько месяцев знакомства с Рэнди я переспала с ним. Это была сущая глупость. Я знала это, но уже так привыкла устраивать хаос в своей жизни и грешить, что точно попаду в ад. — О, так ты здесь! — В глаза ударил свет. Сквозь пелену дремы я услышала знакомый голос. И подпрыгнула, как только поняла, кто это. — Джим! — опешила я. Рэнди тоже проснулся. — Что ты тут делаешь? — Ну, решил проверить, что ты тут делаешь без меня. — Он прошел на кухню, явно собираясь отыскать что-нибудь съедобное, но у меня ничего дома не было. Не приходил Джим, значит, и холодильник был пуст. — Что ж, здравствуй, Джим. — Я надела халат и подошла к нему. — Я скучала без тебя. — Знаю, — просто согласился он. — Давай, собирайся. Пора в путь.