Дверь между нами

Секс может стать освобождением. Стремление к нему иногда напоминает отлов диких животных.

— Я хочу поспать, Джим. — Джон откинулся на спинку кресла. — Ты можешь просто помолчать? — Он просто решил, что пора бы прочитать стихи Кэнди, — откликнулся Рэй. — Не обращай внимания, лучше я тебе дам таблеток. — После них вы меня будете приводить в чувство, — ответил Джон. — У нас все равно есть время перед концертом. — Робби сделал глоток воды. — Так что сейчас можно все. — Главное, не попасться, — пробурчала я, листая новый номер гламурного «Вог». — Кэнди просто не умеет рисковать. Она вообще боится сделать что-то сверх того, что я ей сказал, — вставил Джим, протискивая голову между кресел. — Ну, не преувеличивай свои способности, — ответил за меня Джон. — Кэнди просто не настолько сумасшедшая. — Нет, просто она трусиха. — Джим откинулся назад. Пэм бы уже давно разразилась гневной тирадой. Она бы высказала все, что думает о Джиме, и была бы права. Джим часто доводил ее до крайности, но знал, как усмирить бурю. Я старалась оставаться в стороне, делая вид, будто меня не задевают слова Джима. Временами и правда так было. Но чаще его слова били по живому. Я думала, что от этого можно отгородиться, просто спрятаться в своих мыслях от Джима и его метких замечаний, но не всегда получалось. То, что случилось между нами в Сан-Франциско, до сих пор лежит на душе тяжелым камнем. Я старалась делать вид, что все забыто, когда он переступил порог моего дома. Я хотела показать ему, что совсем не дуюсь, но Джим при любом удобном случае старался меня задеть. Чего он добивался этим, нетрудно догадаться. Интересно, а ту англичанку он тоже протыкал шпильками каждый раз, как она отказывалась принять дозу ЛСД или кокаина? Никогда не осмеливалась задать подобный вопрос. Это было потрясающее время. Мы путешествовали, как бродяжки, по восточному побережью, то на автобусах, то на самых дешевых самолетах. Вокруг нас крутилось множество людей, жаждущих урвать кусок нашего внимания. The Doors были в начале своего пути, но они были намного популярнее других групп, какие слушали в то время, о чем говорили продажи их альбома и сорокопяток [1]. Неудивительно, что лейбл, а вернее Джек Хольцман [2], считал, что пора записывать второй альбом, и это и вправду происходило. Первые деньги пришли достаточно быстро, и Джон, Рэй и Робби уже подумывали о том, чтобы приобрести недвижимость в городе, жениться и обзавестись потомством. Джим же явно не собирался жить обычной жизнью. Для него постоянство значило связать себя цепями. The Doors заключили контракт с Эшером Данном и его партнером Сэлом Бонафидом. Новые менеджеры быстро нашли агентство по распространению билетов и издателя, концертные гонорары сразу же стали на порядок выше. — Может, и трусиха, — согласилась я, продолжая листать журнал. — Но да ладно, это не имеет значения, — отмахнулся Джим. Когда мы приехали в Нью-Йорк, то сразу же отправились в гостиницу. По дороге нас сопровождала толпа девиц, готовых на все ради того, чтобы побыть рядом с кумиром. Джим часто тогда говорил, что его беспокоит слава, что ему нет дела до того, есть у него известность или нет. Но он врал. На самом деле Джим наслаждался этим мигом. У него горели глаза каждый раз, как он оказывался в водовороте событий. Я видела это на фотографиях с той самой знаменитой сессии, когда Джим снял рубашку. Да, он наслаждался всем этим, а мне порой хотелось быть в тени. Лейбл, а вернее сказать, менеджеры нанимали меня для того, чтобы я делала фотосессии для звезд. Всего лишь год тому назад я была студенткой колледжа, думала, что смогу угнаться за мечтой, которая не принадлежала мне. Я думала многие годы, что пойду проторенной дорожкой, но это оказалось ложью. Год назад я была совсем другим человеком. С иной моралью, правилами, принципами. Я была забитой серой мышкой, неспособной принимать решения. Я только следовала за кем-то. Большего мне не могли позволить. И тут Джим. Он вырвал меня из прежнего мира. Научил многому. И теперь я та, кто я есть. Пусть и отголоски прошлой жизни все еще слышны. С некоторыми вещами мне еще трудно бороться, но думаю, что остатки цепей я все же скоро сброшу. — Открой дверь, Кэнди! — Джим барабанил в дверь. Я не сразу это поняла. Открыла глаза, посмотрела на часы. Была полночь, все уже давно спали, ну, кроме тех, кто торчал в ночных клубах, распивая крепкие напитки и куря траву. Я не знаю, где был Джим до этого. Пусть он и забрал меня из Калифорнии, но это ничего не значило. Джим был человеком настроения: вчера он скучал по мне, а сегодня я была ему не нужна. Халат лежал на стуле у кровати, я потянулась к нему, но потом решила, что открою дверь Джиму облаченной в шелковую комбинацию. Может быть, так стану ему снова интересна. Кто знает? — Кэнди… Он чуть не упал, когда я резко распахнула дверь. Я укоризненно посмотрела на Джима. — У меня нет дури, если ты за ней пришел, — сказала я, вспоминая, как мы подрались на Рождество из-за этого. — Я пришел к тебе. У него в руках была бутылка «Джека Дэниелса». Джим схватил меня за горловину сорочки, притягивая к себе. Его губы впились в мои. От него пахло виски, сигаретами и травой. Я ухватилась за лацканы его куртки. Он закрыл дверь ногой, а я продолжила его целовать. Он был нужен мне. Остальные мужчины не имели никакого значения. Так скажут немногие женщины, некоторые считали, будто он ненавидит их. Помню воспоминание одной дамочки: «Педик. Это была первая мысль, которая возникла, когда я увидела его. Он ненавидел женщин. Я думаю, «кислота» раскрыла в нем подсознательного гомосексуалиста, и это сводило его с ума. Мне казалось, что он совсем чокнутый. Он иногда заходил ко мне домой, и я боялась за своего маленького сына. Однажды я оставила его у себя одного, так он открыл консервные банки с тунцом и размазал содержимое по стенам». История не сохранила имени этой чудесной женщины, да и неважно. Просто Джим был таким, но чтобы понять его, проникнуться им — нужно или принимать все как есть, или быть таким же чокнутым. Пэм была такой же чокнутой, а я… Я просто приняла его таким, каким он был. Он взял меня прямо у стены, а я нисколько не сопротивлялась. Просто отдалась мигу. Джим вколачивался в меня так, словно хотел доказать, что между нами все по-прежнему, что только он может занимать мою голову. Так и было. Когда все стихло, я продолжала висеть на нем. Ноги скользнули по его ногам, и я коснулась пола. Член Джима все еще пульсировал во мне, и я подумала, что именно так должно происходить всегда. Он — мой. Я — его. — Так мы помирились? — спросила я потом. — Мне казалось, мы и не ссорились. — Он поднял с пола бутылку с недопитым виски. — А мы ссорились? — Ты издеваешься? — Я отошла от него, ощущая, как прежняя злость начинает снова вскипать во мне. — Нет, правда, я не понимаю, что именно ты считаешь ссорой. — Он сел на пол. — Так, что именно ты подразумеваешь под ссорой? — Джим Дуглас Моррисон, — пафосно начала я, — ты гений чистой воды, но иногда бываешь таким глупым. Ты назвал меня трусихой несколько недель назад и бегал от меня, как от прокаженной. — Не начинай, я прошу тебя, если хочешь поругаться, то мы сделаем это. Вот прямо сейчас. Я хотела было согласиться, мол, да, он прав, но не успела. Джим поднялся с пола, подошел ко мне, резко схватил за шею, а потом отбросил от себя, отчего я упала на мягкий ковер. В его глазах снова появился нехороший блеск. Он присел на корточки, смотря на меня. Мне трудно было понять, что последует дальше. Чего еще мне от него ждать? Я отползла от него и упёрлась спиной в стол. Джим не стал больше бить меня. Он просто начал крушить все в номере и при этом сыпать на меня множество обидных слов. Может быть, они не все были обращены ко мне, но часть из них меня задевали. — Хватит! Хватит! — кричала я. — Хватит, Джим! В дверь номера стали стучать другие постояльцы отеля, а потом уже портье. Ежу понятно, что будет дальше: нас выгонят, а на следующий день появятся заголовки в газетах. Теперь это уже считается нормой, когда рок-музыканты так себя ведут, ведь протест — это часть их жизни, как и погром мебели в номере. Нас не выгнали: Эшер все уладил. Само собой, Джим должен был возместить убытки, но его это, похоже, вообще не волновало. Для него деньги были не средством достижения целей, а возможностью позволить себе свои пагубные увлечения. В общем, деньги для него были просто деньгами. Джим нес в массы нечто большее, чем просто популярную музыку. Он доказал всем, что важно не только звучание, но и текст. Остальные участники группы беспокоились по этому поводу, боясь, что не смогут соответствовать Джиму. — Что вообще у вас творится? — спросил Рэй, когда я протирала стекла камеры. — Не знаю, но что-то поменялось, — ответила я. — Кажется, ни я, ни он больше не похожи на тех, что были до того, как The Doors пролетели как комета над страной. — Так сказал Джим? — Робби оперся о стену. — Так ведь? — Почему сразу Джим? — возмутилась я. — Это сказала я! И вообще, у меня сейчас полно работы в Нью-Йорке, надеюсь, что и у вас ее не меньше. Это была чистая правда. Нью-Йорк всегда затягивал меня своей атмосферой. Это был город таких же контрастов, как и Лос-Анджелес. Но больше всего впечатляли люди и отношение к жизни. Вечная суета меня завораживала. В клубах было очень весело. Именно здесь собирались самые яркие представители богемы, и, конечно, я захотела к ним примкнуть. В Нью-Йорке я бывала и до этого. Родители пару раз возили меня с сестрами. Обычно мама занималась делами: пробегалась по магазинам и аукционам, посещала салоны и мечтала, чтобы отца пригласили на вечер, где она могла бы показать свои новые платья. У меня остались смутные воспоминания о тех поездках, только краткие обрывки деньков, проведенных в лучших отелях города. Иногда мама все же разрешала нам гулять, и мы с Долли, нашей няней, отправлялись в Центральный парк, где мы могли быть собой и забыть о дурацких правилах мамы. В 1967-ом я могла все забыть. Я ходила по модным барам и клубам, где было много секса и наркотиков, а алкоголь лился из всех щелей. Я знакомилась с видными людьми города, понимая, что мир и правда намного больше, чем Калифорния, но меня все равно тянуло обратно, домой. С Джимом мы снова не виделись. Не знаю, то ли я стала слишком независимой, то ли и правда наконец-то поняла, почему он так долго был с Пэм. Она говорила, что жизнь становится намного интереснее, если раздвинуть свои границы дальше одного мужчины. — Знаешь, только настоящие дурочки могут гордо заявлять, что любят одного парня всю жизнь и хранят ему верность. Она не верила, что та самая англичанка была верна своему парню, когда ездила в Нью-Йорк с гастролями. Я тоже едва ли поверила бы в это. Джим нашел меня сам после выступления в театре «Виллидж» [3] и клубе «Scene». Я предавалась гедонизму между съемками. Тогда-то я и попробовала в первый раз героин, но мне совсем не понравилось то, как он действовал на разум и тело. Такое со многими случается, не все могут легко и просто подсесть на героин. Я избежала этой участи, но мне понравилось его курить. Это было странное ощущение, совсем ни на что не похожее. Но, кажется, я основательно подсела на это, и моя пагубная зависимость стала бы еще сильнее, если бы я не уехала из Нью-Йорка. Если бы Джим не забрал меня отсюда. Я все время думаю, что если бы этого не случилось, то он бы просто потерял меня. Да, я бы пропала без него. — И что тут происходит? — спросил он, садясь на пол рядом со мной. — Ничего особенного, — прошептала я, буквально ощущая, как кровь разносит наркотики по организму. — Пытаюсь научиться жить без тебя. Представляешь, оказывается, это очень даже возможно. — Где же настоящая Кэнди? — Он взял меня за руки. — Где же та самая Кэнди, которая так удивленно смотрела на меня? — Я не Мэри Вербелоу, — сказала я, и Джим выпрямился. Я явно задела его и могла получить за это. Джим обычно выходил из себя, когда был пьян, тогда он вообще сходил с ума. Мог полуголым гонять по крышам вместе с Нико, особенно когда та была под героином. Мог пугать Дженис Джоплин и многих других. Но сейчас, похоже, Джим был трезв. Я хорошо знала, какой он, когда пьян. — Никто не будет похож на нее. — Джим отвел глаза. — Это невозможно. — Она была такой замечательной? — Я вздернула бровь, поворачиваясь к нему. — Да, она же была лучше меня? — Кэнди… — Я слышала, каким он был спокойным. — Нет, я хочу поругаться! — Я ударила его в грудь. — Я хочу поругаться! Слышишь меня?! Он притянул меня к себе, гася все мое сопротивление. Он не давал мне толком шевелиться, хоть я и пыталась при любой возможности ударить его. Джим сжал меня так сильно, что у меня что-то хрустнуло. Я замерла, ощущая всю значимость мига. Вот сейчас можно все вернуть. Все то, что мы потеряли недавно. — Поехали уже домой, — сказал он позже. Я ничего не сказала, только поцеловала его в губы. Джим повалил меня на пол. Его руки и губы, казалось, были везде, и я потерялась в том, что он считал лучшим способом освобождения от всех цепей и запретов. — Ты и так хороша, Кэнди, — прошептал он мне на ухо. — Но и сама не знаешь этого. Я только улыбнулась. Мы вернулись в Эл-Эй, и на Джима накатила депрессия, из-за которой он запил, предаваясь развлечениям с Нико…