Дверь между нами

Жестокость — это не всегда зло. Зло — это одержимость жестокостью.

Он все же уломал администратора, которая была его фанаткой, дать запасной ключ от моего номера под предлогом, что хочет сделать сюрприз своей старой знакомой. Он не стучался в мою дверь, хоть и знал, что может застать меня с другим мужчиной или же спящей. Я не знаю, что именно хотел Джим, но он делал всегда то, что хотел, и его не волновало, как отреагируют его любовницы. Он мог позвать к себе подругу, а потом спрятаться под кровать, вызывая гнев. Его даже не беспокоило, что его могут послать далеко и надолго, избегая с ним дальнейших встреч. Джима вообще такое никогда не волновало, потому что на месте любой его подружки могла оказаться любая другая девушка. Я не была особенной. Я думала так некоторое время. Может быть, пару недель после нашего знакомства. Джим выделил меня среди всех, не по каким-то особым причинам, а просто из-за того, что все девицы вешались на него. Ему показалось, будто и я могу. Так вообще-то и оказалось. Я была такой же, как и многие. Особенной была Пэм или Пат Кеннелли. Хотя это они так думали. Сами решили, что сыграли большую роль в жизни Джима. Но это массовое заблуждение всех тех, кто находился рядом с Джимом. Может быть, он и менял жизнь всех своих женщин, но не они — его. Особенной была лишь только Бетти Данлер. Девушка, которая могла бы отучить Джима от пьянства, при этом Джим бы не смог ее совратить. Хотя, если верить ее злопыхателям, она приносит мужчинам одни несчастья, но я слабо в это верю. Рок-н-ролльный образ — вот причина всех бед. Да, я была одной из многих, но при этом Джим создал меня. Из-за него я оставила карьеру адвоката, которую мне прочили. Из-за него взялась за камеру. Он создал меня полностью. Он многому меня научил, и он же чуть не разрушил меня однажды. Джим знал, что я в Нью-Йорке, и, конечно же, нашел меня сам. Не знаю, зачем он это сделал, скорее всего, стало скучно, а Пэм опять куда-то умотала с очередным любовником доказывать Джиму, что может и без него прожить. Все это была бравада, потому что Пэм всегда возвращалась к Джиму, она не могла без него. Впрочем, как и я. Я курила героин только в Нью-Йорке, на него меня подсадил Лу Рид[1]. Мы быстро с ним стали закадычными друзьями, пусть и у каждого из нас мелькала мысль о сексе. Мы ходили в шумные нью-йоркские клубы, где играла веселая музыка, пили, курили и закидывались наркотиками, а потом Лу доводил меня до отеля «Chelsea», где я обычно останавливалась. Джек Хольцман всегда был щедр, если дело касалось его бизнеса, а моя работа еще как касалась. Джим тихо шел по комнате, я, наверное, была под кайфом, поэтому ничего не слышала. На меня накатил ужас, когда дверь в ванную открылась, но я не протрезвела. — Какого хрена, Кэнди! — крикнул Джим. Конечно, он все понял. По запаху, по тому, что я делала. Он все понял, но я не смотрела на него, боялась узнать, что за эмоции полыхают у него в глазах. — Какого хрена! — возмутился он. Джим одним прыжком настиг меня, хватая больно за руки. Поняв, что меня просто так не сдвинуть, он схватил меня за плечи, резко поднимая на себя. Он вытащил меня из ванны, а потом кинул на кровать. Я ничего не ощущала. Ни страха, ни боли, ни страсти. Мне было все равно, и говорить ничего не хотелось: зачем? — Нравится? — Он навис надо мной, а я просто закрыла руками глаза, словно боялась солнечного света, но Джим точно не был им. — Нравится? — Заткнись, заткнись… — шептала я, пытаясь поймать последнюю волну чистого кайфа, зацепиться за призрачный мир, который никогда нельзя было поймать. Джим не дал мне насладиться ощущением, докурить все, что у меня осталось. Я боялась очутиться в реальности сейчас. — Это тебе не поможет! — Он схватил меня за руку, снова пытаясь поднять, но ему быстро надоело работать грузоподъемником. От наркотиков тело становится ватным и тяжелым, особенно от героина или транквилизаторов. Музыканты всегда ширяются перед концертами, но они знают дозу, чтобы не выглядеть неповоротливыми коровами и не терять контроль над ситуацией. Я смеялась, когда он ушел куда-то. Смеялась, потому что было хорошо и потому что рядом не было Джима. Мне казалось, что Джима больше здесь не было, но я жестоко ошибалась. Джим вернулся минут через пятнадцать, хотя, может быть, и быстрее: приход еще держал меня в своих крепких объятиях, и время казалось тягучим и бесконечным. — Пошли! — Джим схватил меня за плечи. Почти волоча по полу, он завел меня в ванную. — Хочешь скурить вместе со мной? — игриво спросила я, смотря прямо ему в глаза, пытаясь поцеловать его. Одна моя рука уже шарила по его кожаным штанам. — Ну, давай же… Это такой кайф. Джим ничего не ответил. Он просто толкнул меня в ванну, придерживая при этом голову, чтобы я не свернула себе шею, а его потом не посадили. Я жадно глотнула воздуха от накатившего на меня страха. Вода была холодная, и мне хотелось быстрее выбраться из нее. Я хваталась за края ванны, но Джим не давал и поливал меня из душа, чтобы у меня не было шансов сбежать от него. — Вот так-то лучше! — гневно сказал он. — Что, хорошо тебе? Хорошо? — Отпусти меня… — жалобно сказала я. — Не дождешься! — прохрипел он. Я не помню, что было дальше. Проснулась уже в кровати. Джим сидел у меня в ногах и что-то записывал. Как давно он не читал мне стихов, как давно мы не говорили о прекрасном и вечном. Мы давно перестали говорить. Теперь мы просто трахались время от времени, отчего я начала думать, что вообще зря сбежала от Кевина и из дома. Между мной и Джимом больше не было прежней искры. Была лишь привычка, не более того. — Почитай мне что-нибудь, — попросила я. Джим даже не обернулся ко мне, он делал вид, что не слышит. Я поднялась, подтягиваясь к нему. Просунула руки у него под мышками, кладя ладони на грудь, а голову на спину. — Джим… — прошептала я. — Какого хрена, Кэнди? Мы с тобой договаривались, что ты не будешь этого делать. — Да, договаривались, но знаешь, мне так проще забыться и убежать от всего. От всего, что происходит вокруг, от всего, что бушует внутри меня. Порой мне кажется, что меня несет куда-то волна. В моей жизни полно хаоса, и знаешь, только тогда, когда ты со мной, как прежде, как прошлым летом, когда мы только узнали друг друга, я не ощущаю себя маленькой потерянной девочкой. Как в песне: Ты потерялась, малышка. Ты потерялась, малышка. Ты потеряна… Ответь же мне — Кто ты? …Мне кажется, ты знаешь, что делать; Невероятно? — Да, но это так. Мне кажется, ты знаешь, что делать, Я уверен в этом[2]. — Ты была на сессии? — спросил Джим, откладывая в сторону ручку и блокнот. — Да, была, но ты не заметил, — немного грустно ответила я, отодвигаясь от него. — Ты любишь меня? Или, на худой конец, влюблен в меня? — К чему такие вопросы? — Он все же посмотрел на меня. — Я не знаю. — Я пожала плечами. — Мне просто хочется знать. — Любовь — это сон. Сны хороши, но не удивляйся, если проснешься в слезах, — ответил он. — Да, я влюблен в тебя, но не люблю тебя. Для Джима это были разные чувства. Любовь — нечто глубокое, влюбленность — нечто временное. То, что сегодня есть, а завтра больше нет. Секс никак не связан ни с тем, ни с другим. Секс — это просто секс, способ утвердиться, забыться, снять напряжение, доказать что-то другим. Секс и любовь в понимании Джима не всегда шли вместе. Я знала это, но, как и Пэм, и Пат, и многие другие, наступила на те же грабли. — Ты любила его? — спросила я как-то у Бетти Данлер, когда ее менеджер заключил со мной контракт на фотосъемку. — Хоть как-то? — Я тогда любила другого, — просто ответила она, стряхивая пепел с сигареты. — И сейчас его люблю. Но Бетти Данлер в ту ночь, когда я пыталась вернуть былое между мной и Джимом, была в Лондоне, пытаясь покорить сердце мужчины всей ее жизни. Я же была рада и одновременно разочарована, что Джим просто не мог мне соврать. Хотя врать не в его стиле. Он ничего мне не обещал, а значит, я и требовать ничего не могла. — Что с тобой, черт возьми, происходит, Кэнди? — Он схватил меня за запястье. — Что с тобой вообще творится? — Я не колюсь, — сразу же попыталась защититься я. — Это следующий шаг. — Моя голова уже покоилась на его коленях. — Это всегда следует дальше. — Но ты же… — Мне хотелось напомнить, как он употреблял ЛСД, курил марихуану, а иногда глотал «колеса». Мне хотелось обо всем этом сказать, но слова почему-то застряли в горле колючим комком. Наши взгляды скрестились. Он провел пальцами по моим губам: — Открывая сундук, Кто-то листья… Волк… Сирены, Голос Змеи… Послушник Под водопадом, Кассандра у колодца, Я безмерно… Всё человеческое… Я не приду никогда, Дикое пламя, Оградить мой… Ангел бегущий… Появление дьявола… Спичечный коробок… Пустыня… Это мой лес… Процветание… Страх — это балкон… Дыра в облаках… Конец мечты… Спасибо, о Боже… Когда я оглядываюсь… Когда б я мог… Я дотронулась до его щеки, ощущая, как он дрожит. Он нагнулся ко мне, целуя в губы. — Просто… — Я выдохнула. — Я не хочу ничего. — Кэнди, черт возьми, я перся к тебе через весь город, — возмутился он, развязывая узел на моем халате. — Я хочу тебя. — Потому что Нико нет в городе? — Я снова нарывалась на скандал и теперь понимала, почему Джим и Пэм так часто выясняли отношения, после чего она выкидывала его вещи из окна или рвала их на части. — Нет. — Он отстранился от меня. — Не поэтому. — Прости меня. — Я приподнялась на локте. — Я не хотела. Просто… — Хватит. — Он опрокинул меня на постель. Спустя пару часов я забылась рядом с Джимом. Он лежал рядом и курил, а я пыталась понять, как мне дальше быть. Наверное, все же стоило бросить Лос-Анджелес и куда-то слетать. Без Джима. Потом вернуться домой и забыть все. Все, что было когда-то. Хотя кто меня ждет дома? Кому я нужна? Никому. Даже Джиму. Между нами была дверь, которая сейчас наглухо закрыта. Хотя… Может быть, это только я так решила. — Мне надо вернуться домой. В студию. — Джим стряхнул пепел с сигареты. — Так что завтра я уеду, а ты можешь остаться там, где хочешь. — Я вернусь позже, — просто сказала я. Он ушел утром, и я не видела его очень долго. В Нью-Йорке я завела роман с бродвейским актером Лесли Стартом. Для меня было большим удивлением, что мы виделись с ним в доме моих родителей несколько лет назад. Для Лесли открытие заключалось в том, что я стала настоящей модной штучкой во всех отношениях. Нам было хорошо вместе, и окружающим казалось, что наши отношения становятся серьезными, и я верила в это сама. Дела снова позвали меня домой, и, попрощавшись с Лесли, я отправилась в родной город. Признаться, я не очень хотела, но все же Джек просто так не позвал бы. Я прилетела рано утром, но вернулась домой только к обеду, потому что пришлось заехать к Полу Родшильду[3]. Он сразу повел меня обедать, а я лишь мило улыбалась во время беседы, потому что разговор шел о Джиме. Впрочем, меня это мало волновало. У дома меня ждала Пэм. Она нервно курила, наверное, кто-то уже успел ей растрепать, что я в городе. Она, увидев меня, улыбнулась и пошла навстречу, потому что такси остановилось не рядом с домом. — Я рада тебя видеть. — Пэм бросила окурок на асфальт. Я удивилась, потому что не думала, что Пэм вообще может помнить о моем существовании. В последнее время мы с ней почти не общались. — Если ты по поводу Джима, то я не знаю, где он, с кем он и что делает. — Я достала из сумки ключ и открыла дверь, предлагая Пэм зайти со мной. — Нет, я не собираюсь говорить о Джиме. Хотя нет, я вру. — Пэм подошла к буфету, чтобы налить себе вина. — Я именно с этой целью пришла. Знаешь, он все сжег. — Что — все? — не поняла я. — Все, что ты дарила ему. Все фотографии, что ты отдала ему. — Это и не удивило меня. — Ну, просто у нас было множество размолвок, а еще у меня есть копии. — Я села на диван, ощущая, как во мне снова вскипает прежний гнев и желание вернуться в Нью-Йорк к Лесли. — Послушай, у Джима ни с кем не идеально. — Она всегда так думала. Но я знала, с кем у него будет все идеально. «Ты любила его?» «Я люблю другого». Да, с ней у него все было иначе. Слишком идеально, чтобы быть правдой. Да ну все к черту! — Кэнди, ты куда? — Пэм выбежала вместе со мной. — К Джиму, хочу, черт возьми, выяснить с ним отношения. И если надо, я все спалю дотла. Он был сегодня в студии, и я была уверена, что он снова меня не заметит, потому что будет занят девицами. Меня бесило, что его иногда задевали мои связи с другими мужчинами, что я не всегда хотела жить по его правилам, но почему-то ему можно было делать все то же самое. Да, у Джима сейчас было непростое время. Менеджеры пили кровь, не спрашивая его желаний, с женщинами был полный раздрай, а слава хоть и оказалась сладкой, но не такой, какой он себе ее представлял. Мы все ошибались. И это надо было исправить. Пока можно, иначе я потеряю его, а я не хотела этого. И я только сейчас это поняла.