Дверь между нами

Боль направлена на то, чтобы пробудить нас. Люди пытаются спрятать свою боль, но они не правы. Боль что-то несет в себе, наподобие радио. Ты ощущаешь свою силу, пройдя опыт боли. Это существует, ты носитель этого… некоего вещества. Боль — чувство, а твои чувства — часть тебя. Твоей собственной реальности. Если ты стыдишься их, прячешь их, ты позволяешь обществу уничтожить свою реальность. Надо восставать за право чувствовать свою боль.

Не сказать, что мне было плохо без Джима. Мне было без него хорошо. Никто не трепал мне нервы и никто не заставлял чувствовать себя слабой и зависимой. Я могла делать то, что хотела, не оглядываясь на мнение Джима. Стало ли это концом нашего долгого знакомства? Как показало время — нет. Но тогда я понимала, что Джим теперь ко мне не вернется ни за какие коврижки, и, что бы я ему ни предложила, на что бы ни согласилась, скорее всего, он просто пошлет меня далеко и надолго. Первые недели я и правда сходила с ума. Меня бесили слухи о его связи с Дженис, а мисс Пи, она же Памела дес Баррес, стала его чуть ли не главной подругой, на что Пэм закрывала глаза. Они тогда с Джимом жили в новом доме, правда, на той же Лорел-Коньон. Именно этому периоду жизни он посвятил песню. — Чего ты мрачнее тучи? — отметила как-то Пэм. — Ну, а ты прям светишься счастьем, — парировала я. — Ну, у нас с Джимом все хорошо. — Она откинулась назад и прищурившись посмотрела на меня. — В нашей жизни хотя бы нет всяких лишних элементов. — Ты в этом уверена? — Мне хотелось разбить ее хрустальное счастье, чтобы она не строила иллюзий насчет будущего с Джимом. — Он все равно однажды перебесится. — Ну, да, — пробурчала я. — Слушай, у него помимо тебя хватает подружек. И не только у него есть подружки. У тебя же твой французский граф. Я видела, как она злится. Как на ее забавной мордашке мелькает ярость. Я задела ее за живое. Когда-то я считала неправильным так ранить людей, словами пробивать их брешь и выводить из себя. Мама всегда считала, будто леди должна быть сердечной, но нисколько не желчной, а я была именно желчной. Сейчас я могла быстро острой фразой многое вокруг себя изменить. Пэм встала, она собралась уходить. — Слушай, а лишние элементы — это и я тоже? — спросила я. — И ты тоже! — крикнула она. — Не думала, что ты так… — Я закинула ногу на ногу. — В любом случае твое счастье тоже рассеется, как утреннее облачко. Она ушла, явно пытаясь задушить в себе гнев, не желая показывать эмоции на публике. Я никогда не думала, что Пэм может заблуждаться, как я. Ладно со мной все в порядке, но Пэм… Она же первая мне раскрывала глаза на то, что за человек Джим и чего следует от него ожидать. И вот она уже начала фантазировать, что они с Джимом смогут свить любовное гнездышко. Я же просто перестала с ней общаться и вообще съехала со своей старой квартиры на Санта-Монику, чтобы не пересечься, не дай Бог, с Джимом. Не хотелось травить душу, и так хватало проблем. Особенно со здоровьем. Меня рвало почти каждое утро, и каждый раз я находила себе оправдание в том, что переборщила накануне с алкоголем или наркотиками, хотя едва ли мои дозы можно было назвать большими. Но мне было проще спрятаться в том черном мире, в котором всегда стремишься к чему-то несбыточному. — Ты вообще не думала, что можешь быть беременна? — как-то спросила меня Минни. — Ты что, с ума сошла? Я вообще-то пользуюсь колпачком и таблетками. — Да, только, дорогая моя, они иногда все же дают осечку. — Но только не со мной. К врачу меня отправила Дороти. Несмотря на то, что я перестала общаться с Джимом, сменила замки, продолжала встречаться с Рэем, Джоном и Робби. Мы виделись так, чтобы я не пересекалась с Джимом. — Если честно, тебе давно надо было это сделать, — отозвался Рэй. — Посмотри на себя, ты бледная как простыня. Не надо гнаться за Джимом в приеме всякой разной дури. — Слушай, я не думаю, что дело в этом. — Дороти села за стол. — А в чем? — Рэй положил сигарету в пепельницу, явно желая вернуться к ней чуть позже. — Думаю, я потом тебе расскажу. — Она поцеловала Рэя в щеку. — А тебе, моя дорогая, надо сходить к врачу. С таким-то расстройством желудка. — Послушай, мне… — Я не совсем понимала, к чему она клонит. — Ну, надеюсь, ты знаешь, с кем у тебя были отношения последние месяца три. — Дороти подлила мне чаю, но мне не хотелось ни пить, ни есть. — Это вообще как связано? — недоумевала я. — Самым прямым образом. — Она не стала больше ничего мне говорить, оставляя мне возможность додумать самой. Я все же записалась к врачу. Так, чтобы провериться. Молодая доктор сразу же отправила меня к гинекологу, стоило ей услышать мои жалобы. Оказалось все слишком просто. Мне самой надо было сложить два плюс два, но я была такой глупой. — Дорогая, когда у тебя отношения с мужчинами, такое часто случается. — Девушка улыбнулась. — Никто от этого не застрахован. — Но я всегда… А потом я вспомнила. Ту последнюю ночь, когда я спала и явно была не готова. Джим и сам часто мне напоминал о предохранении, хотя в его жизни случилась еще одна осечка, как и моя. Тогда он сам вынул из Пат Киннелли колпачок, и в результате она делала аборт, потому что Джим не хотел детей, говорил, что просто не может себе позволить. Я забыла принять таблетку утром. Не зря говорят, что счастье затуманивает голову. Мою уж точно. Я была так рада поездке в Майами, что ничего вокруг не замечала и не понимала самого главного. Я была глупой, невнимательной, позволила себе размечтаться, что у нас с Джимом все будет не так, как с другими. Конечно, я рассказала об этом Дороти. Она посмотрела на меня: — Ну, у тебя не так много путей решения. — Я не могу оставить ребенка, — ответила я, понимая, что в свои двадцать совсем не готова быть матерью. Я столько всего еще не сделала. Мне нужно было увидеть много разных людей и вещей. Ребенок — это крест на всех моих мечтах и стараниях. Все, к чему я так стремилась, могло вмиг обратиться в пыль. Да, у Линды МакКартни была дочь и она работала фотографом, но не каждый так мог, как она. Я точно знала, что не смогу совмещать материнство и работу. И потом, Джим… Я не знала, что он скажет, как отреагирует. — Ты можешь это сделать. Это же Джим? — Дороти стряхнула пепел с сигареты. — Так ведь? — Да, — выдохнула я. — Думаю, ты прекрасно знаешь, как он к этому относится, и он никогда на мне не женится. — А, если ты об этом, думаю, это поправимо. — Ты сама его хорошо знаешь, — напомнила я. Было время, когда Джим жил у Рэя с Дороти. Для них это было испытанием. Дороти любила порядок во всем. Для нее хаос был чем-то ненормальным, и, конечно, чердак, который превратился в свалку, ее очень беспокоил. Но Дороти терпела ради Рэя, потому что верила, что их с Джимом задумка воплотится в реальность, и понимала, насколько Моррисон талантлив. Чертов гений. — Знаю, — согласилась она. — Что ж, тогда ты знаешь, что делать. — Я поеду в Нью-Йорк, — ответила я. — Сейчас мне проще сбежать и обо всем подумать именно там. — Хорошо, — она улыбнулась, — я никому не скажу. — Джим все равно за мной не поедет. Прошло уже много времени, а он все так же где-то в стороне и не со мной. — Да, точно. — Дороти снова улыбнулась. Я и правда поехала в Нью-Йорк, чтобы там решить, что мне делать. Немного занялась работой. Открыла свою студию с помощью Энди и начала делать снимки для своей первой выставки. Ко мне приходили модели, а я снимала их в разных образах, пытаясь тем самым сказать, что красота — это очень хрупкое явление. Я не думала о ребенке. Не думала вообще, что пора бы пойти к врачу, пока есть маленькая возможность сделать аборт. Я не вспоминала, потому что была занята, да и была беспечной и глупой. — Дорогуша, ты вообще собираешься что-то делать с этим? — Эди Седжвик ткнула в мой живот. — Кажется, уже поздно, — прошептала я. — Но я подумаю. — Думаю, все же можно что-то сделать. Я знаю врача, который помогает даже в самых сложных случаях. — Нет, Эди, не надо, — покачала головой я. — Теперь уже поздно. Я понимала, что упустила шансы все исправить, и от этого начала иногда прикладываться к бутылке. Мне так было проще, хоть и понимала, что так делать не стоит. Тогда мало кто понимал, что алкоголь вредит ребенку, пили все и в любом состоянии, осознание ко многим пришло очень поздно. В конце концов я загремела в больницу с болями в животе. Не знаю, как я целый день продержалась, снимала боль таблетками и наркотиками, но потом просто не выдержала. Медбратья из скорой не скрывали презрения ко мне, для них богема — это сборище наркоманов и алкоголиков, хотя ни для кого в Штатах не было большим секретом, что есть люди, которые занимаются подобными вещами. Я не помню, что было дальше. Все было как в тумане. Голос женщины-хирурга, которая была явно сильно обеспокоена происходящим, казался таким далеким. Она суетилась, все тоже начали бегать. Кто-то что-то кричал, а мне слышалось, будто где-то играет музыка The Doors. Это было так странно и непонятно, но иногда мне казалось, будто я совсем не здесь, а где-то далеко за пределами сознания. Мне вспомнилась история про шамана и Джима, как он увидел в четыре года смерть индейцев. Никто никогда не знал, правда это или вымысел. Пресса услышала эту историю лишь в 1970 году, а Джим рассказал мне ее намного раньше. В ту ночь мне показалось, будто я пережила нечто подобное. Словно смерть была где-то рядом и прошла через меня, оставив на сердце отметку. Утром я очнулась. Трудно представить, какого дня, но я точно знала, что я не умерла. Я пошевелилась, ощущая, как больно дышать. — Не стоит вам шевелиться, — услышала я спокойный голос, судя по всему, пожилой женщины. — Как вам удалось довести себя до такого состояния? — Я просто думала… — начала было я, а потом поняла, что самое бессмысленное — это оправдываться. От этого никому не станет лучше, и мне в том числе. — Вы чуть не умерли, надо отдать должное доктору Кертис, потому что еще чуть-чуть, и вас бы было уже не спасти. Чего не скажешь о вашем ребенке. — Может быть, это к лучшему, — прошептала я. — Как вы можете так говорить?! Дети — это цветы жизни. — Да-да, я слышу это постоянно, только смысл этих слов совсем иной. — Я вперила взгляд в белый потолок. — Мы нашли ваших родных. До меня не сразу дошел смысл этих слов. — Что? — Нашли вашу семью, они скоро должны приехать, — продолжила медсестра. — Вот черт! — выругалась я. — Только этого сейчас не хватало. — Они были очень взволнованы. Я не виделась с отцом уже очень давно, больше года точно, с мамой еще дольше. Минни я видела недавно, но она вряд ли все докладывала родителям, а вот самую младшую сестру… Я уже и забыла, как она выглядит. Мне совсем не хотелось с ними встречаться, поэтому ночью я выбралась из палаты. Мне стало лучше, я нашла телефон. За стойкой регистратуры никого не было, видно, медсестра решила выпить кофе или вышла покурить. Я набрала номер Джима и Пэм. Не знаю, почему не Рэя, или Джона, или Робби, а именно Джима. — Да. — Он, кажется, не спал и вроде бы не пил, судя по голосу. — Это я, — спокойно начала я. — Кэнди! — Он обрадовался, услышав меня. — Где ты? — Я в Бет-Изрейел, — выдохнула я. — В Нью-Йорке. Забери меня отсюда… Я прошу тебя, забери меня отсюда. — И я заплакала. — Я не хочу домой. Не хочу к родителям. — Я приеду завтра, — ответил он. — Хорошо? — Да, хорошо. Говорят, они поругались с Пэм в ту ночь. Она кричала, что если я ушла от него, то ему не стоит бегать за мной и спасать. Он орал, что хочет меня увидеть. Пэм снова выкинула его вещи из дома, а потом они подрались, но, несмотря на это, Джим все равно приехал ко мне. Я видела из окна своей палаты, как приехали мама с папой. Меня как раз собирались выписывать, отправляя под домашнее наблюдение. Я предполагала, через сколько они здесь будут, поэтому взяла свою сумку с вещами, что накануне мне притащила Патти, и выскользнула из палаты к лифту. Уже слышался голос матери где-то в коридоре, и меня обуял ужас: я не была готова к этой встрече. Лифт раскрылся, и я влетела в него, не видя, кто там. Меня кто-то подхватил, обнимая и прижимая к себе, щека прикоснулась к кожаной куртке. Ощутив знакомый запах мужского пота, алкоголя и сигарет, я заплакала. — Все хорошо, — услышала я. — Я уже здесь. Я же говорил, что никуда ты от меня не уйдешь. Я подняла на него глаза и увидела его торжествующую улыбку. Наверное, стоило закатить скандал, но у меня не хватило сил, да и я правда была рада его видеть, понимая, что если бы я для него ничего не значила, то он бы никогда не приехал ко мне. — Поехали домой, пока твои предки не нагрянули и не испортили весь кайф. Но мы остались в городе на два дня. Мне надо было прийти в себя, и Джим был рядом. И он не пил. Тогда я подумала, что все же можно отучить его от бутылки, но я была такой же наивной, как и Пэм. Рассказала ли я ему о ребенке? Да, но уже дома. В Калифорнии.