Дверь между нами

Братья и сестры бледного леса, О, Дети Ночи! Решится ли кто-то Пойти со мною на охоту?

Джим пил, и очень много, я же много работала. Мне была скучна его компания, да и Пэм. Меня перестало многое волновать, потому что я устала от того, что Джим делал со мной все, что ему хочется. После той ссоры в баре мы не виделись очень долго, я снова умотала в Нью-Йорк развеяться. Джим же начал гастроли. Каждый занялся тем, чем должен. В тот март меня пригласили работать в «Rolling Stone», но я отказалась. Меня не привлекала работа с новым журналом, который, чтобы сделать себе имя, постарался всеми правдами и неправдами разгромить театральную постановку Джима и выдал статью с заголовком: «Много шума из ничего, или Великое падение никчемного Джима Моррисона». Не прельщало сотрудничество с таким изданием, пусть и мне обещали чуть ли не райские кущи и солидный куш за обложки изданий или фотографии к статьям. Ян Веннер [1] просто рвал и метал, когда Дениз прислала отказ в его редакцию. — Он сказал, что ты еще пожалеешь об этом. — Дениз закрыла блокнот с моим расписанием. — Ты точно не перегнула палку? — Слушай, я не так много лет в этой профессии, а точнее, всего лишь полтора года, и это прикольно, что я нарасхват, но мне не хочется иметь дело с этими засранцами. — Это из-за Джима? — спросила она. — Мне кажется, тебе пора оторваться от него и уже делать что-то свое. — У меня будет своя выставка, если что. — Я покрутила браслет на руке. — Уорхол помог мне все организовать. Так что я точно делаю что-то отдельно от Джима. — Как бы потом тебе не пожалеть. — Нет, не пожалею. Самое удивительное заключалось в том, что это «Rolling Stone» бегали за мной, а не я просила прощения за свой отказ, когда они набирали команду для того, чтобы их журнал вошел в историю. Все семидесятые они покупали мои работы, в том числе и скандальную фотосессию Бетти Данлер, когда они решили поместить ее обнаженной на обложку журнала. Для 1980 года это было очень скандально: танцовщица сидела спиной к камере, призывно смотря в объектив, и при этом на ней не было ничего, кроме мягкой улыбки. Я часто снимала ее обнаженной, это стало нашей традицией, но случалось это только в семидесятых. Проклятие Яна Веннера в мой адрес не сбылось, да и Джим оценил мой жест, решив, будто я отказалась от работы из-за него. Это было лишь отчасти так. Просто мне хотелось быть хозяйкой самой себе. Мне было всего лишь двадцать один, но тогда в юном возрасте запросто можно было стать кем угодно, для этого совсем не нужны годы работы или еще что-то, достаточно обладать умением видеть перемены вокруг и желанием сказать нечто новое. — Лучше всего The Doors выступали в марте, — сказал как-то мне Винс Тринор, постоянный критик группы. — Ты же видела, как Джим отдается делу? — Пару раз. — Я безразлично стряхнула пепел с сигареты. — Мне некогда ездить на каждый концерт группы. — Жаль, потому что любой, кто таскается с ними по восточной части страны, скажет тебе то же самое. — Я рада за них. — Позвони Джиму. — Винс сделал глоток вина. — Обязательно. Но звонить Джиму я не стала. Мне это было просто не нужно. Уорхол постоянно доставал меня организационными вопросами, а я разрывалась между Сан-Франциско, домом и Нью-Йорком. И все же я посетила один из концертов группы. Меня позвал Винс. Впервые за несколько недель мы с Джимом пересеклись. Концерт был в «Fillmore East». Все было просто потрясающе. Джим был трезв и собран, остальные импровизировали и играли на высоте. Я была рядом с Винсом, и он постоянно говорил, что это самый лучший вечер, какой он провел с группой. Я улыбалась и думала, идти ли на банкет после того, как музыка смолкнет. После Билл позвал нас всех за кулисы: в гримерке можно было выпить шампанского и поговорить. Тогда все и правда смеялись, поднимали тосты, ели спагетти и твердили, что с каждым вечером выступления группы становятся все лучше и лучше. — Мы давно с тобой не говорили. — Он взял меня за руку. — Прости, у меня хватает дел. — Его дыхание было все ближе ко мне. Я почти не видела его в полумраке комнаты, но физически ощущала, как Джим стоит рядом со мной, и у меня бегали мурашки по коже. — Раньше… — Раньше мы все были другими, — закончила я, отпивая еще шампанского. — Прости, но я очень устала. — В чем дело, Кэнди? — Он поднял на меня глаза. Теперь, когда он был совсем близко, я видела, как блестят в полумраке его глаза. Лихорадочно и страстно. У меня начало пересыхать в горле. — Да ни в чем. — Я уперлась рукой ему в грудь. Он все же склонился ко мне, целуя в шею. — Я больше не хочу… — Ты врешь. — Он схватил меня за руку, заводя ее за спину. — Сейчас ты просто врешь. — Я же сказала, что не хочу! — крикнула я, но и сама не была уверена в том, что говорила. Его губы скользнули с шеи в ложбинку между грудей. Я вздрогнула и подалась навстречу. Он явно понял мой язык тела. — Нет, нет… — шептала я, но уже было поздно. Он развернул меня к себе спиной, я уперлась руками в холодную кафельную стену. Я услышала, как он расстегивает «молнию» на своих брюках. Он был резким, когда заворачивал мою юбку вверх, стягивал трусики. Я ощутила облегчение, когда он вошел в меня. Джим вколачивался в меня с силой, шепча, как же ему хорошо со мной. Я выгибалась в такт его движениям, все больше и больше теряя саму себя. Только недавно я решила, что больше не буду с ним, что постараюсь оторваться от него, но у меня, как всегда, ничего не получилось. На меня нахлынуло, когда он отпустил меня. Он делал так со многими. Я не была его единственной и, самое главное, особенной. Я заплакала и начала стирать слезы, но Джим никак не отреагировал. Он просто оставил меня. Рэй нашел меня в одиночестве и темноте. Он протянул мне руку, и я поднялась на ноги. От возбуждения у меня все еще дрожали ноги, но я смогла твердо стоять. — Вам с Джимом жутко нравится делать больно друг другу. Когда тебя нет рядом, особенно если вы поссоритесь, он совсем с ума сходит. — У него есть Пэм, — напомнила я. — Да, но это не то. — К Пэм не все относились однозначно, и не все ее принимали, но многие никогда не лезли в жизнь Джима, считая, что он сам разберется. Я все же отправилась в тур с группой, позвонила Дениз, дала указания, чтобы она продолжила заниматься выставкой. Мне хотелось наладить отношения с Джимом, хотя бы дружеские. В весенний день, когда ехали на новый концерт, мы остановились на обед. Хотя вряд ли это можно было назвать обедом, скорее уже поздний ужин. Джим вышел из автобуса и пошел в магазин, где продавалась наживка — коробки со сверчками и прочей живностью. Купив всю партию, Джим выпустил сверчков на свободу. Уже начало вечереть, и, конечно, насекомые расползлись по всей парковке в поисках фонарей. У Джима были благие намерения, и никто не пострадал. Вскоре все снова сели в автобус и с улыбкой наблюдали, как сверчки отлетают от лобового стекла, пока автобус возвращался на шоссе. — Легкие как перышки… — шептал Джим. — Смотри… — Да, вижу… — Хватит дуться. — Джим взял меня за подбородок, поднимая лицо вверх. — Я не дуюсь. — Нет, дуешься, и тебе это совсем не идет. — Не тебе меня учить, — возмутилась я. — Тогда какого хрена ты тут? — Он не кричал, но от его спокойного тона было не по себе. — Я сама не знаю. — Кэнди снова запуталась, — заключил Джим и замолчал. Однако в апреле все изменилось. На концерте на Лонг-Айленде Джим так напился, что вообще не стоял на ногах. После концерта Билл пытался уладить конфликт в гримерке, но Джон был вне себя от ярости. — Я так не могу! — орал он. — Я еду домой! Надоело все! Когда Билл попросил счет за обслуживание номера, то выяснилось, что Джим выпил почти тридцать коктейлей за четыре часа. Билл просил меня поговорить с Джимом, но я вряд ли могла бы до него достучаться. Он всегда делал то, что хотел, и мои слова вряд ли бы дошли до него. Но самое интересное случилось в Нью-Йорке. Джим в компании Пола Феррары завалился в модный тогда «Scene», где ошивались все рокеры, а позже клуб станет обязательным пунктом в списке развлечений музыкантов. В ту ночь играл Джими Хендрикс. Вся Америка лежала у ног гитариста, который смог завоевать ее, спалив свою гитару. До этого он успел покорить Англию так, что следующие поколения музыкантов называли его гуру. Да так оно и было. Я тоже попала в эту лихорадку по Хендриксу. Мы познакомились в прошлом году в Мемфисе. Между нами ничего не было — так, краткая беседа, хотя Джими был не прочь остаться со мной на ночь, но я скрылась от него. В тот вечер до того, как Джим напился и полез на сцену, я сидела в гримерной с Джими и пила вино. Мы смеялись и говорили о музыке. Джими был интересным человеком, а главное, с прекрасным чувством юмора. — Слушай… — Джими сделал глоток виски. — Ты бы могла… — Я? — Я не совсем поняла, чего он от меня хочет, но догадывалась. После двух дорожек кокаина я смогла совсем расслабиться, полностью отдавшись моменту. У меня дрожали ноги, а возбуждение охватывало все сильнее и сильнее. Я пересела к Джими, чтобы быть с ним рядом. Он курил, я выхватила из его рук сигарету, стряхивая с нее пепел и затягиваясь. Наши лица были совсем близко, и я первой его поцеловала, ощущая вкус табака на языке. Говорят, что в тот момент, когда я сидела на коленях у Джими, целуя его за ухом, а его руки шарили у меня под юбкой, нас видел Джим. Он никогда со мной не говорил на подобную тему, и я не уверена, было так или нет. Я вышла в зал, ощущая, что отомстила Джиму. Нет, не за измены, они меня мало волновали. Я привыкла к ним, да и вообще, все эти одноразовые девки никакого значения не имели для Джима. Нет, я отомстила за его бесчисленные пьянки, которые меня раздражали до чертиков. Я сама не отличалась примерным поведением, я пила и употребляла наркотики, спала с разными мужчинами, но я умела остановиться. Водоворот событий хоть и захватывал меня, но не делал конченой наркоманкой или алкоголичкой. Джим так напился, что поднялся на сцену и начал подпевать Джими, но потом колени у него подогнулись. Он схватился за Джими, и они зашатались. Роуди встревожились и подошли ближе, потом фанаты принялись стаскивать Джима со сцены, но он зацепился за ногу Джими. Наконец вмешался Пол Феррара, который сумел вернуть Джима в зал и сказал ему все, что ему нужно было услышать, чтобы согласиться сесть в лимузин и уехать в отель. В отеле Джим отключился, а Пол вернулся в клуб, желая найти меня. Но меня он так и не нашел. Я уехала после концерта с Джими. Я провела ту ночь с Хендриксом и нисколько не жалела об этом. — Слушай, говорят, что ты встречаешься с Моррисоном. — Джими провел пальцами по моей линии позвоночника. — Ну, было дело. — Я приподнялась на локте. — Но сейчас это уже в прошлом. — В прошлом? — улыбнулся он. — Сама-то в это веришь? — Ну, Линда же смогла просто так от него уйти. — Теперь она стала женой Пола МакКартни, так что несколько жарких ночей ничем для нее не кончились. — Но ты не Линда. — Джими потянулся к прикроватной тумбочке. Там у него была заначка. — Милые сердечки… — Я не против чего-то крепкого, — ответила я. — Я знаю лекарство куда лучше. Я улыбнулась: — Секс? — Конечно, а ты как думала? — Может быть, рок-н-ролл. — Я приняла таблетку. — Ты злишься на Джима за его выходку? — Было довольно весело, пусть и глупо. — Джими поцеловал меня в лопатку. — Он просто много выпил, с кем не бывает. — Да, только у Джима это происходит очень часто. Он продолжал меня целовать. — Когда мы на высоте, то мы боги, а когда не в лучшей форме, то на дне. — Джими откинулся назад, у него начался трип, но я еще была в состоянии делать безумства. Мы расстались утром. Но пересекались еще не один раз. Наверное, мы стали друзьями, несмотря на то что были любовниками. Джими охотился за многими девушками, в том числе за Хизер, будущей женой Роджера Далтри. Джим, когда увидел меня, резко схватил за локоть, притягивая к себе. У меня быстро билось сердце и дыхание почти остановилось. Он был зол, и в его глазах это читалось лучше всего. Я знала, что он не будет милосердным со мной, потому что его задели мои отношения с Хендриксом. — Что, хорошо развлеклась? — Он все больше и больше заламывал мою руку, отчего голова запрокинулась назад. — Так хорошо? — Ты что, ревнуешь? — Я хотела его задеть, ведь его подобное не беспокоило никогда. Джим ставил рога другим, другие ставили ему. Так что это было уравнение, а не неравенство. — Ты прекрасно знаешь, что нет. — Он обнял меня другой рукой. — Мне интересно, почему ты дала ему, а мне все чаще отказываешь? — Потому что ты все время пьян, — выпалила я. — Я сейчас не пьян! — А мне нет до этого никакого дела! — Черт! — Мне было больно, но я молчала. — Если я для тебя хоть что-то значу, то приходи завтра на мою выставку, — потребовала я. — Это шантаж? — Он не отпускал меня, продолжая прижимать к себе. — Нет, это пока просьба. — Джим отпустил меня. Он пришел на выставку, и это был самый лучший вечер в моей жизни. Мы пили шампанское, смеялись, критики в один голос говорили о моем таланте. Джим был рядом, и мне большего и не надо было. Я решила дать ему еще один шанс, ведь нельзя так просто опускать руки. — Ты меня любишь? — спросила я, когда мы сели в лимузин. — Я безумно влюблен в тебя. — Джим поцеловал мое запястье. Он так и не сказал, что любит меня, но мне было достаточно.