Дверь между нами

Знаешь ли ты, что нас ведут На убой бесстрастные адмиралы И что жирные ленивые генералы неспешно Глумятся над молодежью?

Все было слишком плохо. Я хотела после концерта уехать в Англию, но мне не дали, потому что федералы заинтересовались происходящим. Дениз не успела купить мне билет, и мой побег не удался. В мои планы не входило бегство вместе с Джимом. Он меня мало интересовал, я считала, что пусть Патриция или Пэм утешают его. С Пэм Джим расстался, пусть и не навсегда, но между ними произошел болезненный разрыв. Она звонила мне пару раз, но я отказалась с ней говорить. Если честно, она меня уже достала. Говорят, в то время, когда ФБР заводило дела на всех, кто был причастен к беспорядку в Майами, Пэм сделала аборт. Она не знала, от кого залетела, и не решилась оставить ребенка. Так многие делали. Несмотря на противозачаточные таблетки, которые заполонили аптеки, все равно происходили незапланированные беременности. Девушки забывали предохраняться, а некоторые бросали таблетки из-за того, что набирали вес. Презервативы не спасали: многие мужчины не любили их, считая, будто они портят яркость оргазма. В любом случае многие девушки становились заложницами ситуации. Но Пэм меня мало беспокоила. Мои мысли не покидал тот злосчастный концерт в Майами. Все покатилось к чертям. Вот только не все это понимали. Когда завершилось шоу в Майами, в гримерке почти не говорили о случившемся. Закончился еще один концерт, после которого The Doors продинамили с гонораром. Такое и раньше случалось из-за того, что Джим бывал в настолько плохом состоянии, что группа просто не успевала отыграть шоу до конца и порой уходила со сцены в начале или в середине. Конечно, никто не обиделся, что все остались без денег. Группа даже перекинулась парой шуток с находившимися на службе копами, которые обеспечивали охрану сцены. Джим уже протрезвел и говорил о том, что хочет изменить направление группы, решив, что пора бы играть другие песни. Когда зал опустел, сброшенную одежду, нижнее белье и ботинки смели в середину, и образовалась куча высотой в пять футов [1]. Робби и Джон с подругами, а также Джим полетели в Монтего-Бей на Ямайке. Их подвезли до арендованных жилищ: Робби и Джона — до дома недалеко от Очо-Риос, Джима — до виллы отставного британского майора, расположенной на холмах над городом. Рэй с Дороти приехали чуть позже. — Поехали со мной, — попросил меня Джим. — Пусть с тобой твоя новая подстилка едет. — Я все еще дулась на него из-за Патриции Кеннели. — Думаю, она тебя больше понимает. — Ты жестока ко мне, — вздохнул он. — Я перестала от тебя зависеть. Это была правда, но лишь отчасти. В любом случае мне больше не надо было видеть Джима, говорить с ним, трахаться, чтобы понять: он лучшее, что случилось со мной. Больше ничего этого не надо было делать. Я была свободна, пусть и не совсем до конца. Временами я снова возвращалась к нему: старые пожары все еще вспыхивали, давая о себе знать, но они больше не были такими яркими, как раньше. Во мне еще жили тлеющие искры страсти, которые Джим умел зажигать. Однако день ото дня он терял власть надо мной. — Что ж, очень жаль. — Он дотронулся до моей руки. — Когда-то нам было очень хорошо вместе. — Когда-то ты был совсем другим, — напомнила я. — Это было в прошлой жизни. — Ты с кем-нибудь встречаешься? — спросил он, пристально смотря в мои глаза. — Да, — призналась я. — Кто? — не унимался Джим. — Это имеет значение? — с яростью посмотрела я на него. — Имеет. Для меня все важно, что касается тебя. — Он достал сигареты. — Что ж… — Я набрала в легкие воздуха. — Он журналист. — Весьма занятно. — Это Бобби Макки, — вдруг произнесла я. — Тот урод, что пишет статьи для «Rolling Stone»? — усмехнулся Джим. — Нет, он пишет про книги для «Playboy», — отрезала я. — Надеюсь, он знает, как с тобой обращаться. — Иди к черту уже, Джим, и отправляйся на свою Ямайку! Да, я встречалась с Бобби. Да, между нами все было хорошо, но я совсем не была уверена, куда зайдут наши отношения. Наверное, Бобби думал, будто у нас все серьезно, я же воспринимала его как перевалочный пункт, словно мне на пути мог попасться кто-то лучше, чем он. Джим уехал без меня. Мне было проще остаться в Лос-Анджелесе, тем более все равно ничего бы не получилось. ФБР быстро мною заинтересовались. Тем временем в Майами возникли проблемы. Лари Махони был молодым репортером из «Miami Herald». Он учился в университете штата Флорида в одно время с Джимом. Спустя два дня после шоу в Майами Махони начал публиковать статьи о The Doors, в одной из которых говорилось, что Джим всем показал свой член. Махони писал, что Джим глумился над правовыми и моральными нормами, забыв о статье за непристойное поведение, бесстыдно разделся и подстрекал чуть ли не к революции. «Многие из почти двенадцати тысяч подростков, включая тысячи старшеклассниц, сказали, что нашли показуху бородатого певца отвратительной… Моррисон появился на сцене, чтобы мастурбировать у всех на виду, выкрикивая непристойности и прилюдно обнажаясь. Он разозлился, сцепился с несколькими официальными представителями «Three Image» и сбросил одного из них со сцены, перед тем как его самого швырнули в толпу». Прочитав это, я отбросила газету в сторону. Я знала Лари — мы пересекались пару раз по работе — и, конечно, позвонила ему. — Какого хрена, Лари? — рычала я в трубку. — Ты с дуба рухнул? — Что тебя так возмутило? — Он замолчал, а потом прибавил: — Ах, то, что я написал про твоего любовника? Слушай, это за дело. — Если он трахнул твою девушку когда-то, это не вина Джима, — выпалила я. — А только твоя, Лари. — Я не буду столько лет убиваться по какой-то шалаве. А тебе советую уже взяться за ум, иначе тебя ждет то же самое. — Да пошел ты! — Я бросила трубку. Винс Тринор увидел эти статьи до того, как покинул Майами, и в смятении позвонил Биллу. Оба они знали, что Джим не раздевался до конца. Но искра сомнений уже была зажжена, оставалось лишь довести дело до ума, а общественность запросто могла это сделать — во все времена власти играли так. Следом за статьями Лари Махони в прессе развернули кампанию против The Doors, описывая концерт группы как «оргазмический» обряд развращения, хотя они вряд ли знали, что это такое. Многие, наверное, кроме миссионерской позы, ничего не пробовали и вообще вряд ли понимали, что творили на сцене рок-вокалисты, когда девушки были готовы выпрыгнуть из трусиков. Лари звонил исполняющему обязанности шефа полиции Майами и задавал вопросы. Он звонил прокурору округа Дейд, спрашивая: — Вы знали, что рок-звезда обнажился в Кокнат-Гров? Копы оправдывались, говоря, что были слишком заняты безбилетными фанатами снаружи, чтобы арестовать звезду выступления. Им больше было нечего сказать. Они тоже понимали, что еще чуть-чуть, и попадут под раздачу за неисполнение закона. ФБР заинтересовалось случившимся в Майами. Они завели дела на всех причастных и начали вызывать на допрос. Досье ФБР на Джима Моррисона содержало отчет о шоу. Имя информатора оставалось засекреченным. Используя в качестве источника отчет Махони, информатор заявлял, что Джим обнажался. «(Информатор) утверждал, что способен провести расследование, и гарантировал, что добьется ареста Моррисона по обвинению в непристойном поведении. Вопрос обсуждался с офисом прокурора штата Флорида, чтобы выяснить, можно или нет обвинить Моррисона в более тяжком преступлении». Пятого марта Махони сообщил, что у полиции есть ордер на арест Джима по обвинениям в непристойном поведении и нарушении общественного порядка сквернословием. Эта статья строилась на заявлениях, что Джим обнажался. «Самозваный "Король оргазмического рока", как сообщают, изображал занятие мастурбацией и расстегнул штаны во время наполненного сквернословиями выступления». Говорят, помощник окружного прокурора получил отчет от своего сотрудника, что Джим показал член и штат Флорида поддерживает обвинения. Все это глупости. Концерт снимали несколько профессиональных фотографов, к тому же были тысячи любительских снимков. На единственной фотографии, которая изображала хоть что-то похожее на обнажение, Джим запустил одну руку в штаны, а другой тянулся к своей промежности. И то все было нечетко видно. Те снимки, которые можно было посчитать за разврат, были только у меня, но я пока не знала, что с ними делать. — Ты должна засветить пленку, — предложила мне Дениз. — Они могут все понять. — Я откинулась на подушки. — И тогда чаша весов может склониться не в сторону Джима. — Если ты так ненавидишь его, просто сдай. — Дениз откупорила бутылку виски. — Все не так просто. Я не буду сдавать Джима, да и Джек явно не будет доволен. — Я закрыла глаза. — Билл звонил? — Да. — Дениз подала мне бутылку. — Хотел встретиться с тобой. — Надо это сделать до того, как федералы вызовут меня к себе и устроят обыск. — Я сделала глоток. Я приехала в офис группы на следующий день. Билл меня ждал. Он был в полной растерянности, никто не знал, что все приобретет такой поворот. — Я засвечу пленку, — сказала я в конце. — Так будет лучше для всех нас. — Когда тебя вызывают? — Завтра. У меня есть время все уничтожить. Вечером ко мне нагрянули федералы, чтобы найти пленки. Они знали, что я и Пол Феррара вели съемку концерта и на фотографиях можно было найти доказательства преступления Джима. Они ничего не нашли, потому что к тому времени я успела засветить все пленки. Утром за мной приехали и повезли на допрос. Я не боялась, потому что до этого приняла кокаин. Макс Финк, адвокат Джима, встречал меня, потому что тот дал ему ценные указания на мой счет. Ко мне закралась мысль, что Джим все еще меня любит. — Куда делась пленка? — спросил агент Дэвид Ледшерд. Он был уже в возрасте, и, конечно, весь этот рок-н-ролл, наркотики и прочие глупости были ему чужды. Наверняка его дочка стала таким же изгоем, как и я, отказавшись от семьи, чтобы погрузиться в дурман, приняв новую религию как истину, не требующую доказательств. Безусловно, для агента Ледшерда я была хиппушкой, что не знает ни морали, ни правил. — Так где пленка, мисс Руфин? — Я же вам сказала, что она оказалась неудачной, — повторила я. — Думаете, я поверю в это? — Он достал папиросу. — Вы держите меня за дурака? — Я фотограф, и есть вещи, в которых вы не разбираетесь. — Это прозвучало с вызовом, но он меня так бесил, что я не могла говорить спокойно, как советовал адвокат. Я сама когда-то училась на юридическом и кое-что еще помнила, но мне было плевать на правила игры. — Вы не знаете, как часто бывают бракованными пленки, а фотоаппараты подводят в самый важный момент. — Слушайте, хватит меня водить за нос. Начнем с того, что вы любовница мистера Моррисона, у вас есть мотив его выгораживать. — Мы уже давно не любовники. — Я сложила руки на груди. — Может быть, оказали ему услугу за былые достижения, — предположил агент Ледшерд. — Смешно, — иронично ответила я. — Я же сказала, что у меня нет снимков с концерта. Что еще вам нужно от меня? — Ваш отец такой уважаемый человек в Калифорнии. — Пошла тяжелая артиллерия, воззвание к святому. — Он явно будет не рад, если ваше имя будет звучать в таком контексте. — Слушайте, — я положила руки на стол, — я давно не общаюсь со своей семьей, кроме сестры. Мне это неинтересно. Мой отец знает, чем я занимаюсь. Так что не пытайтесь дергать за ниточки. Они не работают. — Вы же девушка… — Слушайте, я все понимаю, наверное, и ваша дочь примкнула к нашему стаду, которое ширяется, пьет и трахается со всеми подряд, но вы в этом сами виноваты. — Еще чуть-чуть, и он бы меня ударил. Я понимала это прекрасно, видя, как его глаза наливаются кровью. — Можете уходить. — Он приказал конвоирам забрать меня. — Только помните, что ваш кумир по самое не могу вляпался в проблемы. — Буду помнить. Я ушла, ощущая раздражение. В тот день мне позвонил отец: наверняка федералы успели до него добраться. Мы говорили недолго, потому что я была не настроена на беседы. Он просил меня быть благоразумной, звал на ужин, говорил, что они с мамой все простят мне. Только меня было уже поздно возвращать в лоно семьи. Меня давно развратила та жизнь, какая у меня была. Это меня привлекало куда больше, чем та картина, которую мне хотели подарить родители. Я решила отправиться к Джиму на Ямайку. Я все еще любила его, пусть и всячески отрицала это, иначе не сделала бы для него то, что сделала. Но у Джима были куда более серьезные проблемы, чем казалось. ФБР и представители Белого Дома все еще верили, что Джим выступал с угрозами против президента, который вел войну во Вьетнаме. Печально известная операция ФБР «КОИНТЕЛПРО» [2] действовала против тех, в ком увидели врага. Они уже достали Джона Леннона за его гневные заявления против политики Никсона. Говорили, что сам директор ФБР Гувер [3] приложил руку к гонениям на Джима Моррисона. Между тем выгодный тур The Doors был отменен. Ассоциация управления концертными залами объявила, что с группой не следует иметь дела. Их страховая компания отказалась от своих обязательств. Большие деньги, которые ожидалось получить во многих городах, ускользнули из рук. Внезапно, почти мистически, The Doors выкинули с радио. Мы с Биллом добрались до группы на Ямайке, сказали им, что тур закончен, и предложили вернуться в Лос-Анджелес. Джима предупредили, что его могут арестовать, если он приземлится во Флориде, поэтому он воспользовался рейсом до Нью-Йорка. Но это было только начало катастрофы.