Дверь между нами

Людям нужны посредники — писатели, герои, звезды экрана, вожди — чтобы жизнь обрела форму, как лодка из песка, вылепленная мальчиком на солнце.

Весна шла полным ходом, и март с апрелем подарили нам много странного и удивительного. Получив свободное время, Джим нашел себе новые занятия. Он издал поэму «Сухая вода» в «Los Angeles Image» — журнале, посвященном контркультуре. Однажды Джим собрал свои блокноты и записал стихи и тексты. Результатом этой сессии стали сорок стихотворений, произнесенных Джимом, некоторые из них были сделаны без музыки. Джим говорил, читал однообразно, затем пел баритоном, поворачивался к блокнотам, наблюдал тщательно продуманный ритм, как будто он репетировал раньше, отшлифовал его до идеала. Если Джим сядет, казалось, что он может публиковать записи, но все оказалось по-другому. Джим должен был умереть, чтобы его стихи увидели свет. Поэты и критики, которые слышали об этих фантастических записанных на пленку экспериментах, сказали, что Джим разработал новую американскую поэзию, созданную на очень высоком уровне, и за его успех можно не волноваться. Джим становился больше поэтом, чем рок-звездой. Хотя он по-прежнему считал, что музыка — одна из форм выражения. Мне нравился такой меланхоличный Джим, ставший похожим на трубадура. Когда записывал поэмы, он словно превращался в другого человека. — Что ж, пойдем выпьем, — часто предлагал он мне. — Я не могу, мне завтра надо уехать в Париж, — как-то ответила я. Он косо посмотрел на меня, но ничего не сказал. — Тебе нельзя так много пить. — Я пью, чтобы писать стихи, — повторил он знакомую мне фразу. — Я знаю, но трезвым ты мне больше нравишься. Я начала отходить от всего этого сумасшедшего образа жизни. Да, никуда не делись наркотики, алкоголь и мужчины. Я не перестала глотать таблетки, нюхать кокаин и пить, но больше не ходила по краю, когда всего один необдуманный шаг, и ты уже на дне жизни. Джим же не собирался останавливаться. Он снова сошелся с Пэм. Они помирились в то время, когда Джим стал больше похож на отшельника. Я сама отдала его ей, не могла иначе. Мне надо было устроить выставку в Европе, а еще я получала множество предложений на съемку музыкантов в Англии. Я не могла отказываться от работы, которая сыпалась на меня как из рога изобилия, это было бы настоящей глупостью. Джиму это не нравилось, но он давно не имел на меня никакого влияния. Я делала то, что хотела и как хотела. Мои отношения с Бобби Макки дали трещину уже в апреле, и мы расстались — тихо, мирно и без всяких выяснений отношений. Мне надо было заниматься своей карьерой, а не отношениями. В то время постоянно появлялись хорошие фотографы, готовые на все. Они были такими талантливыми, что порой казалось, мне в двадцать два придется уйти на заслуженную пенсию. Патти Смит, с которой мы были знакомы долгое время, только и твердила, чтобы я не смела теряться в этом море фотографов. Иногда приходится чем-то жертвовать, чтобы достичь желаемого. В моем случае — Бобби. Но я не расстраивалась по этому поводу, пусть и в обществе бытовало мнение, будто девушки моего возраста давно должны стать женами и матерями. Меня такая перспектива совсем не привлекала, ну и пусть я умру в полном одиночестве. То было удивительное по-своему время. Повсюду звучала свежая музыка, появлялись странные песни, новый звук, похожий на первобытную магию. Зарождался панк, который еще так не назывался и стал впоследствии модным течением. Группы стали звучать тяжелее и громче, а новые вокалисты вытворяли такие вещи, что казалось, это предел их возможностей. Я хотела быть в водовороте этой жизни, а не рядом с Джимом. Наверное, поэтому он снова вернулся к Пэм. Но жизнь все равно била ключом. Творческих людей мало что может остановить, а если их вдохновение подогревается наркотиками, то все бурлит, как кровь в вене. Съемочная группа Джима так же «закончила» тем месяцем «Пир друзей» [1]. Пусть никогда и не представленный в виде полнометражного фильма, полусюрреалистичный «Пир друзей» великолепно передавал безумную атмосферу вокруг The Doors прошлого года, когда Джим был то на коне, то на дне. Фильм был представлен Фрэнком Лисиандро на нескольких важных американских кинофестивалях, потому что студийные боссы не могли показать это в кинотеатрах, ведь тогда популярным было совсем другое кино. Отрезки этого фильма использовались в коммерческих видео The Doors вплоть до 1985 года, ведь в конце семидесятых наступила совсем иная эпоха, когда видеоряд под музыку имел большую значимость, что привело к созданию музыкального канала. Джим, чтобы удержать съемочную группу вместе, тут же предложил перейти к следующему кинематографическому проекту — экспериментальному фильму «Шоссе. Американская пастораль» [2], который основывался частично на сценарии Джима. Он снова работал со своими вечными собутыльниками вроде Пола Феррары и Бейба Хилла. В пасхальную неделю команда взяла «Мустанг» Джима и еще одну машину и начала снимать кадры, на которых Джим ездил на машине, ловил попутки, а затем покупал бензин, шел по пустынной автомагистрали в калифорнийской пустыне недалеко от Палм-Спрингс и Мохаве. Джим играл роль убийцы на дороге, бродяги, одержимого жаждой крови, о которой он мечтал, когда ехал автостопом по Флориде много лет тому назад. С неряшливой бородой, в шерстяном свитере Джим выглядел жутко, но мне понравилось. Грубые, подергивающиеся кадры были в итоге смонтированы в ленту. Финал был сделан по сценарию, но зрители должны были заметить, что Джим уже убил владельца «Мустанга» и отправился в город, решив продолжить свой опасный путь. После проделки в пустыне шли кадры, как машина въезжает в Лос-Анджелес. Вечерний мегаполис был показан с крыши жилища, в кадр захватили неоновую вывеску «Phone Booth», блестящую красноватым огнем. Говорят, вся команда чуть не рухнула с этой крыши, потому что была сильно пьяна. Вслед за тем Джим был снят в своем новом доме — мотеле «Альта-Сьенега». Он позвонил Майклу Макклюру в Сан-Франциско. Макклюр не был предупрежден, что идет запись, отчего разговор вышел живым. Джим говорил на полном серьезе, и это казалось странным. Я сидела в кресле и курила, думая, что за чушь он несет. — Привет. Как ты? Я только что вернулся в город… Лос-Анджелес… Я находился в пустыне какое-то время… Да, прямо посередине… Эй, слушай, друг, у меня тут серьезные проблемы. Видишь ли, когда я был в пустыне… Не знаю, как и сказать… но, э-э, я убил кое-кого… Просто, гм, этот парень подвез меня, и… он начал докучать, а я не смог это вынести, понимаешь? И я его умертвил… Вот. Позже я как-то встретилась с Майклом, и мы заговорили о том телефонном звонке, снятом на пленку. Он закурил, откидываясь на спинку кресла, я сделала глоток шампанского, а потом он заговорил: — Когда Джим говорил нечто подобное, я не особенно верил в это — хотя это и не было чем-то невероятным. Я думаю, он хотел соединить мир кино и мир рок-н-ролла… Думаю, если бы он убил кого-то, то захотел бы рассказать мне об этом, но вряд ли он был на такое способен. Джим на самом деле добряк. Я сказал ему: «Успокойся. Попытайся понять, где ты находишься. Сохраняй равновесие». Думаю, он был действительно возбужден… Я не знал, что звонок не шутка… Но Джим не был буйным. — Он был трезв, — продолжила я. — Да, чудное было время. — То редкое чувство, когда мне нравится, что он не пьет. Вы еще вместе? — И да, и нет. — Я засмеялась, закрывая лицо ладонью. — Что это значит? — Что мы расстались из-за его английской подружки. — Это из-за той танцовщицы? — спросил Майкл. — Именно. Но тогда это не имело значения. Пусть мы с Джимом тогда то расходились, то снова сходились, я не была полна решимости окончательно прервать наши отношения, поставив в них жирную точку. Странно, тогда я еще на что-то надеялась, думала, что все может наладиться. Думала, что однажды наши отношения смогут стать лучше, чем они есть. Но я ошибалась. Джим всем казался другим. Правда, Рэй знал совсем иную сторону Джима. Рэй говорил, что у The Doors был конфликт с Джимом из-за его вечного запоя, это случилось в доме родителей Робби, где они работали над песнями из «Soft Parade». Все они сказали Джиму, что он пьет слишком много и это выглядит так, словно он хочет убить себя. Он признал проблему, просто и печально сказав: — Я знаю, что пью слишком много, Рэй. Я пытаюсь завязать. Этого оказалось достаточно для группы. Джим знал, что они хотят услышать эти слова. Поэтому он не завязал, продолжая пить с Бэйбом в Палмсе. В те дни мы снова поругались, и я опять выставила его чемодан, отправив к Пэм или очередной его любовнице, каких у него было столько, что голова шла кругом. Макс Финк, адвокат Джима, в конце марта связался с ФБР касательно обвинения Джима в совершении уголовного преступления. ФБР привлекло федерального судью, чтобы выписать ордер на арест Джима, воспользовавшегося междуштатным перелетом, чтобы избежать ареста. Это был абсурд, потому что он покинул Флориду до того, как были зарегистрированы какие-либо обвинения, Флорида объявила его скрывающимся от закона. Финк понял, что кто-то в ФБР сильно хочет отправить Джима за решетку. Ситуация была чрезвычайно серьезной и потенциально опасной для него. 4 апреля Джим и Макс Финк прибыли в лос-анджелесский офис ФБР, где Джима арестовали. По предварительной договоренности власти США тут же отпустили его — сына находящегося на военной службе адмирала и главную рок-звезду — под залог в пять тысяч долларов. Но судебный процесс затянулся, и только после смерти Джима власти Флориды сняли с него все обвинения. Какой милосердный поступок. В западном Голливуде была чрезвычайно спокойная весна. Никаких демонстраций, громких арестов, концертов. Жизнь цвела буйным цветом в других городах и странах. Но я была рада этому. Я занялась арт-проектом, снимая разных рокеров с музыкальными инструментами на Венис-Бич. Джим дико ревновал меня ко всем мужчинам, что попадали в объектив моей камеры. Мы снова ругались. — Ты точно спишь с ними со всеми! — Да пошел ты! — орала я в ответ. — Я не трахаюсь со всеми подряд. — Я тебя хорошо знаю. — Он схватил меня за руку, притягивая к себе. В его глазах вспыхнул гнев, и я попыталась высвободиться. — Ты, как и Пэм, никогда не упускаешь возможности оказаться в постели с каким-нибудь музыкантом. — Да пошел ты, — зло отвечала. Я знала, с чем связано такое его поведение. На мне он вымещал свои неудачи. Концерты The Doors, запланированные на апрель, отменили. Группа находилась в черном списке. Никто не хотел приглашать их. Все остались без работы. Джим отсиживался, иногда со мной, в мотеле «Landmark» на Фаунтен-Авеню. Но когда он снова начинал люто пить или принимать наркотики, то я уезжала, и в его номере появлялись группиз, готовые на все, лишь бы потом сказать, что у них был секс с самим Джимом Моррисоном. Тогда он сошелся с Джоджо Лейн, сексуальной моделью, которая примерно в это же время встречалась с Джимми Хендриксом. Джим достал предварительный экземпляр сольного альбома Нила Янга «Everybody Knows This Is Nowhere» [3] и слушал снова и снова. Он сказал, что думает, будто «Cinnamon Girl» написана о Пэм. — Это ведь про нее, — твердил он мне, — потому что они встречались. — Это все слухи. Джим покупал кокаин снова и снова. За этим делом многие видели его в доме Стивена Стиллза [4] в Лорел-Каньон, где всегда тусовалось много музыкантов, художников и прочих людей, причастных к богеме. Он читал местной публике сатирическую новеллу Нормана Мейлера [5] «Почему мы во Вьетнаме?», и все это оценили, ведь все мы были детьми, которые верили в лучший мир, поэтому журили правительство, но все было серьезнее, чем нам казалось. Он ссорился с Пэм и тратил огромные суммы на поддержание на плаву бутика «Фемида». Он смотрел время от времени новости, а после делал наброски, не изменяя своей привычке почти до самой смерти. Он ездил на своем «Мустанге» в каньон Топанга и просто сидел в машине возле почты, пил пиво, смотрел, как меняется свет, озаряющий горы. Пялился на стриптизерш в «Phone Booth», при этом никого не желая трахнуть. Раздобыл предварительный сценарий кокаинового фильма Денниса Хоппера [6] «Беспечный ездок» и нашел фильм волнующим. Джим много чего делал и иногда заходил ко мне. Мы занимались любовью порой часами, и с таким исступлением, словно это был самый лучший период наших отношений. Однако это совсем не так. Это были всполохи, остатки той страсти, что когда-то была между нами. — Кэнди, не уходи. — Я должна уйти. — Я стала одеваться. — Мне надо уехать в Париж. — Почему ты не хочешь просто остаться здесь? — Джим приподнялся на локте. В полумраке комнаты я видела, как он смотрел на меня. В его глазах снова мелькало то, что приводило меня в замешательство, приправленное страхом. Но сейчас я больше не боялась его. — Потому что я не могу находиться постоянно с тобой. Начнем с того, что у тебя столько баб, что я устала мириться с ними всеми. Я не могу смотреть на то, как ты пьешь и постоянно ширяешься. — Ты занимаешься тем же. — Только про меня не ходят легенды, — осадила его я, застегивая пуговицы на блузке. — А теперь мне надо идти. В любом случае тебе и без меня будет очень весело. Как-то в полдень на бульваре Санта-Моника он подцепил восемнадцатилетнюю девушку по имени Ланна Элиот. Она отвезла его в дом родителей за пределами долины, где Джим играл с ее младшими братьями в мяч и болтал с их матерью в небольшой столовой, ведь жили они небогато. Конечно, об этом прознали в Эл-Эй, ведь слухи часто разлетаются от одной лишь искры. — Я не трахал ту девчонку, — сразу же оправдался он. — Конечно, так я тебе и поверила. — Я подошла к нему, чтобы поцеловать в губы. Он схватил меня за локоть, притягивая к себе. — Отпусти меня, — прошипела я. Он не сразу разжал пальцы, а когда отпустил, я ушла, громко хлопнув дверью. Когда я говорила, что не ревновала его и мирилась со всеми изменами, я врала. Да, я думала так в начале пути, но под конец наших отношений я жила в пламени ревности, и бороться с этим было просто невозможно. Будущий альбом был главным отчетом Джима о той эпохе, свидетельством его смешанных чувств по отношению ко времени, которое стало для нас всем. Собранный Полом Ротшильдом из множества разрозненных записей, альбом состоял из семи частей. «Soft Parade» стал элегией о печальной и трагической атмосфере шестидесятых и высочайшим эмоциональным итогом всего, что было связано с Джимом Моррисоном и группой за последние четыре года, по крайней мере, так писала пресса. В апреле The Doors вылетели в Нью-Йорк, где записали общественную телевизионную литературно-драматическую программу «Critique», продюсером которой был «Channel 13». Семь записанных песен составили первое выступление группы за два месяца. Джим появился почти инкогнито — с большой бородой, в темных очках, джинсах, футболке и с заметным пузом. Он выглядел отстраненно и, возможно, был пьян. Группа хорошо отыграла старые песни, но Джим ожил, только когда они приступили к «Soft Parade». Джим кричал и позировал во время съемок видеоарта. Возникало ощущение, что Джим делал все, лишь бы перестать быть королем ящериц. Он не хотел иметь ничего общего с тем Джимом, каким мы его знали, и не все понимали эти изменения. Я же смотрела на все это издалека. Оказавшись в Нью-Йорке, я даже не встретилась с Джимом, потому что знала: он упал в объятия Патриции Кеннели, которая его с радостью приняла. Группа вернулась на следующий день в телестудию, чтобы записать интервью для шоу. Сидя перед инструментами, Джим прятал лицо за длинными волосами и черными очками, словно не хотел быть там. В основном говорили Рэй и Джон. Джим вступал, только когда к нему обращался Рэй. Услышав вопрос о том, что собирается делать дальше, Джим неуверенно рассказал о многих своих интересах: — Мне нравится писать песни или кусочки музыки — это просто подлинное выражение… радости. Как торжество жизни, понимаешь? Как начало весны или восход солнца. Что-то вроде этого. Просто подлинная, бесконечная радость. Я не думаю, что мы закончили. Такое чувство, что я в основном получил из музыки The Doors некий вид тяжелого, отчасти мрачного восприятия, понимаете? Как будто кто-то чувствует себя не в своей тарелке, нет покоя: встревожен многим, но ни в чем не уверен. Я бы хотел свалить туда, где чувствуешь себя как дома. Позднее Джим говорил, что восхищался поэтами, способными подняться и начать читать вслух свои стихи. Он говорил об истоках рок-н-ролла как о смеси музыки чернокожих и блюза с пришедшей из Европы фолк-музыкой, которую он называл «западно-вирджинские пьяные звуки». Когда его спросили о будущем, Джим интригующе предсказал появление техно-музыки, которое случится двадцать пять лет спустя: — Я представляю одного человека, окруженного множеством автоматической техники — записи, электронные установки, — поющего и говорящего с использованием множества технологий. Я помню, как в восьмидесятые все стали пропускать звуки через компьютер, а многие синти-поп-группы [7] считали гитары устаревшими. Джим об этом говорил раньше, чем это случилось. Он всегда был гением, но он позволил хаосу разрушить себя полностью. Если бы он был жив и сейчас, то стал бы живой легендой, возможно изменив мир музыки и литературы. Премьера «Американской молитвы», новой большой работы Джима, состоялась в начале мая, когда Джим читал ее в колледже Сакраменто на поэтическом вечере, где главным гостем был Майкл Макклюр. Два вечера спустя Джим появился в лос-анджелесском «Whisky A Go-Go» с Эриком Бердоном и блюзовой группой. Это был взлет Джима, и я постаралась быть рядом с ним, снова поверив, что между нами все может наладиться. Джим той весной часто что-то да публиковал. Он вычитывал и корректировал свои тексты сам за столом в офисе группы. Когда стихи прибыли из типографии, их сложили на углу стола Джима, а затем раздали друзьям и фанатам. Майкл Макклюр дал несколько копий своему знакомому. Редактор тут же решил приобрести права на них и организовал публикацию в 1970 году. Джим был в полном восторге, учитывая, что переживал хроническую форму депрессии. «Это было началом, — написал он в своем дневнике, — «реальной» карьеры». Он хотел стать поэтом, забыв, что он рок-звезда. Но Джек и все остальные хотели, чтобы его стихи становились песнями. В любом случае наступали весьма странные времена, и никто не понимал, что у всего этого будет трагический конец.