Дверь между нами

Да, у черного входа придорожной гостиницы найдется кто-нибудь для любви. Да, у черного входа придорожной гостиницы найдется кто-нибудь для любви. Те, кому нравится делать это не спеша.

— Я снова пишу песни. Сказал, что спасу The Doors, — как-то сказал мне Джим. — Оу, — протянула я, продолжая смотреть на снимки. — Похоже, тебе вообще все равно. — Он обиделся. — Прости, но я сейчас занята, у меня скоро выставка. Я все никак не могла выбрать, что именно выставлять. — Мы больше не вращаемся на одном полюсе, — отметил Джим. Он взял бутылку виски. — Слушай, я пытаюсь завязать с нашими отношениями. Давай ты не будешь мне мешать? — Как удержать миг, Кэнди? — спросил он. — Не знаю, — ответила я, не совсем понимая, о чем он говорит. — Я не хочу, чтобы ты уходила. — Он провел рукой по моей голой ноге. — А еще — чтобы рядом с тобой были Джули, Пэм, Патриция и еще целый табун женщин, — съязвила я. — Тебе нужна эксклюзивность? — спросил он. — Мне нужна стабильность, — призналась я. — А с тобой я никогда ее не найду. — Кому нужна тишина? — Он посмотрел мне в глаза. — Мне нужна тишина, — ответила я, ощущая, как меня снова охватывает любовный жар. — Я устала от того, что мы постоянно ругаемся. Я перестала тебя понимать, как и ты меня. Мы больше не говорим о работе, мы просто работаем вместе. Ты больше не интересуешься моей жизнью, я делаю это, потому что это моя работа. Ты приходишь ко мне, потому что тебя никто не хочет принять у себя. — Кэнди… Моя сладкая Кэнди, не придумывай себе сложности. — Я просто говорю как есть. Все изменилось, и миг никак нельзя удержать, — грустно констатировала я. — Но мы же все равно вместе. — Он легко улыбнулся. — Ну же, улыбнись. — Мне некогда. — Я отвернулась от него. Джим все же схватил меня за руку, притягивая к себе, целуя в губы, и я сдалась. Впрочем, как и обычно. С ним было хорошо, когда он был спокойным и трезвым. С ним было плохо, когда он пил и ширялся. Я не была против развлечений, но устала от излишней драмы. Мне нужно было уже нечто другое. — Вот так лучше, — сказал Джим спустя время, находя у кровати пачку сигарет. — Тебе так нужен секс со мной? — спросила игриво я. — Ты моя отдушина. — У тебя слишком много стало этих отдушин, — вдруг обиделась я. — Ты самая главная. Я закатила глаза. — Не веришь мне? — Он затянулся, а потом передал сигарету мне. — Нет, верю, но пока с трудом. — Я засмеялась. — Все равно тебя надолго не хватит, и ты пойдешь себе искать еще кого-то. Я тебя хорошо знаю. — Кэнди, тебе не идет быть стервой. — Он провел пальцем по моей линии позвоночника, и я вздрогнула. Во мне снова проснулось желание, но я не показала этого, решив помучить Джима. — Я не стерва. Я просто хочу обыкновенного счастья. — У нас его не может быть, да и это скучно. Мы бы быстро убили друг друга. — Ты бы женился на мне? — Я знала ответ, но все равно решила снова спросить. — Зачем мне это? — Он приподнял бровь. — Чтобы стать скучным и выяснять, кто из нас будет выносить мусор? — Ну, я бы выносила мусор, — засмеялась я. — А если тебе хотелось бы потрахаться, то я была бы не против. — Это и тебе можно было? — Ну, тогда это было не равноценно. — Я легла на спину и положила голову на колени Джима. — Ну, мне надо подумать. — Я не тащу тебя под венец. Ты еще не нагулялся. Но однажды перебесишься. Он сжал мою руку. — И ты будешь ждать? — шутливо спросил он. — Ну, не вечность уж точно. The Doors начали работу над «Hard Rock Café» — таким было рабочее название следующего альбома, на котором не должно было быть проходных песен, если группа собиралась продолжать существовать. Джим взял себя в руки и спас карьеру The Doors песней «Roadhouse Blues» — блистательным байкерским гимном. Он говорил людям, что взял управление группы в свои руки, и, оставаясь верным своим словам, начал писать альбом. — Эй, господа, господа, — говорил он группе, пока пленка крутилась. — Теперь главный предмет песни — то, что все вы видели в то или иное время. Это старое придорожное кафе. Мы едем на юг… или на средний запад… или, возможно, в Бейкерсфилд на «Chevy» 1957 года, направляясь в то старое придорожное кафе. Вникаете? Около часа тридцати, мы едем не быстро, но и не слишком медленно. У нас в машине шесть упаковок пива, несколько косяков, мы слушаем радио и едем в… старое придорожное кафе. Въезжаете? — Потом он начинал петь: — Ну-у, хочу вам кое-что сказать из того, что знаю… Деньги всегда ломают душу. Давай! Я смеялась, как и остальные. На пленках, которые легки на полки, было слышно, как все перебрасывались фразами, рассуждали о музыке, шутили. Это была атмосфера, пропитанная творчеством, и я любила заходить в студию, сидеть на диване и выкуривать пару сигарет или брать наркотики с общего стола. Джим не был в доску пьяным или обдолбанным, с ним все было в порядке, только мне больше не хотелось проводить с ним много времени. Казалось, я начала перегорать к нему. «Roadhouse Blues» стал фривольной поездкой в оживленную полночь по бульвару Каньона-Топанга с Джимом Моррисоном. Дорога каньона была узкой и извилистой. Нужно было следить за происходящим и крепко держаться за руль. Лэйбл сразу понял, что у песни есть задатки стать классикой. В той же степени обнадеживала «Maggie M’Gill» Джима, которую они играли на концертах последний год. «Maggie» была частью шаманского рока Джима, танцем войны под удары гонга: «Мама и папа сошлись на заднем сиденье рок-н-ролльной машины». В период записи «Maggie M’Gill» Максу Финку было подано три иска на Джима об установлении отцовства. Годы спустя как минимум один полунастоящий сын уже заявил о себе, сообщая, что был рожден одной из подружек Джима в 1969 году. Не знаю, так ли это, но в любом случае я потеряла ребенка от Джима, Пэм, если она залетела от него, делала аборт, Патриция тоже. Значимые для него женщины так и не подарили ему детей. Поговаривали, что Мэгги Данлер, дочь Бетти, была ребенком Джима, но достаточно посчитать по месяцам, чтобы понять: это полный вымысел. Конечно, группиз часто не предохранялись, да и вообще в то время пусть и были таблетки, но не все вспоминали про них вовремя. Я никогда не исключала вероятности, что у моих друзей есть множество внебрачных детей. Проблема в том, что эти девчонки не всегда знали, от кого забеременели. — У меня нет детей, — отвечал Джим часто на мои шпильки, и я верила в это, хоть и порой сомневалась. Джима все это недолго занимало, ведь его больше интересовали гулянки, музыка и кино. Том Бейкер [1], похожий на бога молодой актер, был одним из любимых собутыльников Джима, тем, кто мог дать ему интеллектуальный отпор, кто готов был терпеть, что Пэм у Джима на первом месте. При этом он мог провоцировать Джима совершать всякую белиберду, разбивать машины, ранить себя, напиваться до беспамятства. Я тоже любила Тома, мы часто выпивали вместе или таскались по клубам. Но редко мы делали это втроем, наверное, потому что Том Бейкер и я время от времени спали вместе. Именно с легкой руки Джима Том Бейкер попал в знаменитый фильм Уорхола, ставший началом золотой эпохи порно. Джим взял Тома на открытие тура The Rolling Stones в Фениксе в сентябре. The Rolling Stones не играли перед публикой больше двух лет и были сильно напуганы. Брайан Джонс умер, и его заменили молодым парнем по имени Мик Тейлор, который играл на гитаре, как андалузский трубадур. — Шестидесятые закончились, друг. Началась абсолютно новая эра, — часто говорили все вокруг, хотя до финала десятилетия был еще целый год. Джим был взволнован. Он никогда не видел The Rolling Stones вживую, только по телевизору, ведь прошлый концерт он, сильно напившись, так и не посетил. Джим обязан был находиться в зале Феникса, как Джаггер обязан был некогда быть в «Hollywood Bowl» на концерте The Doors. — Эй, может, встретимся с парой цыпочек? — И унесся с Бейкером. Я лишь покосилась на него и отправилась к Джаггеру. Джим хоть и пытался бегать за мной, но все равно между нами никакого понимания почти не осталось. Каждый занимался своими делами. Время от времени он уходил от Пэм ко мне, и мы просто трахались, если у меня было настроение. С Патрицией он виделся редко, и у меня не было поводов ревновать его к ней. С глаз долой — из сердца вон, как говорится. Странная вещь — ревность, когда она есть, то ты всячески душишь ее, но когда ее нет — так хочется снова острых эмоций. Джим и Том перед концертом The Rolling Stones сильно набрались в аэропорте. Хихикая, шатаясь, добрались до своих мест. После взлета Том Бейкер начал цепляться к стюардессам. Джим просто кивал и пил алкоголь. Том начал кидать арахис в бортпроводниц и трогать их, когда они проходили мимо. На полпути в Феникс капитан вышел в пассажирский салон и велел им заткнуться, а также запретил подавать им выпивку. Капитану в итоге снова пришлось вмешаться, затем еще раз, когда Бейкер не успокоился. Джим был в истерике. Когда самолет приземлился, у копов появились другие планы вместо того, чтобы отвезти Джима и Тома на местную арену, где выступали The Rolling Stones. Власти обвинили Джима и Тома в конфликте с летной командой, что было федеральным правонарушением, и оставили на ночь в тюрьме. Утром их арестовали маршалы США, предъявив обвинения в запугивании и нападении на бортпроводниц. Прилетел Макс Финк и вытащил их, заплатив штраф. Бейкер был на мели, поэтому Джим заплатил за него, чтобы Том смог отправиться с ним домой. В те дни рок-звезды часто так себя вели, поэтому многие стали обзаводиться своими самолетами, чтобы никто не смел ничего им предъявить. В этот раз Джим и Том еще легко отделались. Мы с Джимом в тот день не виделись. Я устала от его выходок и предпочитала находиться с ним, когда он трезв и спокоен. Да, я любила сама покутить, но у всего есть свой предел. Мне больше не хотелось тратить время на выяснение отношений с Джимом, в отличие от Пэм. Джим сближался и разбегался с ней. По-видимому, он хотел быть с ней больше времени, хотя говорил всем другое. Джули Хаддлстон повторяла, будто он шептал ей, что влюблен в Пэм, но не любит ее. Другие девушки Джима ревновали к космической жене. Была еще я, но меня перестали воспринимать как его девушку. Я стала самостоятельной. Джим платил за ее эпические шопинг-марафоны на Родео-Драйв в Беверли-Хиллс, а она бормотала: — Он должен мне. — Мало кто понимал, что именно ей должен Джим. Ее ненавидели за внешний вид, манеру говорить и вечные истерики. Джим быстро терял деньги, тратясь на поддержание на плаву «Фемиды», на походы Пэм за покупками и приобретение акций, что она считала необходимым. Она разбазаривала его деньги направо и налево, в то время как я не просила у Джима ни цента. Все еще очень красивая в свои двадцать три, она часто выглядела истощенной, словно испытывала проблемы недоедания. На вопросы об этом она отвечала, что Джиму нравится видеть в ней тощего подростка, хотя Джиму, в отличие от Джимми Пейджа, не нравились подобные женщины. Многие считали, что она употребляет героин, особенно после того, как увидели ее клюющей носом на вечеринке Ахмета Артюгуна [2], директора «Atlantic Records», который, по слухам, собирался переманить The Doors, когда закончится их контракт с «Electra». Признаться, мне было стыдно, потому что я хорошо знала Ахмета: на его лейбл были подписаны Led Zeppelin. Мы встречались не раз по работе. В любом случае Пэм все меньше и меньше подходила Джиму, она портила его жизнь. У The Doors было несколько месяцев, чтобы убедить Джима побриться и привести себя в порядок, ведь скоро намечались важные интервью, но ничего не помогало, пока журналистка из нью-йоркского журнала, связанного с развлечениями, не получила задание провести фотосессию для постоянной колонки о любимых магазинах знаменитостей. «Фемида» преподносилась как эксклюзивный хиппи-магазин Джима Моррисона, но это громко сказано. Когда фотограф Рэйанна Рубинштейн прибыла из Нью-Йорка, ее встретил в дверях «Фемиды» Джим, чисто выбритый, сменивший стиль, одетый в модный пиджак. Во время продлившейся весь день фотосессии Джим был услужливым и деликатным, позируя с Памелой. Признаться, работа фотографа была жуткой, Пэм все приставала ко мне насчет того, как она получилась. — Все хорошо, — отвечала я, так и не решившись признаться, что фотографии просто ужасные. Джим был доволен собой, ведь он ублажил Пэм, исполнив ее желание, и, конечно, у них снова наступила идиллия. А я больше была не нужна ему. Теперь Джим приходил ко мне тогда, когда его отношения с Пэм начинали ухудшаться. На снимках казалось, что они счастливы. Но это была иллюзия. Проданные «Фемидой» тряпки оказывались дешевкой и быстро расходились по швам, как рассказывали многие, да и я убедилась в этом на личном опыте. Счастье и безмятежность пары зависели от шампанского, героина и таблеток. Джим был сильно подавлен. Он выпил так много коньяка на вечеринке в честь своего двадцатишестилетия в доме Билла Сиддонса, что начал дебоширить. А потом он написал свою самую мрачную поэму «Я проблемный». Джим снова разбил в хлам «Блю Леди», свой «мустанг», затем позвонил Максу Финку и сообщил об угоне, чтобы ему выплатили страховку, хотя все понимали, что это афера. Декабрь в тот год был совсем странным. Тур The Rolling Stones закончился позором в гоночном парке «Altamont Speedway», где «Ангелы Ада» [3] обеспечивали защиту группе, но те увлеклись жертвоприношениями перед сценой во время выступления группы. Чарльз Мэнсон и его группа были уже арестованы, но атмосфера осталась безумной. Это был конец «лета любви». Печальный финал самой сумбурной эпохи, ведь после шел закат культуры хиппи, расцвет тяжелой рок-музыки и десятилетие порношика [4]. Все менялось вокруг, и Джим, ощущая это, все больше впадал в депрессию, а я старалась подстроиться под изменения. — Что с тобой? — Как-то Джим пришел ко мне поздно ночью. Я пустила его в дом, ощущая, что просто так Джим ко мне бы не заявился. Я посмотрела на него, думая над тем, что между нами. — Так что случилось? — Джим сел и тяжело вздохнул, откидываясь на спинку дивана. Я решила дать ему время, надеясь, что он мне все расскажет. Но Джим молчал. В ту ночь мы просто спали рядом. Я все гадала, что с ним творится. Джим всегда открывался и закрывался тогда, когда сам этого хотел. Он часто пребывал в депрессии, страдал алкоголизмом, много употреблял наркотики. Джиму стоило посетить психиатра, но его было бы очень трудно заставить делать то, что он не хочет. — Так что случилось? — Ничего. — Он просто взял меня за руку, и я села к нему на колени. — Просто останься со мной. — Джим… — Он приложил палец к моим губам. Когда-то он мог поделиться со мной всем, но после этого вечера все свои тревоги он доверял Бетти Данлер. Ей он изливал душу, ей писал великолепные письма, оплачивал международные звонки, а она, как и обещала, никому так и не рассказала, что он делал вид, будто они не общались между их встречами. Макс Финк спустя годы рассказал мне, что Джим появился в его доме холодным декабрьским днем, желая признаться, что занимающийся проституцией гей шантажирует его, оставляя по телефону угрозы сделать достоянием общественности детали скитаний Джима в полуночном мире Лос-Анджелеса. Макс разобрался с этой проблемой тихо, как и прежде. Никто так и не был уверен, до каких мрачных глубин доходил Джим. В любом случае «лето любви» кончилось, и моя история с Джимом наконец-то получила свою точку.