Дверь между нами

Она все переживет. …я наконец-то умер.

Я ждала Джима, надеялась, что скоро он приедет ко мне. Даже пыталась разыскать Бетти Данлер, чтобы рассказать ей радостную новость, но потом решила, что не буду. Джим купил билет домой. Я знала это, потому что проверяла его банковский перевод у бухгалтера, но Пэм уничтожила его, словно боялась правды. Хотя какой правды? Впрочем, у каждой, кто был с Джимом, есть своя версия того, что случилось в Париже. Кто-то ни в чем не обвиняет Пэм, а кто-то сваливает на нее все грехи. Каждый верит в то, что хочет. Мне тоже проще всего обвинить ее во всем случившемся, и у меня достаточно для этого причин. Но пока не об этом. Я помню тот день, когда пришла весть о смерти Джима. Я, как и обычно, собиралась в свой лофт, ко мне должна была прийти одна группа, чтобы сделать промо для их первого тура. В гостиной раздался звонок. Марио поднял трубку. Он явно был недоволен, услышав голос Билла. Марио до сих пор раздражали мои отношения с бывшими работодателями, ведь я уже почти полгода не работала на The Doors, но продолжала общаться со многими друзьями из Лос-Анджелеса. Марио, конечно, делал вид, что это его не волнует, но я ощущала, как между нами растет пропасть. Она не разверзлась быстро, усталость накапливалась очень долго, что привело к болезненному расставанию. Я выключила плиту, где варился кофе, и пошла поговорить с Биллом. Марио недовольно посмотрел на меня, буркнув что-то вроде того, что опять Билл будет мне всучивать работу с Джимом. Я ничего на это не сказала, решив, что потом разберусь с ним, если не забуду. Между мной и Марио многое было неладно. Мы друг другу изменяли, но это никогда не было главной причиной, почему наши отношения не клеились. Нас опять душили амбиции. Марио, связавшись с мафией, хотел сделать свой клуб самым популярным в городе, завидуя тому, что у меня стали появляться меценаты и покровители. Да, с некоторыми из них я спала и не испытывала душевных терзаний, с кем-то имела дружеские отношения, но я горела работой. Мне всего лишь двадцать четыре года, но я уже многого успела добиться. Мои фотографии признавали модными и новаторскими, а деньги стали для меня чем-то вроде знака, что я кому-то нужна. Мы с Марио, по сути, действовали одними и теми же способами, но почему-то между нами все больше росли противоречия. Я сняла трубку, не понимая, почему Билл решил мне позвонить, ведь мы говорили с ним несколько недель назад. — Алло. — Я зажала трубку между плечом и ухом. — Как дела? — Джим умер, — вдруг сказал Билл. — Что? — Я ничего не понимала. — Джим умер, — повторил он. — Умер пять дней назад. — Как? — Я была как во сне, не понимая, что происходит. — Никто точно не знает. Вскрытие не делали. То ли наркота, то ли алкоголь, то ли просто сердце не выдержало. — Билл вздохнул. — Я сегодня еду в Париж, когда вернусь, все расскажу. Мы строили планы. Я почти уговорила его начать все с начала. Просила бросить пить и оставить Пэм, чтобы продолжить свой путь, но что-то пошло не так. И я до сих пор не могу понять, почему он умер, а не приехал ко мне. Пат любит рассказывать, будто они с Джимом мечтали о его новой жизни в Нью-Йорке, но она врет, впрочем, как всегда. На самом деле они с Пат не виделись уже очень давно. Ей хотелось думать, что именно она могла бы его спасти, и ей нравится обвинять Пэм в том, что она убила Джима. В этом есть доля истины. Честно, до этого момента я особо не задумывалась, что чувствовала к Пэм все это время. Еще несколько страниц назад я говорила, что не ревновала никогда Джима к Пэм, что мне было все равно. Все так. Мне не было дела, спал он с ней или нет, но я знаю, что ее героиновая зависимость довела его до такого печального финала. У меня было достаточно перед глазами подобных примеров. Вспомнить хотя бы печальный роман Кита Ричардса и Аниты Паланберг. Она села на героин, потому что от кокаина становилась суетливой и нервной, а другой порошок помогал оставаться уравновешенной. Сначала она нюхала, потом стала колоть, потому что доза инъекции была в разы меньше, чем дорожки, а потом подсадила и Кита на это дело. В конце концов героин стал выжигать Кита изнутри, что привело к множеству проблем, как в группе, так и со здоровьем. А после знаменитого ареста Кита он бросил Аниту и вылечился от зависимости. Так же было у Пэм и Джима. Все те же проблемы, все те же причины болезни. До меня не сразу дошло, что Джима больше нет. Еще полдня я была в каком-то странном состоянии. Меня охватило такое оцепенение, словно все чувства перестали существовать. Я ничего не ощущала, кроме пустоты, что разрасталась во мне все больше и больше. Я работала как на автомате, а несколько дорожек кокаина не вернули эйфории и радости от фотосъемки. Вокалист и гитарист были недовольны тем, что я делаю, и решили, что лучше найти другого фотографа. Сделав пару постеров, я прошла в кладовку и нашла запечатанную бутылку виски. — Выпьем? — предложила я. — За работу? — спросил вокалист. — Мы думали, ты нам предложишь что-то интересное. — Несколько дней назад умер самый великий поэт современности. — Они замерли, смотря на меня. Басист кинулся ко мне, и только тогда я поняла, что плачу, а рука трясется так, что еще миг, и стакан с виски упал бы на белый пол. — Так кто же умер? — В Париже умер Джим Моррисон, — стирая слезы, сказала я. — Выпьем за него. — Вокалист взял бутылку и сделал большой глоток. Я так и не сделала съемку для группы, которая впоследствии наделала много шума и повлияла на многих. В тот день в моем лофте были New York Dolls [1], не ставшие еще звездами нашего шумного рока, но в корне отличающиеся от всего, что играли группы шестидесятых. Еще одно напоминание о том, что времена меняются и пора приспосабливаться к новым реалиям. — Простите меня. — Я опустила голову. — Ничего страшного. — Сильвен Сильвен [2] обнял меня за плечи. Конечно, он знал, как и многие другие, что я встречалась с Джимом. — Выпьем? — Конечно. Я больше не буду ощущать его взгляд на себе, просыпаться с ним по утрам, препираться по мелочам, бить его в грудь, когда меня все достанет, чувствовать его губы на своей шее, а потом отходить от неожиданно накрывшего оргазма. Больше этого не будет в моей жизни. И с этим труднее всего смириться. Если бы кто-то знал секрет, как все забыть, то, наверное, не было бы печали и депрессий, несмотря на утраты, люди бы оставались самыми счастливыми на свете. Но мы носим в себе шрамы, одни раны рубцуются навсегда, другие — нет. Как-то я спросила у Роберта Планта, как он переживает все трудности, и он, стряхнув пепел с сигареты, выдал самый простой секрет: — Нужно просто двигаться дальше, как бы трудно нам ни было. — Ты сам пришел к этому? — Меня научила этому Бетти. Когда умер мой сын, она сказала: боль — это часть нас, и без нее мы не можем познать истинный вкус счастья. Я вернулась домой изрядно пьяная. Мне надо было как-то заглушить боль, что бушевала во мне. Трудно было принять, что мужчина, который так много сделал для меня, который значил для меня столько, что мне до сих пор сложно сказать, чем измерить его влияние на меня, — умер. Его больше не было среди нас. Он больше не дышал, не говорил и не пел. Его стихи застыли на пластинках и на бумаге, став вечностью, к которой нельзя прикоснуться, но которую можно почувствовать, пропуская через каждую частичку души, впитывая странный мир Джима, позволяя ему стать частью тебя. — Зачем было так пить? — спросил меня Марио. — Тебе этого не понять, — отмахнулась я, упав в его объятия. — Что мне не понять? — Не понять, что значит, когда умирает твой первый мужчина, который изменил в твоей жизни все. — Джим? Я ничего не ответила, мне жутко хотелось спать. Трудно сказать, что именно случилось тем летним днем, когда Джима не стало. Его жизнь, как и смерть, опутана тайнами и мифами. Спустя годы возникло множество легенд, от фантастических до логичных. По иронии судьбы Джим умер в тот же день, что и Брайан Джонс, с разницей в год. Странно, но смерть Брайана сильно ударила по Джиму, после этого он заговорил о смерти как о чем-то, что подбирается к нему и бродит очень рядом. Весь прошлый год Джим часто заводил подобные разговоры. И я боялась этих мыслей. Боялась его слов. Боялась того, что с ним случится то же самое, что с Брайаном, Дженис и Джими. И вот… Мне кажется, я накликала беду. А может быть… такая была судьба, кто знает? Странно, но многие были готовы к этому. Они понимали, куда Джима вела жизнь. Нельзя было так пить и ширяться. Нельзя было так жить, учитывая его ирландские гены, ведь не всем везло пережить долгий период зависимости любого вида, а потом вернуться к нормальной жизни. Не всем повезло. Но мы привыкли к этому, ведь это все рок-н-ролл, который никого не отпускает просто так. Да, многие были готовы к этому, но все же я долго не могла смириться с тем, что Джима больше нет. Я начала сходить с ума, отчего попала в больницу, где провела пару месяцев. Пришлось бросить пить и ширяться, но потом, вернувшись в нормальную жизнь, я снова стала заниматься прежними вещами. Что же случилось в ту ночь? Кто знает точно? Я ни разу не говорила с Пэм на эту тему. Мы виделись всего лишь один раз после того, как она вернулась в Лос-Анджелес. Пэм была в прострации и вряд ли могла выдать что-то адекватное: героин отравил ее организм и мозг так, что она была не способна принимать правильные решения. По сути, она вмиг оказалась богатой наследницей, ведь все авторские права — золотая жила для многих — достались ей и семье Джима. Но Пэм стала еще больше утопать в наркотиках. Она так и не рассказала мне, что случилось с Джимом в ту роковую ночь. Его смерть давно обросла мифами, как его могила на Пер-Лашез — признаниями в любви. Никто не знает, во что верить, какую теорию принять за истинную и как найти правду в море слов. Кто-то говорил, что во всем виноваты ФБР, что они проводили операцию по зачистке хиппи, но это выглядит слишком фантастичным, ведь остальные патлатые музыканты были живы. Нет, дело было не в американских властях, их волновали совсем иные проблемы. С другой стороны, в эту байку легко поверить: у Джима и правда были проблемы с законом, а если учесть Вьетнамскую войну и недовольство властями, то неудивительно, почему странную смерть главного шамана списали на ФБР. Кто-то шептался о героине, который оказался в жизни Джима. Мол, он снюхал его случайно, перепутав с кокаином. Еще одна городская история, не имеющая под собой оснований. Поговаривали о графе, который не сказал Джиму, что нельзя смешивать убойную дозу алкоголя и героина. В это проще поверить, если сложить все детали в общую картину. Марианна Фейтфул, давно брошенная и покинутая Миком Джаггером, спелась с графом из-за наркотиков и спустя годы рассказывала многое о нем, считая, что именно ее новый любовник причастен к смерти Джима. Обитатели низов, в особенности «Рок-н-ролльного Цирка», передавали из уст в уста историю о том, как Джим умер прямо в клубе, приняв большое количество наркотиков, и никто не смог откачать его. Решили, что лучше всего тело Джима принести к Пэм и положить в ванну, а то вдруг оживет, — ведь именно так снимали последствия передоза, — и если ничего не получится, то сказать, что Джим умер в ванной. Что ж… Я не знаю, во что верить и какую сторону принять. Мне совсем не хочется защищать Пэм, зная, во что она превратилась. В любом случае я согласна с Пат в том, что это именно Пэм довела Джима до трагического конца. Вскрытия не было, ведь по французским законам его не делают, если не возникло подозрений в убийстве. Все выглядело так, словно очередной торчок действительно умер от своего дикого образа жизни. Пэм подписала все бумаги, а потом Джима похоронили там, где он и хотел — среди любимых поэтов. За несколько недель до своей смерти Джим с одним своим другом исследовал Пер-Лашез, словно чувствовал, что окажется там. Билл вернулся домой в расстроенных чувствах. Он был так молод, но уже решал проблемы чуть ли не глобального характера. Он обещал приехать ко мне в Нью-Йорк, но я не выдержала первой и сорвалась с места. — Кэнди, ну стой, что это вообще решит? — спрашивал у меня Марио. — Ну сама подумай. Джим мертв, и ему все равно, что будет дальше. — Да, но живым-то не все равно! — повторила я слова отца. Это он научил меня тому, что никто не уходит бесследно. Бренна и тленна лишь оболочка. Тело, которое ничего не значит по сравнению с воспоминаниями, что живы в нас. Мы живы, пока о нас помнят. Я приехала в Лос-Анджелес, чтобы просто поговорить с Биллом и встретиться с остатками группы. Мне надо было выговориться. — Что ж, Джим сделал все как всегда, — усмехнулся Рэй. — А что ты хотел? Я давно говорил, все именно так и кончится, — сказал Джон. — Да ладно, хватит вам. — Робби посмотрел на меня. — Надо выпить за самого великого поэта. Если бы не Джим, мы никогда бы не собрались вместе. — И не заработали миллион, — вставил Рэй. — И не написали столько классных песен, — продолжил Джон. — Да, и не пережили столько всего из-за выходок Джима. — Робби улыбнулся. — Ну же, надо поднять бокалы за Джима. Он бы не хотел, чтобы мы все грустили. Говорят, в день своей смерти Джим слушал дебютный альбом The Doors, а больше всего песню всей своей жизни — «The End». Теперь она звучит как пророчество. У всего есть конец. У всего есть свой предел. И это прощание, мой друг. Верховный шаман мертв, а вместе с ним и шестидесятые — время перемен, открытий, любви и свободы. Хиппи выросли, Джим. Хотя нет… Они все те же вечные дети, верящие в лучший мир. И все благодаря Джиму.