Мною руководит любовь, а не инстинкты

      Заботиться и быть рядом со своей омегой — призвание альфы. И Старк отлично справлялся со своей ролью. — Мм.       Питер был чертовски уставшим. Последние два дня он провел в постели, находясь в бессознательном виде. Остатки сил уходили на прием пищи. И то, альфа откармливал его с ложечки. — Тш-ш-ш, все хорошо, — Тони осторожно переложил волчонка с дивана на кровать, белье которой было сменено всего несколько минут назад. — Тони? — веки с трудом приоткрываются, давая Питеру встретиться с коньячным взором альфьих глаз.       Сегодня ему было куда паршивее чем обычно. Аппетит пропал еще со вчерашнего вечера, голова раскалывалась от боли, но, хуже всего было терпеть зуд меж ягодиц и тянущуюся боль в пояснице. — Мне так плохо, Т-тони, — всхлипнув, омега попытался сдержать слезы усталости.       Да, нервы сдавали. Хотелось на стенку лезть и выть от боли, что не оставляла его и на минуту. «И кто сказал, что омегой быть просто?!»       Но он держался. До последнего держался. Проглатывал крики и стоны, не ныл каждые две секунды о том, как ему плохо и уж тем более не стал умолять Старка привести к нему Локи, который смог бы напоить его некими отварами… Нет, Питер не стал бы так поступать.       Питер любит и ценит своего альфу, он знает, как тому плохо и больно, когда он смотрит на страдающую омегу. Свою омегу.       А Питер принадлежит Тони. Он понял это еще тогда, когда альфа привел его в свой дом и с уверенностью заявил, что хочет от него детей. Это было той самой чертой, которая отделяла его Старка.       Тони смог достучаться до Питера. Показал, что его чувства — это не животные инстинкты, а та самая любовь, о которой пишут в сказках. — Я знаю, мой маленький, знаю, — крепче прижимая омегу к груди, Старк пытается отвлечь его от неприятных ощущений и окутать своими феромонами, — Но мы справимся, Питер. Обязательно справимся.       А дальше все как обычно…       Парень утопает в запахе альфы, утихая на какое-то время, полностью забывая о боли и усталости. Он плавится под крепкими руками, которые так чувственно прижимают его тушку к горячей груди и мурлычет от осторожных, но ощутимых поглаживаний вдоль спины.       Это помогает. Тони уже знает каким методом нужно убаюкивать своего омежку. — Люблю тебя, — последнее, сказанное на выдохе слово было бесценным.       Всего два слова, а сердце уже готово выпрыгнуть из груди. — И я тебя, мой сладкий, — трепетно прижимаясь губами к кудрявому виску, Тони удобнее устраивает Питера на мягкой кровати и только после этого устраивается рядом с омегой.       Все же, ухаживать за омегой в преддверии течки, было куда тяжелее, нежели он себе представлял.

✰✰✰

      В воздухе летал тяжелый, головокружительно свежий запах мяты и цитрусов… Он был настолько сильным, что альфа невольно приоткрыл глаза, пытаясь прогнать дремоту.       Жарко вдыхая любимый запах, Тони стал искать в ворохе покрывал омегу, который и сотворил это гнездышко.       Осторожно убирая пуховое одеяло и несколько простыней, Старк видит Питера, который тяжело дышит и, свернувшись в позе эмбриона, покрылся крупной испариной. Мальчик лежал тихо, с закрытыми глазками и приоткрытыми губами. Его кудряшки намокли и слиплись, делая его еще более милым и невинным.       Мужчина улыбнулся, а после осторожно погладил взмокшие плечи омеги, не отказывая себе в удовольствие провести вдоль ягодиц. — Питер? — рука мужчины застыла на мягких ягодицах мальчика, а взгляд карих глаз еще раз бегло осмотрел лежащего омегу.       Течка. Это была течка, которая, измучив его мальчика, неожиданно проявила себя во всей красе.       Пижамные штаны, в которых спал волчонок, успели пропитаться смазкой, которая выделялась в больших количествах и имела сильный, сносящий крышу, запах. — А-Альфа… Мой… — худенькие пальчики вцепились в пряжку ремня, пытаясь притянуть мужчину ближе.       А Старк впервые не знал, что ему делать. В его кровати было не мало течных омег, которые никогда не просили быть с ними нежными или попросту уделять им внимание. Все хотели только траха и ничего больше и, по правде говоря, альфу это вполне устраивало. — Тони!       Сейчас все по-другому! Все, черт возьми, должно пройти не так, как с теми течными сучками!       В его кровати лежит его омега, его маленькая, такая хрупкая и нежная омежка, которая жаждет своего альфу. — Питер-р-р, — гортанное рычание давало понять, что Старк дает волю инстинктам, но ровно настолько, чтобы можно было их контролировать. — Мой Питер-р-р-, мой сладкий омега.       А омеге крышу сносит от столь откровенного рычания возле уха и трения тела об тело. Это стало тем самым спусковым крючком, после которого мальчик отдал себя не инстинктам, а альфе… Своему любимому альфе, который не заставит его жалеть о правильности решения. — Пожалу-уйста, Тони!       Мужчина осторожно целовал влажные щечки и искусанные губки любимого, пытаясь успокоить его и отвлечь от всепоглощающего возбуждения, которое так ярко давало о себе знать.       На макушке, среди взъерошенных кудряшек, уже виднелись белые ушки, а из-под штанишек выглядывал пушистый хвост, прямо как в их первый раз возле озера. — Так жарко, — мальчик мычал, сильнее прижимался к мощной груди самца и обцеловывал его скулы, — Я-я сейчас сгорю… Сделай что-то, Тони!       Питер капризничал. Несмотря на то, что он никогда не был с альфой, мальчик был капризным и нетерпеливым, требуя от своей половинки всего и сразу.       Но Старк был взрослее, мудрее и опытнее своего мальчишки. Он знал, что первая течка запомнится его мальчику на всю жизнь и от нее зависит: примет его омега или нет. Поэтому альфа не спешит прекращать прелюдии.       Он ловко избавляет Питера от ненужной одежды, отмечая, что мальчик стал течь сильнее и обильнее, а возбужденный, колом стоящий член, дразня поблескивал выделяющейся смазкой. — Ты у меня такой красивый, — обхватывая возбужденный орган, альфа умело надавил большим пальцем на розовую головку, заставляя Питера выгнуться в спине и громко простонать, — Мое маленькое сокровище. — Не мучай, Тони! Я ведь сейчас помру!       Тони ухмыльнулся, позволив себе короткий смешок. Питер был и впрямь очень нетерпеливым, а еще гиперчувствительным. Ведь альфа поласкал его всего-то ничего, а его омега уже готов слезно умолять об продолжении всего этого действа. — Ну и как я могу продолжать мучить свою омежку, — рывками сбрасывая с себя одежду, Тони в одно мгновение перевернул Питера спиной к себе, приподнимая его стройные бедра и подставляя под него подушку, — если он так мило просит? — Т-тони. Ах!       Питер забился под альфой, ощущая как сразу два пальца проникают в его разгоряченное нутро. — Я позабочусь о тебе, Питти, — осторожно двигая пальцами внутри омеги, Старк усердно искал комочек нервов, чтобы сделать своему волчонку еще приятнее. — Расслабься, мое сокровище, и получай удовольствие.       Альфа усердно, совершенно не спеша, разрабатывал девственную дырочку уже тремя согнутыми пальцами. Иногда он задевал простату и, ловя губами восхищенный стон Питера, который взывал и подмахивал бедрами навстречу пальцам, шептал всякие нежности на раскрасневшееся ушко.       Тони вытянул пальцы с натруженной дырочки омеги, размазывая сочащуюся смазку по округлой половинке и, плавно спуская вниз, чувствительной мошонке. Осторожно приласкал опухшие, твердые от возбуждения бусинки сосков большими пальцами и, словно в награду, прикусил чувствительный загривок. От этих действий Питер вновь протяжно простонал. Откровенно виляя бедрами и оттопыривая попу, он красноречиво намекал, что и этих действий ему мало.       Он все еще был адски возбужден и его сочащийся орган, что все это время терся об мягкую ткань подушки, требовал заслуженной ласки и внимания. — Чер-р-ртенок мой.       Призывные махинации Питера действовали на Тони как красная тряпка на быка. Он и так до последнего терпел, старался не думать о собственном, уже болезненном возбуждении и набухшем узле*, который хотелось поскорее продвинуть внутрь тесной дырочки омеги, заполняя ее стеночки семенем и клеймить…клеймить…клеймить! — Расслабься, мой хор-роший, — рыкнув последнее наставление, Старк в один толчок вогнался в нутро омеги, — Господи!       Перед глазами растекались разноцветные пятна и Питеру стало казаться, что он уже давно не в этой вселенной. Настолько ему было хорошо…       Он слабо помнил, как его вновь перевернули на спину и жадно целовали в губы. Не помнил, как альфа, заботливо вылизав правую ключицу в области холки, по звериному впился в него клыками, оставляя там метку.       Питер даже не почувствовал боли, ведь ему было так хорошо.       А Тони помнил все. Он не полностью отдался звериным инстинктам, ведь боялся, что омега возненавидит его за это и не поверит в искренность его чувств. — Е-еще, Тони, — хватаясь за широкие плечи самца, Питер просил не оставлять его одного, он как в бреду клялся в безмерной любви и преданности к своему альфе. — Хочу чтобы у нас…ах, были д-детиии, — говорить было трудно, ведь Старк стал набирать бешеный и рваный ритм, который вытягивал из омеги лишь громкие стоны. — Очень хочу…       А это лишь распаляло и без того возбужденного мужчину. Когда твой омега нашептывает тебе о столь милых, до мурашек приятных вещах, альфе не может не снести крышу.       Его мальчик хочет детей? У них они будут. Альфа постарается, альфа сделает своего омегу счастливым! — Ты обязательно понесешь от меня, мой сладки-ий, — делая последние рваные толчки внутри омеги, Тони проталкивает узел внутрь и, не забывая надрачивать своему волчонку, валится на бок.       Сильнее сжимая усталого омегу в крепких объятиях, Старк удовлетворенно жмурится от изменившегося запаха.       Его омега пахнет по-другому. Питер принял его метку и теперь будет иметь часть его запаха. Никто больше не посмеет покуситься на его сокровище, ведь омега принадлежит ему по праву.       Удобнее устраивая волчонка возле себя, мужчина проталкивает узел еще глубже, чтобы заполнить омегу до самых краев и тем самым сдержать свое обещание. — Люблю, — на выдохе шепчет мальчик, щурясь от очередного поцелуя в висок.       Чувство заполненности и чего-то горячего внутри вызывало приятные и необычные ощущения. Питеру хотелось чтобы это чувство никогда не пропадало, чтобы Старк не отстранился от него спустя час, когда узел спадет. Нет, ему хотелось и дальше того божественного удовольствия… — Я тоже люблю тебя, Питер.