Мне нужно найти правду.

      Я сидел на кухне и не мог отойти от шока. Что? Как? Почему? Эмоции переполняли меня, я был разочарован, испуган и раздражен. Меня обманывали все эти года. Ради чего? Ради сохранения моей психики? Союз и так ее хорошенько потрепал за все эти года своими жесткими правилами и политикой жизни. Он не знал, что горькая правда всегда лучше сладкой лжи, что я все равно рано или поздно обо всем узнаю.       Сейчас мне бы хотелось быть вместе с папой. Со своим, настоящим. Чтобы он был рядом, как тогда, 12 лет назад. Чтобы я увидел его полные грусти и безысходности глаза, коснулся его холодных рук и прильнул к такому же холодному телу в надежде, что меня поддержат и успокоят. И пусть я бы умер. Я все равно на этом свете, кроме России, никому больно и не нужен. И то, в последнем я уже начал сомневаться. А там… а там моя семья. Там мое место.       Едкий дым сигарет поднимался к потолку кухни и уходил через форточку. Я вспомнил былые времена…       Я всю свою жизнь помнил отца, хоть остальные и думали, что я его забыл. Ничего я не забыл. Я помню все. Его внешность, характер, голос, повадки. Он был строгим и серьезным человеком, но он любил меня. Искренне любил. Он мог сорваться, накричать, ударить. Но жить без меня он не мог. Я единственный, кто держал его на этом свете. И повесился он, потому что отобрали меня. У него у самого было трудное детство. Тоже отец не уделял внимания, бил, кричал. Он не знал, что такое отцовская любовь и в будущем не знал каково это, любить своих детей. Не от кого было научиться. Не от кого было услышать совет или принять помощь. Он все делал сам. Сам растил, сам воспитывал, сам учил. Как умел, но самостоятельно. Мой дед ему не помогал. Он сказал: либо я, либо ребенок. Отец выбрал меня и ушел из дома. Больше они никогда не виделись. И я считаю, это было к лучшему.       Осуждения, презрения, слухи. Все это преследовало моего отца долгие годы. Ему самому было невероятно тяжело, но он не бросил меня и не сдался. Отсюда пошли проблемы с нервами, он часто срывался и нервничал без причин. Частые головные боли делали его раздражительным. В последний год жизни все ухудшилось. Он начал плохо со мной обращаться, стал более груб, понизили на работе, никакой поддержки. Он буквально шел ко дну, уничтожал себя. Ему было 22 года, когда он умер. И узнаю я об этом только сейчас. Все эти года жил, думая, что он бросил меня, отдал чужаку, не звонит, ни пишет, ни навещает. Какая несправедливость…       Сигарета потухла, дым тонкой струйкой поднимался вверх, пока вовсе не пропал. Я выкинул окурок в мусорку и вспомнил, что так и не позвонил России. Я боялся этого делать. В последнее время наши отношения стали ухудшаться. Мы все чаще спим в разных кроватях, холоднее общаемся, он не целует меня по утрам и не встречает поздно вечером, когда я возвращаюсь домой. У нас около месяца уже не было секса. Наша любовь умножилась на ноль, он остыл ко мне. И с недавних пор стал поднимать руку. Может дать подзатыльник или грубо взять за запястье. Но я люблю его до сих пор и надеюсь, что эти тяжкие для нас времена пройдут, мы снова полюбим друг друга. Я очень этого хочу…       Мне позвонили, телефон был уже заряжен. Я посмотрел и увидел, что звонит Россия. Мне было страшно взять трубку, но, выдохнув, я решился на это. — Алло?.. — тихо ответил я. Сердце билось как бешенное. — Сука, ты где?! — прокричал он в трубку, что я аж вздрогнул. — З-зай, не кричи… — Я вопрос задал! Где ты шляешься?! — Я… В своей старой квартире. — Адрес, быстро! — Я боялся, но сказал ему улицу, дом и квартиру. — Я приеду и тебе пиздец, — сказал он, как отрезал и сбросил вызов. Он снова меня ударит… Я не хочу…       Я медленно отложил телефон и положил голову на стол. По щекам потекли слезы. В горле встал такой неприятный комок, мне было страшно, зная, что он будет минут через 30… И что он со мной сделает — одному Богу известно. Может, просто не открывать ему? Дверь выломает… Она же старая и хлипкая. Уйти из дома? Куда? Это единственный островок, на котором я могу жить в этом огромном городе.       Я… Постараюсь его успокоить. Быть может, все обойдется не так плохо…       Бедный ребенок… Столько пережил в свои юные года. А что его ждет в будущем? Оставит ли он прошлое? Германия раним, ему очень трудно решиться на перемены. Он привык действовать с кем-то сообща, ему будем невероятно трудно пробиваться из этой рутины в одиночку, терпя неудачи, невзгоды. И не дай Господь он повторит мою судьбу и сдастся, проиграет эту жизнь. Он сильный и всегда им был, я верю в него. Я был все эти года рядом с ним. помогал, оберегал, давал знак. О, если бы только можно было бы вернуть время вспять… Я бы никогда больше не полез в эту петлю. Я дал слабину, подав плохой пример сыну, о чем уже давно жалею.       Скоро приедет эта мразь и снова тронет Германию. Для меня мука смотреть на это и понимать, что сделать я ничего не смогу. А эта моя обязанность — оберегать его и не давать в обиду. Зачем я это сделал… Я ведь хочу жить.       Раздался звонок в дверь и прямо-таки рубанул мне по сердцу. Меня охватила паника, я медленно встал из-за стола. Он вновь позвонился более настойчивее. Я боязненно подошел к двери и открыл ее. Она распахнулась, что чуть не слетела с петель. На пороге я увидел раздраженного Россию. Я тут же сделал два шага назад, с опаской смотря на него. Росс решительно вошел в дом и схватил меня за шею. Я чуть ли не вскрикнул, сильно испугавшись. Дверь захлопнулась, он прижал меня к стене, держа за шею. Я пытался убрать его руки, царапался, но его хватка была мертвой. Я лишь получил неплохую пощечину. — П-пусти, зай, прошу… — прохрипел я, пытаясь вдохнуть воздуха. — Зай?! Говоришь, любишь меня, зайкой называешь, а сам сбегаешь?! — он давил сильнее. Я уже не могу ничего сказать и начал задыхаться. Он резко отпустил меня, и я на ватных ногах рухнул на пол на колени. — По любому к хахалям свои сбежал! Конечно, от папаши целая квартира досталась, зови кого хочешь! — Я никого не звал… И нет у меня никого… — Пизди больше, я давно подозреваю, что ты изменяешь мне! — Н-нет, Росс… — он ударил меня ногой в живот, от чего я упал на пол полностью, сжимаясь от боли. — Мразь же ты последняя… Вали уже куда хочешь, мне кристаллически посрать. Мы расстаемся, у меня уже как 2 месяца есть другая.       Я замер, услышав это. Он изменил мне… Он клялся мне, что любит лишь меня, горы свернет и всегда останется верен мне. Паршивый лгун… Я не сдержался и снова пустил слезы. А он цокнул и ушел из квартиры, хлопнув дверью.       Я схватился за голову и зарыдал сильнее. Меня распирало от обиды и боли. Мне хотелось кричать, чтоб услышали все на свете, как мне плохо. Я не мог успокоиться целый час. Мне было так тошно и ужасно от всего того, что случилось со мной в последнее время. Меня будто добивали и добивали, пытаясь добиться моей кончины. Они этого добьются…       Я встал на трясущихся руках и рвано выдохнул. Мое тело ослабло, мне было трудно подняться, но я встал на ноги и пошел на кухню, опираясь на стены. Я взял нож в руку.       НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО!       Ножом я пырнул себя в живот и замер. Я прочувствовал боль свободы. Я упал на колени, чувствуя на пальцах горячую кровь. Рывком я дернул нож в сторону, тем самым сделав глубокий порез. Кровь хлестнула из меня, а я упал на пол в собственную лужу крови. Я дышал еще секунды три, после чего веки сами собой закрылись и я перестал слышать мир.

Я раскрыл глаза. Так светло повсюду… Здесь ничего нет: ни неба, ни солнца, ни земли, ни воды. Тут нет людей. Тут нет ничего. Я осознал, что я сделал. Я увидел перед собой свое тело в большом красном пятне. И руки и нож в моей крови. Что же я наделал… Я ведь больше никогда не смогу вдохнуть свежего воздуха, не смогу погреться на солнце или искупаться в море. Я больше не увижу своих друзей, свою семью. Я лишил себя жизни, я лишил себя всего в один лишь миг. Это самое глупое решение в моей жизни. И если бы я знал… — Германия. — Папа…