Глупая мысль.

Прошло полгода после того, как Акварель стала заложницей борделя городка Хаянель. На удивление быстро она стала одной из его самый желательных и востребованных девушек (что не могло так уж нравиться некоторым из них). И её стали беречь. Теперь у неё была своя комната и своих посетителей она могла подвергать отбору. Какому — бог её пойми, но она могла вежливо сказать:"сегодня вам может принести веселье одна из моих подруг, но сердечно прошу вас простить меня, — я отдана другому». Уделю ещё немного времени организационному моменту. Стандартная цена устанавливается борделем. Вес цены — спросом на девушку. А прибавка к цене (свободная, непринудительная, определяется самим посетителем). А потому вес девушки зависит от неё самой. Так уж вышло, что цена за девушку выражается цветом её наряда. Как вы уже можете догадаться, бордовое платье стоит недёшево, серебристое — и подавно, а золотое — по цене лишь королям. Но два последних в сём заведении не водятся, так как и короли здесь редкие гости. И однажды вечером придя к Кайли, Акварель несказанно удивилась. — Почему корсет бордовый? — Она непонятливо подняла на него тихий взгляд. Свой он опустил. Украдкой осмотрел на неё исподлобья. — Ты радуешь посетителей, девочка, тебе подняли цену. С сегодняшнего дня у тебя будет своя комната здесь. Девушка почти радостно вдохнула. Тихо улыбнулась Каили. Но, спохватившись, резко опустила глаза, стремительно краснея. - Мне стыдно перед тобой. — За что же? — Вскинув в удивлении брови, он опустил корсет на сундук справа от себя. — Ты знаешь, чем я занимаюсь здесь, чем занимается каждая из нас. И вот я улыбаюсь тебе, слыша о том, что те, кто познал меня, заплатили больше, чем нужно, за моё естество покупая мне красный корсет и отдельную комнату. — Она подняла на Каили свои прекрасные глаза — в них блистали слезы, — порой мне хочется исчезнуть, провалиться сквозь землю, покончить со своим существованием, потому что то, чем мне приходится заниматься здесь, это унижение! И оно невыносимо! — Она почти захлебнулась в подступившем рыдании, вскидывая руки и зарываясь ими в свои длинные, блестящие, волнистые волосы, — мне так стыдно каждый день приходить сюда, чувствовать твой взгляд и прятаться от него, потому что мне стыдно, стыдно стоять перед единственным человеком, заслуживающим уважения в этом месте, почти голой и знать, что ты понимаешь, что я прямо в таком виде, как, - она споткнулась, - как прошмандовка пойду в зал, смеяться и улыбаться, и лежать в постели с... — Акварель, — тихий голос мужчины заставил её замолчать и поднять глаза. Кайли касался ладонью её предплечья, мягко оглаживая, успокаивая, — нет ничего страшного в том, что я вижу тебя такой. Я видел много девушек здесь, и ни одна из них так не заслуживала моего уважения, как ты. Я прекрасно понимаю, что не ты выбрала себе такую жизнь. И не ты виновата в том, что оказалась здесь. Но я рад, что ты стоишь передо мной прямо сейчас. Как бы там ни было, что бы там ни было, тебе нечего стыдиться. Он поцеловал её. Мягко, осторожно прикоснулся к её губам. Её руки тихо легли на его плечи, ощущая их силу даже сквозь ткань сюртука. Впервые Каили поцеловал Акварель через 2 месяца после её прибытия сюда. И он знал, что нравится ей. И она знала, что он хочет только её. Девушки, ещё до того, как Акву выделили из числа остальных, часто говорили о нем. «Ах, какой красивый! Курчавый, темноволосый, высокий, статный! Да говорят, не беден! Ко всем нам доступ имеет, переодевает, корсеты сам завязывает, да ни разу, девочки, ни разу ни одну не соблазнил! Как оно так может быть!» Для Аквы он не стал центром вселенной или единственной в мире отрадой. Ведь он не был Леонелем. Но для неё последний — навсегда потерян. А здесь, в борделе, в окружении пошлых мужчин и развратных женщин, истинный джентльмен, приятный, добрый мужчина, не пользовавшийся своим положением, был для неё глотком свежего воздуха. Он всегда целовал её очень мягко, почти не касаясь её тела, не прижимаясь к ней своим, едва-едва притрагиваясь к рукам. Не из брезгливости, нет. А из желания показать, что ему не обязательно заниматься с ней сексом, чтобы она была близка ему. И его желание. Она чувствовала его кожей. Но оно было другим. Не таким, как у большинства посетителей. Не грязным и масленым. А тёплым, как мягкий плед в зимний вечер, плавящим, как невероятно горячий, обжигающий своим жаром большой белый камень, что долго пекся на солнце и, кажется, может прожечь тебя, едва ты прикоснешься к нему, и завораживающим, как самая таинственная сказка. Как он терпел его? Она не знала. Разрывая поцелуй, но не отстраняясь друг от друга, они не сразу открывают глаза. Он мягко проводит рукой по её волосам. Шепчет. — тебе нужно одеваться. Она молча отстраняется и уходит за ширму, попутно закалывая волосы длинной шпилькой. Кажется, она единственная здесь, кто уходит за ширму, подумалось Каили, пока он, слушая шуршание шёлка справа от себя, разглядывал бордовый корсет. Кроваво-красный, с золотисто-черной вышивкой, кружевными вставками и бахромой бархата у груди. Приятный на ощупь. Невероятно красивый и возбуждающий со стороны. Богатый. Во всем смыслах. К тому корсету не нужна и ру... — Каили, а где же рубашка? — Тихий озадаченный голос из-за ширмы. Мужчина еле сдерживается, чтобы не зажмурить глаза. — сегодня ты идёшь без неё. - но. — девочка. Просто отвернись к противоположной от двери стене. — хорошо. — голос стал ещё тише. Раздались тихие приближающиеся шаги. Ровная, красивая с гладкой кожей спина, открытая поднятыми в высокой причёске волосами. Аккуратная, аристократическая линия талии. - приподними руки. По бокам немного видны округлости крепких, наверняка нежных грудей. Он сделал шаг к ней и перекинул корсет, ловя его второй рукой по другую сторону от неё. Через её плечо видя её прекрасную грудь и ровный живот, чувствуя её мягкий, тёплый запах, он не удержался ровно настолько, чтобы аккуратно поцеловать ее в правое, тонкое плечо. Тут же отстраниться, прислоняя к её животу холодный корсет и затягивая его на её спине. Ни на мгновение более не касаясь её кожи. Смотря на свои тонкие пальцы, виртуозно играющие с бордовыми лентами. Она только вздрогнула. И все. Ему даже почудилось, что успокоилась. Или это все его изголодавшееся воображение. Утром одного из первых дней октября он нашёл её в одной из комнат для посетителей. Девушки сказали, она так и не вернулась в зал. Он нашёл её спящей. Ну или он сначала так подумал. Тем вечером она была с... Мужчина с плотным торсом и толстым мужеством. Он терзал её полночи. В приятном смысле терзал. До определённого момента. То, как она чувствовала его внутри, плавило её голову, её мозг и всю её. Он брал её, заставив её лечь на живот, вытянуть ноги и расставить их практически на уровень шпагата. С первого же толчка ей захотелось приподняться, помогать вбиваться, чувствовать сильнее, резче. И он сделал это. Приподнял её за внутреннюю сторону бёдер, впиваясь в них пальцами и резкими движениями проникая в неё. В один момент вынимая, слыша протяжный стон разочарования и начиная гладить головкой по её влажности. Как же ей было приятно! И как она ненавидела себя за это! Пытаясь бороться, но все равно подаваясь назад, прося, прося его войти. Но он все ещё гладил и её ноги начинали дрожать, она упала на живот, издавая стон. И это заставило его невероятно медленно войти, а её снова судорожно приподняться на руки. Он ударил её по ягодице и стиснул. Поощряя. Входя до конца и оставаясь в такой позе, наблюдая за тем, как она выгибается в искреннем стоне, почти садясь и достигая затылком его плеча, с тихими стонами покачивая бёдрами. Его руки поднялись к её грудям, сжимая и оттягивая соски, впиваясь зубами в плечо, отчего она почему-то вздрагивает и, отстраняясь, вновь опускается на живот. А он так глубоко погружается в неё, что она чувствует горячую вспышку у себя глубоко внизу и тяжело выдыхает. — ты будешь спускаться? — голос Сании донесся до другого конца коридора, откуда шла её подруга. — да, пойдём на завтрак. — чего прихрамываешь, болит что-то? — Да нет, оступилась вчера. Каили они заметили сразу. И сразу замолчали. Не потому, что он нёс на руках девушку, закутанную в одеяло, а потому что он был зол. Страшно зол. Его взгляд, что был тяжелее самой Земли, его челюсть, от напряжения мускул на которой было ярко видно каждую линию, брови, сведенные к переносице и прорубающие на ней тёмную полосу. — Сания, сбегай за доктором. — Вкрадчиво обратился он, проходя мимо девушек. Одна из них тут же понятливо кивнула и, взяв другую за руку, побежала вниз по лестнице. У Каили ещё была мысль спросить их о хозяине, но тогда, он понимал, что сорвётся на них, и потому шёл дальше, взглядом прожигая в темных досках пола сквозные дыры. — ты ошалел?! — голос Каили разнесся, кажется, по всему этажу. — но он так хорошо заплатил, — в резонанс всеобъемлющему бешенству в голосе Каили прозвучал безразличный голос хозяина заведения — высокого, с небольшим животиком мужчины в коричнево-золотом с бахромой халате. Его звали Зигхар. Без фамилии. — я вношу его в чёрный список! — мы потеряем деньги, — властно и угрожающе сказал хозяин, поднимая свои страшные чёрные глаза на управляющего. — да мне плевать, — с отвращением выплюнул Каили в лицо хозяину. — Правила действуют для всех. Никто не посмеет неуважительно относиться к девушкам, работающим в Доме Роз, только из-за того, что им приходится делать. Они тоже люди и более того — женщины. Нужно думать, что ты делаешь! Нельзя, господи, прости мой скверный язык, порвать чрево женщины и насиловать его ещё полночи, стискивая её части тела до синяков и изводя её до потери чувств. Она, черт побери, была без сознания! Я убью его, если ещё раз увижу здесь! Зигхар потер рукой глаза. — Будь по твоему. Слишком много в тебе чести. Каили молча вышел из кабинета хозяина, не хлопая дверью. И это всегда больше всего бесило Зигхара, потому что после посещений его кабинета его управляющим он сам хотел разбить или сломать что-нибудь очень большое и тяжелое. И тут тихий щелчок двери. Аж глаз дёргаться начинал. А Каили поднимался по лестнице на этаж, где жили в отдельных комнатах девушки, и благодарил господа за свое происхождение, связи и собственный темперамент. Он надеялся, что Акварель уже привели в чувство. — Акварель, — он тихо постучал в дверь. — а, ой. Каили!.. — растерянный голос из-за двери, тут же наполняющийся сожалением и грустью, — мне... я… я думаю тебе стоит зайти позже. Прости, пожалуйста. — ничего страшного, — он старался говорить как можно мягче. — Можешь не работать столько, сколько тебе понадобится. Ты понимаешь, о чем я. А пока отдыхай. Пошли за мной, если я понадоблюсь. И ушёл. Сегодня он должен спуститься на первый этаж западного крыла, там работали более. Кхм. Как бы сказать?.. Посетители того крыла не обладали особым капиталом, как те, что приходили в Белые Залы восточного крыла. Там появилась новая работница и он должен был, как главный управляющий, поставить подпись на её документах. В его подчинении было восточное крыло (с девушками 1-ой и 1-ой особой степени) и четыре младших управляющих, следящих за трактиром, помещениями западного крыла и девушками 2-ой и 3-ей ступени. Проходя по светло-голубому, как небо перед рассветом, открытому переходу между западным и восточным крылами здания, крышу которого поддерживали белые мраморные колонны, он подумал о том, что хотел бы прогуляться по саду их поместья вместе с Акварелью, когда пойдёт снег. Тогда дорожки покрывает мелкий порошок инея, ветки деревьев становятся похожими на кружево, мир приобретает оттенок сказки. Если бы такие мысли не были его частыми спутниками, то он, наверное, испугался бы сейчас. Но нет. Он лишь отметил про себя в день посещения базара купить меховую женскую шапку и жилетку. Девушкам разрешается выходить на улицу. Но у них для этого есть своя одежда. А у Акварели нет ничего. Ей даже зарплату какое-то время по договору с её отцом платить не будут. Каили тяжело вздохнул. Если бы он только знал… — Шар, — поднимаясь по лестнице, он окликнул юношу, что бежал куда-то с кучей шёлка. Тот радостно улыбнулся. Каили был ему жизненным наставником, разве что заходил сюда нечасто. Шарн (так было его полное имя) очень уважал и любил его. — Мистер Овернайр! Вы на подпись документов? Не торопитесь? Рика испекла сегодня потрясающие булочки, давайте выпьем кофе с ними, вы таких ещё не пробовали, — парень задорно улыбнулся. — ахах, конечно, только сначала с делами разберусь. — да я тоже не без мешка за спиной, скину его вот, — он оценивающе посмотрел на гору разномастного шелка у себя в руках, — минут через сорок, и пойду в служебную столовую. — хорошо, — с улыбкой произнес Каили, — найду тебя там. — давайте, — Шарн хотел было махнуть рукой, стартуя с места, но забыл про шёлк и, едва не уронив его, с добрым смешком побежал дальше вверх по лестнице. Невероятный парень, подумал Каили, с легкой улыбкой входя в кабинет одного из управляющих. Хозяин кабинета, мужчина чуть старше Каили, с твёрдой выправкой, жёсткими каштановыми волосами и никогда не носящий сюртук и жилет, встал из-за стола, протягивая входящему руку, которую тот тут же пожал. У девочки, ровно, с ручками на коленях сидящей на стуле у правой от двери стене, чем-то искрящим и шальным загорелись глаза. Благо никто из мужчин этого не заметил. «Девушка» тут же стёрла это выражение с лица и сладко и мило улыбнулась, хлопая ресницами. — Здравствуй, Киур, — молодой господин в чёрной рубашке и чёрном костюме без галстука улыбнулся человеку, который, как он сказал пару минут назад, теперь отвечает за неё. Приятный голос. — Ты уже заполнил документы, надо же. А то я думал, тут до обеда проторчу. Мужчина за столом не улыбался, но почему-то казалось, что он дружелюбен по отношению к молодому господину. Он кивнул. — Спасибо, Киур, — молодой мужчина, двигающийся как танцор, повернулся к девочке. Его голос похолодел до учтивости, которую к ней обычно проявляли за столом гости её матери. Голос был добрым, но девочке этого было мало. В ней поднялась ревность к мужчине за столом. — Бордюр. Так ваше имя? — он на секунду поднял на неё взгляд от бумаг, что взял со стола, чтобы увидеть утвердительный кивок, — Киур, ты её осматривал? — Да. — и какого? — ничего примечательного. — странно. — Он стал что-то писать в бумаге, — нанятые перевозчики редко сдерживаются. А они и не сдерживались, подумалось Бордюр. Она улыбнулась сама себе улыбкой радостной маленькой девочки. Просто протерла нужное место, перед тем, как выйти из повозки. — Да, — голос мужчины за столом был хмурым, — стоит только вспомнить, как тогда истерзали ту девушку. Как бишь её? На А. Несколько недель болела. Совсем девчушку не пожалели. — да, и такие ублюдки встречаются, — Каили как-то особенно жёстко провел пером по бумаге, выводя свою подпись. — Ты все сам устроишь? — Да, Каили, не волнуйся, — мужчина по-доброму усмехнулся, — нечего тебе такими мелочами заниматься. Каили едва не засмеялся. — чтобы ты знал, я сейчас иду пить кофе с Шаром. — ну и хорошо, мне даже все равно, что ты его от работы отвлечешь, он и так носится тут постоянно как белка бешеная. Отдохни от утреннего. — Спасибо, Киур, — Каили благодарно улыбнулся, пожал коллеге руку на прощание и вышел. Девочка еле сдерживались, чтобы не начать громко и ревностно дышать. Каили. Почему ты не смотрел на меня?