***
4-е декабря На улице холоднее, чем вчера, зима стремительно набирает обороты, так что по дороге к дому Гарри Луи включает не только радио, но и обогрев. Он надеется, что к его отъезду уже будет лежать снег, чтобы увидеть, как красиво будет выглядеть зимний сад, но пока нет на это ни единого намека. Синоптики говорят, что завтра, вероятно, пойдет снег, но они обещают это в течение последних двух недель, так что Луи уже не верит. Подъезжая к саду, он выключает радио. Нервы, вызывающие болезненные спазмы в животе, которые он пытался игнорировать все утро, пока собирался, дают о себе знать, и появляется огромное желание развернуться и уехать. Он не уверен, что его ждет. Гарри, вероятно, накричит на него, и Луи молча выслушает его, виновато опустив глаза. После того, что он ему наговорил в последнюю встречу (Он съёживается от отвращения к себе, как только вспомнить напыщенную речь.), крик — это самое меньшее, что он заслуживает. У него есть запланированная маленькая речь, наполненная выражениями типа: «как ты смеешь» и «я люблю тебя, тупица» — но, когда он заезжает во двор, всё вылетает из головы. Очевидно, поскольку сад закрывается в конце ноября до весны, в магазине темно и дверь заперта. В доме Гарри тоже не горит свет и дверь закрыта на замок. Луи знает, что Гарри делает это, только если уезжает куда-то на несколько дней. Затем он вспоминает, какой сегодня день. Сегодня четвертое декабря, а это значит, что Гарри в гребаном Нью-Йорке, чтобы отпраздновать с семьей День рождения своей сестры. Он разочарованно стонет и плюхается на ступеньки крыльца. — Блять. Луи обхватывает руками колени и задумчиво смотрит на сад. Он сидит так еще пару минут, прежде чем вытащить телефон из кармана и выбрать Зейна в контактах. Со вздохом он подавляет свою гордость и печатает: «Привет, можно мне зайти? скучаю по тебе: (» Луи чувствует облегчение, когда Зейн почти сразу же отвечает: «Конечно, я тоже скучаю». Он сидит еще несколько минут, потом вздыхает и встает. Может быть, лучше просто оставить всё как есть.***
Стуча в дверь (что странно, ведь раньше он с уверенностью ее распахивал, отчего та бедная чуть ли не слетала с петель), он ожидает, что откроет её разъяренный Зейн или вообще вместо него это сделает Лиам. Однако перед ним оказывается Малик, выглядя удрученным, каким-то замкнутым и слишком молчаливым, будто чужой. Это даже хуже, лучше бы он злился и кричал на него. — Привет, заходи скорее. На улице очень холодно. Луи кивает и следует за ним внутрь. Он снимает куртку, когда они заходят на кухню, и неловко вешает ее на спинку стула, прежде чем просто… встать. Обычно Томлинсон запрыгивал на один из барных стульев у островка, Зейн делал то же самое, но сейчас ему неудобно так себя вести, потому что он не знает, что творится в голове у его друга. Зейн в то время наливает чай, и когда он поворачивается, чтобы взять что-то, и замечает Луи, он тихо вздыхает. — Лу, садись давай, я не кусаюсь. Луи неуверенно смеется, садясь и украдкой поглядывая на него. Напряжение всё еще висит в воздухе, никто из них не начинает разговор, пока Зейн не поставил две кружки, полные йоркширского чая, на стойку. У Луи сжимается сердце от такой заботы, и он впервые осознает, насколько сильно ему не хватало друга. Томлинсон сглатывает, виновато опустив глаза. — Прости. Зейн опускает со стуком кружку на стойку и приподнимает брови. Луи даже не поднимает глаза, чтобы знать это. — За что? Луи съеживается и помешивает ложкой сахар в своей кружке, прежде чем продолжить: — За то, что я дерьмовый друг? Зейн вздыхает. — Лу, я тоже тебя игнорировал всё это время. Мы оба идиоты, и я не обижаюсь. Меня больше расстраивает другое. Луи сглатывает и отколупывает маленькую щепку, торчащую из края столешницы, уставившись на свои пальцы. — Тогда из-за чего ты расстроен? — он знает, что ведет себя глупо, но все равно делает это. Раздраженно фыркнув, Зейн делает глоток горячего чая, прежде чем ответить: — Я расстроен, потому что, очевидно, что что-то случилось, из-за чего ты просто сбежал, вместо того чтобы поговорить со мной. Ты просто уволился и спрятался у себя дома, когда я думал… я думал, что наша дружба значит для тебя больше. И ты не только бросил меня. Луи чувствует, как напряжение покидает его, но тут же сменяется чувством вины. — Зейн я… — он замолкает, пытаясь подобрать правильные слова, и друг вздыхает. — Слушай. Я скучал по тебе. Найл и Лиам тоже, хотя не думай, что я не знаю, что ты с ними общался, но… — Гарри. Зейн кивает. — Да. Ты его бросил, — он сжимает челюсть, уставившись на него с оттенком злости. Луи хмурится и качает головой, чувствуя, как в нем закипает гнев. — Я не просто так это сделал… — А откуда я, твою мать, должен был это знать? — Зейн не повышает голоса, никак не жестикулирует, но Луи чувствует, как вся злость тает. Малик выжидает минуту, затем продолжает: — Ты ушел, Лу. Я… Только что Гарри был настолько счастливым, что я даже не думал, что когда-нибудь увижу его таким, как вдруг ты исчезаешь, не сказав ни слова, и я остаюсь разбираться с последствиями. — Я никогда… — его голос срывается, и он прочищает горло, прежде чем продолжить. — Я не хотел никому причинять боль, особенно Гарри, Честное слово, я просто… Я должен был… — он замолкает, слезы наворачиваются на его глазах, кажется, в сотый раз за последние пару недель, и на лице Зейна появляется искреннее беспокойство, что еще хуже, чем гнев. — Что, Лу? Что случилось? Милый, ты можешь мне всё рассказать. Луи сглатывает и кивает. — Ты же знаешь, что… что мы, эм, с Гарри провели ту ночь в отеле? — Зейн кивает, и Луи делает глубокий вдох. — Это было… это было удивительно. Я никогда… никогда не испытывал такого, а Гарри был… был потря… — он шмыгает носом и чувствует, как первая слеза скатывается по щеке. — У-утром, когда мы еще лежали в постели, пришел Ник, — он замечает, как глаза Зейна расширяются при имени. — Лу. Луи смеется, хлюпая носом и чувствуя, как текут градом слезы, и кивает. — Д-Да. Он сказал, эм, кое-что, наверное, не подумал, что я там был, и-и потом Гарри предупредил его об этом, и Ник ляпнул что-то о т-тройничке с нами… и-и Гарри… — он сильно трет глаза. — Гарри ничего не сказал, просто вывел его из комнаты, — его нижняя губа дрожит, и следующая фраза выходит такой тихой и жалкой, что он ненавидит себя за то, что признался. — Я никогда не чувствовал себя таким… таким использованным за всю свою жизнь, Зейн. Зейн обходит стойку и втягивает его в объятия, и Луи расслабляется, уткнувшись лицом в его грудь. Парень гладит его по спине и прижимает к себе еще крепче. Слёзы приносят некоторое облегчение, и тот факт, что он кому-то рассказал о случившемся, будто снимает с его плеч неподъемный груз. Спустя несколько минут, когда футболка Малика становится мокрой от слез, Луи достаточно успокаивается, чтобы отстраниться. Он шмыгает носом и вытирает глаза, когда Зейн начинает говорить: — Мне так жаль, что тебе пришлось переживать такое самостоятельно. Зная Ника, я почти представляю себе, что ты должен был услышать, и мне… Мне безумно жаль, Лу. Луи качает головой и сжимает руку парня. — Это не твоя вина, Зейн. Кроме того, то, что он сказал, Ник… это не беспокоило меня так сильно, как Гарри просто… — он вздыхает, не в силах даже заставить себя повторить это снова, а парень качает головой. Он слегка отстраняется, чтобы посмотреть ему в глаза. — Нет-нет, Луи, не надо… ты так много значишь для Гарри, клянусь, Гарри никогда бы на такое не согласился. — Ник спросил, не поделится ли со мной Гарри, — увидев, как передернуло Зейна от этих слов, Луи горько усмехнулся. — Гарри рассмеялся и всё. А как еще, черт возьми, я должен был это воспринимать? Зейн вздыхает и потирает лицо рукой. — Блять. Ник такой придурок. Луи фыркает и делает глоток чая. — Именно это я и сказал, когда Гарри спросил, знаю ли я его. Зейн тихо смеется. — Ну, он на самом деле придурок. Но для Гарри он хороший друг. Просто. Он знал Гарри, когда все было… по-другому. Гарри сейчас не тот, кем был раньше. Луи непонимающе смотрит на него, и Зейн вздыхает. — Мы с Гарри переехали в Лондон, когда ему было шестнадцать. Он был гением, поступил в таком возрасте в университет, где у него была чуть ли не самая лучшая успеваемость, а потом, в восемнадцать, уже заканчивая обучение, он получал кучу предложений о работе. Сразу же он познакомился с несколькими людьми и начал постоянно ходить на вечеринки. Конечно, познакомившись с Ли и Ни, мы тусовались вместе, я не говорю, что мы были такими ангелами, а Гарри заядлый тусовщик. Мы были молоды, имели хорошо оплачиваемую работу, так что избежать такого образа жизни почти невозможно. Но Гарри был очень юн, умен и очарователен, — он улыбается. — Думаешь, он сейчас само очарование? Видел бы ты его в семнадцать! Он был похож на чертова херувима, с ямочками на щеках, кудрявыми волосами и прочим дерьмом. Луи смущенно хихикает, образ, сложившийся в его голове, просто восхитителен. Зейн делает глоток, прежде чем продолжить: — Поначалу всё было нормально, но… он притягивал к себе внимание, быстро стал популярен в своем окружении, все им восхищались, и это его изменило. Он просто настоящая светская бабочка, все казались ему лучшими друзьями, так что все это превратилось в бесконечные вечеринки, наркотики, выпивку, секс. Он прикусывает губу, на секунду задумывается, а потом пожимает плечами: — Все стало… в какой-то момент все стало плохо. Я не буду вдаваться в подробности, это не мое дело, но… — он вздыхает. — К чему я веду… Ник, можно сказать, теперь не знает Гарри. Он знает Гарри, который каждую ночь пропадал на какой-то вечеринке и так напивался, что не мог ходить, он знает Гарри, который все время носил дизайнерскую одежду, и Гарри, у которого каждый гребаный вечер был кто-то новый в постели, потому что так делали все его «друзья», и он не хотел быть белой вороной среди них, — Зейн опускает ладонь на колено Луи, и выражение его лица смягчается. — Ты же знаешь Гарри, ты также меняешь его в лучшую сторону. Ты слышал его ужасные шутки, ты знаешь его любимый сорт яблок, и ты знаешь, что он плачет, как ребенок, когда смотрит «Моану». Луи смеется и вытирает слезы, что никак не прекращали течь из глаз. — Он может процитировать весь чертов фильм и все равно каждый раз плачет при просмотре. Зейн смеется и кивает. — Именно! Это настоящий Гарри, Лу. Гарри, который плачет во время просмотра диснеевских фильмов и падает с трактора, потому что слишком сильно смеется. Это он, понимаешь? Не тот сексуально озабоченный, пьяный беспорядок, каким его считают все те люди с вечеринки. Я не оправдываю его, но и не хочу, чтобы ты отвернулся и забыл про него. Он мой лучший друг, и я не могу так поступить с ним. Просто… Просто поговори с ним? Луи кивает. — Окей. Я поговорю с ним, — он пожимает плечами и улыбается Зейну. — Я все равно очень скучал по нему, из-за чего стал таким жалким беспорядком. Зейн смеется и дергает шнурки спортивных штанов, что надеты на Луи. Те, что принадлежат Гарри. — Да, вижу. Луи смеется, его подхватывает парень, но потом они оба замолкают. Они допивают чай в дружеском молчании, и, блять, Луи скучал по Зейну. — Я скучал по тебе, Зейн. — Я тоже скучал по тебе, Лу, рад, что ты вернулся ко мне, — с улыбкой отвечает он, и Луи кивает, а потом принимает серьезный вид. — Зейн, дружище, нам надо бежать. Малик поднимает брови и делает вид, что размышляет над этим предложением, затем кивает. — Я не против. К черту Лиама и этих двух придурков, давай сбежим в Вегас. У нас будут очаровательные дети. Они умудряются сохранять невозмутимое выражение лица в течение нескольких секунд, прежде чем разразиться смехом. Когда парни наконец успокаиваются, Зейн допивает чай и встает. — Пойдем, Лу, посмотрим что-нибудь и пообнимаемся. Скучал по твоим объятиям. Луи умиленно воркует и следует за ним в гостиную, хихикая, когда Зейн закатывает глаза и кидает в него подушку. Они включают «Рэмбо» и успевают посмотреть половину фильма, когда в дом заходит Лиам, зовя Зейна. Когда он проходит в гостиную и видит там Луи, Пейн удивленно поднимает брови и переглядывается с женихом, будто разговаривая о чем-то глазами, прежде чем ухмыльнуться и накинуться на них с объятиями. После нескольких минут драматических возгласов, давки, хохота и попыток нормально сесть, Луи оказывается зажатым между ними, чувствуя себя невероятно счастливым. Через некоторое время, когда они все увлеченно наблюдают за происходящим на экране, Зейн тычет пальцем в бок Луи, а затем шепчет: — Так, для протокола, Лу, ты всегда будешь моей семьей. Даже если между тобой и Эйчем ничего не получится, ты теперь член семьи, и тебе всегда здесь рады. Луи снова чувствует слезы на глазах, но ничего не отвечает. Только прижимается к Зейну и обнимает его так крепко, как только может. Он надеется, что этого достаточно, чтобы выразить его благодарность. Луи узнает от Зейна, что Гарри улетел в Нью-Йорк позже обычного, поэтому он планировал остаться там до восемнадцатого числа. Он вернётся как раз через три дня после того, как Луи вернётся в Англию. Когда они осознают это, то резко замолкают, прежде чем вместе решают просто игнорировать сложившуюся ситуацию. Они проводят следующую неделю и ещё несколько дней вместе. Луи ходит на шоппинг с каждым из парней и втайне покупает подарки для них, а также для своих сестер, отчима и мамы. Шестого декабря Луи пишет Гарри, спрашивая, могут ли они поговорить. Он не отвечает. Восьмого Зейн приглашает Томлинсона съездить в другой город, чтобы посмотреть одну достопримечательность — самый большой клубок бечевки, сделанный одним человеком. Сама дорога туда-обратно — лучшая часть поездки, потому, что они едят дерьмовую еду и слушают песню Странного Эла Янковича об этом самом клубке. Девятое декабря Луи проводит весь день с тетей и дядей. Десятого Луи предпринимает новую попытку и снова пишет Гарри, заставляя себя не проверять телефон в течение следующих четырех часов. Когда он наконец берет в руки айфон, то видит, что Гарри выключил приватность, и теперь Луи видит, что он прочитал сообщения, но по-прежнему не ответил. Луи больше не плачет, он не позволяет себе, но глаза неприятно щиплет, а дыхание учащается.***
14-е декабря, 15:00 Луи ворчит, надевая толстовку, толстую зимнюю куртку с меховой подкладкой, шапку, перчатки и, наконец, теплые ботинки. Потому что в Миннесоте сейчас чертовски холодно, и там нет гребаного снега, чтобы хоть чуть-чуть создать видимость настоящей зимы. Луи слегка обидно, ведь он завтра уезжает, так и не увидев снег. Честно говоря, он чувствует себя обманутым. Когда он выбегает на улицу, чтобы побыстрее сесть в прогретую машину (его потрясающий дядя завел ее пораньше), Луи вполголоса проклинает Найла за то, что тот заставил его фактически покинуть дом. И все это ради последнего ужина перед отъездом. На самом деле он не злится. Он никогда бы не смог злиться на Найла. Из радио опять доносится гнусавый голос синоптика, который говорит что-то о снеге, и Луи закатывает глаза, прежде чем переключить канал. В салоне начинает играть «Leather and Lace», и он просто выключает радио. Когда Томлинсон сворачивает на ставшую уже знакомой дорогу проезжает мимо фруктового сада, он замечает, что в магазине горит свет. Он напевает себе под нос и сворачивает на подъездную дорожку. Наверняка, Лиам решил проверить всё, и если Луи повезет, то он напугает его до смерти, так как сигнализация на подъездной дорожке была отключена, на время отсутствия Гарри. Подъезжая к магазину, он не видит внедорожника ни Лиама, ни Зейна и предполагает, что тот припаркован в гараже. Он заходит в магазин, не найдя там никого, заглядывает в офис и упаковочный цех. Там тоже ни души, поэтому он расстроено вздыхает и заходит через запасной выход в гараж. Он находит лишь машину Гарри и два трактора, которые стояли так в течение последних двух недель. Луи фыркает. Наверное, кто-то из парней просто забыл выключить свет в магазине… и закрыть дверь. Покачав головой, он выходит на улицу. Раз уж он здесь, то может и закрыть дверь, потому что он самый лучший друг на свете. Поэтому он выключает свет и поворачивается, чтобы пойти к своей машине и взять ключ, который по настоянию парней он оставил себе, когда видит это. Точнее, он видит его. Сердце пропускает удар, ладони потеют и Луи приоткрывает рот, потому что со стороны сада к нему идет Гарри. Когда он подходит ближе, Луи жадно его разглядывает. На нем красивая, дорогая одежда, совсем непохожая на рабочую или ту, что он обычно здесь носит, так что он, должно быть, только что вернулся. На нем коричневые ботинки «Челси», рваные узкие джинсы и мягкая сиреневая толстовка. На голове надета шапочка, из-под нее едва выглядывают кудряшки. А точнее, короткие кудряшки. — Луи? Луи беспомощно хлопает глазами и чувствует, как на лице вспыхивает румянец. — Г-гарри… ты вернулся? Луи чувствует себя идиотом, когда его слова звучат как вопрос, но мужчина пожимает плечами, останавливаясь в метре от него. Боже, он выглядит таким уставшим, что сердце Томлинсона болезненно сжимается. — Да, моя сестра отправила меня домой пораньше, потому что… ну, она просто отправила меня домой пораньше. Луи кивает, а потом спрашивает: — Ты подстригся? Щеки Гарри слегка краснеют, и он поднимает руку, поправляя шапочку. — Да, мне… мне нужны были какие-то перемены. На короткое время они замолкают, а потом Луи начинает говорить: — Гарри, я… В то же самое время Гарри произносит: — Что… Они замолкают на полуслове и неловко смеются. Гарри жестом указывает на Луи. — Сначала ты. Луи делает глубокий вдох. — Гарри, я… Я хочу извиниться. Он пожимает плечами: — Тебе не за что извиняться. Тряся головой, Луи делает маленький шаг вперед. — Мне есть за что. Я повел себя как мудак, Гарри, мне не следовало вот так увольняться и уходить, но я… — Почему ты ушел? — то, как Гарри спрашивает, тихо, почти шепотом, душераздирающе и неуверенно, ломает Луи. Он сглатывает и смотрит вниз, на землю, прежде чем заставить себя снова поднять глаза. Луи должен увидеть его лицо, чтобы понять сожалеет ли он. — Я… — парень вздыхает. — На следующее утро… эм, в номере отеля? — Гарри почти не реагирует, но у него едва заметно подергивается нижняя губа, и Луи удивляется тому, что он так хорошо читает его эмоции. Томлинсон прочищает горло и продолжает: — Эм, я… В то утро я проснулся и услышал, как ты разговаривал с Ником. Гарри сначала выглядит смущенным, он не совсем понимает о чем речь, прежде чем мужчина открывает рот, и на лице появляется опустошенное выражение. Блять. Это не то, что хотел Луи. — Луи, я не… — Нет, Гарри, я… Дай мне закончить. Пожалуйста? Гарри выглядит неуверенным, расстроенным, но он кивает. — Я слышал ваш разговор и что он сказал, мне стало больно. Да, это он говорил то дерьмо, но… ты ничего не сказал? Ты просто посмеялся? И я… — он сглатывает, но продолжает, потому что выражение лица Гарри выражает чистый ужас, сожаление, вину, и он хочет, чтобы оно исчезло как можно скорее. — Я почувствовал себя таким использованным, Гарри. Я подумал, что я для тебя… просто ещё один парень с горячей задницей, с которым можно поразвлечься, потрахаться пару месяцев, а потом я уеду, и тебе больше никогда не придется со мной сталкиваться. Гарри выглядит так, словно весь его мир был разрушен, и Луи знает это чувство. — Именно поэтому я и уволился. Вот почему я ушел, и вот почему я наговорил тебе весь тот бред, и мне безумно жаль, невозможно передать насколько. Я… я поговорил с Зейном, он мне рассказал кое-что… — Но ты всё равно уезжаешь. Луи замолкает, уставившись на Гарри. — Что? Гарри прикусывает нижнюю губу, потом пожимает плечами. — Ты ведь уезжаешь, да? Луи нерешительно кивает. — Ну, да, я… у-у меня завтра самолет, и я… — Тогда почему это тебя беспокоит? Луи сглатывает. Оу. — Почему меня это беспокоит, Гарри? — он знает. Он знает, что хочет мужчина услышать. Гарри тяжело дышит через нос, выглядя расстроенным. — Почему тебя так беспокоило, что ты просто интрижка для меня? Почему это заставило тебя бросить меня? Почему ты сейчас здесь? Луи молча смотрит на него, Гарри выглядит отчаявшимся. — Скажи мне, черт возьми, почему, Лу, или я уйду и клянусь Богом, ты никогда больше меня не увидишь. Вот и все. Наполовину умоляющий, наполовину обвиняющий тон голоса Гарри в сочетании с жизненной потребностью Луи обнять его работают как спусковой крючок. Томлинсон издает раздраженный рык и выкрикивает: — Потому что я люблю тебя, придурок! Тут же воцаряется тишина. Они смотрят друг на друга, глаза Гарри широко раскрыты, Луи тяжело дышит, а секунды тикают. Томлинсон открывает рот, чтобы добавить, но тут что-то холодное падает ему на щеку. Он поднимает глаза и впервые за последние несколько минут видит что-то еще, кроме Гарри. Снег. Блять, наконец-то. Когда он снова переводит взгляд на мужчину, по его щекам текут слезы. Луи делает глубокий вдох, и, когда он произносит следующие слова, его голос звучит спокойно, ровно и приглушённо. — Я так сильно люблю тебя, Гарри. Каким-то образом, где-то между тем, как ты смеешься надо мной и принимаешь в свою маленькую семью, я влюбился в тебя. Гарри смеется и плачет, на его лице появляется неуверенная улыбка. — Так… так, когда ты сказал, что не хочешь здесь оставаться… Лицо Луи смягчается, когда он делает шаг ближе к Гарри. — Ты был прав, это была абсолютная чушь. Гарри кивает, все еще не веря своим глазам, а Луи хватает его левую ладонь и прижимает ее к груди обеими руками, прямо где колотится его сердце. — Я хочу сад, Гарри. Я хочу вставать в такую рань, надевать дурацкую одежду, потеть как конь и переделывать всю работу, которая, кажется, никогда не кончается, — Гарри фыркает со смехом в глазах, и Луи продолжает. — Я хочу возить тебя на тракторе и собирать яблоки, хоть мне и приходится пользоваться ужасно бесящей меня лестницей. И я хочу обнимать тебя, когда все идет не так, как надо, и смеяться вместе с тобой, когда все прекрасно. Я хочу ходить на все свидания с тобой, сопровождать тебя на любой встрече и в любой поездке, которые удастся втиснуть в наш сумасшедший график. Он делает глубокий вдох и понимает, что теперь тоже плачет. Гарри сжимает его руку, и Луи выдыхает смешок. — Я хочу проводить воскресенья с тобой и парнями, хочу ходить с тобой на дурацкие футбольные матчи. Я хочу с тобой где-то пять или тридцать детей, о которых ты постоянно болтаешь, и… Гарри смеется, задыхаясь от счастливых слез. — Лу… Луи смеётся, сдерживая рвущиеся наружу рыдания. — …и я хочу тебя, Гарри. Я хочу это всё из-за тебя. С тобой. Потому что я люблю тебя, Гарри Стайлс. Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне, что ты можешь быть моим. Теперь они оба плачут, стоя на холоде, а вокруг них кружатся хлопья снега, и это прекрасно. Гарри кивает. Слезы текут по его щекам, когда он подносит руку к щеке Луи. — Боже, Луи, я твой. До тех пор, пока ты хочешь меня и где ты хочешь… Если… если ты захочешь вернуться домой, если ты когда-нибудь решишь, что не хочешь… — он взмахнул рукой. — Я бы согласился. Я бы от всего отказался. Если ты меня попросишь. Я тоже люблю тебя, так чертовски сильно, я… я не могу поверить, что заставил тебя думать иначе, и я так сожалею об этом, милый. Такое никогда не повторится, пока я жив. Они вдвоём счастливо смеются, а потом снова воцаряется уютная тишина. Гарри опускает ладони на талию парня, когда тот обнимает его за шею, и они целуются. Черт возьми, это самый лучший поцелуй в жизни Луи. Он стоит в саду, вокруг падает снег, с ним рядом любовь всей его жизни, и Томлинсон совсем не хочет что-либо менять. В конце концов они отстраняются, хихикая, и Гарри игриво прикусывает нижнюю губу Луи. — Зайдём внутрь? Луи ухмыляется и качает головой. Увидев смущенный взгляд Гарри, он целует его в щеку и шепчет: — Домой.***
Они вваливаются в прихожую дома Гарри, не прекращая целоваться, и слепо двигаются дальше. Для Луи важно только снять куртку и толстовку с мужчины — остальное не имеет значения. К счастью, Гарри, похоже, накрывает такое же отчаяние, потому что он буквально срывает с Луи куртку, прежде чем снять худи, всё время шагая вместе с ним к лестнице, ведущей в спальню. Луи скулит и дергает толстовку мужчины за край, чем вызывает хриплый смех. Томлинсон отрывается от ключиц, которые он старательно зацеловывал, и надувает губы. Гарри ухмыляется, и вот возвращается его слегка нахальная, дразнящая, доминирующая сторона: — Едва ты попал в мой дом, как уже отчаялся, детка? Луи фыркает и засасывает кожу на линии челюсти, оставляя видный синяк, а затем хлопает ресницами, выпячивая нижнюю губу. — Ничего не поделаешь, ты мне нужен. Гарри стонет и шлепает его по заднице. — Блять, принцесса, поднимайся наверх, пока я не трахнул тебя на полу. С довольной ухмылкой Луи повинуется и, снимая на ходу футболку, неспеша двигается по лестнице прямиком в спальню. Гарри следует за ним, подходя почти вплотную, и когда Томлинсон расстегивает джинсы и начинает медленно их стягивать по бедрам, то слышит гортанный стон. Не успевает Луи опомниться, как оказывается на кровати и с него рывком снимают штаны. Гарри уже успел избавиться от толстовки и футболки, он наклонился над ним в одних джинсах. Ресницы парня кокетливо трепещут, когда он поднимает на Стайлса взгляд, и тот стонет, оставляя влажные поцелуи на бедрах. — Я так скучал по тебе, принцесса, неужели ты собрался дразнить меня? Луи жалобно вздыхает и запускает пальцы в волосы (чёрт возьми, такие короткие, к ним нужно привыкнуть) Гарри, потянув пряди. Стайлс стонет, оставляя яркий засос на бедре, и двигается дальше. Его губы так близко к тому месту, где он больше всего их хочет. Луи уже приготовился к удовольствию, как тот резко отстранился. Томлинсон скулит и дуется. — Ну и кто из нас здесь, чёрт возьми, дразнит? Гарри смеется и снимает джинсы, прежде чем забраться на кровать и нависнуть над ним. — Тебе это нравится, принцесса, не лги мне, — он оставляет нежный поцелуй за ушком. Луи закатывает глаза и поднимает бедра, пытаясь получить хоть какое-то трение, но Гарри опускает их одной рукой, успокаивающе поглаживая. Луи всхлипывает, получая в ответ ухмылку. Гарри наклоняется и шепчет ему: — Только попроси меня, ангел. Луи выдыхает: — Пожалуйста, Гарри, я… Гарри цокает и качает головой. — Детка, что ты должен сказать? Луи хмурится и снова пытается дернуть бедрами. — Я… я же сказал: «Пожалуйста, Гарри»… Мужчина легонько хлопает его по бедру. — Нет, как ты меня зовешь, сладкий? Кто я, малыш? Луи в шоке смотрит на него, его сердце бешено колотится. Потому что, блять, такого быть не может. На лице Гарри появляется ухмылка, и он ободряюще целует его в губы. — Всё хорошо, Лу, позволь мне сделать то, что ты хочешь. Пожалуйста, малыш. Луи сглатывает, его щеки пылают от смущения, и он закрывает глаза. Губы Гарри спускаются к шее, на что Луи откидывает голову, предоставляя больше места для поцелуев. Томлинсон задерживает дыхание, прежде чем Гарри засасывает и покусывает кожу. Вздох. — Папочка, пожалуйста. Хриплый стон, и все, что Луи чувствует после этого — это ощущение рук Гарри на своем теле, его губ, прикосновений, поглаживаний, дразнящих и заставляющих его чувствовать себя любимым и драгоценным. Он достигает оргазма со вкусом Гарри на губах, с ощущением Гарри внутри себя, в постели Гарри, и впервые в жизни чувствует себя как дома.***
Насытившись друг другом, приняв душ, они удобно устроились под одеялом. Оба одеты в мягкие джоггеры (так как Гарри отключал отопление на время отсутствия). Мужчина лежит между ног Луи, изучая его татуировки. Он нежно поглаживает худую лодыжку, прежде чем поцеловать выступающую косточку. — Мне нравится треугольник. Луи мягко улыбается. — Мне тоже. Набил его через месяц после каминга. Наверное, самая любимая из всех моих татуировок. У меня, конечно, их не так много, как у тебя. Гарри гордо улыбается и поднимает левую руку, показывая внутреннюю часть бицепса. Слова «Love Wins» [Любовь побеждает] вытатуированы ярким радужным курсивом. — Это моя любимая и единственная цветная татуировка. Луи протягивает руку и проводит по контурам большим пальцем. — Она очень красивая, хотя я удивлен, что ты отклонился от своего стиля. Гарри смеется, запрокинув голову. — Джемма сказала то же самое. Это единственная татуировка, которую я захотел сделать в цвете, — он замолкает, потом пожимает плечами. — Хотя в последнее время я всё чаще задумываюсь о голубом цвете, — Луи бросает взгляд на Гарри, замечая, что тот кусает губу. Мужчина такой честный, открытый, уязвимый, что Луи хочется его обнять и никогда не отпускать. Томлинсон улыбается с любовью в глазах и запускает пальцы в кудри Гарри, в то же время другой рукой обхватывает его ладонь. — Голубой неплохой цвет, но лично я, наверное, сделал бы что-нибудь в зеленом. Гарри мгновенно расслабляется и, усмехнувшись, кладёт голову на живот Луи. — Звучит прекрасно, Лу. Томлинсон улыбается и начинает перебирать пальцами волосы Гарри, когда тот тихо что-то напевает. Луи впервые в жизни так легко засыпает.***
15-е декабря, 6:00 Луи медленно просыпается, чувствуя по-хозяйски лежащую на своей талии руку. Чуть позже он осознает, что его ноги переплелись со смехотворно длинными конечностями Гарри. Он помнит, как засыпал, будучи большой ложкой, но каким-то образом его голова оказалась на груди Гарри вместо подушки. Это очень мило, и Луи довольно вздыхает, устраиваясь поудобнее на широком торсе. Он чувствует, как с таким же вздохом вздымается под ним грудь, и поворачивает голову, сонно моргая: на него смотрит Гарри. На лице мужчины появляется счастливая улыбка, и он поднимает руку, убирая упавшую на глаза Луи челку. — Доброе утро, любимый, тебе хорошо спалось? Луи со стоном вытягивает ноги и зевает, после чего кивает. — Мхм, лучше, чем за последнее время. Гарри мычит и кивает в знак согласия. — И я тоже. Я так не спал с тех пор, как… — он замолкает, и Луи чувствует, как сжимается его сердце, когда он понимает, что осталось недосказанным. Он нежно целует Гарри в грудь, прямо над бабочкой, вытатуированной у него на животе. — Пока я рядом, ты больше никогда не будешь спать один, любимый. Гарри улыбается ему и уже открывает рот, чтобы ответить, но тут снизу раздается крик. — Гарольд! Это Найл, и Гарри нежно вздыхает, прежде чем крикнуть в ответ: — Ой-ёй! Луи хихикает, зная, что именно он передал им эту привычку. Секунду спустя на лестнице послышались шаги, а потом в коридоре послышалось возмущённое ворчание Найла. — Когда он не появился вчера вечером, Лиам, черт возьми, не поверил мне. Потом я увидел машину во дворе и по… — он появляется в дверях и замечает Гарри и Луи, прижавшихся друг к другу, с улыбками до ушей. С усмешкой он прислоняется к косяку. — Так, так, так, — он поворачивается к лестнице и снова кричит. — Тащите сюда свои задницы! Гарри смеется. — Ты серьезно в шесть утра притащил сюда Лиама и Зейна, просто потому что увидел во дворе машину Луи? Найл только пожимает плечами с улыбкой на лице. — Вы оба одеты? Они кивают, и Найл с боевым кличем бежит к кровати и прыгает к ним, плюхнувшись на матрас прямо между парнями. В спальню заходят Лиам с Зейном и, увидев кучу-малу, без колебаний бросаются к ним в постель. Они по-детски хихикают и отбиваются подушками, Гарри и Луи с любовью их поддразнивают, называя придурками. Затем, когда все успокаиваются, парни по-настоящему поговорили. Как в один момент Зейн тычет пальцем в сторону Луи. — Разве тебе не нужно на самолёт… — он берёт телефон Гарри, смотрит на время и снова поворачивается к Луи. — Через два часа? Луи чувствует, как напрягаются Найл и Лиам, в то время как Гарри замирает. Томлинсон улыбается и игриво подталкивает локтем Зейна. — Знаешь, в Гарри есть что-то такое, что заставляет людей пропускать из-за него свои рейсы. Все снова смеются, потом кто-то включает телевизор, а Лиам спускается вниз, чтобы взять что-нибудь перекусить. Может быть, немного безответственно для пяти взрослых людей просто провести утро в постели, смотря телевизор, но это прекрасно, и это так по-домашнему. Томлинсон наслаждается смехом и настоящим безумием, происходящим вокруг него. Гарри держит его за руку, Луи счастлив и наконец-то понимает и признаёт, что это именно то место, которому он принадлежит.