Two minutes to official top

В жизни каждого человека, особенно, если он спортсмен, бывают «сосовые» времена. Когда ты сосешь. Просыпаешься и вспоминаешь, что ты сосешь. Ходишь, работаешь, ешь — и сосешь. Плаваешь с привкусом мирового члена во рту, засыпаешь под звуки донельзя знакомого чваканья за щекой. Я по пальцам могу пересчитать знакомых, которые ни разу в жизни не подвергались длительному моральному минету. И, как вы уже поняли, речи об удовольствии тут не будет. С самого начала занятий спортивным фридайвингом я выделялась. Ростом, мощью, природными данными. Мое вечное погонялово в бассейне — «гидролошадь», и не столько потому, что я пришла в апноэ из конного спорта, сколько из-за физических данных. Начав плавать на задержке дыхания достаточно поздно — мне было двадцать восемь лет — на первых же соревнованиях я взяла два третьих места в двух динамиках. В брассе и моноласте. Далее был выигранный Брянск, потом удачный Чемпионат России, где я, хоть и не взяла медалей, впервые в жизни коснулась рукой бортика на сотне в моно и сразу же выполнила разворот, потом много других успешных стартов. В то благословенное время, как и все новички, я дико боялась стартов, но не допускала мыслей о том, чтобы схалтурить. Как говорится, ссала и плыла. Когда и почему начались проблемы? Скорее всего, из-за систематических неудач на личном фронте. Влюбиться в упыря, расстроиться и перенести все это на нырок — ну это же мое любимое. Есть такие спортсмены, и «гвозди бы делать из этих людей», которые оставляют стрессы и переживания за порогом бассейна, или избавляются от них во время тренировки. Это не про меня. Если у меня психованная жизнь, то мне сложно не забрать ее с собой под воду. Вкупе с ответственностью перед командой и тренером, тяжестью самого тренировочного процесса и кучей стартов, на которые мы вписывались охотно, так как желали перезнакомиться и перелобызаться со всем фридайверским миром — это сыграло пагубную роль для моей готовности хорошо выступать. В то время допустить до себя мысли о блэкауте и дисквалификации для меня считалось зазорным. Три белые карточки — вот мой тогдашний девиз. И неважно, что при этом личные рекорды не росли. Топтались на месте в угоду безопасности. Я брала количеством очков в общей сумме, а не качеством самого нырка. И тогда мне казалось — так правильно. Но потом бывшие сокомандники, которым до меня было, как до Сингапура, стали плавно и понемножку подкрадываться к моим результатам и перекрывать их, потому что старались больше, больше выкладывались и не страдали ерундой (а может, страдали, но все равно выкладывались). И меня начала бесить собственная несостоятельность. Признаться, я страшно честолюбивый человек. Бывшая затюканная школьная «чмошница» (да, прикиньте), впервые ощутившая собственное превосходство над другими на дорожке, я не могла позволить кому-то начать «делать» меня, забирать мои медали и «славу». Но страх получить «горчичник» и позор от всей команды рос во мне вместе с внешним стрессом. Я начала сливать длинные дистанции сперва на тренировках, потом на стартах. Я больше не была «гидролошадью», я вновь постепенно скатывалась обратно в «чмошницу». Нежелание быть в жопе и страх перед блэкаутом внутри меня были похожи на дерущихся кошек с летящими во все стороны клочками шерсти. Я понимала, что тренера искренне в меня вкладываются, что нужно не подвести их, показать лучшую длину и время, но с каждым выходом на старт стресс рос, сливных моментов становилось все больше. Я выходила на пятидесяти метрах брассом и сотне в ласте. Вылезала и читала на лицах других спортсменов кучу невысказанного, от сопереживания до насмешек. В меня перестали верить. Я сама в себя перестала верить. Пиком неприятного, окончательно вывернувшего вентиль моей депрессии в невозвратимый поток, стал жест великолепно выступившего в тот день спортсмена, с которым мы начинали карьеру в один год. После моего раннего и позорного выхода, он подошел ко мне и, ни в коем разе не желая меня унизить, сделал жест рукой наверх, показывая мое всплытие. Я ужасно разозлилась на него тогда и твердо пообещала себе больше не сливать. А еще, поскольку этот прекрасный человек очень любил фотографироваться со знаменитыми спортсменами, решила — когда я сделаю свой божественный нырок — ни за что не дам ему сфотографироваться со мной. Такая вот была обида. И, пообещав себе такое, я с четким настроем на победу вышла вновь на старт. И — слила. Надо мной схлопнулась плотная завеса бездны депрессии. Ко всему переживаемому добавился полный крах в личной жизни и смерть мамы после нескольких лет борьбы с болезнью. Как неукротимый оптимист, я продолжала барахтаться. Все ведь знают притчу о двух мышках, попавших в бидон со сливками? Когда одна из мышек устала, сдалась и потонула, а вторая продолжала отчаянно барахтаться? Так вот, в то время я была мышкой, перманентно барахтающейся, тонущей и всплывающей на поверхность. Я уже не верила в свой успех, но сдаться не могла. Я видела воду в бассейне и меня накрывал ужас от предстоящего нырка, как будто я заходила в реку, кишащую пираньями. Стараясь помочь, решить проблему по-спортивному мне говорили: «надо себя пересилить, надо нырять через страх, через отрицание, надо ездить на старты и пробовать, пробовать». Я силила. Я рыдала в маску у бортика, потом собиралась и ныряла сотню в моно. С маской, полной слез. Это было не так страшно, как неизвестная соревновательная дистанция. Она ведь может быть какой угодно! Большое количество стартов также не помогло мне справиться с проблемой. Потому что на каждом я сливала и испытывала растущее чувство вины. Дошло до того, что мне становилось физически плохо перед стартом. Организм обманывал меня мнимой болезнью. У меня начиналась ужасная резь в желудке, тошнота, бил озноб, подлетала температура. Любая отмазка годилась для того, чтобы слить нырок. Я отравилась, простудилась, у меня тахикардия. О, тахикардия это была излюбленная фишка моего организма, чтобы деморализовать меня полностью! И ладно бы, если б она приходила на дорожке. Представьте себе. У вас завтра важный старт. Вы лежите дома ночью и не можете сомкнуть глаз. Вас потряхивает, но это обычное состояние перед важным стартом. А потом начинается цирк. Сперва вы понимаете, что успокоить частое сердцебиение не удается никакими уговорами и пранаямами. Что сердце колотится с частотой тиканья секундомера, притом каждый его удар грозит выломать вам грудину. Вы упорно пытаетесь пранаямить, так как раньше вас это успокаивало. Но сейчас вдруг понимаете, что вы не можете надышаться воздухом. То, что вы вдыхаете — это не воздух, это иная субстанция, только внешне напоминающая воздух. Другой газ. Газообразная вода. Азот, гелий, я не знаю. Но ей точно дышать нельзя. И вы начинаете задыхаться, точь-в-точь как во время второй фазы нырка. Но только при этом вы дышите. Ощущения, скажу вам, так себе. Прощаешься с жизнью, вертишь в руке телефон, почти в готовности вызвать скорую. И лишь твердое обещание себе завтра ничего не нырять способно снять это состояние. Страшно, пиздец. После чего уж точно в воду не захочется. Но на старты все равно себя тащишь (мы не забыли, мы ж упорные!). А там тебе ставили четкую задачу — проплыть брассом больше восьмидесяти пяти метров. Восьмидесяти четырех метров! Когда ты не уверена, что можешь пятьдесят. Ты ныряешь пятьдесят пять и выходишь. И слышишь, что с тобой не знают, что делать. И понимаешь, что все, край, дальше так категорически нельзя. Как угодно, но только не так. Сдаваться ты не собираешься, ты все еще любишь нырять и точно знаешь, что продолжишь. Как — не знаешь. С кем — не имеешь представления. Но мышка продолжает барахтаться. Потому что если она прекратит, то утонет. Чего я только ни пробовала, к кому ни ходила. К психологам, ясновидцам, целителям, биоэнерготерапевтам. Конечно же, они в один голос утверждали, что моя проблема решаема, радостно брали деньги и «помогали». Раз за разом. Брали деньги и «помогали». А воз не двигался с места. И тогда я плюнула на все, разогнала это психоделически-шаманистское сборище, забрала вещи, ушла из бассейна. Мне нужна была передышка. Во время самого мрака я, наконец, сбросила корону с головы, присмотрелась к одному хорошему парню и впоследствии вышла за него замуж. Поехала развеяться и потренироваться с друзьями-тренерами в спортивный лагерь. И там снова стала «гидролошадью». Тот двухнедельный позитив помог мне вновь ощутить себя способной и сильной. Мы переплывали морской залив в моноластах, устраивали забеги на десять километров в соседний город, тренировались в зале и в бассейне, по вечерам весело играли в мафию. Это вернуло мое состояние к относительной гармонии, и я стала думать, что же мне делать дальше с моими нырками. Мне очень хотелось вернуться в спорт, и я даже сказала себе тогда: «я готова заниматься хоть с чертом лысым, если он способен помочь мне нырять». Я написала одному спортсмену, тогда известному, а ныне — очень известному и спросила, у кого бы он посоветовал мне тренироваться. Имя было названо, и я сразу же написала этому тренеру. Да, тренер, я знаю, что у тебя в то лето появился еще один неотчаявшийся неудачник. Ты сказал мне, что поможешь, и помог. С тобой я научилась любить не старт, а сам нырок. Хотеть — не выиграть, а уйти под воду. Вместе мы разбирались, что же мешает мне нырять, работали над техникой, над гидродинамикой. Я занялась своим здоровьем. Я узнала, что личные рекорды могут быть не связаны с длинными нырками. Это может быть штатная тренировка, которую ты раньше и не мыслила, что способна выполнить. Я поняла, что если расслабление на нырке не приходит, можно начать наслаждаться напряжением и силой, и мозгу будет комфортно, радостно выполнять сложное задание. Ты научил меня смотреть в дискомфорт, осознавать, изучать его, и я теперь знаю его, как давнего знакомого, моего помощника, а не врага. С тобой мы преодолели истеричные выходы и — продолжаем преодолевать. Ты научил меня посылать нахуй всех, кто от меня чего-то там ждет. Дистанцию, побед и прочей муры. Я никому ничего не обязана, только себе. Ты заставил меня понять, что я несу ответственность только перед собой, что мой главный конкурент — я сама. Только так можно понять, сколько тебе нырять и как себя вести на дорожке. Посылать всех к чертям и следить только за собой. Да, я также приняла тот факт, что спортсмен — не робот. Я больше не «гидролошадь», предназначенная переть. Я научилась работать вдумчиво, а не мчать, закусив удила. У меня был срыв в этом году, по причинам далеким от фридайвинга, и мы успешно его преодолели. Если меня опять сорвет — мы будем работать и снова успешно преодолеем временные трудности. И я опять выйду на старт к моей любимой воде. Мышка взбила себе кусочек масла. Я люблю нырять, и все это благодаря тебе. А еще ты бритый наголо, некрупный и любишь красный цвет. И порой кидаешься в нас пенопластом. Тренер, спасибо, что ты есть. Сейчас я понимаю, что первые тренера действительно искренне хотели мне помочь, хотели, чтоб я побеждала, чтобы преодолела страх длинной воды. У них есть много успешных спортсменов, и мы с удовольствием видимся на стартах. Я благодарна им за мое становление, за мое появление на дорожке и в спортивной среде, за вложенные в меня силы. Но, как выяснилось, мне нужен был в корне другой подход. Всегда стоит искать ту стезю, что подойдет лично тебе. И никогда не отчаиваться. А с тем спортсменом, с которым я, обидевшись сама на себя, решила никогда не фотографироваться, я на радостях тут же сфотографировалась после удачного нырка. Подошла и чмокнула. Он меня тоже чмокнул и сказал, что я молодец. А я ему в ответ сказала, что он тоже молодец. К слову, тренируемся мы теперь у одного человека.