«Когда я начну принимать это чувство? Её и моё. Наше.»
— Но, если станет холодно, скажи. Я принесу тебе плед, — улыбается. Тоже улыбаюсь, не сумев сдержать губы в спокойном положении. — Хо’ошо. — Я люблю тебя, — сжимает мои пальцы в ладонях, сложенных лодочкой. — Сильно? — Очень-очень сильно, — в её глазах блестит тепло, — ты даже не представляешь, на сколько сильно, я тебя люблю, Лер.«Лер-лер-лер-лер, — отдаётся в ушных перепонках эхом.
Проснувшись, чувствую то, как на коже и на костях лежит холод. Колючий, серый, собачий. Прокрутив в голове только что увиденный сон, прячу лицо в пальцах и переворачиваюсь на бок. Подтягиваю к подбородку колени, делаю глубокий вдох и, тут же, обратно выдыхаю в ладони, мешая его вместе с воем сквозь зубы. Не помогает. Ругнувшись, сажусь на постели. Один и тот же сюжет на протяжение одной ночи — это ад. Девять кругов с дюжиной повторов, не иначе. Нащупав ногами на холодном деревянном полу тапки, в конечном итоге, встаю. — Доб’ое ут’о, — касаюсь мельком маминого плеча, проходя мимо. — Доброе, — отвечает мне, отставляя с плиты бурлящую кастрюлю с, судя по запаху, сырным супом, — ты чего так рано поднялась-то? — Замё’зла, — говорю, отчасти, правду.«Из-за холода Милас в своём сне.»
— У нас с отоплением опять что-то, — кивает, — снова нужно в ЖЭК звонить. — Нужно. А то я уже носа не чувствую. — Давай иди в гостиную, там в шкафу пижаму возьми. На верхней полке в синем пакете. — Какую пижаму? Я не б’ала ничего с собой. — Я поэтому и купила её тебе, потому что знаю, что ты ничего тёплого с собой не берёшь. Ты, как всегда одним днём живёшь, — мама смеётся. Я улыбаюсь безобидной фразе, но, отвожу взгляд, понимая, что мой извечный принцип жизни одним моментом, только что нанёс мне хороший удар. Никогда ни на кого нельзя надеяться и кем-либо жить.«Бумерангом придёт так, что встать даже не сможешь. И мёрзнуть будешь, находясь даже в эпицентре пробудившегося вулкана.»
— Сейчас возьму, спасибо. Пойдя в гостиную и достав из шкафа пакет, о котором мама говорила, умиляюсь, видя тёмно-зелёную пушистую ткань. Тут же надев на себя костюм в виде широких штанов и кофты с капюшоном, подхожу к зеркалу. И умиляюсь повторно. На большом капюшоне, словно два локатора, было пришито два светло-жёлтых полукруга, обозначающие ушки и ниже них, ровно посередине, вышита маленькая улыбка. — Мам, я тепе’ь чего, лягушка что ли? — иду на кухню. Она, обернувшись на мои слова и обведя меня глазами, начинает смеяться. — Тебе, между прочим, очень идёт. — Это мило конечно, спасибо, — тоже смеясь, обнимаю женщину и целую её в щёку, — но, сколько мне лет? Ты будто у ’ебёнка пижаму отняла и специально не п’авильно пости’ала, чтобы она в ’азмере увеличилась. — Да ладно тебе, — улыбается и трогает капюшон, — забавно же выглядит. — Это да, мне н’авится. — Давай, садись чай пить, я уже заварила тебе. — Ой, отлично. — Давай быстрее, а то остынет всё. И, сев за стол, вижу перед собой тарелку с сырниками. Почти закончив трапезу, слышу то, как мама, находясь в соседней комнате, вздыхает: — Ой, Анютка-а-а, — тянет. — Чего такое? — Опять не дают мне с тобой побыть, — по-доброму кричит. — В смысле? — К тебе опять приехали, — говорит мама из коридора, проходя мимо кухни со стопкой поглаженных вещей. — Кто? Вчерашний? — Да вроде бы он, — пожимает плечами, — волосы, по крайней мере, такие же. — А чего он не позвонил-то? — больше спрашиваю себя, нежели маму. — Ну это ты у него уже спросишь, Ань. — Угу, — говорю в кружку, делая последние глотки кофе. Он обжигает нёбо и, проходов по горлу, падает в пустой желудок. Встав из-за стола и пройдя в свою комнату, я быстро переоделась, взяла рюкзак и, на ходу завязывая из, ещё влажных, волос тугой привычный пучок, который давно не носила на себе, говорю маме, что буду поздно. — А чего поздно-то? Утро сейчас, успеешь управиться до вечера. — Я со ста’ой компанией хотела повидаться, — пожимаю плечами, — узнать, что да как у них. Может, погово’ить п’ааильно удастся, повлиять как-то на них. Мы ехали уже не вдвоём, как было несколько минут назад, а в пятером, подобрав по пути людей из старой компании. — Сейчас ещё Алину заберём и поедем на базу, — говорит Андрей. — А что, её ещё не зак’ыли? — вспоминаю двухэтажное серое здание, увешанное неоновыми вывесками и заполненное множеством комнат, служащих для развития интересов каждого. В базе есть небольшой бар, тату-салон, студия звукозаписи и пара свободных кабинетов, соединенных в одну лофт-квартиру. База — это место, где можно спокойно посидеть, выпить и покурить, зная о том, что никто из ментов не приедет, чтобы забрать нас в отдел. Именно там, проходил мой первый этап наркоторговли. Я делала звонок с кнопочного телефона, симку в котором меняла каждую неделю, после привозила туда товар и там же, на втором этаже, в самой дальней комнате, рассортировывала его, чтобы в скором времени кому-нибудь толкнуть. Никаких левых людей, никаких крыс и никаких новеньких. Только круг самых близких друзей, в которых я была на все сто двадцать процентов уверена. — Ну, одно время там никто не обитал, а потом мы всё восстановили, — отвечает парень, сидевший ровно за мной, на заднем сидении. — А почему уходили оттуда? П’облемы были? — Да нет, просто разъезжались по городам, искали более масштабное дело. — И как, кто пе’вый нашёл? — смеюсь. — Илюха, — поддерживает мой смех Толя. — И чё, сколько дали ему? — спрашиваю, уже зная примерный ответ. — Десятку. — Ст’огого? — Ага. Киваю на его слова, прекрасно понимая, что Илью не выпустят по УДО. Уж слишком он вредный тип, для того, чтобы следовать правилам, за которые могут позволить выйти раньше указанного судьёй срока. — Пиздец, — качаю головой. Ещё пара минут мы ехали молча, задумавшись о том, что каждый из нас мог сейчас сидеть за решёткой, но, к счастью, этого избежал. Благодаря удаче или связям.«Я же, избежала этого лишь из-за усилий Егора и Милас.»
— Позвоните кто-нибудь Алине, — разрывает молчание Андрей, — она дома вообще? — Гора, звони, — чуть трогает меня по плечу Толик, — она будет рада твоему звонку. Для меня же очень странным стало то, что меня не назвали по имени. Даже Егор, который привык только к «Горе» и «мелкой» давно перешёл на «Аня». — Б’о, у меня так-то имя есть, — не могу сдержаться от комментария. И, переведя взгляд на зеркало, что висело над моей головой, встречаюсь с глазами давнего друга. — Может, тебя ещё по отчеству называть? — усмехается. — Можешь и по отчеству, — соглашаюсь, — и если ты его забыл, то могу напомнить. В салоне авто, после моих слов, воцарилась тишина. Те, кто до этого говорил между собой, замолкли, почувствовав напряжение. — Ебать, думаешь в Москве живешь, то всё, дохуя изменилась? — А ты думаешь, что я отсюда уехала и завязала ’ади того, чтобы меня опять Горой п’одолжили звать? — Да чё в этом такого? Что за бред? — Просто не называй меня так и всё, — решаю закрыть тему. — Нет. Ты как была Горой, так ею и останешься. Или ты отрекаешься от того, что было? Типа че, если юзать прекратила, то, всё, прошлое стёрлось или чё? — Не стё’лось, — стараюсь спокойно отвечать и не вестись на провокацию, — но, я не хочу постоянно о нём помнить. — Так, — вмешивается Андрей, — хватит. Решили собраться в кои-то веки и сразу сраться будете? — А чё она выёбывется? — За языком следи, — резко оборачиваюсь. — Ань, успокойся, — просит друг, отводя взгляд от дороги, — позвони Алине, ладно? — У меня номе’а её нет. — А говоришь, что не стёрлось ничего, — снова смех, — ты просто думаешь, что выше нас стала, вот и всё. Именно эту фразу я всегда говорила тем, кто высказывал мне или моим друзьям своё презрение. Я всегда ненавидела тех, кто ставил себя выше, думая, что он намного лучше, чем остальные. И именно из-за того, что меня сейчас поставили в ряд самоуверенных типов, с которых мы всегда сбивали спесь, я взрываюсь. — Чё? — говорю, уже полностью развернувшись к нему, — ты хоть понял, чё сказал? — Удивительно, что ты поняла, — чуть ли не с плевком мне в лицо. — Слушай, ты сейчас догово’ишься. Замолчи уже. — А то чё? Помадой измажешь? — с отвратительной издёвкой. — А ты на мне помаду видишь, или чё? — Толян, угомонись, — Андрей, видя то, что я на взводе, повышает голос, — ты чё с ровного места гонишь? Если бы она реально думала, что выше нас, то она не то, чтобы ехать куда-то, она бы даже в одной машине бы сидеть с нами не стала. Видимо, увидев логику в словах друга, парень, который с презрением смотрела на меня, кивнул. — Ладно, — и, помявшись, протянул ладонь, — извини, вспылил. Закусив щеку изнутри и, помедлив, я всё-таки, пожимаю его ладонь. — Но, в следующий ’аз, я так п’осто на это не зак’ою глаза. — Ну раз вы закончили, то, может быть, кто-нибудь уже позвонит Алине? — слышу в голосе Андрея раздражение. — Сейчас наберу, — Толя тянется к карману и уже, спустя минуту отвечает: — она в магазине, тормозни на остановке, она подойдёт через пару минут. Остановив машину, Андрей вышел на воздух. Я, проверив то, что сигареты в куртке, последовала его примеру. — Пацаны дуру гонят, не обращай внимания. Я сам уже отвык от такого общения, — говорит, подкуривая. — Он не думает, что говорит. Как был придурком, так и остался, — пожимаю плечами. — Согласен, — усмехается, — о, это Алина? Посмотрев в ту сторону, куда он кивает, я замираю. — Да. — А с кем она это? — Не знаю, — тихо говорю, но, вижу знакомое лицо. — Привет, — девушка подходит к нам и обнимает моего друга, — как дела, Андрей? Давно тебя не видно было. — Да я в Питер переехал. Сама как? — Да тоже, — и, обернувшись ко мне, широко улыбается, — Анька-а-а! — Да-да, я, — смеюсь и раскрываю объятия, — я тут уже как достоп’имечательность, походу. Алина тут же в них кидается, захватывая мою шею в крепкую хватку. — Ну конечно. Тебя даже в соц.сетях нереально найти. Куда ты пропала? Что, от кого-то скрываешься? — Да нет, почему? Я п’осто имя везде сменила, чтобы не нашёл тот, кого уже не хочу видеть, — отвечаю. — Ой, я совсем забыла вас представить, — русые волосы отстраняются от моего лица, — знакомься.«Это так забавно, знакомиться со своей бывшей» — мысленно замечаю.
— Аня, — протягиваю ладонь, смотря в карие, почти чёрные, глаза. Девушка напротив, делает шаг ко мне. — Сабина. Руки соприкасаются и меня в миг флешбеком бьют воспоминания. — Приятно познакомиться, — чуть улыбаюсь, прогоняя наваждение.***
Я внимательно смотрела на неё, пытаясь разглядеть в лице хоть каплю вины. Но нет, Милас как обычно сидела развалившись на стуле и, медленно пережёвывая кашу, которую ест каждый божий день, что-то печатала в телефоне. — Кто тебе пишет? Ты с самого ут’а от мобильника не отлипаешь. — Составляю план на следущий месяц, — отвечает, отхлёбывая из чашки пару глотков кофе. — Покажи. Она ещё несколько секунд печатает и только после поднимает глаза. — Зачем? — Хочу посмот’еть, — спокойно пожимаю плечами. — Тебе это обычно не интересно, — поднимает левую бровь. — Обычно и не инте’есно, — киваю. В её глазах проскальзывает что-то знакомое и, после пару мгновений тишины с её стороны, она, всё-таки, поворачивает экран телефона ко мне. — Я составляю план, — повторяет. А я же, приблизившись к экрану и увидев таблицу с перечнем имён и времени выступлений, откидываюсь на спинку стула.«Действительно ли это так? Или она успела закрыть окно с диалогом? Да нет, вроде лишних движений не делала... Хотя, кто захочет наебать, тот без лишних движений это сделает, — заканчиваю мысль горечью.
— Хо’ошо. — Всё нормально? — чуть хмурится. — Да, — и встаю из-за стола, — ты будешь ещё кофе? Подойдя к плите, снимаю с неё чайник и, развернувшись к раковине, наполняю его водой. — Нет, мне хватит уже, наверное. Ань, — я слышу то, как со скрипом отодвигается стул и тут же чувствую её руки на своих плечах, — у нас всё нормально? — А что, что-то не так должно быть? — Ты в последнюю неделю какая-то отстранённая. Я сделала что-то не так?«Сказать или не сказать?»
Я люблю её, но... Но не хочу быть второй. Оборачиваюсь к ней. Всматриваюсь в, ставшее мне таким дорогим, лицо. Секунда. Три. Пять. — П’осто... п’осто из-за смены погоды у меня голова часто начала болеть и из-за этого я какая-то не’вная, — и, обвивая её шею руками, целую в щёку, — не обижайся. — Да я то не обижаюсь, — с улыбкой в голосе, — но, ты сразу говори, если что-то не так, хорошо? — Угу, — говорю, но, когда её рука касается моего затылка, не могу закрыть глаза от наслаждения, как закрывала раньше.***
— Ксюш, а у тебя день когда? В нояб’е? Ну, че’ез пару дней же, ве’но? Или в декаб’е? Я путаю постоянно нояб’ь или декаб’ь. — В ноябре, тридцатого. И кстати, я хочу... — начинает. И я перебиваю её и подсаживаюсь ближе, обвивая её шею рукой. — Не хочешь на дачу поехать? Ну, чисто ты и я. Никого лишнего, так сказать. А потом... Теперь же, перебивает меня она. — Вот я об этом и хочу сказать, — по моей ладони, что уже спустилась на её плечо, девушка проводит пальцами, — именно в свой день рождение я не смогу побыть с тобой, Ань. Мама предложила этот день с ней провести. Встретившись с ней глазами, я нахмурилась. — А я? Твоя мама же меня любит. Почему нам не побыть вт’оём, ’аз уж на то пошло? — Она только вдвоём хочет, — качает головой и сделав извиняющийся взгляд, тут же его отводит. — Ну, хо’ошо, — сначала произношу растерянно, но, понимая то, что дело может быть вовсе не в маме, встаю из-за стола, — заебись, блять.«Даже не "может быть", а "вероятно". Я на девяносто пять процентов, блять, уверена в том, что дело явно не в Елене Викторовне.»
— Ань, ну ты чего? Я же не могу маме отказать, — смотрит на меня из под напряжённых бровей, — это мама. Я и так не особо часто к ней езжу. — Да? Тогда почему на моём дне р’ождении не было моей мамы? Когда вы меня за горо’ увезли, помнишь? — Зато Егор был, помнишь? — А, ну да, Его’ же мама моя, как я могла забыть-то, — дёргаю плечами и подхожу к окну. — Ну чего ты начинаешь? Я не пойму, в чём именно проблема? — Явно не во мне. — В смысле? — На ко’омысле. — Ань, да что такого в том, что я хочу провести свой день рождения с мамой?«Да если бы это действительно была мама, я бы и слова не сказала» — хочется ответить.
— П’осто об этом ’аньше нужно гово’ть, а не тогда, когда т’и дня осталось до т’идцатого числа. — И чтобы изменилось? — Я столик заказала на вече’, — сходу придумываю причину своей злости, – но, не пе’еживай, уже отменила, — огрызаюсь. — Сходи с кем-нибудь другим. С Егором, например, — говорит, как ни в чём не бывало. Закатив глаза, поворачиваюсь к ней. — Чё? Ты слышишь вообще, что говоришь? — Ну если ты забронировала уже, зачем отменять? Ты же бронь внесла. Обычно её не возвращают, если отмена меньше, чем за неделю до вечера. Услышав этот бред, я понимаю ладони вверх и закрываю глаза. — Всё, не продолжай, — качаю головой, — я не хочу слушать этот б’ед. — Ань, — встаёт со стула. Но я, будучи уже в коридоре, кричу ей: — Я тогда тоже до мамы поеду. — Когда? — Сейчас. — Ты же недавно у неё была, — идёт следом за мной. — И? Я теперь чё, тепе’ь дома сидеть обязана? — Ань, я не понимаю, из-за чего у нас ссора. — Ссо’а? — усмехаюсь, — нет никакой ссо’ы, о чём ты? — Ну а что сейчас происходит? Ты из-за хорошего настроения одежду свою собираешь? — Именно так, Милас, — и, доставав из шкафа свои тёплые вещи, кидаю их в рюкзак. — Постой, — цепляет меня за руку. Я скидываю её с себя, поворачивать к ней спиной и, подойдя к столику, сгребаю в спортивную сумку все всё, что было на полочках. — Я не хочу с тобой сейчас гово’ить. Позвонишь, как отметишь день ’ождение. — Хорошо, — кивает. Улыбаюсь этому, незаметно качая головой. — И да, маме п’ивет пе’едавай. Ничего не ответив на это, Ксюша психует, выходя из комнаты и хлопая за собой дверью. Я же, до конца собравшись, вскоре покидаю квартиру. И, посмотрев, что такси будет лишь через десять минут, ищу в телефонной книге нужный номер. — Анечка, здравствуй, — после двух гудков в трубке раздаётся радостный голос. — Да, доб’ый день, Елена Викто’овна. — Что-то вы с Ксюшкой совсем пропали. — В смысле? Она вам не звонила в последние дни? В ответ слышу молчание, а потом неуверенное: — А должна была? — Ну, она сказала мне, что с вами свой день ’ождения будет п’аздновать. — Ой, правда? Видимо, она решила мне сюрприз устроить, — разностной восклицает. Внутри окончательно что-то обрывается. — Да-а, — тяну, — наве’ное. — А ты не будешь с нами? — У меня, к сожалению, дела на этот день. Мама с’очно поп’осила п’иехать. — А Ксюша не обидится, что тебя не будет на её празднике? — Нет, что вы, — пытаюсь выдать из себя улыбку, чтобы её было слышно через мобильник, — мы погово’или, она всё поняла. — Это хорошо, деточка, очень хорошо. — Конечно, — медленно киваю. Вскоре завершив диалог, я печатаю сообщение Милас.Привет маме не передавай, я сделаю это сама.
И, отключив телефон, сажусь в такси.