Sunny

Заалело на горизонте алым цветом солнце. Шелестел за окном ветер, напевая незамысловатую песню. Природа просыпалась с первыми яркими лучами небесного светила, оживая от глубокого спокойного сна. И вместе с ней заставляя вставать остальной мир. Игривое солнце любопытно заглядывало в окна домов. Шаловливые лучики весело прыгали от окна к окну, ласково поглаживая спящих по лицу, настойчиво стараясь разбудить. Бегали по чужим носам, губам, глазам. Обдавали кожу теплом и светом, нежно приговаривая «Просыпайся». Вот Кацуки и не смог противостоять этой просьбе. Парень покорно разлепил подернутые сонной дымкой алые глаза и сразу зажмурился. Пусть лучи и были нежными, яркий свет для глаз был слишком резким. Парень потер глаза рукой и снова попытался их приоткрыть. В этот раз получилось лучше, и свет больше не слепил. Блондин широко зевнул и думал встать, когда до, еще пребывающего во сне, мозга дошло несколько важных вещей. Первая: Спал он не у себя в комнате. И похоже на полу, в футоне. Вторая: Спал он с кем-то, упираясь носом в чужую макушку, от которой пахло мятой и холодом. И третья: Этот кто-то был парнем. Парнем, с накаченными и сильными руками, что схватили его в плотное кольцо объятий. Хотя и сам он был не лучше, ведь делал то же самое. Когда последняя мысль достигла пункта назначения, а именно к мозгу, еще одна буквально влетела следом. Он спал, мало того что в чужой комнате, с парнем, так еще и этим парнем был Тодороки Шото. Ледяной Принц, тот самый ненавистный Двумордый, сейчас скрутился клубочком и спал в его руках, при этом умудрившись обхватить и его, посапывая, выглядя при этом так, словно ангел спустился с Небес отдохнуть на бренной земле. Подбородком блондин чувствовал его мягкие двухцветные волосы, а в области кадыка чужое дыхание обдавало приятным теплом. И по закону всех плохих романтических историй, Каччан не должен был помнить, как тут оказался и вообще, что было вчера. Да вот только это определенно не была такая история, а вот вполне осязаемый аромат мяты и чужое тело были. Бакуго помнил, как сам вчера пришел к двумордому, они как всегда переспали, но он почему-то не ушел, оставив после себя лишь приятную негу и легкую боль от ожогов, а остался спать здесь, с ним. И даже помнил почему, но даже в голове боялся себе в этом признаться. Страшно ему было. Вот только, что еще более страшно: Бакуго понял, что начал привыкать к этому. Ведь вчера, и позавчера, и три дня назад, и неделю назад он засыпал и просыпался в этой комнате, пропитанной запахом мяты, свежести и в кольце рук ее хозяина. Чувствовал чужое теплое тело и дыхание, щекочущее кожу, словно крылья бабочек. Так невесомо и легко. Все эти ощущения были такими… родными. Хотелось остановить время, замереть в этом моменте и проживать его изо дня в день, всю оставшуюся вечность. И нет, это определенно была не влюб… Он не был влюб… Короче Двумордый ему не нравился, не нравится и нравиться не будет. Но почему тогда одно простое и ничего не значащее слово Кацуки не хотел произносить даже у себя в голове. Признаться что боялся, блондин смог, а вот чего боялся – нет. А ведь с чего все началось? С обычного ничего не значащего секса. Ведь они всего лишь спали вместе. Просто перепихон. Встречи чтобы снять напряжение. Они с Двумордым просто помогали друг другу разгрузиться. Релакс терапия, блять. Когда и как это начало происходить, и вообще началось, помнилось очень-очень смутно. Они тогда всем геройским курсом отмечали что-то. То ли днюху чью-то, то ли хомячок у кого-то расплодился или кошка, Бакуго честно говоря, даже вспомнить не пытался. Помнил только отчетливо, что отмечали по крупному, с размахом. И парой ящиков виски. Откуда те взялись Токоями, взявший на себя роль доставщика и поставщика сего добра, говорить не стал, лишь таинственно промолчал и пьяно улыбнулся. Выглядело жутко. Но вывод один: Нажрались они. Прямо до вертолётиков и белочек. Пьяные танцы, веселье, музыка, крики и, конечно же, секс преследовали их на протяжении прекрасной ночи. Без этого любая вечеринка не вечеринка, согласитесь. Вообще Кацуки тогда собирался почти не пить. Правда, только поначалу. Один пластиковый стаканчик с намешанным «коктейлем» - на деле же странной жижей коричневого цвета – он смог растянуть на полчаса всего действа в гостиной. Но только до того как Деку – их тихий, неуверенный и стеснительный Деку – не начал идти в разнос. И стриптиз, и танцы на столе, и фигачить прямо из двух бутылок сразу, и в одних трусах начать петь в караоке, которое тут вообще, хрен пойми, как оказалось, и конкурс мокрых маек выиграть. На все это, бедное и слабенькое от любви к этому зеленоволосому парню, сердечко Бакуго отвечало щемлением, а кровь прилила туда, куда не надо но очень хотелось. Особенно после последнего пункта. Вообщем ориентация Кацуки помахала платочком и скрылась далеко за горизонтом, исчезая в голубой синеве, противно хихикая и намереваясь больше не возвращаться. И вот вроде все неплохо, хорошо даже. Хочется? Так иди и бери! Хватай парня за шкирку и целуй. И Бакуго мог бы подойти к нему, забрать и любить любить любить до конца своих дней. Или хотя бы ночи, а потом скинуть всю вину на алкоголь, но этот блядский, горячий и любимый Изуку был уже занят. Причем во всех временах. Потому что сейчас упоенно у всех на виду целовался с Ураракой. И хоть бы хны! Он, наверное, даже не посмотрел бы на него как на парня. Друг детства, соперник, одноклассник? Да. Но только не парень в романтическом плане. Да и не стал бы он спать, и уж тем более встречаться с парнем что его полжизни, если не всю гнобил и унижал, да и просто с парнем ведь тоже, верно? Верно. Вот так один стакан превратился в два, три, пять, двенадцать и пошла поехала. Кацуки просто стоял возле импровизированной барной стойки, что всего лишь была столом с расставленным сверху бухлом, и нажирался, рефлексируя. А потом под руку попался Двумордый, такой же молчаливый, одинокий и методично нажирающийся вусмерть. Как и сам Бакуго вообщем. Почему тот не веселится, спрашивать не было желания, так что блондин только пристроился рядом с ним и начал, о боги, спокойно говорить с ним. Тот поддержал. И вот стояли себе два алкаша, мирно-тихо говорили, пили стакан за стаканом и смотрели на веселье в центре комнаты, когда «ведущий» сие «мероприятия» Иида, уже и сам на подшофе (что легко сказано еще), объявил конкурс на самый горячий поцелуй взасос. Бакуго хмыкнул, Тодороки промолчал в стакан, а вот остальные заорали, что хоть уши затыкай. И вот понеслась. Кого только не было. И Урарака с Тсую, и Монома с Кёкой (как вообще), Аояма с зеркалом, Сато с кексом который случайно съел в процессе поцелуя. Было даже весело смотреть на, буквально жрущих друг друга пар, что старались за бутылку текилы и баночку взбитых сливок. Текилы потому что либо она, либо медведь Саня в углу комнаты, что сидит там со времен начала истории сотворения мира, а сливки потому что, ну блин ребят, романтика. А потом Бакуго случайно раздавил в руках полупустой стаканчик. На импровизированную сцену вышли Изуку, и… Киришима! Стало не смешно. -Думаю, у нас есть… Стало даже немного обидно. Почему этот Деку целуется с ним, если тут, буквально в трех шагах, стоит такое сияющее великолепие как Бакуго?! Да и как, его верный и поддерживающий друг(вот и признал все-таки) смог устроить ему такую западню?! Предатели! И вот решил значит Кацуки Мидории доказать какое золото тот просрал, а кроме Шото рядом не было счастливчиков (скорее мучеников) что бы могли ему помочь. Вот он Двумордого схватил за грудки, вытащил на сцену и присосался к нему так, как и пиявка не мечтала. Ну, а че вы хотели? Больной и пьяный мозг блондина не смог сгенерировать чего-то более разумного. Да и какая разумность может быть, если в голове почти литр вискаря с чем-то еще. И главное целовался он так отчаянно, с упоением, словно пытался исследовать чужое горло до мельчайших подробностей. Посасывал чужой теплый язык, хватался за волосы, направляя ближе, и оттягивал их, хватая вдохом стон парня перед собой. Тодороки тоже не уступал. Цеплялся за чужую шею и талию попеременно, постанывал в горячий рот и, в конце концов, поддавался подрывнику. Тот в ответ ухмыльнулся в поцелуй и сжал в своих руках чужой зад. Становилось жарко, приятно и возбуждающе. При чем не только самим участникам, а еще и всем в комнате. Знали бы вы какие мысли в головах у девочек тогда были, у-у-ух. Не будем скрывать, некоторых впечатлительных личностей (Минета) сие действо ошарашило настолько, что они под стол упали. Да так там до конца вечера и остались. Оторвавшись от чужих губ, блондин насмешливо глянул в гетерохромные глаза с широкими зрачками и, повернувшись к Тенье, продолжал лапать задницу Шото. Вопроса, почему, в голове не возникало. За то был ответ. «Позлить Мидорию и насладиться моментом». В штанах было до жути тесно, как и у Тодороки. И причину своего стояка Бакуго понимал, а вот у Двумордого нет. Но, думать об этом не хотелось. Хотелось хорошенько потрахаться. Неважно с кем и где, главное устранить горячую проблему, что очень сильно мешала жить. -А вот хрен вам – довольно оскалился парень, глядя на Мидорию и только на него. Желание обладать этим парнем было велико, но остатки здравого смысла еще не успели полностью выветриться, и плюс, в шаговой (даже меньше, намного) доступности у него был только Тодороки, и выбирать не приходилось. Желание все еще стояло на месте, если не рвалось вперед. -Вот и наши подеьби… побетид… плбедители – заплетающимся языком сказал очкарик и протянул парням две бутылочки. Одна с текилой, другая со сливками. Те их выхватили в четыре руки и, пошатываясь, спустились со сцены, не сговариваясь быстро скрылись на лестнице, а после в комнате у двухцветного. Буквально свалившись посреди комнаты, они вскрыли нетронутую текилу и продолжили свое веселье вдвоем. Передавая бутылку из рук в руки и выпивая прямо из горла, они все еще разгоряченные старались то ли успокоить пожар в штанах, то смелости набраться. Хрен поймешь. А ведь сейчас тут мог сидеть Деку. Пить с ним, Бакуго, из одной бутылки и в прямом смысле сгорать от жара в низу живота. После этих мыслей крышу ему окончательно снесло. В голове шумело от алкоголя и возбуждения, до одури хотелось почувствовать чужое горячее тело, прижимающееся к твоему. Пальцы немного покалывало от вырывающейся причуды и желания. Дыхание сбилось, перед глазами темнело и руки действовали по наитию сами. Рывками, скинув ненужную одежду, парни не сопротивлялись инстинктам и поддались возбуждению, что волнами проходило по телу. Больше Бакуго не помнил ничего, ну кроме того что сливок к утру все же не осталось, в голове было по приятному-странно пусто, а тело было липким и сладким укрытое сеткой засосов и темных укусов. Но как только Шото проснулся, Кацуки только кивнул на прощание и скрылся за дверью, даже не пытаясь выяснить что было ночью. Они не говорили об этом тогда. Они вообще об этом никогда не говорили. Только продолжали изредка встречаться друг у друга, снимать напряжение и делать вид, что они даже никогда не говорили дольше получаса нормально. Они даже не пытались строить отношения. Да и зачем? Их все устраивало. Обоих. А даже если и нет, то Двумордый это тщательно скрывал. Да и сам Кацуки все еще был влюблен в Деку. Безответно, горько, но влюблен. Следил за каждым движением, вдохом, словом. И мечтал, что рано или поздно, или вообще когда-нибуть он будет просыпаться, и засыпать вместе с этим прекрасным солнышком с веснушками. И вот когда мрачные мысли достигали своего апогея и в груди зарождались первые всполохи яркой злости, на помощь приходил Двумордый. Хватало всего пары слов или сообщения и двери чужой комнаты были приветливо отворены перед ним. Следом жаркая встряска, скомканное прощание в виде кивков и по новой. Замкнутый порочный, сука, круг. Но когда-то и это должно было закончиться. Не все же Тодороки подстилкой подрабатывать, да и сам гетерохром верно скоро устанет от этого. Да все было по-странному спокойно. Грязные темные мысли в сторону мальчика с веснушками резко отступили, помощь двухцветного пока тоже не требовалась, а сам Кацуки даже орать меньше стал. Тренировок не было, ведь один из нужных полигонов был разгромлен, а починить, еще не успели. Было ли это связано с участившимися нападениями злодеев, Бакуго не знал, за то знал, что мог отдохнуть денек-два. И все это было так по противному хорошо что аж не верилось. «Где-то меня наёбывают…» - думалось иногда парню, что свой законный один из выходных провел, валяясь в постели и просто плюя в потолок. Делать ему было нечего. Ленты соцсетей – пролистаны, новости – прочитаны, домашка – сделана, тренировочный зал – занят, тренировок – нет, фильмы или книги – скучно. И вот он вроде встал с кровати немного размяться. Вышел в коридор и как-то незаметно для самого блондина ноги принесли его к той самой двери. Несмело парень толкнул ее и та, как всегда бывало, приветливо распахнулась перед ним. А за ней, увлеченный чем-то и бубнящий себе под нос странные слова, расслабленно сидел на полу Тодороки Шото. Он не сразу заметил внезапного гостя, что непривычно мялся на пороге комнаты, которая сейчас, при свете дня и вне яростного желания, казалась слишком личным местом. А сам Тодороки выглядел слишком домашним и даже… милым? Блондин тряхнул головой и только тогда был замечен хозяином комнаты. -Бакуго? – приподнял он бровь, что обычно не было ему свойственно, и вытащил из уха наушник. -Я... да… я – неловко ответил парень, продолжая стоять в проходе. -Ты что-то хотел? – наклонил голову Шото. -Нет… наверное – все еще с паузами произносил Кацуки, словно не был в этом уверен. – Что ты делаешь? От резкой смены темы, Шото немного потерялся, но после паря секунд ответил: -Учу французский язык. -Зачем? – недоуменно спросил гость. -Просто. Он красивый – только и ответил Шото. -Да? – неуверенно-удивленно донеслось из прохода. -Ты что, никогда не слышал французского? – в тон ему ответил двухцветный. Отвечать Бакуго не стал, разве что только кивнул положительно и тогда парень махнул рукой, приглашая устроиться рядом, что блондин и сделал. Что он вообще забыл у Двумордого, почему сидит с ним и слушает самоучитель по французскому языку, и почему это кажется ему правильным? Ответов на все эти вопросы не было. А вот увлеченный и расслабленный Тодороки был, и Кацуки решил забить на ответы, посматривая на парня слишком уж часто. Это был первый звоночек. Второй случился на тренировке, когда перестаравшись, все тот же Ледяной принц вывихнул лодыжку. И когда Айзава без особой вежливости приказал помочь парню дойти до Исцеляющей девочки и после провести в общежитие, он даже возражать не стал. Только вздохнул и бодро пошагал спасать принца в беде. Довел до мед кабинета, подождал его, провел до общежития и в итоге остался с ним и самоучителем, до вечера. И таких звоночков было уже не три или четыре, а десятки. И так он постепенно забывал о том, что по идее должен страдать по Деку. Он его не ревновал, не порывался изнасиловать паренька, больше не мечтал о счастливом будущем с этим мальчиком брокколи, он о нем словно совершенно забыл. Зато теперь его любимым языком стал французский, а запах – морозная мята. Постепенно, Бакуго понимал, что это слишком далеко зашло. Но с каждым днем, он только увязал в это все больше и ничего с этим не делал. Просто пустил все на самотек. Делал по желанию. Хотел остаться у Шото на ночь? Оставался. Хотел любить его, а не как обычно просто заниматься сексом? Любил. Он его просто, похоже, любил. И вот мы пришли к тому с чего начали. В его голове эта информация быстро устаканилась и разложилась по полочкам. Рассвет неумолимо наступал, укрывая город ярким теплым светом, а рука блондина поглаживала мягкие двухцветные волосы, что щекотали нос. Теплое дыхание в районе кадыка, тяжесть тела и самые теплые в мире объятья. Все это казалось таким правильным, родным и нужным, что неуверенность пропадала сама собой. Теперь Бакуго был готов сказать, что этот человек был для него важен, нужен и любим. -Я, кажется, полюбил тебя – прошептал он в чужие волосы и прикрыл глаза. Теперь любовь обрела больший смысл, чем просто слово. Теперь у нее был запах морозной мяты, французский акцент и легкая горькость долгого ожидания.