Всего лишь секс

Подниматься по лестнице было почти так же трудно, как возвращаться на утраченные Небеса, и Кроули решил, что это даже как-то символично. Правда, в чем символизм, он забыл, пока думал эту слишком длинную мысль. Азирафель плелся следом, пару раз чуть не упал носом в пыль и теперь размышлял, что все-таки следует убираться в доме почаще. Может быть даже каждый год. На Рождество. Хороший праздник. Азирафель любил Рождество. Люди всегда становятся добрее в эти дни. И какао с корицей — рождественский напиток — Азирафель тоже очень уважал. А еще пряники. И медовые яблоки. Гусь в медовых яблоках. Азирафель так задумался о еде, что позабыл, зачем они пришли в эту пыльную комнату с огромной несуразной мебелью. — Как в музее! — то ли восхищенно, то ли шокированно изрек Кроули, оглядев представшее перед ним великолепие, и добавил: — После бомбежки. Комната всем своим видом сообщала, что ее обставили двести лет назад. «Обставили — и так оставили», — некстати срифмовал Кроули, зачем-то пытаясь вспомнить слово на букву «ч»*, которым вот это вот все называлось. Кровать с балдахином на ножках в виде лап, резной комод с витиеватыми ручками, стулья со спинками, похожими на странноватые музыкальные инструменты, столик с зеркалом, которое с двух сторон подпирали статуэтки ангелочков. На спинке кровати тоже сидели ангелочки — но за то время, пока сюда не заходили, они сделались больше похожими на чертенят. «Или одного чертенка и одного ангелочка, — подумал Кроули, впав в приступ очень внезапного и притом острейшего умиления. — Очень чумазого ангелочка… потому что после бомбежки! Церкви нацистами… то есть, демонами. Бомбежки нацистов демонами!» — развил он свою мысль дальше и впал еще и в приступ ностальгии. Чувствовал он себя при этом мучительно, потому что ему хотелось обнять Азирафеля и разрыдаться. На него иногда нападали такие странные приступы, но, по счастью, он научился с ними справляться. Следовало срочно что-нибудь сделать, причем желательно — для Азирафеля. Кроули еще раз осмотрел комнату. Какого цвета при жизни был балдахин на кровати, понять было невозможно: сейчас он казался буровато-серым. Рисунок на обоях тоже было не разобрать. Если тут делать хоть что-то, хотя бы ходить — можно, пожалуй, и задохнуться в пыли веков. Даже демону с ангелом. — Сейчас все исправим! — с энтузиазмом сказал Кроули и зачем-то засучил рукав. Один, правый. — Будет отлично. Лучше, чем девяносто восьмой Windows! — Ой, что это? Неужели подарок от хозяина? Шоколадка! — тем временем обрадовался Азирафель, обнаружив нечто полуистлевшее на том, что когда-то было подушкой. Это отвечало его чаяниям о еде, и он даже не задумался о лимите на чудеса, когда проводил рукой и привычно бормотал: — Господи, исцели эту шоколадку. И подумал, что нужно было подняться сюда еще раньше. Нельзя заставлять шоколадки так долго ждать. Кроули тем временем старательно не обращал внимания на своего друга, потому что демоны, безусловно, не умиляются. Совсем. Даже пьяными в такой идиотской улыбке не расплываются. И вообще он занят. У него творческий порыв. Спальня на глазах преображалась из музея после бомбежки в музей Очень Странных Дизайнерских Решений, если бы такой существовал. Кровать обзавелась подиумом и умным матрасом, которые Кроули уважал гораздо больше всех этих древних лебяжьих перин. Ангелочков у изголовья он, подумав, оставил, только сделал их сходство с чертенятами более явным. Поверх кровати легло покрывало с рисунком из шоколадок со злорадно ухмыляющейся мультяшной уткой. Почему-то кроме кровати изменились занавески, превратившись в ультрасовременные зеркальные жалюзи, а люстра под потолком преобразовалась в прозрачный шар, похожий на дискотечный, только светящийся мягким уютным светом. Кресло на витых ножках тоже задело нетрезвой демонической магией, и теперь оно еще больше походило на вставшего на дыбы жирафа, благодаря новому дебильно-радостному желтому цвету. Оценив созданное, Кроули недовольно покачал головой и обвиняюще ткнул в балдахин: — А еще это похоже на клетку! Пыточное орудие для переламывания крыльев. Он, конечно, мог бы изменить кровать и так, но сначала следовало излить возмущение. А возмущаться, уже преобразив, было бы не на что. — Это еще не клетка! Раньше было гораздо хуже! — возразил Азифарель, припоминая Средневековье. — Помнишь такие, похожие на ящик? Чем они там только дышали внутри. Кроули задумчиво оглядел Азирафеля, прищурив один глаз — и сделал вывод, что спать он ровно с тех самых средневековых пор и не пробовал: та кровать его слишком напугала. Поэтому он, положив руку ангелу на плечо, от всей души попытался его утешить: — Ничего, с тех пор стало намного лучше! Даже лучше вот этого, — он махнул рукой на бывший антиквариат восемнадцатого века. — И люди придумали кучу полезных и приятных штук! Пружинные матрасы, ортопедические подушки, и этот… наполнитель с эффектом памяти! Очень умные из него матрасы получаются. Может быть, даже умнее тебя! Хотя это сложно… Ангел, дожевывая шоколадку, отчего-то растрогался. Почти до слез. То ли от того, что наконец вспомнил, зачем они сюда пришли. (Если бы он был трезвым, оно бы вызвало у него бурю новых мыслей, а сейчас — просто ощущение пустой и звонкой головы, как будто та была не голова, а кашпо для фикуса.) То ли от того, что Кроули обычно не клал ему руку на плечо. То ли вообще в целом от его заботы. Потому что, конечно же, чудеса с кроватями — это была забота. И еще люди! Такие умные, славные люди, которые придумали наверняка очень удобные матрасы. Люди всегда его умиляли, тут, кажется, даже демон и его сарказм ничего не могли бы изменить. Азирафель вздохнул поглубже, чтобы со стороны не было заметно, что он почти расклеился, и ответил в духе Кроули. Трезвого ехидного Кроули: — Вовсе нет. Когда я пьян — умнее меня быть как раз очень просто, милый мой. — Возможно, стиль Кроули ему не до конца удался. Кроули тем временем продолжал ощущать нечто похожее на ответственность. Это с ним всегда бывало после приступов сентиментальности. Разумеется, ответственность он ощущал тоже про Азирафеля. Так что он оглянулся и предположил: — Мы тут спьяну крыльями можем разбить... всякое. Ангел при этом продолжал стремительно погружаться в пучины сентиментальности и уже едва удерживался от шмыганья носом. Он вновь был тронут заботой Кроули, а также ему стало очень жаль этот красивый хрупкий шар, который демон сотворил. И вазочку с котятами на комоде. Поскольку свой последний платок он оставил в камзоле в Бастилии, плакать и шмыгать носом ему было совсем не с руки. Да и вообще как-то неловко. Поэтому он поспешно согласился. — Да. И виски лучше поберечь, другого такого у меня нет. — Такой виски стоит и повторить, — согласился Кроули. Мысль Азирафеля казалась весьма разумной: вон как они весело время проводят с этим виски! Так что он принялся их протрезвлять. В процессе трезвения идея отказаться от алкоголя в крови и пережить стремительное похмелье кажется идиотской всегда, но после обычно понимаешь, что это было верное решение. Только не в этот раз. Они обнаружили друг друга у кровати с недвусмысленным намерением заняться сексом и зачем-то абсолютно трезвыми. Едва ли это было подходящее состояние для такого сомнительного дела. Впрочем, Кроули сейчас был в принципе не уверен, что для него существовало подходящее состояние. Представлять, что они бы тут все это устроили, а потом уже протрезвели — тоже было как-то… не очень комфортно. Ангел наверняка бы пожалел о том, что в такое ввязался. А Кроули бы пожалел, что совратил… то есть, соблазнил. В общем, совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Словом, можно было сказать, что они сравнительно легко отделались. Тем не менее, сложная и неоднозначная ситуация уже возникла, и нужно было что-то предпринять. Только Кроули пока ничего умного не придумал. И вообще ничего не придумал. А при попытке обратиться к своему мозгу за помощью и поддержкой, он внезапно обнаружил там Кроули-с-хвостом, будто тот и не уходил никуда. Тот посмотрел с мрачной укоризной и сообщил: «Если ты сейчас передумаешь, я с тобой больше не разговариваю», — причем последние слова были сказаны голосом Азирафеля. «Ты с ума спятил. То есть, мы», — ответил ему Кроули. «А он, пока ты тут мнешься, пойдет каких-нибудь других ангелов искать!» — выдвинул Кроули-с-хвостом совершенно абсурдное и дикое предположение. Чем убедительно доказал, что таки спятил. Вместе с остальным Кроули. Потому что нес он эту пургу, по ощущениям, очень искренне и от души. На Азирафеля Кроули все это время очень старался не смотреть, хотя прекрасно понимал, что рано или поздно придется. И объясняться придется. Вот это, последнее, пугало больше всего. Покуда Кроули вел диалоги сам с собой, Азирафель, переждав, пока голова перестанет гудеть со стремительно исчезнувшего похмелья, заново прислушался к себе. По всему выходило, что существенно его чувства не изменились. Он по-прежнему был тронут тем, как вел себя и что говорил Кроули, и по-прежнему считал, что они вполне могут это сделать. В конце концов, если Кроули заботился о нем, ангеле, то и Азирафель мог позаботиться о своем демоне. Например, помочь ему сейчас, когда тому явно стало слишком неловко. Настолько, что он даже руку с плеча Азирафеля убрал. И вообще, ангел еще раз утвердился в своих ощущениях: что и как бы они ни делали, это обязательно будет как нужно и про любовь. Про самое светлое и высокое чувство, ради которого ангелы в принципе существуют, как про себя всегда считал Азирафель. А вовсе не про все остальное, из-за чего секс виделся некоторым людям зоной ответственности Ада. — Кроули, я... — начал он, обернувшись к демону и постаравшись, чтобы его слова не прозвучали резко. — Я думаю, тут нечего смущаться. Мы же не люди, в конце концов. Никаких побочных эффектов, чистая радость и... Ангел хотел бы сказать «любовь», но решил не заканчивать это предложение: он вовсе не был уверен, что Кроули сможет отреагировать адекватно. Впрочем, невзирая на попытки Азирафеля смягчить ситуацию, демон все равно вскинул голову и возмутился: — Вот еще, демоны не смущаются! Мы пали, чтобы смущать других! Это ангелам положено всякие трепетные чувства испытывать, — тут он сделал короткую паузу, а потом твердо добавил: — Потому что они про секс только в книжках читали! — А ты, выходит, не только в книжках? — выпалил в ответ Азирафель, зачем-то очень недовольным тоном. Хотя, рассуждая разумно, это был успокоительный факт: в конце концов, наличие опыта хоть у кого-то из них должно было способствовать тому, что все пройдет нормально. Возможно, его просто задела реакция Кроули. Да, видимо, именно так. И это было нехорошо, так резко реагировать, поэтому Азирафель немедля смущенно потупился. Кроули ответил на его недовольство еще более недовольной физиономией, хотя внутри него Кроули-с-хвостом был отчего-то очень рад вопросу Азирафеля и даже его смущенному виду. Будто это что-то значило! Что-то серьезное и важное, чего оно значить не могло, просто потому что не могло. Азирафеля всего-то возмутило поведение Кроули. А также смутило. «Ангел, как всегда, готов застесняться всего подряд», — проворчал Кроули про себя, старательно игнорируя все, что предлагал ему сейчас сделать Кроули-с-хвостом. Особенно его поразило предложение немедленно извиниться за резкость и обсудить, в каких позах ангел предпочитает этим заняться. И имел в виду под «этим» Кроули-с-хвостом вовсе не извинения. — Это по работе. Мне нужно было знать, на что я их соблазняю, — Кроули постарался быть рассудительным не меньше, чем до этого ангел. На самом деле его даже задело, что у ангела получились вполне разумные рассуждения, а у него, у Кроули — нет. Выслушав ответ, Азирафель с удивлением понял, что продолжает отчего-то огорчаться. Хотя огорчаться тут было решительно нечему с рациональной точки зрения. Впрочем, оставалась иррациональная сторона проблемы. Почему-то всегда, когда на горизонте появлялся демон, именно иррационального в жизни ангела и в самом ангеле становилось больше. Например, зачем сейчас Азирафель испытывает такие сильные смешанные чувства, что от них даже в груди болит, чего быть просто не может? «Мне обидно, что Кроули понадобился для этого кто-то еще», — сформулировал ангел свои ощущения и нашел их невероятно глупыми и ненужными. Ангелы не ревнуют. Ангелы не ревнуют демонов. Ангелы не ревнуют демонов к людям. Еще Азирафель понял, что ему ужасно обидно, что именно ему словно бы приходится сейчас соблазнять Кроули, хотя это вообще-то была работа демона. Ладно… Ангел глубоко вздохнул после реплики Кроули и заодно с удивлением обнаружил, что в нем сидит еще и дикий страх, будто Кроули мог пытаться пробовать с другим ангелом. В голове снова загудело, казалось, Азирафель снова был пьян, и ангел даже зажмурился от невероятно новых и неприятных ощущений. Потому что сам себе сейчас был противен. Конечно же, он не прав. Кроули просто боялся. Как всегда боялся непонятно чего. Всегда, когда задевал Азирафеля, смеялся над ним, а потом искренне сопереживал так же, как сам Азирафель. И ангел ощущал слева самое родное плечо. Ему надо помочь. Ничего страшного не случится, если Азирафель продолжит быть искренним, каким и был до сих пор. Поэтому ангел мягко улыбнулся своему демону и сказал: — Но, мой дорогой, у них же не было крыльев, — продолжая улыбаться, он развернул их за спиной. — А у меня есть. Возразить против крыльев Кроули было нечего, ведь в этом и был смысл их предприятия, верно? Да и не хотелось возражать вовсе, когда они такие красивые! Белые, огромные, способные укрыть от дождя, когда на душе смутно. Так идущие его ангелу. Его Азирафелю, который, как ни странно, даже сейчас не возражал против спора и эксперимента, несмотря на то, что протрезвел. Кроули, кажется, просто до сих пор не успел перестать удивляться происходящему… Тому, что ангел продолжает соглашаться и даже, если вдуматься, практически настаивает. А ведь Кроули уже был готов обижаться и настаивать сам. Потому что ему было важно. На самом деле, разумеется, Кроули было важно все, что могло происходить между ним и Азирафелем — каждая мелочь, от разговоров о забавной ерунде до поедания мороженого на улице. А тут все-таки не мелочь, Кроули пришлось это признать. Хотя думать о таком ему всегда было тяжко, как и переживать приступы умиления: возникало муторное чувство, что ему-то, Кроули, важно, и он ни про кого никогда ничего подобного не чувствовал, а Азирафель… он просто такой. И на месте Кроули запросто мог оказаться какой-нибудь котеночек, или смертный, или горшок с геранью. Но сейчас Кроули-с-хвостом категорически настаивал, что вот уж на этом месте, в постели, никого кроме них быть не может! И Кроули не в силах был этому противиться. И был готов даже активно ангела соблазнять: ему самому было любопытно с крыльями, в конце концов! Он и правда такого еще не пробовал. «Ну, хватит этой рефлексии! Давай уже что-то делать! —Кроули-с-хвостом снова ворвался в голову Кроули. — Крылья распустить, на кровать завалить, развеять его одежду! Сколько можно!» Тело на этот внутренний монолог, или диалог, выдало такие характерные реакции, что у Кроули не осталось никаких сомнений: «Я разговариваю с собственным тестостероном, — мрачно поразился он, наконец узнав типа с хвостом. — Как низко я пал! И главное, прекратить не могу, он сам припёрся и убираться не собирается». На этом месте у Кроули возник закономерный вопрос, с чего бы тому вообще припираться, не так уж часто в демонском теле случаются непроизвольные выплески гормонов. Но обдумать ответ оказалось слишком трудно, потому что Тестостерон-с-хвостом продолжил буйно орать: «Вот еще, убираться! У нас тут секс по плану, без меня что ли?! Я в нем играю главную роль! Куда же я уйду, когда секса не было?!» Ситуация выглядела безвыходной. Точнее, безальтернативной. Кроули придется хотя бы попробовать. Попытаться использовать момент, когда ангел согласен… непонятно, почему. Наверное, из любопытства. В конце концов, он Кроули достаточно хорошо и близко знает, это удачный выбор. Сеанс самоубеждения действовал как-то не очень: все равно было иррационально страшно, что Азирафель возьмет и передумает. Кроули всегда про это было иррационально страшно. Что возьмет и не придет, возьмет и не захочет его видеть, возьмет и откажется, как уже делал раньше. Возьмет и когда-нибудь скажет, что Кроули ему надоел. Задолбал. За столько-то времени. Он, в конце концов, умудрился задолбать Ее Саму. В общем, Кроули боялся этого всегда. И еще сильнее боялся, что Азирафель увидит, как сильно Кроули боится и как сильно он Кроули нужен на самом деле. Но, вроде бы, он достаточно старательно этого не показывал. Даже сейчас. «Ладно, все равно Азирафель ни о чем не догадается. Это всего лишь секс!»— решился Кроули и наконец-то шагнул к ангелу, притянул его к себе, слишком уж порывисто и жадно для того, кто так долго сомневается. И поцеловал. Так, как будто у него никаких сомнений вовсе не было.