Всего лишь секс

— Спасибо, родной, я очень это ценю, — ответил Азирафель только на последнюю фразу, потому что пока не знал, что отвечать на первую. С его точки зрения, не в порядке был Кроули, причем уже давно, а у Азирафеля все было отлично. Он просто наконец-то говорил прямо, что думает, и это огромное облегчение. Однако от такого явного беспокойства Кроули горечь и печаль медленно начали исчезать, и Азирафель даже слегка ослабил хватку, хотя бы крыльями больше не пытался держаться за него. — Да и вообще с ними было скучновато, не как... сейчас. Не к чему и ревновать, — еще на всякий случай утешил Кроули, на ходу зачем-то замявшись и не сказав «не как с тобой». И тем более не рассказав, что с теми людьми он и на десятую долю так не волновался и не переживал, как с Азирафелем. Потому что они ничего для него не значили. В отличие от его единственного и неповторимого ангела. Азирафель изучающе оглядел демона и снова начал расплываться в улыбке. Возможно, она опять напугает Кроули, и он опять начнет защищаться не пойми от чего, но ангел просто не мог удержаться. Комок грязи у сердца испарился, и ангел подумал, что ревность возникает, когда ты не уверен, что тот, кого ты считаешь своим, на самом деле твой. А Кроули принадлежал ему и всячески это демонстрировал. Осталось только как-то доказать ему, что ангел у него тоже его собственный и ничей больше. Что-то говорить Азирафель больше не хотел. Слова всегда мало помогали, тем более с Кроули. Они оба все время несли чушь, а подразумевали другую чушь, которая на самом деле означала третью чушь, и может быть под пятым слоем чуши сидела какая-то там истина. И что делать с таким количеством ненужных слов, когда они не работают? Особенно в этот странный век, когда слов вокруг сделалось так много. Ангел, продолжая улыбаться, потянулся к своему демону, целуя его, и зарылся пальцами ему в волосы. Это следовало продолжить. Возможно, оно даже поможет. Наконец-то. Кроули сделалось совсем стыдно, что ангел опять его опередил. В конце концов, не может у ангела быть больше тестостерона, чем у него! Так что он рыкнул, целуясь, ухватил Азирафеля за бедра, наслаждаясь тактильным ощущением, и сказал, как только они прервались: — Не волнуйся, я сейчас все сделаю! — с чем решительно перевернул Азирафеля к себе спиной. Такую позу они точно на картинке видели, и крыльям должно быть удобно. А чтобы не слишком трепетали, за них можно держаться. — И за изголовье руками схватись, мы сейчас не летаем! — сурово велел он Азирафелю, будто тот уже начал спорить. Крыло ангела бурно затрепетало, едва Кроули ухватил его рукой. И это только долило бензина к и так пылающему энтузиазму демона. Так что его собственные крылья раскрылись в стороны, и он снова обвил Азирафеля ногами, чтобы не подняться в воздух. Потом издал какой-то совершенно неприличный стон — и принялся суматошно целовать Азирафеля между лопаток, у оснований крыльев. Потому что было невозможно, невозможно, когда ангела так много рядом. А сейчас должно стать еще больше… И Кроули все сделает, как положено, но невозможно же! И ангел еще ревнует… с ума спятил! Если весь предыдущий опыт зачем-то и был по-настоящему нужен в жизни Кроули, то только затем, чтобы сейчас он сделал все, как следует. Когда это было действительно важно. Азирафель спорить даже не собирался и вообще продолжал молчать, только не сдержав протяжного стона, когда Кроули поцеловал его между лопаток. Это была та самая часть действа, когда Азирафелю нужно было довериться, и он сделал это с радостью и легким сердцем. Потому что это был Кроули, наконец-то, его личный демон, который знает, что делать, и готов направить... Только жаль, что в такой позе его не видно. Не так уж часто ангелу показывали Кроули, который не скрывает своих чувств. Было бы жаль пропустить такое зрелище. Ангел сквозь пелену, в которую стремительно погружался его разум, взглянул на ехидные физиономии ангелочков у изголовья. Эти вот будут видеть Кроули, а он — нет. Какие-то чужие незнакомые ангелы, пусть и вырезанные из дерева?! Ну нет, этого Азирафель допустить не может. Он будет смотреть сам. С большим трудом связав эту сложную мысль в заклинание, Азирафель сотворил зеркало. Оно закрыло тех самых ангелочков, и Азирафель радостно улыбнулся отражению Кроули. — Оригинальные у тебя вкусы, — изумился тот. — Впрочем, ладно, наверное, в первый раз правда любопытно, как все выглядит. Хотя на что бы ангелу смотреть, что он там рассмотрит? Кроули прижался всем телом, наслаждаясь, перед тем, как сделать главное — наконец-то войти в Азирафеля. А потом продолжил, осторожно и аккуратно, зная, что если сделать все хорошо, приятно будет с первого движения. Хоть и непривычно, конечно. И внимательно следил за происходящим, плавясь от невероятных эмоций, хоть и было сложно. Голова определенно кружилась, и Кроули зажмурился. Нет, это невозможно — так реагировать! В конце концов, это всего лишь член в заднице, он знаком с таким ощущением. Всего лишь член в заднице. Член демона в заднице ангела. Азирафеля! Его собственного Азирафеля! И думать дальше внятно он не мог. Вообще думать не мог, лишь ощущать что-то невероятное. Непередаваемое. Что-то, похожее на счастье. Крылья трепетали, у них обоих. Сильно, так сильно, в такт их движениям. Колыхали воздух вокруг, и от этого возникало чувство, что они тут сейчас устроят одновременно смерч и землетрясение, а потом провалятся к чертовой матери на первый этаж в книжный магазин. И это будет похлеще, чем над елками. Потому что прерваться Кроули был не в состоянии. Он бы сейчас не прервался даже на второй незапланированный Апокалипсис. И они бы продолжали среди обломков книжных шкафов, осколков чайника и россыпей букинистической литературы… От этой воображаемой картины Кроули сделалось еще горячее и еще лучше, так, будто смерч уже начался и засосал его целиком, и плевать на это. Контролировать выражение своего лица он перестал быть в состоянии еще пару минут назад, и теперь на нем застыло совершенно несвойственное обычно Кроули выражение изумленного счастья. Совсем не похожее на такое же выражение лица Азирафеля. Кроули не светился, он горел. Пылал. Он был похож на взрывающуюся прямо сейчас сверхновую, когда все, что он обычно прятал внутри, наконец вырвалось наружу. Его было очень много, и оно было ослепительно ярким и сильным. Азирафель почти обижался, когда Кроули закрывал глаза от его улыбки, но сейчас ангелу приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не зажмуриться самому. Это ощущалось, все вместе, как будто Кроули был везде, в нем, снаружи, перед глазами, в мозгу. Его было так много, что Азирафеля разрывало от ощущений. И в то же время ужасно мало. Словно сам Азирафель делал недостаточно. Словно контакт был односторонним, и он, ангел, был обязан дотянуться до своего демона хоть как-нибудь, чтобы тот узнал, что не взрывается один. Что ангел никогда не оставит его одного, даже если тот и правда превратится в сверхновую. Ни руками, ни крыльями Азирафель не смог бы коснуться Кроули — они его не слушались сейчас. Поэтому он потянулся к демону единственным способом, каким тянулся всегда, даже когда Кроули закрывался от него очками. А сейчас тот не закрывался, наконец не закрывался, и дотронуться было можно. Ангел нашел глазами отражение пылающих глаз Кроули и улыбнулся ему. Истекая сиянием, лучась им так, как всегда хотел, когда смотрел на него, но никогда не мог позволить себе. «Господи, неужели можно не сдерживать больше этот свет? Твой свет, Господи», — мелькнула несвязная мысль, и из зеркала хлынули, отражаясь, одновременно огонь пылающего демона и столб небесного сияния, соединенные вместе, одинаково слепящие и одинаково не умеющие существовать друг без друга. Кроули видел. У него, в конце концов, глаза были, хорошие такие глаза, способные видеть в полной темноте, в инфракрасном диапазоне и на эфирном плане реальности заодно. Так что не видеть он сейчас не мог… И это было совершенно непереносимо. Потому что оно было в сотню раз сильнее, чем его обычные приступы сентиментальности и чем обычные улыбки ангела. Или в тысячу. Или в миллион. Или какое там самое большое число придумали люди?.. Кроули замер. И смотрел, смотрел, смотрел в зеркало, не в силах вынести и не в силах оторваться… Пока не смог наконец титаническим усилием сосредоточиться на взгляде ангела. На физическом взгляде. Обычных, материальных светло-голубых глазах. «Самых прекрасных!!!» — завопило что-то внутри Кроули, и он нервно мотнул головой. — Ангел… ты чего на меня так смотришь?.. — спросил он, будто ему не было совершенно понятно, на что именно тот сейчас таращится. — Это… всего лишь секс… — выдавил он, судорожно вздохнув. Исключительно из чувства упрямства: очевидно, что не «всего лишь», сейчас было даже полному идиоту, которым Азирафель, безусловно, не был. Но Кроули являлся обладателем самого базальтово-крепкого упрямства во Вселенной, за которое его макнули башкой в кипящую серу, но его это все равно ничему не научило. Азирафель мягко рассмеялся в ответ, что было непросто, потому что дышать ровно он по-прежнему был не способен. Но он все равно надеялся, что это был не пугающий смех. В такой ситуации в принципе невозможно бояться — химия тела. Материального умного тела. Которое, в лице Кроули, почему-то предпочитает сейчас соображать медленнее ангела, и это странно. Обычно наоборот. — Это… не… всего лишь… — с трудом выговорил ангел, потому что эти слова точно надо было сказать. — Это не всего лишь секс. Это секс — с тобой. Слово «идиот» Азирафель решил не договаривать. Кроули нервно сглотнул, а потом, решительно обхватив ангела, перевернул его к себе лицом. Может, даже слишком решительно… поэтому он тут же подхватил его под спину, мягко и бережно, чтобы тот, не дай Бог, крыльями о кровать не задел или что-нибудь еще… И уставился на Азирафеля во все глаза. Резко выдохнул, пару секунд помолчал — и щелчком пальцев развеял зеркало. Потому что к Господу и Сатане это зеркало, он будет смотреть сам, прямо, вот так… И даже постарается не ляпнуть сейчас глупость. Какую-нибудь вроде: «Что, и у тебя тоже?..» — или того хуже: «А почему ты раньше не сказал?..» — Ангел… — выговорил Кроули и завис, как Азирафелев древний компьютер, не в силах продолжить. Демон, может, и медленно думал сейчас, но действовал как всегда стремительно, так что ангел даже зажмурился и наощупь ухватился за его плечо. Потому что для него это выглядело, будто комната сама завертелась, и опора улетела из-под ног… то есть, из-под коленей и рук. — Ты хочешь, чтоб у меня голова закружилась?.. — слабо спросил он, снова улыбнувшись Кроули, теперь глядя ему в глаза на самом деле, а не в отражении. Почему-то от вопроса Азирафеля сразу стало легче. Пропала ужасающая, звенящая торжественность момента. И на Кроули накатило самое странное в его жизни ощущение. Что все как всегда, как сто или тысячу лет назад. Они разговаривали, как всегда, они были вместе, как всегда. Уже давно все было ровно так, как сейчас. Ничего не изменилось, и при этом все изменилось целиком и полностью. Ничего не изменилось — просто Кроули теперь видел. Раньше нет, а теперь — да. «Идиот, — сказал себе Кроули, не имея ни малейшего понятия, что сейчас договаривает за Азирафелем. — Он тебя любит, и вовсе не как горшок с геранью. И даже несмотря на то, что ты такой идиот». От этого сделалось совсем легко. И Кроули сказал ровно то, что сказал бы, если бы все было, как всегда, потому что ровно так оно и было: — Вообще-то ровно этого я с самого начала и добиваюсь. В конце концов, не у одного же меня должно от тебя крышу напрочь сносить, — а потом поцеловал своего ангела, обнимая крепче, потому что говорить все это словами у Кроули все равно получалось паршиво, так уж он был устроен. Зато он мог показать. То есть, продолжить показывать. Ни в чем себе не отказывая. — Вот поэтому секс с тобой никогда не может быть «всего лишь», — на время отстранившись, улыбнулся своему Кроули Азирафель. — Поэтому и по массе других причин. Другие причины включали в себя все, от обсуждения Леопольда Захера-Мазоха в постели до невероятного упрямства, которое ангел тоже любил. Шутить он еще будет в такие моменты, прямо как... как Кроули! Впрочем, теперь Азирафелю было, что ответить своему демону, так что он его поцеловал и обнял крыльями, укрыв собой, как в начале времен. Всегда хороший ответ, и о любви, которую они теперь могли друг другу показывать, раз уж Кроули так трудно о ней говорить. И неважно, сколько времени они на это потратят, хоть всю ночь, хоть больше. Они не люди и не ограничены в выражениях чувств слабостью тел. Главное, что Кроули поймет. Уже понимает.