Однажды в Одессе

Ангмарец привык никогда и ничего не бояться: ну в самом деле — не крыса какая штабная или штафирка, «Георгия» имел за храбрость, войну унтером закончил, в новой власти тоже при оружии. Но тут всё было не так. Ну не должен рыжий быть в его кровати! Не должен! Нет, он бы душу продал (если бы верил, что есть она — душа) за это, но не так, как это было сейчас. И поэтому он лежал, прислушиваясь к тихим сдавленным рыданиям за стенкой. Наконец Саша не выдержал. Отпихнув заснувшего Кхамула — тот только уркнул что-то, — он встал, натянул галифе и вышел на балкон покурить. В окне напротив до сих пор не погасили свет, хотя уже светало. Ангмарец посмотрел туда, зло сплюнул и, пробормотав: «Когда-нибудь моя блядская благородность меня точно доведёт до цугундера», направился в тот дом. Дверь оказалась не заперта. Саша толкнул её, крикнул: — Есть кто живой? Бауглир, ты там не помер часом? — и вошёл в квартиру. Его сразу напрягло то, что ему никто не ответил. Приготовившись к самому худшему, он пошёл дальше. Искомый Бауглир обнаружился на кухне, где сидел, гипнотизируя взглядом так до сих пор и зажатое в кулаке кольцо. — О-о-о, поглядите, кто явилс-с-ся. Рыцарь на крас-с-сном коне и с-с-с маузером. Шашки наголо, правда, не вижу. Вещи забрать или так? Поглумитьс-с-ся? — Бауглир, вопреки опасениям Саши, даже не двинул ему в морду. Только глянул лениво из-под полуприкрытых век. — Ну, заходи, чекис-с-с-ст, рас-с-сполагайся, водку дос-с-ставай. Вон, в шкафу с-с-стоит. — Нахера мне водка твоя, а, морда старорежимная? У меня и своя есть, если что. — Ну и что тебе тогда надо, а, влас-с-сть новая? И час-с-су не прошло, комис-с-сар пришёл, отвязал коня и жену увёл? Так нету. Ни коня нету, ни жены. — Вот об этом я и пришёл поговорить. — О коне или о жене? — Не юродствуй, Бауглир. Я тебя очень прошу — помирись с ней. — С-с-с ней? Ох, да тут впору доктора звать: у влас-с-сти-то помешательство с-с-сделалось! — Ну с ним! Чёрт, тут не поймёшь — что и говорить-то! — Так с-с-с кем мне миритьс-с-ся-то, убогой? — С Майрой! Тьфу, с Майроном! Ему и так плохо! Очень! — Зато мне, блять, хорошо. Охуеть как хорошо! — И я об этом же. Вам обоим плохо друг без друга, так чего ж вы оба, дебилы, блять, канкан тут выплясываете?! Или вы, мать вашу, оба из того садически-мазохистического кружка?! Один воет: «Утоплюся, удавлюся, яду в аптеке уворую!» — второй не лучше! Сидит, блять, страдает! А у меня нервы, блять! Я контуженый! Могу и не удержаться! — Ты что с-с-сказал?! — Бауглир оказался перед Сашей так стремительно, что тот не успел понять — как. Только ведь сидел, а вот уже стоит и его (не барышню-гимназистку, а мужика, да ещё и военного к тому же) за грудки над полом поднимает. Жутко, однако, товарищи. Жутко. — Отпусти! — задушенно прохрипел он. — Удавишь ведь! — надо же — слова возымели действие и Бауглир, пусть и не особо аккуратно, но поставил его на пол, чем несказанно удивил Сашу. Он ожидал скорее, что Бауглир просто свернёт ему шею, нежели прислушается к его словам. Но тот сумел его удивить. — Отпус-с-стил, — пррошипел Бауглир, разжав пальцы. — И что теперь, убогий? Саше понадобилась всего пара минут, чтобы отдышаться и прийти в себя. — Что теперь? Пошёл быром с Майроном мириться! — Я-а-а?! С-с-с Майроном?! А где ты тут Майрона видишь, а?! Где?! Вот тут? — Мелькор рывком распахнул дверь одёжного шкафа. — Или тут?! — на пол полетело покрывало с кровати. — Ну так что — где тут Майрон, а, крас-с-сный?! Где?! Саша даже опешил от такого проявления чувств у обычно хладнокровного Бауглира. И начал потихоньку отступать по направлению к двери: мало ли. — Ну-у-у-у, я тут, честно, Майрона не вижу. Ты есть в скотском состоянии, а его нет, — фронтовое прошлое не позволяло так просто отступить — хотелось нанести противнику максимальный урон. — Ну и вот! И с кем я тут мириться должен? Знал бы — где он… — Бауглир в отчаянии саданул кулаком по стене. — Я бы!.. — У меня он, — Ангмарец сам удивился — как легко он произнёс это. — У меня. И к тебе возвращаться не намерен. — Что-о-о? — Бауглир от удивления аж поперхнулся. — У тебя-а-а?! Крас-с-сный, ты не охуел ли, болезный? — Представь себе — нет. Но охуею, если ты не пойдёшь и не помиришься с ним. Вот как на духу говорю — охуею, — Саня сам не думал, что сможет сказать такое. Да ещё кому! «Главшайтану», как Кхамул звал Бауглира. — Да, бля, потом мне будет очень и очень хуёво, но зато и помирать не страшно будет. И даже если это ты мне устроишь внеплановую смерть. Так что думай, Бауглир, думай. Где Майрона искать — знаешь, что делать — думаю, догадаешься. А пока честь имею, товарищ! — с этими словами Ангмарец откозырял опешившему от такой наглости Бауглиру и вышел. Осознание надвигающегося пиздеца накрыло его только на улице.