Место встречи не изменить

      Да пошёл он со своим разговором! Надавил на больное, вспомнил мою мать, делал вид, что сожалеет! Да, как же! Осталось только в лобик поцеловать! Пусть катится со своим балом куда подальше! Сколько я под его дудку плясала. Мать родная плевать на меня хотела. Ему я зачем сдалась?! Не просто ведь так решил к себе притащить, да сестру родную подменить?!       Дура я полная! Последняя! Безнадежная! Надо же было так обмануться! Размечталась! Давно ведь понимала, что никому до меня нет дела. Всегда одна. Всегда сама по себе. Ничего, в этот раз урок усвоен. Пора уже запереть чёртово сердце на замок. Я у себя всего одна. Пора уже позаботиться о себе.       С кристально чистой совестью я пишу Ленке, спрашивая, как там она, свободна ли сегодня, надо же мне чем-то заняться после школы. Она в декрете, так что, ну разумеется, свободна, а спрашиваю только из вежливости.       Тем неожиданнее было получить от неё в ответ: «Извини, не могу, Влад, наконец, выходной взял, хочу с ним немного побыть». Я только хмыкнула. Они, действительно, редко виделись, Ленка мне несколько раз на это жаловалась. Ну что ж. Нельзя быть эгоисткой. Я расстроенно вздыхаю. Весь запал как рукой сняло. Но чисто из принципа идти не хочется.       Нахожу в списке контактов Диму и звоню ему. Спустя всего пару гудков он берет трубку. — Саша? Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает он. А мне всего лишь не хотелось связываться через соцсети. Потому что неожиданно остро почувствовала себя одинокой. — Нет, всё в порядке, — я останавливаюсь посреди улицы, провожая взглядом прошедшего мимо меня незнакомого мужчину. — Ты в ближайшие пару часов свободен? — Ну-у, вроде бы да, — неуверенно отвечает тот. — А я так, хотела в гости зайти, — тихо признаюсь ему, кусая губы. Неловко напрашиваться. Неловко признаваться в одиночестве. — Заходи, сейчас чай заварю. Ты далеко?       Я обвожу взглядом пустынную улицу и частные дома. В конце взгляд упирается в знакомый, тот самый, который совсем недавно почти стал моим родным. — Не совсем, через полчаса приду.       Пару мгновений хватило, чтобы еще больше убедиться в правильности своих действий. Не хочу снова быть затянутой в это болото. А иначе кроме как болотом всю эту ситуацию не назовёшь. Киваю своим мыслям и разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. — Хорошо, жду.       Я медленно возвращаюсь на остановку и жду маршрутку. Двадцать минут сижу уставившись в окно невидящим взглядом. Перехожу дорогу, захожу во двор и, наконец, звоню в домофон. Дима открывает почти сразу. Я поднимаюсь на четвертый и вхожу в квартиру. Дима живет с родителями, но те работают допоздна, поэтому готовить он научился рано. Квартира у них двухкомнатная. Просторная столовая и гостиная в одном, спальня его родителей и комната Димы. — Ты меня напугала, когда звонила, — признается Дима, наливая мне чай.       Я неловко поджимаю губы. — Делать было нечего, вот и решила к тебе ненадолго зайти, — вру без зазрения совести. — Как там у тебя дела с Алиной?       Неприятно говорить на эту тему, но отвлечь его чем-то надо. Печёнкой чувствую, что о ней Дима будет говорить много, долго и с энтузиазмом. А значит, мне можно расслабиться. — Да никак, — Дима уязвлено взлахмачивает короткие волосы и отворачивается от меня. Я усмехаюсь: ему неловко признаваться в неудаче в любовных делах. — Так и не ответила. А теперь ещё и в школе избегает меня.       Я удивленно поднимаю брови. Интересная ситуация… — Знаешь, после того, как мы с тобой познакомились в столовой, Кирилл мне весь мозг вынес, пока я не пообещала, что больше не буду с тобой общаться. А потом еще и Софа присоединилась.       Бровь Димы взлетела. Теперь он слушает меня особо внимательно: поставив передо мной кружку, он садится рядом и не сводит с меня глаз. — Оба в один голос твердили, что ты тот еще ловелас, и кроме секса тебе от девушки больше ничего не надо, — я смотрю на него с маленькой полуулыбкой, как бы давая понять, что закончила и готова выслушать его нелепые оправдания. Хотя то, что я сейчас о нём рассказала, даже мне кажется чушью. Ведь я -то его хорошо узнала за эти несколько месяцев. И лично меня Дима ни к чему не принуждал и, более того, до сих пор со мной общается. А если вспомнить сколько раз он меня выручал (просто так!), то образ бабника, который ему навязали, трещит по швам. Буквально. — Мне сказали, что ты с половиной старшеклассниц уже переспал! — добиваю его.       Дима выпучивает глаза. «Похоже, он не в курсе о присвоенной ему репутации, ” — усмехаюсь я. — Да когда такое было?! Да, я встречался с большим количеством девушек. Но только потому, что не мог найти идеальную! Одна была капризной, другая слишком много требовала, третья ревновала к каждому столбу! А переспал я максимум с пятью! Максимум! — возмущается парень, а я заливаюсь смехом. — И что теперь мне делать?! Алина после таких слухов ко мне и на метр не приблизится! Да я вообще удивлён, что она переписывалась со мной до этих пор!       Да-м, я тоже удивлена… И ведь ситуацию не исправить. Не будет же Дима в самом деле опрашивать каждую девушку, с которой встречался, на виду у всех о том, был у них секс или нет. — Саша, поговори с Алиной, а?       Я чуть чаем не поперхнулась. — Я? О чем? — Ну как? О том, что я не такой на самом деле, о том, что я не трону ее без ее согласия. Да и вообще, это просто кофе, я же не в загс ее зову! — яро возмущается по поводу женской логики. Будем надеяться, что ещё пара таких высказываний и он потеряет к ней интерес. — А почему я сразу?! Поговори с ней сам, ты же хочешь с ней встречаться! — от последнего слова меня слегка передергивает. — Потому что со мной она говорить не хочет! А ты же девушка! — Понятное дело не парень! — чуть ли не огрызаюсь. — Саша, — в раз успокоившись, говорит Дима, — пожалуйста, помоги мне, — неожиданно настойчиво, непонятно на что полагаясь, тихо просит он. Просит! Понимая, что могу отказать. И не напоминает о том, что как бы за его поддержку я обязана сделать это для него. У меня язык больше не поворачивается отказать ему. — Поговори с ней, как девушка с девушкой.       Мой сокрушенный вздох прозвучал как акт безоговорочной капитуляции. — Спасибо, для меня это, действительно, очень важно.       Я закатываю глаза и тем не менее киваю, прекрасно понимая его чувства.       Мы еще поговорили на отвлеченные темы, порешали несколько задач по математике, и я поняла, что оставаться дольше будет некрасиво с моей стороны. Мы тепло попрощались, а потом он напомнил мне о моем обещании, и я не смогла вновь не закатить глаза.       Уже на улице я включаю телефон, чтобы посмотреть сколько времени, и замечаю несколько десятков пропущенных от Кирилла. И ещё сообщения. Видимо, я забыла снять с беззвучного режима. Ну или нарочно оставила так.       Я вздыхаю. Он от меня не отстанет.       Уже вечер, я решаю вернуться в свою квартиру. Изнурительная дорога домой. несколько улиц пешком. Наконец, добираюсь до дома. Ввожу код домофона. Я поднимаюсь на последний пролет, продолжаю шагать по лестнице вверх, нащупываю параллельно ключи в сумке. Вытащив их, я поднимаю голову и сталкиваюсь с Громом.       Он стоял возле моей двери, оперевшись на стену рядом. На его лице отражалось всё, что он думает об этой ситуации, так что мне тут же захотелось повернуть обратно. Я даже делаю шаг, но он замечает меня. Рычит еле слышно что-то вроде «наконец-то», а затем грубо хватает меня за руку и волочет на улицу. — Что ты делаешь?! — испуганно вскрикиваю. Его хватка меня не успокаивает. Он стреляет в меня взглядом, молча советуя заткнуться. — Я сейчас закричу! — угрожаю ему. — Только попробуй, — сквозь зубы шипит он. — Мы едем к Кириллу. Если бы ты удосужилась придти туда сама, то не столкнулась бы с такими последствиями! — Идите к чёрту со своим балом! Я не буду участвовать в этом детском утреннике! — сама удивляясь своему бесстрашию, испепеляю его взглядом и пытаюсь вырвать руку. Крепко держит, мерзавец!       Мы останавливаемся перед его машиной на другой стороне улице, как вдруг он встряхивает меня как тряпичную куклу и приблизившись к моему лицу ненавистным голосом говорит: — Капризничать будешь перед Кириллом, со мной не получится! Если ты считаешь себя королевой, которой все должны лебезить и пытаться угодить, спешу разочаровать: всем плевать на тебя. Мы тебя используем. Молчи в тряпочку и делай всё, что велят, иначе пойдешь в торг!       Я замерла на месте. Не могла отвести от него глаз, не могла вдохнуть или выдохнуть. Впервые я видела Грома таким. Мне стало по-настоящему страшно. А еще одиноко и обидно.       Как маленькую девочку, Гром усадил меня в машину. Пока мы ехали я уставилась в окно и не могла оторвать от него взгляда. Не могла даже взглянуть в сторону Грома. Меня била крупная дрожь. Сердце рвано колотилось. Слёзы начали собираться в глазах. И это разозлило. Яростно вытерев глаза, я сжала челюсть, что есть сил, чтобы не всхлипнуть. Слова Грома никак не оставляли меня.       А ворвавшись в дом Кирилла, даже не обратила внимания на присутствующих. Только взорвалась. Неожиданно даже для себя самой: — ЧТО Я ЗДЕСЬ ДЕЛАЮ?! — истерически ору я. На глаза наворачиваются слёзы. — ЗАЧЕМ Я ВАМ?!       Тишина. Оттого мои почти незаметные всхлипы слышит каждый. — ОТВЕЧАЙТЕ! — взвизгиваю, зло вытирая глаза.       Вновь тишина.       Я набираю воздуха в легкие, чтобы высказать всё, что наболело на душе, как неожиданно: — Я расскажу… — Но Кирилл!.. — Я расскажу, — повышает голос Кирилл, обращаясь к Грому. — Ты имеешь право знать, — тихо говорит он, выставляя перед собой руки, то ли признавая поражение, то ли испытывая желание успокоить меня.       Я громко всхлипываю и принимаюсь вытирать слёзы, особенно под нижними ресницами, где наверняка размазана тушь. Меньше всего я хочу сейчас разрыдаться на глазах у всех. — Я расскажу тебе правду, только сначала тебе надо успокоиться, — как с маленькой он разговаривает со мной, — давай я заварю тебе ромашковый чай, — полувопросительно — полуутвердительно продолжает он. Я еще раз всхлипываю и киваю.       Чертовы слезы! Я же не маленькая, чтобы реветь! Я часто-часто моргаю, лишь бы эта напасть прошла. Боже, как стыдно! Почти разрыдалась перед всеми. — Гром, уезжайте, — безапелляционно говорит Кирилл, в его глазах мелькнула сталь. Прикажи он мне этим взглядом перестать плакать, и я бы его послушалась. Но почему вместо этого, он идёт на кухню заваривать ромашку?       Я отворачиваюсь от них, пока те не покидают дом. Я не слабачка! Они не должны видеть меня такой. И так уже насмотрелись представления.       Я обнимаю себя за плечи, чтобы перестать дрожать. «Я не слабачка, я не слабачка…» — повторяю про себя как мантру. Задерживаю дыхание, чтобы ритм сердца пришёл в норму, напрягаю все мышцы, чтобы мурашки перестали скакать по телу. Против воли делаю прерывистый вдох. — Саша, — тихо зовёт Кирилл, и я вздрагиваю. Не заметила, как он приблизился, как оказался за моей спиной. — Саша, пожалуйста, посмотри на меня.       Я глубоко вдыхаю, а затем выдыхаю, освобождая тело от напряжения. Оборачиваюсь. Глаз не поднимаю и вижу перед собой кружку. Он передаёт мне её. Мы касаемся ладонями. Мои пальчики холодны, его пальцы теплы. На несколько секунд он накрывает своими руками мои, сжимающие кружку. Этого тепла хватает всего на мгновение, но вот мои ладони вновь ледышки, а поверхность кружки обжигает. — Я тебе всё расскажу, но ты сначала должна успокоиться, — Кирилл подводит меня к дивану, и мы садимся рядом, касаясь друг друга коленями: он правым, я левым. — Попробуй, не слишком горячий? — Подношу кружку к губам и делаю первый глоток. Ромашка согревает. Кирилл сделал её такой.       Некоторое время мы сидим молча, иногда слышатся мои рваные вдохи. я стараюсь дышать глубоко. Мне, действительно, пора успокоиться. Проходит несколько минут, чай почти полностью выпит, слезы больше не беспокоят меня мутной пеленой. — Я тебе всё расскажу, только, пожалуйста, не перебивай, пока я не закончу.       Я киваю в знак согласия. — Бизнес в России ведётся моей семьей вот уже четыре поколения. С тех пор, как дело было поделено на части и роздано прошёл почти век. Всё это время владельцы сотрудничали. Ежегодно каждая из них приносит огромную прибыль. Всё было хорошо, пока владелец одной из них не посчитал, что ему недостаточно обязанностей, — скривился Кирилл. — Когда мне исполнилось четырнадцать, в автокатастрофе погиб мой отец. — я отрываюсь от кружки и перевожу на него удивленный взгляд. Я этого не знала. Кирилл никогда об этом не говорил. — Конечно же, смерть была спланирована, но полиция не стала выяснять все подробности и дело закрыли как несчатный случай, — на секунду он не справился с голосом и я услышала боль, а ещё бесконечную ярость. — Он не заслуживал такого исхода, но был к нему готов, потому что в столе всегда хранилась папка с завещанием. — его голос оставался спокойным, но глаза он на меня так и не поднял. — Пока мне нет восемнадцати, я лишь собственник, но компанией управляет доверенное лицо отца. С совершеннолетием юридически я становлюсь управленцем, а Николай Борисович моим заместителем. — Ты будешь управлять огромной компанией?! — не смогла удержаться. В восемнадцать лет становиться главным директором, не закончив даже среднего общего образования, не говоря уже о высшем… — Только юридически, — качает головой он.       Пять поколений… Ответственность, наверное, заоблачная. — Моя главная задача, пока не наберусь опыта, это сохранить её, — продолжает он. — Разве это зависит от тебя? — Я хмурюсь. — Ее могут отобрать у меня. — Но как?! Это ведь твоя собственность?! — Все шесть компаний это одно общее дело. Так вот, если владельцы, чьи доли составят большую часть от всего бизнеса, проголосуют против того, чтобы я был владельцем российской части, то у меня мою долю отберут. — Ничего не понимаю, — хмурюсь я. — Головоломка какая-то… — Хорошо, тогда объясню по-другому, — Кирилл достаёт свой телефон, открывает какой-то документ и показывает мне диаграмму. Шесть столбцов разного цвета, расположенных в порядке убывания. Снизу подписаны страны, а слева проценты. — Смотри, всего шесть стран, каждая из них владеет частью от общего бизнеса. В России находится тридцать пять процентов. В США двадцать одна целая и девять десятых процента. Во Франции шестнадцать и четыре десятых. В Таиланде двенадцать процентов. В Швеции восемь и одна десятая. А в Японии шесть целых шесть десятых. Так вот если США, Таиланд и Швеция проголосуют за мою отставку, а Россия и Япония против, то счёт будет сорок два процента против сорок одного целого и шести десятых процента. У меня отберут компанию! — Погоди, а разве Россия имеет право голосовать, когда речь идет о твоей отставке? — вырывается у меня вопрос. Кирилл хмуро смотрит на меня, чуть ли не обвиняя в измене, и я спешу оправдаться, — Нет, ты не подумай, я не против тебя. Это просто любопытство. И конечно же я рассчитываю, что ты скажешь мне «да» и объяснишь всё, а не окажешься в еще более трудном положении! Вы ведь, наверняка, учли этот момент, — последнее предложение я произношу как постфактум.       Пару секунд Кирилл недоверчиво смотрит на меня, а потом всё же объясняет: — У нас демократия. Раз вопрос стоит в моей некомпетентности, как управленца, то руководители моих отделов будут так же голосовать. Их мнение пойдет в счет голоса российской компании. — Очень странное условие… — И тем не менее, оно прописано в соглашении. — И когда будет голосование? — испуганно спрашиваю я. — В любой момент они могут собраться, — мрачно отвечает он и я чувствую безысходность в его голосе. — Подожди, но ведь есть еще Франция! За кого она будет голосовать?! — Она в нейтралитете ближайшие полгода, — качает он головой. И объяснений дальше не следует. — Поэтому ты постоянно с Карин? — тихо спрашиваю, осененная мыслью. Кирилл отводит глаза и виновато кивает: — Это наследство моей семьи. Мой отец умер ради этой доли. Я не могу её потерять, — качает головой он. И я его понимаю. — Это мой долг, хотя бы из уважения к своим предкам я обязан сохранить все их старания. Они посвятили этой компании всю свою жизнь, — продолжает он, словно оправдывается. — У меня нет права оступиться. К тому же я не обязан быть управленцем, но сохранить её в нашей семье должен! Должен передать своим детям! Иначе смерть отца была напрасной! Каким после этого я буду сыном? — Кирилл в отчаянии зарывается пальцами в волосы, его локти опускаются на колени. Он словно сгибается под натиском груза.       Я кожей чувствую ответственность на его плечах. Его голос наполняется пронзительной тоской и болью. — У меня просто нет выбора. Этот бизнес и есть смысл моей жизни. Если его отберут, я стану никем. Жизнь превратится в ничто. Моя семья никогда бы мне этого не простила! Я знаю! Отец до сих пор снится мне по ночам. Как наяву я вижу, как он разбивается на машине. Этот кошмар не даёт мне покоя. Это напоминание моих обязанностей. Моего долга! Возможно, со стороны это звучит глупо, но…       Я останавливаю его рукой, накрыв ею его ладонь. Он поднимает голову и я замечаю его затуманенный взгляд, столько эмоций в них скрыто. Мне нестерпимо хочется обнять его. — Я понимаю, — шёпотом отвечаю ему. Он перехватывает мою левую ладонь и крепче сжимает ее. Правую я мягко кладу на его щеку, поглаживая большим пальцем его скулу. — Я всё понимаю.       Его мягкие губы касаются в невесомом поцелуе моих костяшек: — Саша, Франция может встать на их сторону, именно поэтому мне очень нужна твоя помощь, — шепчет он. Я шумно сглатываю.       Это были не просто слова. Это была отправная точка. Потому что теперь я готова была идти за ним и в огонь и в воду. Теперь я готова была спуститься в ад.       Вдруг мир для меня перевернулся:       Лиам из противного самовлюбленного мерзавца стал исключительной возможностью получить союзника.       Оливия из надоедливой идиотки превратилась в лучшую подругу.       Карин из малолетней стервы — в приманку.       Бал из детского утренника — в театр Большой, где должна была состоятся важная пьеса.