Цаца

      Счастливой — семейную жизнь Юнги и Чимина назвать, однозначно, было можно. Их любовь не поддавалась сомнению, а трепетность и глубокие чувства заставляли окружающих завистливо шептаться, желая хоть когда-нибудь в жизни ощутить на себе что-то подобное. Ведь от альфьей заботы тепло незамедлительно разливалось в груди омеги, а в носу едва заметно пощипывало. Но стоило Юнги нежно шепнуть на ушко ласковое слово, как лицо растроганного Чимина вмиг украшалось улыбкой, которую альфа не променял бы ни на что на свете. Чимин же, вглядываясь в карие глаза своего возлюбленного, понимал, что это лучшее, что могло с ним случиться в жизни, и он сделает всё, чтобы их семья всегда чувствовала безграничную любовь и счастье. Маленькое чудо с ещё более медовыми глазами, чем у него самого, активно дрыгало ножками в кроватке, требуя к себе просто колоссального внимания. Но Чимин и не против. Он готов без остатка отдавать всю свою душевную теплоту, лишь бы семья чувствовала счастье постоянно. В моменты, когда Пак, уставший или просто занятый своими делами, был в отдалении от ребёнка, Юнги, чуть ли не на носочках прокрадываясь к колыбели, всматривался в личико младенца и ласково, еле слышно шептал: «мини-Минни». Один раз, случайно застав такой щепетильный момент между мужем и сыном, омега чуть ли не разревелся на месте от настолько запредельной концентрации нежности, зато после почти неделю ходил ака небесное светило, стараясь при любой возможности повиснуть в объятиях мужа и... И всё… Дальше ультратрепетных, чувственных поцелуев и объятий дело не шло. Не то чтобы Чимину не нравилось такое отношение альфы — просто постоянное возбуждение стало немного напрягать. Роды выдались не самыми простыми, поэтому период восстановления затянулся почти на полгода, а как Чимин ни старался, уломать альфу хотя бы на один раз непосредственно во время самой беременности не получилось. Чимин обижался, игнорировал альфу, но после, всё-таки в подробностях разузнав у врача о риске, и сам перестал настаивать, постепенно остывая. Но сейчас, когда любимый сыночек агукал в кроватке, а омежий организм полностью восстановился, вернулось и желание. Хотя, похоже, только к одному Паку, потому что альфа даже и намёка не делал на продолжение после порции милостей. — Так возьми всё в свои... булки! — воскликнул Сокджин, выслушав жалобы «друга по счастью». Близкими отношения этих омег стали именно тогда, когда, приехав с отдыха, Намджун поделился новостью, что в их семье тоже ожидается пополнение. Чимин, будучи на шестом месяце, активно вёл беседы с Сокджином, который пусть и был старше, но в таких делах был неопытен от слова совсем. Хотя, как показывает практика, в беременности из всей компании соображал только Юнги. Не зря альфа поставил здоровье Чимина и ребёнка под свой чуткий контроль, всеми способами помогая омеге и поддерживая его. Пак до сих пор с трепетом вспоминает моменты, когда он, с уже довольно большим животиком, каждый вечер получал чувственный поцелуй аккурат пупка и согревающий шёпот на ушко. А вот с толикой стыда и благодарностью Чимин припоминал времена, когда он, укутанный в тёплый плед, сидел на диване, наблюдая с плохо скрываемым удовольствием, как муж носится туда-сюда, выполняя любую прихоть капризного омеги. Сейчас же таковым являлся Сокджин, сидящий на кухне и с лаской иногда поглаживающий животик. — Я вот Намджуна, наоборот, отгоняю, как могу, — тоже решил пожаловаться Ким, наблюдая за погрузившимся в свои мысли Чимином. — Ладно, месяца три назад было ещё можно, но сейчас-то — девятый! А он мне: «Котик», «Зая», «Зачёт не поставлю». Бесит! — продолжал Джин, доедая уже вторую плитку шоколада. — Шоколад нравится? — С начала беременности оторваться от него не могу, — подтвердил Сокджин. — А мне безумно вишня нравилась, теперь, вот, — Пак указал направление комнаты, где, ворочаясь в кровати будто заведённая юла, спал крохотный комочек счастья, — у меня есть моя любимая вишенка. — Давай, мы на денёк заберём твоё чудо? Будет, чем занять Джуни, — подмигнул Сокджин, на что Чимин немного засмущался, мгновенно понимая, к чему это приведёт...

***

      Юнги заходит в квартиру после довольно тяжёлого трудового дня, но не слышится обычное детское лепетание, только тусклая полоса света льётся из их спальни, навевая альфе не самые светлые мысли. Чимин по вечерам гуляет с ребёнком вместе с Юнги, а для сна ещё слишком рано. Уходя на работу, Мин коротко поинтересовался у омеги насчёт планов на вечер, но тот, одевая в свежевыстиранную распашонку с медвежатами любимого малыша с прелестными глазками-пуговками и носиком-кнопочкой, лишь качнул головой, при этом загадочно отводя взгляд. — Чимин-а, — встревоженно позвал альфа, получая в ответ тишину. Мин аккуратно положил все свои вещи на тумбу в коридоре, стараясь всё-таки не создавать лишнего шума: может быть, ребёнок и вправду спит. Но стоит Юнги сделать шаг в спальню, как мягкие губы накрывают его сухие, пуская волну жара по всему телу. Альфа первые секунды стоит неподвижно, но, придя в себя, перехватывает инициативу, вжимая омегу в стену. И только после этого к нему приходит осознание... Мин резко отстраняется, вызывая этим самым пошлый звук и игривые огоньки в глазах Чимина, потому что тот знает: в этот день он всё-таки доведёт своего альфу до края. Ведь Пак Чимин настроен серьёзно. Ведь Пак Чимин стоит перед Юнги почти нагишом, и лучше бы так, но… Мин жадно скользит глазами по чёрной кружевной ткани, опуская взгляд ниже и вбирая в лёгкие побольше воздуха, потому что это зрелище моментально выбивает весь воздух из груди. Чулки. Пак-чёртов-Чимин надел чулки. Тёмная капроновая ткань, выгодно облегающая великолепные ноги, может быть, не вызвала бы настолько сильного эффекта, — хотя кому альфа врёт, у него желваки от напряжения сейчас только танго не пляшут, — если не была бы соединена тоненьким поясом с кружевными трусиками, которые еле-еле скрывали за своей просвечивающей пеленой возбуждение омеги. Жар растекается по телу, а этот манящий запах так и норовит забраться всё глубже в лёгкие. Мин смотрит, кажется, не моргая, потому что ноги Чимина — самый главный фетиш альфы. Тусклого света уличного фонаря хватает только на то, чтобы рассмотреть пикантный силуэт шикарных ног. Их нестерпимо хочется заласкать, расцеловать, проводя мокрую дорожку и вызывая этим прерывистые вздохи, но альфа так и не решался по-настоящему прикоснуться. — Хочу, Юнги~я, — прижимаясь всем телом, сладко шептал на ушко альфе Чимин, засасывая мочку, устав ждать хоть какой-то реакции от замеревшего альфы. Последние полгода альфа был сам не свой. Растерянный, неуверенный. Всё можно было бы списать на стресс от раннего отцовства, но альфа, наоборот, сам же настаивал на первенце. Да и когда это чудо появилось на свет, Юнги буквально не отходил от него. Кружил вокруг, следя за каждым движением, чтобы наверняка успеть уберечь не в меру неуклюжего карапуза от новой шишки. Так если проблема не в ребёнке, тогда всё дело в самом Чимине?.. Токсичные мысли сами собой начали наворачивать круги в чиминовой головушке, постепенно высасывая всю уверенность и желание у вновь отшитого омеги. Но как никогда вовремя привели в чувства крепкие руки где-то в районе бёдер. Цепкие пальцы резко впились в пышную ягодицу, пытаясь безуспешно пробраться под кружевную ткань. Сдерживая себя из последних сил, Мин с придыханием попытался наконец-то хоть что-то ответить: — Чимин, я думаю, тебе уже давно следовало понять, что твоё «Хочу, Юнги~я» каждый раз кончается чем-то... феерическим. — Я знаю, — без заминки, хлопая огромными карамельными глазами, выдохнул в губы омега. Он вскинул голову, нарочито медленно начиная обводить контур полных губ, смотря прямо в глаза. — Чимин... ты... Точно уверен? — осёкся альфа, поднимая руки на, как и прежде, не очень-то выделяющуюся талию, подальше от опасной зоны. Какой-то липкий, холодный страх не покидал альфу с того самого дня, когда во время родов к нему, подойдя медленно, уверенным шагом, обратился врач, сообщая, что у Чимина осложнение... В тот момент будто бы что-то оборвалось внутри, но опытный врач сразу поспешил успокоить, сказав, что это только из-за хрупкости омеги и всё должно прийти в норму через пару месяцев. Месяцы-то прошли, а вот навязчивый страх — нет. Юнги постоянно казалось, что если чуть-чуть сильнее сжать эти пухлые пальчики, то несомненно он что-то повредит... Ведь Чимин такой крошечный и мягкий, будто новорождённый котёнок. Хотя новорождённым котёнком был скорее его большеглазый сын. Пищал, к слову, так же тоненько и жалобно. Но нельзя сказать, что всё сосредотачивалось именно на фантомных болезнях Чимина. Воспоминание о по-настоящему трудных временах ещё слишком свежо... Тогда, в первые месяцы после родов, омега был не особо-то способен следить и ухаживать за ребёнком; да на него в тот период смотреть было больно: потресканные губы, бледное, как кожа Юнги, лицо, но альфе-то можно быть таким алебастровым, а вот привычный Чимин — будто топлёное молоко — тёплый и нежный. Чрезмерная забота альфы, конечно, сделала своё дело, поэтому вскоре мир встречал счастливого омегу с живым блеском в глазах. Но, кажется, у этого сказочного, невинного и прекрасного существа сейчас взыграли совсем другие феи. Омега томно провёл кончиком языка по шее альфы, останавливаясь на том участке, откуда ярче всего исходил любимый цитрусовый аромат, и ощутимо так прихватывая зубами белоснежную кожу, играя. Чимин вдохнул глубже, заполняя лёгкие до отказа и начиная мелко дрожать от резко подкатившей волны концентрированного возбуждения. Юнги, с силой сжав самые аппетитные и искушающие половинки, прикрыл глаза, будто сожалея о чём-то, но, внезапно почувствовав подушечками пальцев влагу, как будто нарочно пропитавшуюся через атласные трусики омеги, чуть ли не зарычал, с напором раздвигая пухлые губы, давая проход горячему, совсем не щадящему языку. Глаза его потемнели настолько, что радужка будто пропала, оставляя только эту глубокую, непроглядную мглу, а дыхание участилось, вместе с тем ускоряя и пульс. Чимин опешил от такой резкой смены настроения альфы, который только минуту назад всеми силами снова пытался игнорировать его. Однако Мин, будто что-то переосмыслив, с неконтролируемой больше страстью ласкал тело омеги, вырывая из груди чувствительного до звёздочек в глазах Чимина тоненькие стоны такого долгожданного наслаждения. Хотя в этот раз действия Юнги назвать ласками прикусанный чиминов язык не повернётся. Губы альфы то и дело оставляли засосы: шея, ключицы, грудь, бёдра и даже ягодицы — всё пестрило багровыми пятнами. Пак извивался, поскуливал и буквально кричал от крышесносных ощущений, будучи уже разложенным на кровати. Он так долго желал ощутить хотя бы каплю внимания от своего альфы и наконец-то выиграл какой-то сумасшедший суперприз. Но Чимин не жалел. Совсем. Альфа, может, и будет причитать потом, что, мол, эта несносная омега его нещадно соблазнила, но... Чимин растворялся в этой дурманящей смеси сильнейших ароматов; голова кружилась, а участки кожи после настойчивых и кое-где грубых ласк альфы плавились, поэтому сейчас ему было отнюдь не до размышлений. Чимин звонко взвизгнул, приходя в себя только после того, как рука Юнги, не церемонясь, одним рывком в клочья разорвала дорогой кружевной наряд, выбираемый с такой тщательностью. — Твоя вина, — лишь прохрипел Мин, встречаясь с ошарашенным взглядом омеги. И это был ответ не только на недавнее действие, но и на все те, что этим вечером произойдут в спальне, а если повезёт, то и в других местах тоже. Жалкие остатки от некогда роскошных кружевных трусиков полетели на пол, открывая вид на блестящий от предэякулята член. А вот покрывшиеся паутинкой чулки, с пошлым намёком облизнув губы, альфа решил оставить, наслаждаясь эстетикой элитного борделя. Одежда Юнги каким-то неведомым образом очутилась рядом с несчастным омежьим бельём так внезапно, что Чимин даже как-то всхлипнул, ощутив жар чужой кожи на своей. Пальцы альфы скользнули в промежность, а один глубокий вздох спустя комнату наполнил неверящий возглас. Ведь то, на что в полутьме наткнулась выискивающая рука Юнги, было не что иное, как гранёный кристаллик на конце анальной пробки. Резко перевернув довольного до определённого момента собой Чимина, альфа, вжимаясь в перламутровое бедро каменным возбуждением, наклонившись, едва слышно, жарко шепнул в загривок, повторяя въедливое: — Твоя вина. Волна будоражащих мурашек прокатилась по телу, заставляя омегу дрожать, но это было лишь начало. Потому что теперь-то у альфы действительно сорвало тормоза. Юнги старался. Правда старался контролировать себя, быть рассудительным, думать, в конце концов, мозгом, а не изнывающим от двенадцатимесячного — конечно, такие цифры бьют все рекорды, но обстоятельства располагали — воздержания членом. И Юнги понимает, что одного вскользь брошенного взгляда на распалённого Чимина, так призывно хлопающего густыми ресницами в ожидании, хватает, чтобы всё то тщательно подавляемое в себе возбуждение, копившееся голодным, жадным и ненасытным зверем, обрушилось на этого очаровательного провокатора. Мин же хотел иначе, ведь нельзя так сразу. Он знал, точно знал, что альфья сущность возьмёт верх, стоит хотя бы слегка ослабить вожжи, давая тем самым сигнал, что можно. Юнги же думает, что вот никак нельзя, как бы там его похотливая частичка не считала. Это может быть опасно для Чимина и вообще... Вообще, Мин уже не видит ничего перед собой, кроме этого самого Чимина, совсем не скромно разводящего ноги. — Юнги, что ты… — хотел уточнить Чимин насчёт его недавней реплики, но не успел договорить. — А-ах… Медленно вынимая пробку почти до конца, альфа наблюдал за пульсирующим сфинктером, плотно обхватившим самую широкую часть игрушки. Выждав пару томительных секунд и запустив пальцы другой руки в копну рыжих волос, он с садистским удовольствием резко вогнал пробку обратно, сразу же довольно впитывая высокий стон омеги. Юнги действовал то мучительно медленно, заставляя Чимина буквально раздирать пальцами простыни, то ритмично орудовал игрушкой, ускоряя темп. Пак, если б и мог, наверное, уже бы потерял сознание, но ему слишком хотелось запомнить каждое мгновение этой безбашенной ночи. Ноги отчаянно разъезжались, а хлюпающие звуки смазки, которой, похоже, было не меньше, чем в течку, стояли в ушах. Пропустив единственный отрезвляющий звонкий шлепок, Юнги, вдоволь насладившись метаниями омеги, наконец-то вынул злосчастную игрушку, сразу же заменяя её на уже изнывающий от желания член. Пак предельно выгнулся в пояснице, вскидывая голову и громко выстанывая имя мужа, будучи не готовым так внезапно ощутить твёрдую плоть так глубоко в себе. Но даже если альфа и понял краем сознания, что нужно чуть-чуть выждать, — остановиться он был не в состоянии. Размашисто качнув бёдрами, Юнги прикрыл глаза от умопомрачительно приятного трения вкупе с непривычной узостью. Начиная сразу с быстрого темпа, он втрахивал омегу в матрац, пока к нему не вернулось почти забытое желание... Перевернув тяжело дышащего Чимина на спину, альфа встретился с совершенно расфокусированным взглядом и искусанными влажными губами. Наклонившись, Юнги с какой-то внезапно нахлынувшей теплотой огладил тыльной стороной ладони раскрасневшиеся щёчки, после наконец-то целуя приоткрытые губы. Поцелуй вышел на удивление нежный и чувственный, что отличалось от недавнего настроя альфы. Было так приятно медленно ласкать пухлые и влажные губы Чимина, который, похоже, не собирался приходить в себя, самозабвенно подставляясь под каждую ласку альфы. Ещё несколько мгновений понежась так близко, тело к телу, Юнги отстранился, закидывая стройные ножки себе на плечи и вновь входя в податливое тело, не сбавляя заданного с самого начала темпа. Чимин ежесекундно ощущал нежные поглаживания на лодыжках, плавно переходящие на бёдра, и грубость где-то пониже. Омега стонал так громко, когда член врывался жёстко, проходясь по особо чувствительному месту глубоко внутри вновь и вновь. Но, когда альфа подхватил уже дрожащего омегу под ягодицы, разводя их для более близкого контакта, начал вколачиваться ещё глубже, до самого предела, так, что у Чимина темнело перед глазами от удовольствия, — голос, похоже, совсем пропал. Чимин, жадно хватая воздух и утопая в густом сиропе наслаждения с примесью сладкой боли и грубости, только сейчас по-настоящему осознал, что у его альфы начался гон.

***

      Сокджин, устав ждать хоть какого-то отклика от друга, бесцеремонно вошёл в почему-то открытую квартиру. Густой запах секса сразу ударил в нос, заставляя Джина вздрогнуть от подкативших воспоминаний собственных утех. Но стоило ему пройти вглубь квартиры, как омега тут же пожалел о своём решении. Прямо на кухонном столе, спустив рыжую макушку вниз и тихонько постанывая, лежал Чимин с широко раздвинутыми ногами, меж которых неторопливо двигался немаленький член альфы. Джин, эффектно развернувшись на кафельном полу, чуть ли не с писком пулей вылетел из комнаты. Но, выждав всего секунду, после через щёлочку еле слышно прошептал: — Тэхён-и ещё денёк у нас погостит.