***
В следующий раз, когда произошел очередной эпизод бурного эмоционального переворота, Сэм пил кофе, а Дин сидел на пассажирском сиденье, скучая, и с тяжелым вздохом поглядывая на руль. Ему ужасно хотелось снова сесть на водительское место своей машины, но когда Дин предлагал Сэму поменяться, тот сразу же отвергал эту идею, говоря, что Дин не в состоянии вести машину. Наверное, Сэм был прав. Тем не менее, Дин скучал по тому, чтобы управлять деткой, направляя Импалу по старым проселочным дорогам и открытым автомагистралям. Подросток лет пятнадцати-шестнадцати проходил мимо, когда зазвонил его сотовый телефон, и он остановился, чтобы ответить. Дин не мог расслышать, о чем был разговор, но чувствовал, что парень злился на что-то или на кого-то. Он был просто в ярости. Дин даже не удивился, когда гнев внезапно набросился и похоронил его под собой. Словно волна разочарования и безумия обрушилась на него, заставив на мгновение затаить дыхание. Хорошо знакомые тошнота и головная боль тоже вернулись, и Дин с тихим стоном закрыл глаза. Как раз когда гнев угрожал поглотить его изнутри, Дин вынырнул со вздохом, и в этот момент Сэм открыл дверь и сел на водительское сиденье. Дин все еще тяжело дышал. Конечно, Сэм увидел, что что-то не так, он был бы слеп, если бы не заметил этого. Беглый взгляд в боковое зеркало подтвердил то, чего Дин опасался: он выглядел ужасно. Бледный, с блестящим от пота лбом. С темными кругами под глазами. — Дин, — начал Сэм с тревогой в голосе. — Все в порядке... — Дин пренебрежительно махнул рукой. — Черт побери, Дин, покойники выглядят лучше тебя! — Просто меня немного тошнит. Но в целом все хорошо. — Боже мой, Дин... — Со мной все будет в порядке. Я уже чувствую себя лучше... — Дин... — Сэм. Сэм замолчал. Дин поймал на себе взгляд брата и мог все еще видеть беспокойство на его лице, но, по крайней мере, тот больше не задавал вопросов. Однако у Дина было такое чувство, что разговор, скорее всего, просто отложен на потом. На самом деле он точно знал, что Сэм снова начнет его расспрашивать, раздражаться и волноваться. Впрочем, Дину нечего будет ему сказать, как и сейчас. Кроме того, что, по-видимому, врачи все-таки покопались в его голове. Но Сэм лишь начал бы снова беспокоиться и нервничать, а Дин не хотел заставлять брата волноваться еще больше. Особенно когда он ничего не мог с этим поделать. Сэм и так слишком много думает о том, что ему потребовалось четыре месяца, чтобы спасти Дина от ада. У Дина было больше чем подозрение, что Сэм винит себя в том, что Дин отправился в ад. А потом и Бобби рассказал ему об этом — однажды ночью, когда Сэм уже спал, а Дин проснулся из-за кошмаров. Сэм же никогда прямо не говорил об этом, поэтому Дин решил, что он понятия не имеет о разговоре Бобби и Дина. Он никогда не говорил: "Это я во всем виноват" или что-то в этом роде, но то тут, то там, делал случайные комментарии о "желании не быть особенным" и о том, как его "глупые способности прокляли Дина". Дин никак на них не реагировал. Во-первых, потому, что не знал, что сказать, а во-вторых, потому, что это все равно не имело бы значения. Он не винил Сэма. Никогда. Он только хотел, чтобы Сэм знал об этом. Еще больше ему хотелось, чтобы Сэм перестал испытывать такое отвращение к самому себе. Итак, ад. Об этом они тоже не говорили. В основном потому, что пальцы Дина начинали дрожать, а дыхание сбивалось всякий раз, когда кто-то просто произносил это слово. Он никогда много не думал об аде. И словно в качестве мести эти образы продолжали преследовать его в ночных кошмарах. Последние три месяца Дин полагался только на снотворное, чтобы не будить Сэма каждую ночь. Конечно же Сэм знал, что Дин только притворяется, причем не всегда успешно. Но это было все, что Дин мог сделать, иначе он окончательно сошел бы с ума. Если он сумеет убедить Сэма, что с ним все в порядке, то, возможно, и сам начнет верить в это. Может быть, в какой-то момент он перестанет чувствовать себя таким опустошенным и усталым. Тошнота и головные боли теперь стали постоянными его спутниками, всегда напоминая ему о своем присутствии тысячью различных способов. Сэм пытался уговорить Дина поесть, когда тот едва мог проглотить еду; его постоянно тошнило, но он никогда не говорил Сэму, почему он не голоден. По ночам головные боли не давали ему уснуть, заставляли ворочаться с боку на бок, пока он не проглотил еще несколько таблеток снотворного, а днем Дин лишь немного дремал, чтобы не тревожить Сэма. Он не выносил никакой музыки, потому что она только усиливала головную боль. Он не мог твердо стоять на ногах. Его шаги так и не становились увереннее. Но Сэму он ничего не говорил.***
Дин нерешительно потыкал вилкой в свой завтрак, вздохнул и отложил ее в сторону. Он посмотрел на омлет с легкой тоской в глазах, потом почесал затылок, снова вздохнул и отвернулся к окну. Сэм наблюдал за ним, но ничего не сказал. Его желудок скрутило узлом, когда он увидел, что Дин оставил свой завтрак почти нетронутым. Сэм откусил кусочек тоста и сделал глоток кофе, не выпуская Дина из поля зрения. Он волновался из-за брата. На самом деле, ему было страшно. Сначала Сэм переживал, что ублюдки могли что-то сделать с Дином, что, возможно, что-то было не так. Теперь он был уверен, что с Дином действительно что-то не так, но Дин не говорил ему, что именно. Он просто постоянно придумывал отговорки вроде усталости или плохого самочувствия. Но он почти не спал, ел еще меньше, и Сэм не мог смотреть, как его брат исчезает. Не то чтобы Дину было лучше, когда он вернулся из ада. Тогда он казался слабым напоминанием о ком-то, кого Сэм знал более молодым. Но прогресс был, и Дин медленно возвращался — а потом его похитили ученые. Теперь он казался еще менее самим собой, чем раньше. Но пока Дин не скажет ему, что происходит, Сэм не сможет ему помочь. Если к тому времени еще не будет слишком поздно. Он провел бесконечные часы, разговаривая с полицией по телефону, притворяясь ФБР, и взламывая полицейские отчеты. Он прочел в газетах и интернете все, что смог найти об экспериментах, проведенных учеными, но так ничего и не нашел. И Бобби тоже. Похоже, никто не имел ни малейшего понятия о том, что именно там происходило. И единственный человек, который мог бы заполнить хотя бы некоторые пробелы, наотрез отказывался говорить. Обычно, когда Дин замыкался в себе, Сэм всегда мог обманом заставить его заговорить, рано или поздно. И если все остальное не срабатывало, всегда можно было положится на чувство вины, которое творило свою магию. Единственный раз, когда он не смог заставить Дина говорить — после того, как Бобби и Сэм вытащили его из ада. В течение двух недель Дин не произносил ни слова, только смотрел на Сэма диким и растерянным взглядом, в то время как Сэм день и ночь держал его за руку. Затем он начал говорить отрывистыми фразами, которые не имели смысла, потом постепенно начал приводить свои слова в порядок и, казалось, успокоился, казалось, понял, что кошмар действительно закончился. Прошло два месяца, прежде чем Сэм снова смог поговорить с Дином, еще месяц, пока Дин не перестал дергаться при каждом ударе, каждом треске, каждом внезапном звуке. Сэм затронул тему ада только один раз, кратко, между делом. Лицо Дина окаменело, глаза расширились в явной панике, и он начал дрожать как осиновый лист. Сэм больше не упоминал об аде. Но на этот раз Сэм не смог заставить брата заговорить, как ни старался. Подошла официантка, девушка с темными волосами до плеч и карими глазами, и, нахмурившись, спросила Дина, закончил ли он есть, а когда тот кивнул, спросила, все ли было в порядке с его завтраком. Дин покачал головой и пробормотал что-то насчет того, что он не очень голоден, и девушка, пожав плечами, забрала тарелку и вернулась к стойке. Сэм сам выбрал закусочную — довольно старомодную, построенную в бывшем вагоне-ресторане, с красными сиденьями и черно-белыми фотографиями на стенах, надеясь, что она понравится Дину и разожжет его аппетит. Глядя теперь на своего брата, лицо которого было искажено усталостью и изнеможением, Сэм задавался вопросом, заметил ли вообще Дин интерьер. — Тебе надо что-нибудь съесть, — сказал Сэм. — Я не голоден. — Это я знаю. Но ты все равно должен что-нибудь съесть, — после короткой паузы Сэм добавил: — пожалуйста. — Я потом что-нибудь съем. — Ты всегда так говоришь и никогда не делаешь. — Сэмми... Дин посмотрел на него широко раскрытыми глазами, ярко-зелеными на бледном лице. Его голос дрогнул, сам он казался беспомощным. Уставшим. Он просил Сэма остановиться, потому что если тот продолжит свои мольбы, у Дина не будет сил защищаться. Сэм откинулся назад и прислонился к кожаной спинке сиденья. Сжал переносицу. Отлично. Все шло просто замечательно. Это казалось абсурдным — Дин пытается устроить спектакль и притвориться, что все нормально. И все бы хорошо, но главным действующим лицом в спектакле был парень с бледным, почти белым лицом, тенями под глазами, чьи пальцы цвета слоновой кости обхватили кружку с горячим кофе в слабой попытке согреться. Этот парень едва сумел подавить дрожь, а затем улыбнулся Сэму и сказал, что с ним все в порядке. — Я сейчас вернусь, — пробормотал Сэм. Он выбрался из кабинки, встал и направился в уборную. На самом деле туалет ему не был нужен. Но ему просто жизненно необходимо было немного побыть одному и подумать. К счастью, когда он вошел, уборная была пуста. Он плеснул немного холодной воды на лицо и встал, повернувшись так, чтобы прижаться спиной к стене и прислонить голову к прохладной плитке. Закрыв глаза, он сделал глубокий вдох и выдох. Засунул руки в карманы брюк, потные ладони прилипли к ткани. Он не очень скучал по отцу, по крайней мере, не так сильно, как Дин... вероятно, гораздо меньше, чем Дин. Но сейчас он все отдал бы за то, чтобы папа появился здесь, отодвинул Сэма в сторону, отдал пару приказов и взял дело в свои руки. И Сэм с радостью отступил бы. Забавно, что спустя столько времени он все еще верил в миф о Джоне Винчестере, который со всем справится. Его глаза резко распахнулись, когда он услышал шум за пределами уборной. Люди громко говорили, перебивая друг друга, кто-то кричал. Стулья заскрипели по полу, когда их отодвинули в сторону, и каким-то образом Сэм сразу понял, что что-то случилось и это что-то связано с Дином. Он бросился обратно в обеденный зал. Вокруг их с Дином стола собралась толпа, кто-то что-то говорил, кто-то склонился над полом. Другие стояли молча, раскрыв рты. Место, где сидел Дин, пустовало. Сквозь густой туман Сэм слабо услышал, как официантка вызывает скорую помощь. Он протиснулся сквозь кольцо людей и услышал собственный голос: "я его брат!". Наконец, он пробрался в центр людской толпы. Перед его ногами, на земле, лежал Дин. Кровь капала у него из носа, он не двигался и не реагировал, когда Сэм называл его имя. — Черт, — выдохнул Сэм. Он опустился на колени и заметил лужицу рвоты на красном кожаном сиденье. Он протянул руку и осторожно положил ее на затылок Дина. — Что произошло? — крикнул он куда-то в толпу, надеясь, что кто-нибудь ответит. Его сердце билось так сильно, что стало трудно дышать. Черт, Дин, черт. Грудь Дина слегка вздымалась и опускалась. Он был жив, но лежал на полу без сознания, и это было неправильно, совсем неправильно... — Мы не знаем — ответила официантка, обслуживавшая их столик. — Он просто... через секунду после того, как вы вышли из комнаты, он просто... знаете, у него как будто был какой-то спазм. Его затрясло, вырвало на диван, а потом он потерял сознание и упал. Все произошло очень быстро. Машины скорой помощи уже в пути. Сэм медленно кивнул и прикоснулся к щеке Дина. Все смотрели на него. Он не мог сказать ничего вроде: "над моим братом проводили медицинские эксперименты, поэтому он потерял сознание", не мог пообещать, что убьет всех и каждого, кто сотворил это с Дином. Все, что он мог сделать - бесконечно повторять Дину, что все будет в порядке, и эта фраза звучала такой ненужной. И все же он продолжал это делать, пока не услышал сирену скорой помощи и санитары не оттолкнули его в сторону.