Tsukimonogatari

      У них много имён, и каждое — истина. Они не умеют любить, не умеют скорбеть, им чужды чувства, чужды и проблемы смертных, но если угораздило — устоять уже не смогут.       Арахабаки — не бог, не демон — боевая мощь — первый главнокомандующий Дзока-но сансин, правая длань Такамимусуби-но ками, созданная последним из осколка лезвия нагинаты Аманонухоко. В начале начал имя и звание имели большое значение и пользовались всеми благами — почёт, уважение, слепое подчинение, сейчас же — не стоят ничего. Мало, кто помнит, а кто помнит — помалкивает, но власть и желание господствовать быстро вскружили голову Богам. Война за главный трон длилась с незапамятных времён и не принесла ничего, кроме опустошения и разрушений. Ками пропали, а из тех, с кем пришлось воевать, остались трое, быть может — двое. Арахабаки — один из выживших, и то благодаря удачному стечению обстоятельств — ударной волной от столкновения по силе равного выбросило за борт.       Так он и затерялся во времени, а когда очнулся, не помнил ничего. Но постепенно память просыпалась от глубокого сна, отзывалась, пусть через раз — обрывками, криками, смутно знакомыми голосами, но возвращалась, и когда удалось разглядеть целостность картины, осознание — в настоящем — осколок прошлого, в прошлом — сильнейший и единственный, выбило опору и напрочь затуманило рассудок. Сложно свыкнуться, трудно принять и отпустить. Злость, гнев, всепожирающая пустота и тьма, что заполняла до краёв. Впрочем, не только это выбешивало. Люди… Ничтожные людишки захотели управлять его силой, не понимая, чем может обернуться маленькая шалость. Использовать такую мощь в ублюдочно-ничтожных целях — верх тупости. Арахабаки взращивал ненависть, годами сидя в тюрьме, а когда удалось выбраться — сменить одну клетку на другую, понял, что внешний мир изменился до неузнаваемости. Исчезла бескрайняя синева, исчезли замки, барьеры, облака перестали ласкать ступни приятной прохладой, а солнце не поднималось выше зенита. Растерянность — первое, что почувствовал. Невозможно сказать, проникся ли течением жизни смертных, землёй — уникальной и бесспорно прекрасной, но точно знает — прежним стать не сможет, как бы не старался.       Истинная форма не обрадовала. Боги никогда не отличались хорошим чувством юмора. Они штамповали боевиков, как заводы автомобили, с одной лишь разницей — совершенно не заботились о внешнем виде. Увидеть монстра, собранного из разных частей разных существ, орудий, предметов — являлось обыденным. Их интересовал лишь потенциал, сила, что могла в одночасье уничтожить армию противников. Если же что-то не устраивало, новорожденный шёл в расход первым — на съедение более успешным экземплярам. До того, как оказался в темнице из плоти и крови, Арахабаки понятия не имел, какой формой наградили, а, узнав, позеленел — буквально.       Испокон веков был — им. Его называли Владыкой Бедствий, Отцом Хаоса, а в реале оказался хрен пойми чем. Хотел бы надрать задницу создателю, но, увы, его и след простыл.       Годы шли, знания и понимание мира росли в геометрической прогрессии параллельно с агрессией. Слышать, что во всех бедах виноват никто иной, как Арахабаки до чёртиков осточертело. Смутная Печаль, Порча… Люди тупы, воображение на нуле. Они серьёзно думают, что Бог Бедствий, как кличут его жалкие смертные, больше ни на что не годен? Они действительно думают, что с такими убогими навыками он смог бы стать первым главнокомандующим Дзока-но сансин? Имбецилы.       Он ненавидит людей, особенно того, кто мешает сосуду — Дазая Осаму. Будь его воля, обязательно бы вмазал пару-тройку раз по ехидной харе и показал, что ни один человек не способен аннулировать мощь, созданную Богами ради одной единственной цели — уничтожать — армии, барьеры, замки.       Вот и в последний раз сосуд призвал Порчу, а на периферии маячил ублюдок бинтованный. Арахабаки не сомневался, что Дазай остановит способность, но не свезло. Не смог вовремя заметить изменения в поведении бывшего напарника, а угнаться за ним и вовсе невыполнимая задача, даже для Тигра.       — Пришло время показать, что есть Арахабаки…

***

      Чуя судорожно вздохнул, через силу приоткрыл глаза. Темно. Холодно. И впервые — страшно. Тело ломит, и ног — почти не чувствует.       — Добро пожаловать обратно.       Чуя резко сел и тут же пожалел. Мало того, что затошнило, так ещё и с маху опрокинули на спину, вдавили в подушку так, как если бы намеревались раскроить череп.       — Не дёргайся, тебе рано вставать.       Не послышалось, не почудилось — он не один. По голосу определить — кто — не выходит. Среди женской половины знакомых ни у кого нет такого тембра и акцента. Низковатый, возможно — прокуренный, но чертовски приятный. Чуя с трудом подавил рвотные позывы. Для начала неплохо бы понять — где отлёживается. Открыв глаза, осмотрелся настолько, насколько хватило угла обзора. Он точно дома.       — Кто ты? И как я оказался здесь? Что с миссией, где Дазай и что ты делаешь в моей квартир?..       — Притормози. Шквал вопросов неуместен, и да, поосторожнее с руками, раны ещё не затянулись, к тому же, твой излюбленный нож мне не навредит, так что смысл метаться по кровати в поисках бесполезного хлама?       Чуя сглотнул. Он в полной заднице. Что делать? Кроме языка у него работает разве что — член (эта часть тела всегда наготове, в любом, даже самом свинском состоянии, и не только у него), ну и немного мозги, всё остальное — овощ.       — Кто ты? — актуальный вопрос, когда ситуация разворачивается не в твою пользу.       Заговори зубки, пока восстанавливаешься, а когда придёт время, подбери удачный момент для смертельного удара.       — Я — Аманонухоко. Тот, кого вы называете Арахабаки.       Чуя содрогнулся. Хреновое самочувствие вмиг сдуло ветром. Подорвавшись на ноги, сосредоточил взгляд в самом тёмном углу спальни — на кожаном кресле у низкого столика. Ничего, кроме алых глаз, что горят едва ли не пламенем, разглядеть не может.       — Сказал же — не дёргайся.       Чуя зажмурился. Вот теперь ему действительно хреново. Комната плывёт, пол ускользает, голова гудит и раскалывается, а в ушах шум вперемешку со звоном.       Как он оказался в постели не скажет, просто потому что не знает. Чуя вдохнул полной грудью. Легче, причём — намного.       — Уже очнулся? Неудивительно, что из сотни подопытных, выбор пал на тебя.       Чуя приподнялся на локти, на сей раз — осторожно, чтобы вновь позорно не потерять сознание. Волноваться пока не о чем. Если бы хотели убить, не тянули бы, следовательно, в смерти исполнителя не заинтересованы. Может, нужна информация о Портовой Мафии?       — Что ты имеешь в виду?       Разрядить обстановку беседой ни о чём, показать, что верит, внимательно слушает, незаметно выведать, что понадобилось, и уже после решать, как быть и чем прихлопнуть.       — Ладно, подойдём с другого конца. Я — Арахабаки, источник твоей недо-силы и причина всех бед, начиная с пяти лет.       Чуя округлил глаза. Он ослышался — снова? Арахабаки? Бред какой-то.       — Я сплю, совершенно точно сплю, — выдохнул Чуя, растирая виски.       Спина навалилась на изголовье кровати. Он не помнит и половины миссии. Лишь голос, что взывал и прикосновения, чьи — в душе не ебёт.       — Кажется, ты не врубаешься, — тяжёлый вздох раздался со стороны кресла.       — Выйди на свет, — потребовал Чуя, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-то.       — Не тебе мне приказывать, человек. Но просьбу твою я всё же исполню. Чем быстрее разберёмся, тем быстрее придём к согласию и взаимопониманию.       К согласию и взаимопониманию? Ему тут лапшу на уши вешают… Свет резанул глаза. Чуя зажмурился. Ссуукааа. Он не услышал ни шагов, ни шорохов, не увидел ни намёка на движение. Как можно провернуть выключатель на максимум, не подходя к нему?       — Ты знаешь ответ.       Гравитация. Чуя проморгался, открыв глаза, замер. Еба-а-ать… Даже если ему скажут, что реальность — не поверит, ни за что не поверит. Это, мать его, не реальность. Это… Это…       — Блять, — выдохнул Чуя, пытаясь протолкнуть ком в горле и отвести взгляд от особы, что стоит напротив кровати.       Херушки! Смотрит, как собака голодная на кость.       — Такая милая мордашка и такой словарный запас. Не стоит ругаться, Накахара Чуя, тем более на меня. Не боишься, что в следующий раз оставлю умирать?       — Докажи, — всё, что пришло на ум.       Гостья и бровью не повела, а Чуя прочувствовал всё и сразу. Его управление гравитацией не идёт ни в какое сравнение с тем, что творит особа в шаге от кровати. А ведь нет ни шума, ни разрушений, лишь чудовищное давление на внутренности и сознание. В памяти всплывает голос, что взывал к нему каждый раз, как прибегал к Порче. Тембр, акцент и переливы, взгляд алых глаз, давление и татуировки. Сомнений нет, перед ним Арахабаки.       — Как это возможно? — отдышавшись, просипел Чуя.       Может, это просто одарённый с такой же способностью, как у него?       — Нет таких одарённых. Ты единственный.       Чуя спустил ноги с кровати. Действительно, в мире много одарённых, но гравитация подвластна лишь ему. Взгляд бегло пробежался по Арахабаки. И это Бог, да ещё и Бедствий? Сука… Да в каком месте Бог-то? Женщина умопомрачительной красоты, с которой он спал во снах бесчисленное множество раз, в которую влюбился и которую хотел наяву, нет, не так — всё ещё хочет, стоит перед ним и втирает околесицу. На-га-я!!!       — Во-первых, не зови меня Арахабаки.       Она — что, и мысли может читать?       — Не читаю, слышу. А во-вторых, я не Бог.       — Приехали, — Чуя вытер пот со лба, неуклюже потянулся к тумбе за сигаретами.       — Не кури, мне не нравится этот запах.       — Ты серьёзно? — опешил Чуя, борясь с желанием облизать глазами столь знакомое и желанное тело.       — А похоже, что я умею шутить?       — Мне срочно необходимо выпить.       — Про меня не забудь.       Чуя подавился возмущением, едва не навернувшись о косяк. Значит, курить божок запрещает, а как вино лакать — про меня не забудь? Он точно свихнулся.       — Надо Огаю позвонить, — прошептал Чуя, охеревая от всего, что произошло за прошедшие минут пятнадцать.       — Зачем? — поинтересовался Арахабаки, то есть, гостья, да хрен его знает — кто, сверкая прелестями.       Чуя взял себя в руки. Он стойкий, почти титан! Его не соблазнить какой-то там способности! Божок прошёл мимо и щелчком пальцев включил свет в гостиной.       — Ну за что… — простонал Чуя, стараясь не смотреть на голую спину с татуировкой в виде багрово-чёрных языков пламени и упругие (знает, во влажных снах успел облапать всё, что можно и нельзя), ничем неприкрытые ягодицы. — Мне в дурку пора, вот зачем!       Арахабаки — главная причина ночных кошмаров, неконтролируемого стояка, невроза и стремительно прогрессирующей депрессии. Кому скажи, помрут со смеху — от удушья. Накахара Чуя дрочил на божка своего. Бляяяя…       Чуя от стыда прячет глаза, дышит через раз, да и вообще собирается эпично провалиться сквозь землю, только бы не встречаться взглядом с божком. Или богиней?       — С твоей головой всё в полном порядке, а даже если кукушку сорвёт, смогу вернуть в прежнее состояние, — невозмутимо и спокойно.       — Лучше бы оделась, — прошипел Чуя, чувствуя, как сперма приливает к мозгу.       — Тебя смущает моя нагота? — настолько невинно, что он готов скопытиться здесь и сейчас — от счастья, угу.       — А кого не смутит?! — рявкнул Чуя, приближаясь к стадии — о, дарители тёмной немилости…       — Так у меня ничего нет, — пожал плечами божок, накручивая чёрную прядь на палец, что в свете ламп отливает багровым.       Чуя молниеносно влетел в гардеробную, выхватив первую попавшуюся тряпку, швырнул в руки Арахабаки. Пока он-она-божок будет разбираться с одеждой, успеет прийти в себя… наверное. Трясущимися руками он достал вино, откупорив, присосался к горлышку. Так не пьют коллекционные вина за несколько тысяч зелени, но ему как-то всё равно.       — Эй, сосуд, а как тут…       Услышав голос, Чуя всхлипнул. Думал — глюки — отпустит. Не отпустило. Взгляд нехотя скользнул по гостиной и наткнулся на улётную картину. Арахабаки сидя на пятой точке, пытается натянуть рубашку на ноги. Собрав крупицы всего, что имеется, Чуя обошёл бар и спустя пару шагов, присел на корточки.       — Если я угощу лучшим вином, ты уйдёшь? Вернёшься обратно?       — Это ведь ты хотел видеть меня наяву.       Чуя поджал губы. Он действительно хотел видеть девушку, в которую угораздило влюбиться во сне, наяву, но кто ж знал, что эта самая девушка окажется Богом, или кто она там? Тряхнув головой, Чуя забрал белую ткань из рук Арахабаки и помог одеться. Застегнув последнюю пуговицу, поднялся на ноги.       — У меня много имён, но Арахабаки придумали вы. Моё настоящее имя Аманонухоко.       Чуя попытался повторить, но с треском провалился.       — Слишком сложно.       — Можно просто — Хоко.       — Чуя. Идём. Ты вроде вина хотела.       Арахабаки… кхм… Хоко попыталась сесть на стул, но едва не упала. Рефлексы среагировали моментально. Схватив за предплечье, Чуя уберёг тело от синяков, при условии, что такая мелочь вообще способна навредить.       — Ты точно Бог, Арахабаки?       Чуя усадил её на стул, сам же пошёл рулить вечеринкой. Стойка показалась ниже привычного. Поразмыслив, плюнул и разлил вино по бокалам.       — Я не Бог и не Арахабаки. Мне тяжело двигаться в такой форме.       — Не совсем понимаю.       Бокал проехался по стойке и оказался в руках Хоко. Неплохо. Однако непонятно, когда успела воспользоваться гравитацией. Ни сияния вокруг тела, ни давления.       — Я тысячелетиями не чувствовал опоры. Нужно время, чтобы свыкнуться с местными природными аномалиями.       — Аномалиями?       — Здесь всё странно. Начиная гравитации, заканчивая смертью.       — То есть, гравитация не твоя сила?       — Одна из побочных. Гравитация не навредила бы моим врагам, нам чужда гравитация, мы её не ощущаем, — она слегка поёжилась, скорее всего, от вкуса вина, — по крайней мере — не ощущали.       Чуя локтями облокотился на стойку, взгляд внимательно прошёлся по Хоко. Одного роста с ним, не хрупкая, но и не сказать, что здоровая, в теле — самое правильное определение. Фигура есть, и довольно-таки притягательная. Грудь чуть меньше, чем ему нравится. Лицо не милое, напротив — вызывающее. Глаза выразительные, губы пухлые, ровный нос, идеальная форма бровей. Ей идёт. Волосы волнистые по поясницу. Красива. В его вкусе. Чуя отдёрнул себя. Не о том он думает, ой не о том.       — Ты говорила, что не Бог, тогда — кто?       — Не обращайся ко мне так.       Чуя изогнул бровь. Насупилась. Бог и обижаться умеет?       — Как?       — Я — он.       Чуя хмыкнул.       — Ты себя в зеркале видела? Ты уж точно не — он.       — А это важно? Для людей?       — Ты имеешь в виду деление на пол?       Чуя старается не смотреть на собеседницу, гоняет вино по стенкам бокала и якобы сосредоточенно наблюдает за искрящейся жидкостью. Вот только цвет не даёт откинуть ненужные мысли и сравнения. Её глаза, волосы и татуировки — благородно-багрового оттенка.       — Угу.       — Важно. Ты — женщина. Я — мужчина. И этого не изменить. Ну, если, конечно, не захочешь воспользоваться силой Бога.       — Я не обладаю силой Богов. Они могут создавать, могут вдохнуть жизнь в неодушевлённые предметы. Я же оружие, моя задача — уничтожать. Меня создали таким.       Прискорбно, а он так надеялся. Наивный.       — Расскажи мне о них.       — О Ками? Разве это интересно? — Хоко залпом опустошила бокал и с помощью гравитации отправила стекло в раковину, внимание — не разбив!       Чуя внимательно наблюдал за её действиями. Она не двигала руками для управления, не делала ничего, что могло бы натолкнуть на мысли об использовании способности. Как? Как ей это удаётся?       — Они исчезли за мгновение до начала последней битвы. Я не знаю, где они и что случилось после.       — Я… больше не твой сосуд?       Чуя долил остатки вина в бокал и выкинул бутылку в урну под стойкой.       — Почему ты так решил?       Она не поднимает глаз, смотрит пустым взглядом перед собой, ну, или на своё отражение в зеркале.       — Ты ведь…       — Основной источник силы всё ещё в тебе, только им ты воспользоваться не сможешь. Её не активировать без меня.       — Выходит, я пуст, — выдохнул Чуя, готовясь к тому, что может потерять не только должность одного из исполнителей, но и право работать в мафии.       Он несколько раз пытался призвать способность — не вышло. Теперь Накахара Чуя самый обычный человек с небольшой поправкой на мастера боевых искусств.       — Все люди такие тупые?       Чуя непонимающе похлопал ресницами. Слышать, что — тупой, не очень приятно, даже от Бога, пусть она и не Бог, а всего лишь оружие.       — Гравитация и Порча — осколки моей силы. Они намертво срослись с тобой. Сейчас ты не можешь использовать способность, потому что тело ещё не восстановилось. Не забывай, ты умер.       И вот тут Чуя опешил. Как это — умер?       — Я, что, во сне или в аду?       — Нет, но пройдёт не меньше недели прежде, чем тело начнёт нормально функционировать. Что же до основного источника, то я запечатал его. Без сознания мою силу не пробудить. Честно говоря, я не хотел показываться, тем более в таком виде, но если бы остался в клетке, рано или поздно всё равно бы сорвался с цепи.       Из услышанного Чуя понял только то, что ни хрена не понял.       — Ты сказала, что являешься причиной моих бед с пяти лет. Почему?       Хоко тяжело вздохнула. Совсем как человек, а ведь по сути — вещь, пусть и разрушительная.       — Сам подумай. Что могут делать с ребёнком, чтобы подготовить и тело, и разум?       — Пытки, — догадался Чуя, слизав с губ остатки вина. — Скажи мне — ты вернёшься?       — Нет.       — Потому, что не хочешь или…       — В таком виде от меня больше пользы, более того, без меня Порча в твоей власти.       Чуя хотел уточнить пару моментов, но его прервали открытой ладонью.       — Под твоим контролем. Ты идиот, если думаешь, что я позволю своему сосуду умереть. Каждый, кто попытается навредить тебе, будет иметь дело со мной.       — Ладно, — Чуя потёр переносицу, — поболтать ещё успеем. Побудь дома, мне надо к Огаю. Он должен знать…       — Я не останусь здесь.       — Это ещё почему?       — Я не останусь здесь! Ни за что! Я впервые на воле, и хочу увидеть внешний мир своими глазами, а не твоими! И потом, я ничего не знаю и не умею. Я толком ходить не могу! А что будет, если упаду? Вдруг разнесу здание, людей убью?       Этот голос, этот взгляд… Погодите-ка. Она Порчей довела его до нужной консистенции, дотащила до квартиры, уложила в кровать, обработала раны, сделав из него потомка Тутанхамона, а теперь говорит, что ничего не умеет и не знает? И только сейчас до Чуи дошло — им манипулируют. В начале беседы Хоко говорила чётко, по факту, надменно и уверенно настолько, что обозвать её человеком язык не поворачивался — божество — даже не оружие, после, когда помогал с рубашкой — смягчила тон и взгляд, а теперь удумала капризничать и кокетничать?       — Я не возьму тебя с собой, — отрезал Чуя, направляясь в гардеробную за вещами.       — Советую тебе пересмотреть решение, — и голос её вернулся к прежнему, приказному тону.       Чуя обернулся и… бар разлетелся в щепки, вернее — превратился в пыль, за исключением коллекции вин, что под его пристальным взглядом по воздуху перебрались на столик у дивана посреди комнаты. Кажется, он попал — по полной.

***

      И Чуя действительно попал. Оказывается, совершенное оружие, что создали Боги не только капризное и жутко ревнивое (Чуя забыл о бабах, забыл о вечеринках, встречах мафии и барах), но и до страшного мстительное. Для примера, когда она впервые встретила Дазая, заставила на собственной шкуре испытать все прелести Порчи и её последствия. Дазай три месяца провалялся в больнице, и даже дар Йосано не смог избавить бедолагу от мучений. К слову, обнуляющая способность суицидника на неё не действует от слов — совсем и никак.       Что же до остального, Чуя в восторге. Во-первых, он подрос. Представляете — подрос! На целых пятнадцать сантиметров! По словам Хоко, побочка чересчур сильного давления на тело. Стоило ей запечатать свою силу и материализоваться, как изменения не заставили себя ждать. Во-вторых, Хоко научилась готовить, и весьма неплохо, наводить порядок в доме — проще простого — способность на полную и в открытое окно. Миссии? Чуя и моргнуть не успевает, как враги стоят на коленях, выблёвывая внутренности на асфальт. Правда, были некоторые проблемы с правительственными шавками, что вздумали разделить их — для баланса сил, но и там всё быстренько решилось.       А ещё она до сладостного похотливая, и эта черта Чуе нравится больше всего…