Не делай мне больно

И моего героя ждёт обыденный исход, Я сам себе напоминаю сбитый самолёт. Под мёртвый корпус не течёт вода — он вмёрз в лёд, На черной взлётной полосе мне всё так же не везёт

Я медленно открывал глаза. Солнце ярко светило через окно, открытый балкон, с которого дул легкий теплый ветерок, колыхающий занавески из полупрозрачного тюля. Казалось, будто выглянешь сейчас за балкон, а там простирается море, теплый песок, и где-то в далеке кричат непослушные чайки. Подумать только, как один человек может сделать из любого места рай. А солнечные лучи лились в комнату, окропляя ее нежным светом. Без внимания этого желтого ублюдка не остались ни кровать, ни в том числе мое лицо, в которое оно так нагло, без стеснения светило. Я недовольно сморщился и наконец открыл глаза. Сейчас самое важное — восстановить цепочку событий. Итак: Уэйд, Мэй, кухня, комната. О, Боги! Я тихо охнул от воспоминаний, которые только что ярко отдались в моей тупой головешке, хотя могли бы и в заднице, если бы не регенерация. Чем я только думал? Правильно, зудящей жопой. Браво! Сзади, настолько неожиданно, что я даже вздрогнул, раздалось легкое сопение. Я аккуратно повернул голову, стараясь не разбудить за ней находящегося, и наткнулся на спящего Старка. Было бы вообще удивительно, если бы это был не он, а Хэппи, к примеру. Меня даже передернуло, но, к слову, это был Старк, который, кстати, крепко прижимал меня к себе, что я только что заметил. Он мирно сопел, и сейчас его лицо выглядело более чем умиротворенно и спокойно. Он был прекрасен, и только при виде его мое утро уже стало самым лучшим. Все то же непослушное солнце гладко ложилось на его лицо, которое, в отличии от моего, обрамляла модная бородка, получившая персональное название «Старковская». Я рассматривал его очень близко, всматриваясь в каждую деталь, ища родные моменты и знакомые черты, искал и находил все, в чем когда-либо нуждался. Я вновь развернулся к балкону и оглядел комнату: она, по крайней мере, выглядела целой, что не могло не радовать. Мельком я глянул на свою руку и обомлел, потому что кожа была вновь девственно чистой. Ни рубцов, ни шрамов, ни-че-го, что было поистине потрясающим. Не осознавая, я провел пальцами, еще раз убедившись, что это реальность. Она была гладкой и белоснежной. Я не верил своему счастью во второй раз. Сзади раздался недовольный бубнеж, и я подумал, что разбудил Тони, но ему хоть бы хны: довольно перевернулся на бок, продолжая свой мирный сон. Я мельком глянул на часы, которые показывали 9:21, и подумал, что неплохо было бы выйти из комнаты и проверить, живы ли обитатели Базы. Я тихо встал, не удивляясь тому, что был полностью обнажен, наспех напялил трусы и, по всей видимости, футболку Тони, потому что она скорее походила на платье и была достаточно длинной. Я тихо шмыгнул в коридор, молясь, чтобы Старк не проснулся. В комнате стояло все такое же умиротворенное сопение. Босиком я направился на кухню, пытаясь двигаться очень тихо. Мало ли, может, все еще спят. Идея сделать обход по базе все больше и больше теряла здравый смысл. Как бы я не молился, но кухня явно не пустовала, и, заглянув туда, я увидел сидящего за столом Клинта, который заканчивал свой завтрак, и Ванду, мирно что-то готовящую. Как бы не хотел, незамеченным не остался. — Хей, Пите-ер. — протянул Хоукай, — можешь не прятаться там! Я вышел из своего укрытия и поздоровался одним разом со всеми, подходя к дивану, нелепо шлепаясь на него. Похоже, их совершенно не смущал мой внешний вид. Благо регенерации, засосы сошли за ночь. — Судя по звукам, свершилось то, чего мы все так долго ждали? — задал, как по-мне, риторический вопрос Клинт, за что получил тряпкой по голове от Ванды. — Не смущай его! — взвизгнула она. — То есть не давали спать полночи они, а виноват я?! — шуточно завопил Соколиный глаз, в то время как я сидел красный как рак, неудобно съёжившись. — Питер, прости его, он просто некультурен, мы все понимаем. — сказала Ванда с ноткой нежности в голосе, за что я одарил ее нежной улыбкой, тактично кивнув. — Но можно и потише в следующий раз, — вставил все равно свои пять копеек Бартон. — Прости, Клинт, — сказал я и мягко улыбнулся, — Пятница передала вам то, что вчера мне удалось узнать? — спросил я и уставился во все очи. — Да, мы с утречка начали работать. Пробили все машины, и удалось найти черный грузовик по этому номеру, — Клинт повертел бумажкой, которую я так любезно уронил вчера вечером, и продолжил, — он не находится в розыске, видимо, куплен был вовсе недавно. Мы пробили место, где он стоял на продаже, и составили примерный портрет покупателя. Романофф уже поехала к нему узнавать подробности. Мы же отследили этот пикап по камерам, и он безуспешно скрылся после первого поворота от дома Оливера, где-то в глуши, а потом через туннели. Все, что у нас есть, — это сведения, которые должна принести Нат. — закончил повествование Клинт. — Это действительно хорошая информация, — заключил я. — Но такой бы грузовик не скрылся бы совсем далеко. Он чисто теоретически должен проскочить хотя бы на еще одной камере в радиусе ста метров. — задумался я, но тут ко мне пришла гениальная идея, — Пятница, выведи видеозапись около дома Оливера, пожалуйста, — любезно попросил ее я, вскочив с дивана и подбежав к высветившийся над столом голограммой, где уже в ожидании чуда стояли Ванда и Клинт. — Вывожу, Питер, — лаконично ответил интеллект. — Смотрели фильм Дети Шпионов? — они отрицательно покачали головой, на что я закатил глаза. — Не суть. Если они выехали отсюда, — я ткнул на дом Оливера, — то в теории, завернув в лес, двигаясь со скоростью, например, пятьдесят километров в час, для того, чтобы остаться незамеченными, они должны где-то выехать, а из леса ведет только одна дорога. Тогда, навскидку, если они что-то выгрузили в лесу или просто там что-то сделали, через часа четыре они должны выехать… Вот отсюда! — я промотал до нужной точки дороги и остановил запись ровно в том месте, когда черный, уже грязный фургон, выехал из туннеля по направлению за город, к частным сектором. — Питер, да ты почему такой умный?! — победно вскрикнул Клинт, чмокнув меня в макушку. Я тепло засмеялся. — Как только что-нибудь будет известно, сообщите. Учтите, что они задерживались в лесу, значит, что-то там делали, закапывали, передавали. Прошарить ту дорогу однозначно стоит, — задумчиво произнес я. — Если что, вы знаете, где меня искать. — сказал я и вышел из кухни, полностью довольный проделанной работой. Всегда бы так — встал, а уже молодец. Где-то сзади я услышал слова Клинта: — Вот мне бы так: Питти пострадал, да еще и соображает не хуже Беннера! — усмехнулся он. Тони все так же сладко спал, когда я вошел в комнату. Его лицо окропляли лучи озорливого солнца, темно коричневые волосы сейчас казались медового цвета. Он выглядел умиротворенно, совсем не похоже на того, кто прошлой ночью втрахивал меня в кровать со всей старческой мощью. Да ладно, шучу. Тони для меня был самым молодым и прекрасным, как никто другой, и совсем плевать на эти глупые стереотипы и ярлыки. Я аккуратно лег обратно в кровать. Тони тут же сгреб меня в свои крепкие объятия, зарываясь носом куда-то в ключицу. От него пахло теплом, домом. Чем-то родным и таким приятным. Кажется, это и есть воплощение той самой любви. Позволишь рассказать мне о любви? О той любви, когда ты, уставший и опустошенный, ложишься днем на кровать и тут же проваливаешься в полусон так, что не хватает ни сил, ни желания выключить свет и накрыться одеялом; и когда ты просыпаешься вечером, замечаешь, что укрыт пледом, дверь в комнату прикрыта, а свет выключен; из соседней комнаты доносится приглушенный разговор любимого человека с кем-то по телефону; он боится тебя разбудить, потому что знает, какой тяжелый был день. О любви, когда в день экзамена ты нервничая просыпаешься в 5 утра, невольно повторяя уже давно вызубренный материал, и слышишь, как каждые пятнадцать-двадцать минут любовь встает, тихо шепчет вечный, нескончаемый бубнеж: «господи, помоги этому олуху» и опять проваливается в тревожный сон, чтобы после вновь встать и обнять тебя. О любви, когда ты не можешь сдержать слез от боли и обиды, пытаешься ото всех спрятаться, заглушить чувства хоть чем-то и неожиданно чувствуешь неуверенное прикосновение к плечам, а послe — его крепкие объятия, продолжающиеся до тех пор, пока ты не перестанешь плакать. А потом он так же молча уходит. Позволь мне рассказать о такой любви? Или когда он, которому ты, в принципе, никто, пишет тебе каждый день, узнавая, все ли в порядке, покупает подарки и ничем не разделяет тебя и других. А когда он, самый уставший, обнимает тебя и целует в лоб, позволяя расслабиться, повторяет: «К черту эти экзамены, не смей из-за них даже переживать. Все ты сдашь. Ты мое солнце, мой воздух, моя жизнь. И мы всегда будем рядом, чтобы ни случилось». Можно уничтожить стереотипы о том, какой должна быть любовь, потому что любовь всегдa выглядит по-разному, для нее нет ни рамок, ни правил, и она живет в каждом из нас. Позволь ей проснуться? Тони закряхтел под боком, давая знак своего пробуждения, громко зевнул и открыл глаза. Быстро осмотрев помещение и увидя меня, тут же остановил взгляд. Он поднялся на локтях и заглянул в мои глаза. — Доброе утро, — нежно произнес он. — Доброе утро, — одарил его я улыбкой в ответ. — Я не был слишком груб? — обеспокоено спросил Тони. Вот он какой, домашний. С растрепанными волосами, голым торсом, совершенно прекрасной улыбкой. Он домашний, родной, мой. — Даже если и был, из-за регенерации мы это никогда не узнаем. Он свалился обратно на кровать, заставляя ее пружинить, от чего и я невольно скатился вниз из полусидячего положения. Мы улеглись рядом, а я — на его грудь, мерно высчитывая стук сердца: раз, два, три. Он лишь тихонько перебирал мои волосы. Вроде, тишину и наслаждение друг другом не могло нарушить ничего, разве что взрыв или захват штатов, чего нам не грозило (наверное), но Тони задал вопрос, выпалив его совершенно резко, и по тому, что я подавился слюной, стало понятно, что его я не ждал совсем. — У тебя появилась метка? — Ч-чего? Какая метка? — и тут я вспомнил разговор с Вандой. — Истинные метки, Питер. Они должны были появиться. Я бегло осмотрел тело Тони, заметив чуть ниже изгиба шеи аккуратно выведенный рисунок с замысловатыми узорами. Он был относительно небольшим, но невероятно красивым. Видимо, Тони тоже заметил мою метку, погладив пальцами то же самое место. Он довольно усмехнулся, облизавшись, как мартовский кот. — Мой, — довольно сказал он. — Твой, — выдохнул я. Наши губы встретились в жарком поцелуе.