Выполнено одно обещание: Книга 2

Мирана натягивает улыбку для своего компаньона по завтраку и, отложив свой чай, бормочет, — Если это не слишком много, чтобы спросить, Джаспен, дорогой, могу ли я, возможно, посмотреть на твоего защитника этим утром? Принц отрывает взгляд от своей каши, его ничем не примечательные серые глаза, расширяются в малейшей степени удивления. Помимо его привычной, мягкой улыбки, это первая эмоция, которую она видела. — Прошу прощения, Мирана. Ты только что выразила заинтересованность к просмотру игры на мечах? — Ну… — она старается быть максимально честной, чтобы не быть пойманной во лжи, — Я должна признать, что мне любопытно. Она больше не может быть моим Бравный воином, и, возможно, мы никогда не были близкими друзьями…: «Прости меня, Алиса!» — С её стремлением к сражению при малейшей провокации, но Алиса была вполне компетентна в своих обязанностях. Трудно представить, как она могла бы стать более опытной под опекой твоей охраны. — Хм, — принц выбирает нож для масла и тянется за булочкой, — Валерет уверяет меня, что у неё всё хорошо. Кажется, она наслаждается этим. Тебе не нужно беспокоиться о деталях. — О, я бы не мечтала об этом! — с содроганием отвечает Мирана на саму мысль о подробностях игры на мечах. Она вздыхает, — Тем не менее, эти последние три дня были довольно… ну, это не значит, что мне не нравится твоя компания, потому что мне нравится! И мне понятно, что ты не можешь развлекать меня каждый час. Я просто подумала, что, возможно, просмотр активности во дворе сможет отвлечь тебя. — Действительно. Тем не менее, я сомневаюсь, что это было бы зрелищем, соответствующий вкусам Королевы. Скрывая своё разочарование за вздохом, Мирана отвечает, — О, я знаю. Я не знаю, что на меня нашло. Эта озабоченность связана кровными узами, — снова ещё одно вздрагивание, — Кажется, я не могу отвлечься от этого. Вышивка, роспись, даже великолепное пианино, которое ты предоставил, не могут отвлечь меня от этого. Это как… проклятие. Или… — она явно борется за слово, которое она якобы ищет, — Яд! Да, это как яд! Джаспен пьёт свой несладкий чай, без сливок и вдумчиво гудит. Мирана задаётся вопросом, имел ли человек какое-либо образование в основах искусства алхимии. Каждый алхимик или ученик алхимика, если на то пошло! — знает только один способ вылечить яд, это подвергнуть его ещё большему воздействию! — Мне не нравится слышать, как ты описываешь своё здоровье в таких ужасных терминах, — говорит Принц. Поднимая на неё взгляд, он изучает её лицо. Мирана заставляет себя с нежностью посмотреть на его редеющие седые волосы, бесстрастное выражение лица и слабый подбородок. И там! Она видит мягкое смягчение его тонкого рта и надеется…! — Хотя мысль о том, что ты подвергаешься суровым реалиям образа жизни крепостного караула, не подходит мне, я думаю, что мы можем сделать исключение, только один раз. Мирана поднимает руку и нежно гладит его предплечье. Этот жест заставляет её вздрагивать, — Спасибо! Когда я выздоровею, я попрошу, чтобы меня вернули в мою комнату, — поклялась она. Кажущийся довольным, Джаспен возвращается к своему завтраку и рассматривает варёное яйцо. Мирана ещё раз с уважением относится к своей тарелке слегка несезонных фруктов и старается не слишком явно радоваться своей победе. Никогда прежде ей не приходилось так сильно полагаться на свои навыки пассивного обмана. Никогда прежде её личная безопасность не подвергалась риску так долго. Никогда прежде у неё не было так много, чтобы потерять и получить. Это нервное расстройство… намного больше, чем день того ужасающего нападения на деревню Хайтопп. Ибо это неописуемо ужасное нападение произошло и прошло слишком быстро, чтобы Мирана действительно испытала это. Но эта ситуация ползёт и скользит, как потерянная улитка, позволяя Миране изучить каждый ужасно неопределённой час в мучительный момент. Мучительный. Да, это именно то слово, чтобы описать её положение. Душевная связь жаждет приблизить её к любимому, сократить расстояние между ними, и Мирана ругает себя за то, что так опрометчиво — так романтически! — приняла её, когда Дейл сделал ей предложение. Она знает, что должна была подождать, пока он не сможет последовать за ней обратно в Мраморию навсегда… Она знала это, но как она могла отказать ему в этот прекрасный, идеальный момент, который был полностью их? Тем не менее, часть её ощущений усиливается при его присутствии, хоть и далёким, несмотря на постоянную боль, вызванную их разлукой. Королева желает, чтобы её дискомфорт просто ограничился этим, но увы это не так: Мирана не смогла увидеться с Алисой, так как молодая девушка была сопровождена в свои новые комнаты после того рокового ужина. И хотя Алиса призналась, что будет беспокоиться о том, будет ли Королева в безопасности во время её отсутствия, Мирана оказывается растерянной и обеспокоенной этой же самой заботой об своём бывшем Бравном воине. Мирана вызывает нежную улыбку и поднимает голову, намереваясь расспросить Принца Джаспена о каком-то обыденном аспекте его унылого существования, когда дверь в зал открывается, и входит Валерет. — Доброе утро, Ваши Величества, — ропочет он. Мирана скрывает вздрагивание от формы обращения, как будто он говорит с Королём и его Королевой. Она не хотела думать об этом. — Валерет, — говорит Джаспен, — Их отправили? — Да, Ваше Величество. Я послал гепардов; Хорнсавер и Авены примут их к концу дня. — Великолепно, — однако Принц звучит совершенно равнодушно, — Кто, по-твоему, ответит первым? — Авены, — говорит Валерет, садясь на место, на которое Джаспен указал своей ложкой, — Хорнсавер, без сомнения, будет ждать и надеяться, что защитник Короля сможет победить наших и избавить их от неприятностей. — Хм. Защитника Шухланда будет не легко победить. — Да, — соглашается Валерет, — Но, как и было обещано, мы этого ожидали. Если ты хочешь убедиться сам, я думаю, что демонстрация может быть организована…? — Было бы неплохо, — отвечает Джаспен в скучном тоне, — Королева выразила любопытство в отношении того, как ты и твои воины могли бы улучшить мастерство защитника Алисы. Скажем, в десять часов? — Я всё устрою. Без слов или взгляда в сторону Мираны Валерет встаёт и выходит из комнаты. — Ты бросил вызов другим королевствам? — спрашивает Мирана через минуту, — Как дерзко… с твоей стороны, мой дорогой Джаспен! : «О, как ей хотелось прополоскать рот!» — вместо этого Мирана делает глоток чая и старается не испытывать отвращения к самой себе. — Я думаю, что это так, но это всего лишь бизнес. Мирана неуверенно отвечает, — О… Боюсь, что у меня не так много знаний о бизнесе. Я даже не представляю, какое отношение дуэль защитников имеет к такой затее. Всегда терпеливый, Джаспен объясняет, — У меня есть крепость, у Валерета воины, а Оштиер имеет птицу ДжубДжуб и…- здесь, принц хмурится, -… особую… склонность ума, скажем так, необходимую для такого рода вещей. Мы заключили соглашение, которое принесёт всем нам пользу. После того, как другие королевства падут благодаря моему защитнику, — Мирана почти достигает его через стол и порет его по его чересчур мягкому лицу за это замечание: «Его защитник, в самом деле! Алиса никогда не была его! Не по-настоящему!» — но она просто переворачивает льняную салфетку на коленях. — Да, когда другие земли падут, у Оштиера будет свой Галандоленд, у Валерета будет свой Шухланд, а… — Что будет у тебя? — Мирана затаила дыхание. Она бы затаила дыхание независимо от тревожного знания о том, что люди Лорда Хорнсавера — такие гордые и благородные соотечественники — будут находиться под садистским правлением этого… существа. И сама мысль о красивом Шухланде подвергающемуся жестокому обращению Валерета, почти заставляет её плакать. Она боится, что не слышала худшего из его планов. Принц Джаспен бросает взгляд на окно, и Мирана думает, что она видит лёгкий румянец на его щеках. Страх раскрывается внутри неё. Он серьёзно говорит, — У меня будет Мрамория и все земли белого царства. И, сама Белая Королева, если она согласится править на моей стороне. Когда он внезапно поворачивается и рассматривает выражение её лица, Мирана знает, что она не может скрыть своего шока. Отвращение и ужас, те эмоции, которые ей удаётся подавить, прежде чем они смогут вырваться на поверхность, — Что ж, это… вполне предложение, — управляет она, — Королеве следовало бы рассмотреть все аспекты этого соглашения. — Я надеюсь, что ты это сделаешь, — отвечает он, а затем возвращается к своей каше. Мирана заставляет себя есть, её движения автоматические и выражение лица очень спокойно. Внутренне, она подсчитывает, сколько времени уйдёт на то, чтобы новости были доставлены в другие земли, сколько времени уйдёт на то, чтобы Авены ответили и собрали свою армию, как долго ей придётся уклоняться от его предложения. «Возможно, два дня…» Она надеется, что этого хватит, потому что, конечно, он потребует от неё ответа, и когда она даст его, он неизбежно будет в форме обещания. Выражение её лица всё ещё спокойно, а мысли по-прежнему неловко переполнены, когда Мирану сопровождают на узкий балкон с видом на двор. — Мы не будем спускаться? — озадачено спрашивает она. Принц Джаспен бросает на неё косой взгляд, — Я бы не стал без надобности подвергать тебя грязи двора. Вид отсюда вполне адекватный. От сюда ты будешь лечиться от яда до удовлетворения своего сердца. — Хорошо. И я смогу уйти в отставку, если сцена станет… тревожной. Это очень заботливо с твоей стороны, дорогой Джаспен. Его грудь немного выпирает, и Мирана отворачивается, чтобы посмотреть на сцену двумя этажами ниже. Алиса и… Мирана чуть наклоняется над низкой оградой балкона и задыхается: «Это… Чужеземец?» Одетый в парадную одежду, не меньше, напоминающую собственный боевой наряд Терранта в тот пророческий Бравный день. Мирана прячет вздрагивание, когда обрывки его диковинного акцента доносятся до неё на ветру. Если бы не тот факт, что она знает, что этот человек не Шляпник, она могла бы предположить иначе, исходя только из звука его голоса. У Мираны не было никаких телесных напоминаний о Дейле-льве-человеке, которого она любит за время, проведённое здесь. Но, к сожалению, этого нельзя сказать об Алисе. «О, Алиса!» Битва начинается, и Мирана едва может наблюдать, но она заставляет себя не отводить взгляд. Она видела, как Алиса сражалась раньше. Семь раз, если быть точной. Но это время не похоже ни на какое другое. Ярость, расчёт, полная жажда крови настолько чуждо, что Мирана едва может узнать своего бывшего Бравного воина, своего лучшего друга. Лицо Алисы выражает ожесточенную гримасу, а коллекция недавних и заживающих синяков делают выражение действительно ужасным. Она думает, что видит синие пятна размером с руку вокруг шеи женщины и вокруг её голых рук. У Мираны болит сердце, и она задаётся вопросом, сколько ещё синяков скрывается под кожаными доспехами и брюками, которые она носит. «Что стало с тобой, мой Бравный воин?» — Мирана отчаивается. Она наблюдает за тем, как Алиса не только нападает, но и злится, охотится, пожирает, разрушает оборону своего противника. Через несколько минут всё кончено. Чужеземец на спине, его меч отброшен, а лезвие Алисы у его горла, и её нога зажата между ног мужчины. Именно эти действия — эти ужасно жестокие, безжалостные, чёрствые действия, разрушают ту маленькую надежду, которую имеет Мирана. Ибо Алиса никогда не была такой… — Отлично сработано! Мирана вздрагивает, когда Оштиер аплодирует из толпы. «Оштиер». — Мы сделали из тебя настоящего защитника, Алиса, — он похвалил её. Мирана ждёт, что Алиса плюнет в сторону мужчины. Но она отступает, освобождая свою жертву и улыбается ему понимающей улыбкой, — Я верю, что так и есть, мой Лорд. «Мой Лорд». Мирана борется со слезами. «О, Алиса. Кем ты стала? Что я заставила тебя сделать? Что ты позволила им сделать с собой?» Но Королева знает эти ответы. Она знает, кем стала Алиса, чтобы выжить, чтобы обеспечить Миране безопасность, чтобы держать Терранта в секрете. Алиса стала наёмником.

***

Кошмар никогда не меняется. Алиса борется, пока он не находит серебряный колокол и не звонит в него. А потом она опускает свой меч. А потом она умирает. На его руках. Террант задыхается, его сердце колотится, страх переполняет его, паника стирает все высшие мыслительные процессы. «Алиса!» Он борется с одеялом, сбрасывает его с себя и бросает взгляд вокруг крошечной поляны. Он заставляет себя считать их, его товарищей: «Один… два-три… один… два-три…» — понемногу его сердце подчиняется ритму. Оно замедляется, затихает и болит. Один… два-три… И никто из них не Алиса. Неважно, сколько раз он проверяет — просто чтобы быть уверенным! — никто из них не Алиса. Он слушает жужжащие храпы Малли, приглушённые одной из белых перчаток МакТвиспа. Он слышит стук ног Тэкери по обнажённому корню плакучей ивы над ними. Он различает шёпот белого кролика. «Нет Алисы». Террант закрывает глаза и напоминает о себе: Алиса в замке Каусвик. Алиса — защитник Джаспена. Алисе нужно, чтобы Террант был спокоен. В отличие от вчерашнего утра, когда он разбудил всех на рассвете своими отчаянными призывами и неистовым поиском Алисы среди костра и пепла у костра, сегодня ему удаётся сдержать ужас под контролем. Но он знает, что не может сидеть здесь и ничего не делать. Слишком темно, чтобы заваривать чай, разжигать огонь и разбудить своих товарищей. Он смотрит через плечо в густое, тёмное болото, через корявые, плакучие ивы, в направлении замка Каусвик. «Алиса…» Террант встаёт и, после первого встряхивания своих ботинок, надевает их. Это рефлекс, чтобы дотянуться до его меча, и когда его пальцы обвиваются вокруг его рукояти, он поражается. «Меч!» Меч, который убивает его Алису, его меч… Он не должен брать его с собой. Он предпочитает нож для масла, предпочитает душевное спокойствие которое умещается в его кармане. Широкий меч давит на его разум. Если он не возьмёт его, он не сможет вонзить его в Алису. Понятно, что Террант не был в восторге — хотя он должен быть, он знает! — когда Траляля передал его ему позавчера, когда он и его брат объявили о прибытии королевской армии. В течение долгих мгновений он нерешительно смотрит на меч. И потом он вздыхает и поднимает его, перекинув его через плечо и прижимая клинок к спине. «Алиса не позволит тебе навредить ей», — говорит он и верит в это. Алиса никогда не позволит ему причинить ей боль. Не тогда, когда безумие потери и паники забрали его в тот день, когда она прошла через зеркало. Не тогда, когда она отдалась ему после третьего обмена, и он был парализован страхом и опасением за неё. Алиса никогда не позволит ему причинить ей боль. Он доверяет ей. Следовательно, широкий меч сопровождает его. Террант тихо шагает, придерживаясь узкого пути, который он и другие проделали через зловещий лес к объекту их разочарования и отчаяния. Он знает, что не должен этого делать. Он должен оставаться в лагере до рассвета. Террант не может видеть хорошо ночью, как другие. Он мог наткнуться на одного из доберманов Джаспена и привести их нос к своим товарищам. Но он должен быть ближе к Алисе. Ещё немного ближе. Даже ночные создания болота молчат за час до восхода солнца и Террант дрожит. «Один… Заброшенный… Отдельно… Уязвимый…» Так его Алиса чувствует себя? Он останавливается, и его веки трепещут. Его пальцы впиваются в покрытый мхом столб дерева. «Боль… Ужасная… Острая… Горькая…» Он горит желанием снова иметь её с собой, держать её, чувствовать её снова! — Я бы спросил, что ты думаешь, что ты делаешь здесь, но я уже знаю ответ, — говорит знакомый голос. Террант открывает глаза и смотрит, хотя и немного слабо на Чеширского кота, — Я здесь, потому что я не могу быть там. — Как я и подозревал. Он вздыхает, — Как она? — Она только что проснулась, — удар молчания после этого заявления является значительным. Террант понимает, что имеет в виду Чешир, но кровавое существо не может устоять перед засолкой раны, — Я предполагаю, потому что ты это сделал. — Да. — Тот же самый кошмар? Террант намерен ответить, но после напоминания о том невыносимом кошмаре — чувство страха возобновляется и высасывает его силу, крадёт дыхание, запирает горло. Кот вздыхает, — И всё же ты взял меч. — Я доверяю ей. — Слишком. Террант поворачивается и изучает унылое выражение кота, — Скажи мне. Чешир, чувствуя облегчение от этого, говорит, — Я… не знаю, как долго ещё Алиса сможет продолжать идти по выбранному пути. Если у нас не будет возможности приблизиться к Джаспену в ближайшее время, нам придётся рискнуть и напасть. Челюсть Терранта сжимается, — Ты никогда не говорил мне, что ты делаешь… Я представляю… Я вижу… — самые ужасные, убогие, тошнотворные вещи, вот, что он видит, воображает. — Но что ты чувствуешь? Что говорит тебе её сердце? Террант глубоко вздыхает и исследует пронзительную сердечную боль, которая сопровождает его повсюду во время каждого бодрствования Алисы. Он исследует слабые эмоции, протекающие через её кровь и в его сердце, и ещё раз благодарен за дар линии сердца, — То, что она… выживает. Чешир кивает, — Как я уже сказал, она тренируется. Она выживает. — Говорил ли ты с ней? — Ещё нет. Это… она очень сильно концентрируется на… вещах. — Каких вещах? — Террант, не задавай мне вопросы, на которые ты не хочешь услышать ответы. Он чувствует всплеск ярости, — А что ты знаешь о том, что я хочу услышать? Чешир встречает его сердитый взгляд, — Хватит, — говорит он, — Оставь это, Террант. Оставь. Но он не может, — Они… они… причиняют ей боль? — спрашивает он, держа себя под жёстким контролем. — Нет. Облегчение мгновенно и почти болезненно при внезапности. Он вздыхает. — Нет, — продолжает Чешир, опровергая его уверенность, — Она причиняет себе боль. И вот почему мы должны действовать в ближайшее время. Террант оценивает каменную крепость, цель закаливает его тело, укрепляет его конечности, — Там есть чужеземцы… я мог бы… — Тебе нужен шлем, чтобы скрыть лицо и волосы, но никто из них его не носит. Они бы вычислили тебя в одно мгновение. Ему наплевать на это. Есть ещё самый маленький шанс, что он сможет… — Или, что ещё хуже, — продолжает Чешир, без сомнения, видя упрямый свет в сверкающих глазах Терранта, — Они поставят своего защитника против тебя в дуэли. Ты хочешь, чтобы Алиса сражалась с тобой в окружении десятков закалённых наёмников? Когда она откажется убить тебя, она будет иметь ещё больше борьбы на своих руках после этого… Террант может себе это представить; если Алиса проявит какую-либо слабость, принц никогда не будет доверять ей. Возможно, он просто убьёт её. Но, если каким-то чудом этот ужас, не сбудется, Алисе придётся не только заново заслужить доверие, но и уважение, рождённое от насилия со стороны каждого из этих безжалостных наёмников. И что ещё хуже, Террант был бы в их милости, а Алиса ещё больше… через линию сердца. — Сейчас она в безопасности? — проверяет он. — Да. Когда Чешир не удваивает свою уверенность, Террант смягчается и освобождает свою фантазию о том, чтобы выбить ворота в пламени безумия. — Ты говорил с Королевой? — Нет. Я жду, пока у нас будут хорошие новости, — Чешир вздыхает, — Сейчас у неё есть надежда, что мы найдём способ. Я не хочу говорить ей, что мы его ещё не нашли. Террант ничего не говорит. Он изучает неприступные стены, мерцающие факелы, освещающие зубцы, тени, движущиеся вдоль парапета. Он изучает каждую деталь видимой защиты замка, проклиная каждую его часть. После всего, что он и Алиса преодолели — Бармаглот, женихи, вопросы без ответов, неизвестные последствия, куча камня и раствора — это то, что разделяет их! Эти любящие деньги существа! Да, они могут удержать его от неё. Они могут удержать её руки от ласки его лица. Они могут удержать её голос от достижения его ушей или его загадок до неё. Но есть одна вещь, которую они не могут удержать! Закрыв глаза, Террант сосредотачивается. Он опирается на свою неизмеримую, бездонную, бесконечную, безграничную любовь к ней. Он собирает её до тех пор, пока не задаётся вопросом, может ли это разбить его сердце. Его потребность в ней, его обожание, его надежда, его беззаветная преданность ей… А потом он отправляет это по своей крови в её сердце. «Почувствуй меня, Алиса… Пришли мне письменный стол для моего ворона…» Он задыхается, когда внезапное волнение пульсирует вокруг его собственного сердца. Тогда он чувствует это: боль такой интенсивности, что он едва может понять это. Если бы это был цвет, он был бы ослепительно белым, ярче, чем любое солнце любого мира во всей вселенной. Это сжигает его и, задыхаясь, он кладёт руку себе на грудь. — Что такое? Это она…? Террант качает головой, — Ответ. Её ответ, — управляет он. На мгновение Чешир хмурится в замешательстве. А потом, — Ты упрямый чужеземец. Не отвлекай её! Роль, которую она должна играть, достаточно трудна, без твоего напоминания о цене её неудачи! — Цена? — Террант сужает глаза, — Больше никаких полуправд, Чешир. Расскажи мне всё. Кот делает. Террант слушает, его сердце понемногу разрывается, когда рассказ Чешира льётся в его разум, одна жалкая фраза за раз: «… оставила Королеву и обратилась к насилию…» «… кажется, наслаждается господством других…» «… презирает сердечную линию…» «… не любит никого, смеётся над чужим унижением…» «… не узнал бы её, если увидел бы сейчас, Террант…» «… её глаза теперь такие холодные, жестокие…» «… потеряла себя в этой игре…» Сильно прислонившись к покрытой мхом иве, Террант прижимает руку к плоти и кости над сердцем, как будто он мог бы найти там руку Алисы, как будто он мог бы дать ей то небольшое утешение. Он смотрит, ничего не видя. Наконец, он понимает постоянную душевную боль, которую Алиса дарит ему от восхода до заката. Наконец, он понимает, эту блестящую мучительную боль, которая была её ответом: столько любви, отчаяния, безнадёжности, страха: «Пожалуйста приди забери меня, пожалуйста, прямо сейчас!» — Не напоминай ей, что она всё ещё может потерять тебя, — говорит Чешир, — Больше никаких сообщений по линии сердца, Терранта. Он отворачивается и задыхающиеся рыдание ускользает от него. Его глаза горят, но он не впадает в безумие. Его щёки холодные и влажные, но дождь не идёт. — Возвращайся в лагерь, — призывает Чешир, — Я проверю Королеву и Алису и увижусь с тобой. Шёпот прервался, когда вдруг ржавый лязг разрушает сумерки. В бледном, серебристом свете рассвета звуки механизма разрушают покой болота. Проглотив удушающие мучения, Террант сосредотачивается на воротах замка, — Они открываются… — он наклоняется вперёд, вычисляя расстояние. Если он побежит, сможет ли он…?! — Нет! — Чешир бьёт его лапой по лицу. Террант хрюкает, удивлён. Он смотрит на него, — Не говори мне нет! — Тише! Спрячься за деревом, чёрт тебя побери! Сейчас! Он делает. Чешир исчезает. Они оба наблюдают, как два зверя, бегущие на четырёх ногах, становятся полосами жёлтого и чёрного меха, когда они несутся по грязной дороге. Почти сразу ворота начинают закрываться. Террант сжимает руки в кулаки. Слишком поздно, чтобы побежать. Он видит, как этот шанс — хоть и плохой закрывается перед его глазами. — Курьеры, — решает Чешир, — Я должен… — Иди, — говорит ему Террант. — Жди меня позже. После того, как я узнаю больше. Террант кивает, но Чешир уже исчез. Чувствуя себя вновь одиноким, брошенным, раздельным и неприступным, Террант возвращается в лагерь. Он идёт медленно, так как знает, что не найдёт ответов на этом пути и никакого облегчения, когда он прибудет в пункт назначения. Он хочет вернуться назад во времени в один из тех первых пятнадцати дней, в то время, когда Алиса была в отъезде, когда она была в безопасности и просто отсутствовала. Те дни, которые мучили его беспокойством, сомнением и страхом. Но они ничто по сравнению с чистой, неразбавленной потерей, она в ловушке, они попали в ловушку… отдельно. Он рассматривает угол раннего утреннего солнца. Может быть, это слишком поздно, чтобы попробовать, она может быть среди врагов, но он должен…! Террант закрывает глаза и позволяет эмоциям наполнить его: «Борись, побеждай, и снова найди меня!» Он не смеет больше, чем это. Он ждет её ответа, потепления вокруг своего собственного сердца или слишком резкого выговора или стука отчаяния, но это не происходит. И каждый миг, который проходит, подобен смерти снова и снова. И всё же, Террант не умирает, пожалуй, самая жестокая пытка из всех. Даже хуже, чем кошмар, которого он не может избежать, даже когда проснётся. Он прибывает в небольшой лагерь, но увидев, что никто не проснулся, падает на свою тонкую кровать. За его спиной меч ударяется об землю. Испуганный, Террант убирает его. Он забыл про него. Он обвивает пальцами ножны и задаётся вопросом о своей Алисе, а также о своём сне. Алиса умирает от этого меча каждую ночь! Почему один и тот же сон преследует его, изводит его, уничтожает его так безжалостно?! Террант дрожит в предрассветной темноте. Он не решается понять, но очевидно, что это правда: Алиса отвернулась от Белой Королевы, перешла на другую сторону. Террант и Алиса больше не являются союзниками. Возможно, это и есть тот смысл, который скрыт во сне, предупреждая его, что ему, возможно, придётся столкнуться со своей женой. И не изменить тот факт, что если бы от неё это потребовалось бы, его Алисе пришлось бы сражаться за этих безжалостных извергов, которые забрали её у него! «И что ты собираешься с этим делать, парень?» Кожаная ножна скрипит, жалуется в его объятиях. Что он будет делать? Он борется с нерешительностью, которую он никогда не испытывал раньше, когда дело доходило до безопасности Алисы. Будет ли он сражаться, обнажая этот меч и рискнёт ли этот ужасный сон воплотиться в реальность? Он будет стоять и ничего не делать? Он обдумывает, размышляет т раздражается, пока кто-то другой в маленьком лагере не проснётся и не отвлечёт его, не поможет забыть, кому принадлежит эта хроническая боль в сердце. Сегодня, это Нивенс. — Доброе утро, — зевает белый кролик. Террант смотрит на его грязные ноги, пыльный и испачканный травой мех и сморщенные уши, — И очень яростное утро для тебя, МакТвисп. Подпрыгнув к краю огненного кольца, Нивенс бросает в него несколько палок и слишком быстро топает по ним ногами, чтобы глаза Терранта смогли уловить их, разжигая костёр, — Что сегодня на повестке дня? — устало спрашивает МакТвисп, — После чая, конечно. Учитывая, настойчивость Чешира действовать раньше, чем позже, Террант отвечает, — Стратегия, — он поднимается и становится на колени у костра, тянется к провиантам и чайнику. — Какая именно? — Род Малли будет очень рад этому. — О, Боже… Террант позволяет себе не думать глубже, чем те неглубокие слова и этот не менее неглубокий момент, и усмехается. После минутного изучения его, МакТвисп решается, — Это будет четвертый день, так… Поставив чайник возле костра, Террант отряхивает руки и сохраняет улыбку. — И я должен сказать, — продолжает белый кролик, — Твоё стойкое… спокойствие — это вдохновение. И сюрприз. Ресницы Терранта дрожат. Спокойствие. Да, он спокоен, потому что Алиса всё ещё жива. Всё ещё жива и не пострадала. Но нет, это не так. Её душа плачет, умирает. Его Алиса не в безопасности. Она не пострадала. Она приближается к концу своей силы и она нуждается в нём, и вот он сидит здесь не десять кровавых минут, нет, и он даже не может…! Его руки дрожат, когда чернота начинает окутывать него. — Сейчас, сейчас! — МакТвисп спешит успокоить его, — Как сказал Чешир снова и снова, она в порядке. Королева в порядке. Мы вернём их обратно. Его кулаки сжимаются, и он делает глубокий вдох, — Я должен быть спокойным. Для Алисы, — с запозданием объясняет Террант, — В противоположность. Наоборот, необходимые вещи. С чаем легче, — он тянется к банке чайных листьев. Мудро, Нивенс воздерживается от дальнейших комментариев, поскольку Террант сосредотачивается на мирской задаче. — Греметь, греметь, драться, драться! — Тэкери зевает, спотыкаясь к огню. Он нюхает, моргает и протягивает чашку в безмолвном спросе на обслуживание. — Ты хорошо спал? — заботливо спрашивает зайца Нивенс. Усы Тэкери дёргаются, — Чай. — Хм. Возможно, не так хорошо. — Ещё две минуты, — говорит ему Террант, улыбаясь так сильно, что он чувствует, как болят зубы. Тэкери резко роняет чашку, падает на землю и начинает мягко храпеть. — Я поражаюсь, как он может просто… сделать это, — бормочет МакТвисп, не желая разбудить зверя, прежде чем чай был заварен должным образом. — Я считаю, что это черта мартовского зайца, — объясняет Террант, наклоняя голову и прислушиваясь к пару, выходящему из носика чайника, — Почти… — он кивает вовремя с тонким ритмом чайных листьев, впитывающихся в горячую воду. Он часто пытается сделать свои собственные рифмы, чтобы подражать каденции резвящихся чайных листьев. Это тонкий баланс слогов и ударений. Мало кто ценит искусство. «Алиса ценит…» Террант отбрасывает эту мысль, прижав свой большой палец к стороне чайника, получая ожог для его усилий и благословенно пустого ума. — Э-э… Он смотрит на Нивенса, который изучает его с обеспокоенными розовыми глазами. Террант возобновляет свою улыбку, — Кажется, Малли очень любит твои перчатки. Я не могу сказать, что ей понадобятся обе, однако, так с какой ты будешь расставаться? — Я думаю, что я мог бы пощадить правильную, — медленно отвечает он, обдумывая свой ответ. Террант кивает и проверяет резонанс чая с чайником и определяет, что он готов, — Тэкери, чай! — объявляет он и Тэкери вытаскивает свою чашку ещё до того, как поднимает голову и открывает глаза. Он обслуживает зайца и кролика, и к этому времени Малли последовала за своим носом к костру и протолкнула свою чашку в направлении Терранта, — Удачливый Фенруффл думал принести нам провизию! — бормочет она, дуя на поверхность своей чашки, — Представьте себе, чай с ножом для масла! — Возможно, приключение в другое время, — позволяет Террант. — Говоря о том, как сегодня обстоят дела в замке Каусвик? Я полагаю, ты упомянул что-то о том, что стратегия стоит на повестке дня? — вслух задаётся вопросом Нивенс, смотря на Малли и Тэкери. — Повестка дня? — бормочет Тэкери с беспокойством. — Стратегия? — удивляется Малли. — Да, — отвечает Террант, — Четырёх дней достаточно, чтобы наш Бравный воин самостоятельно разработал и осуществил побег. Поскольку она этого не сделала, мы можем предположить, что она нуждается в помощи. Поэтому мы будем оказывать ей помощь и немедленно спасать Королеву. — Итак, чего же мы ждём? — Малли вскакивает на ноги. Тэкери закатывает глаза, — Чай! — и молча требует добавки. — И Чешира, — добавляет Террант, — Он принесёт нам последние новости. — Хм… но я полагаю, что нет никакого вреда в планировании в любом случае? Чтобы скоротать время, пока он не прибудет? — спрашивает она, садится и снова берёт чашку. — Правильно, в этом нет, никакого вреда, — соглашается Террант. Три заваренных чайника, несколько раскиданных булочек, десяток потерянных кусочков сахара, и тлеющая пара носков: «Как они оказались в провизии?» — Террант решил превратить Оштиера в ужасающе-багровый оттенок капота, Малли заявила о своём намерении начать коллекционировать глазные яблока, Тэкери решил, что чай из сердца врага может быть ему по душе, а Нивенс упал в обморок целых четыре раза. В целом, это была довольно продуктивная встреча! То есть, до тех пор, пока Чешир не появится и не сообщит новости, которые Террант пообещал им. В этот момент капот, коллекция глазных яблок и чай с бьющимся сердцем должны быть отброшены в интересах формирования связанной довольно сложной стратегии спасения. При очевидной потере своих военных трофеев, Малли выглядит почти так же разочарованно, как Тэкери. Террант хлопает зайца по плечу, — Не волнуйся. Потом у нас будет достаточно времени на убийства, насилие, рукоприкладство, нанесение увечий, и изготовление чудесные шляпок для Королевы Мираны! — Каллуй! Каллей! — соглашается Тэкери. — Смотри, Шляпник! — Малли истерически хихикает. Террант смеётся и фыркает. Нивенс дёргается от горя. Чешир вздыхает и наливает себе чашку чая (без пыльных булочек, разрушенных в грязи кусочков сахара и почерневших носков). Террант смеётся ещё сильнее: кровавый кот не имеет никакого знания об их приключениях. Хотя, он должен признать, что он почти хочет быть в одной комнате с Чеширом, когда тот сообщает Её Величеству подробности их плана. Да, это было бы очень смешно! Конечно, самая приятная вещь из всех будет… Его сердце бьётся один раз, мучительно, и Террант заставляет свою улыбку не опускаться. Да, он знает, что это такое, о чьём имени он не может позволить себе думать. Не сейчас, не днём, не тогда, когда он может прервать… «Не надо беспокоить… Да… работает сейчас…» Это можно заменить другими словами: сражение, победа, выживание! Эмоции бьют в его сердце: ожидание, тревога, раздражение, обожание, привязанность, опасение и волнение. Террант замечает, что всё это связанно с Алисой. Но он не поддерживает свою скорбь, своё безумие. Он будет кем угодно для неё… Да, он обещал стать кем угодно, и прямо сейчас, он знает, что Безумный Шляпник будет оценён, а потерпевший муж определенно нет. Он предлагает Нивенсу ещё одну каплю или две капли чая и обдумывает удивительное количество чувств, которые наполняют его сегодня утром… На самом деле, он способен думать только об одной.