Глава 11: Don't Take This The Wrong Way, But You Knew Who I Was With Every Step That I Ran To You Не пойми меня неправильно, но всё то время, пока я бежал к тебе, ты знал, кто я.
Что же, это был самый неловкий обед в жизни Леоне. Джорно посылал ему «лучи добра» через весь стол, Наранча дважды облапил Фуго, Фуго дважды никак не прореагировал, Миста витал в розовых облаках, пребывая в Раю имени Джорно Джованны, напрочь позабыв про то, что недавно злился (Леоне так и виделись сердечки, кружащиеся весёлой стайкой вокруг покрытой шапкой головы Мисты). Случайное влечение Джорно к Мисте, превратившееся в настоящую любовь, заставило блондина вести себя ещё более странно. Бруно сидел рядом с ним, их ноги соприкасались. И, конечно же, неподалёку бдил Паоло. Сегодня Леоне официально познакомился с отцом человека, которого стремился окружить заботой и любовью (он жизнь бы отдал за право приготовить Бруно завтрак). Всё вроде шло неплохо, но он всё равно боялся, что Паоло поймёт природу чувств Леоне к Бруно. Как этот человек отнесётся к подобному? Как отреагирует на то, что в его сына втюрился мужчина? Кхм. Слово «втюриться» звучало так по-детски… А… И, да, Бруно за весь обед не проглотил ни кусочка. Он много говорил, смеялся, время от времени подносил вилку ко рту, вот только большинство его порции благополучно утянул с тарелки Наранча. Бруно не сделал тому замечание. Что же было не так? Леоне всмотрелся в лицо молодого человека. Вот оно. Это же очевидно. Вот Бруно хмурится, дёргает уголком рта, морщит нос. Бруно Буччарати, сын рыбака, ненавидел рыбу. Ох бедняга. Бруно, должно быть, сейчас адски голоден. Леоне решил, что непременно сделает что-нибудь для Бруно. Но что? Честно говоря, с его-то тривиальными навыками, скорее всего это будет банальный бутерброд. Но… Весь обед он предавался таким размышлениям, изредка возвращаясь к реальности, когда Бруно легонько касался его ногой, или когда слышал своё имя. На этот раз он отключился намеренно — его мало заботило, что там вытворял Наранча. Однако он внимательно выслушал всё, сказанное Паоло (интересно, нравился ли он мужчине?) Фуго закончил есть первым и перекинул остатки порции на тарелку Наранчи, вызвав бурю восторга. Джорно и Миста вскоре проделали тоже самое. Наранчу распирало от радости. Леоне с ужасом подумал, что от такого количества еды мальчишка просто лопнет. Он даже не догадывался, что последует дальше. С болезненным интересом он наблюдал, как Наранча уплетает за обе щеки. Мальчик ел… ел… и ел. Куда в него входило столько? Он же был худой и жилистый, даже без намёка на детский жирок. Так как в него влезло такое количество пищи? — Не пытайся понять, — Бруно осторожно ткнул его ногой. Он встал, переложил остатки своей еды на тарелку Наранчи (то, что тот ещё не успел стащить) и чмокнул мальчика в макушку (как Бруно мог так спокойно целовать настолько грязные патлы?). Бруно начал собирать пустые тарелки, и Леоне принялся помогать. После согласного кивка он забрал и тарелку Паоло. Он сложил посуду в раковину и пустил горячую воду, проверяя температуру пальцами. Бруно принёс ещё стопку мисок; они тихо звякнули. Леоне повернул голову, чтобы взглянуть на него. Их глаза встретились, и Бруно улыбнулся ему. Леоне улыбнулся в ответ. Он был поражён тем, как легко, словно само собой, это получилось. — Я буду в гостиной, — провозгласил Паоло. Бруно и Леоне развернулись в сторону неспешно идущего прочь мужчины. Наранча запихнул в рот остатки еды, и Фуго, который всё это время сидел рядом, осторожно вытер лицо мальчишки-мышонка. Наранча резво отскочил прочь, отбросив руку Фуго. Метнувшись к раковине, он швырнул туда тарелку и, пролетев мимо Фуго, умчался восвояси. Громкий звук шлепка возвестил о том, что Фуго схлопотал по заднице. Вслед Наранче понеслись гневные вопли. Фуго немедленно рванул в погоню. Леоне очень надеялся, что Наранча бегает быстрее блондина. — Почему Наранча позволяет ему это? — резкость собственного тона удивила Леоне. Бруно, похоже, не обратил на это никакого внимания. Подняв тарелку, Бруно принялся вытирать её полотенцем. Леоне поспешил повторить его действие. — Я думаю… — проговорил Бруно. — Я думаю, оттого, что Наранча любит его. И ещё, он уверен, что, когда ему делают больно, то он это заслужил. И несмотря на то, как Паннакотта злится, он всё равно защищает его. Леоне скривился. — Я знаю, знаю… Со стороны может показаться, что ему нравится причинять боль Наранче. Но это не так. Знал бы ты, сколько раз я заходил к ним в комнату и обнаруживал Панну стоящим на коленях. Он рыдал и вымаливал у Наранчи прощение. Он не хочет быть таким, он просто… Бруно судорожно вздохнул, и Леоне почувствовал, как в душе поднимается ненависть на самого себя. Как он посмел упомянуть то, что причиняет Бруно такую боль? Бруно продолжил говорить, несмотря на то, что ему явно было неуютно. — Моему сыну плохо, Леоне… А я ничем не могу помочь… Из глаз Бруно скатились две прозрачные слезы. Леоне не на шутку перепугался. Он никогда не видел Бруно плачущим. Несколько мучительных минут спустя Бруно вытер глаза рукавом рубашки. — Я-я прошу прощения… Не стоило мне… нагружать тебя нашими проблемами… — Нет! Всё нормально, Бруно. Мне… мне приятно, что ты поделился со мной, — Леоне старался говорить, как мог искренне, стараясь донести до Бруно свою мысль. — Ты столько сделал для меня. Позволь мне помочь. Бруно бросил на него короткий взгляд. Он заметно расслабился, и Леоне вздохнул с облечением. Он и не осознавал, насколько сильно был напряжён эти минуты. — Хочешь, обниму тебя снова? Как же он был рад, что всё-таки спросил разрешения. Бруно покачал головой. Нет. Что же, тогда… Он протянул руку, ладонью верх. Поколебавшись, Бруно обхватил его запястье и мягко сжал. Они снова вернулись к уборке. Осталось перемыть сковородки, в которых готовилась рыба. — Так… А как у тебя оказались Миста и Джорно? Бруно мурлыкнул что-то себе под нос. Леоне мельком глянул на него. Он снова был безмятежен. — Ну, Миста был со мной дольше прочих. Он — мой первенец. Мы должны были обедать в Оливковом Саду. Я встретил Джорно по дороге туда. Он просто подошёл ко мне и заявил: «Синьор Буччарати, я иду с вами». У меня и мысли не возникло ослушаться. «Хорошо», — сказал я, и продолжил идти. В итоге я накормил его ужином. Он и Миста немедленно сдружились. Не совсем уверен, как такое возможно. Джо ведь тихоня. Совсем не такой, как мой Гвидо. Он никогда не говорил мне, откуда узнал моё имя. Как он понял, что я не прогоню? Он даже не попытался объяснить, от чего он бежал, и почему я должен принять его под свою крышу. Как бы то ни было, мы прошли через это. Сейчас он намного счастливее, чем был. Ну… или был, пока не появился ты… Леоне вздрогнул, и Бруно поспешно продолжил: — Нет, нет! Ты не думай! Я ни в чём тебя не обвиняю, Леоне! Просто… Ты почему-то сильно не нравишься Джо. Я пытался поговорить с ним, но… Он отмалчивается. Ни слова не сказал ни мне, ни Мисте. Знаешь, мне порой кажется, что он вбил себе в голову, что должен страдать за всех нас. Только тогда мы будем в безопасности. Потому он и утаивает от нас всё то, что, по его мнению, может причинить нам боль. Леоне отчаянно не хотел верить Бруно. Не хотел думать, что Джорно настолько искренен, но увы. Он уже успел столкнуться с холодной яростью. Прочитал её в глазах мальчишки, когда тот смотрел на того, кто, как ему казалось, был угрозой семье. — Ну, а ты? Что у тебя на душе, Леоне? — пробормотал Бруно. Леоне вздрогнул от неожиданности. — Что на душе? — Из нас двоих, молчишь всегда ты. Пожалуйста. Поговори со мной. Расскажи что-нибудь, что ещё не говорил никому. Рассказать… Что-то, что он никогда никому не рассказывал? Такое нельзя сочинить за пару секунд. Он стремительно перетряхнул ворох своих воспоминаний, в поисках чего-нибудь стоящего упоминания. Молчание затягивалось. Думать нужно было быстрее. Наконец, решив, что качество озвученного не так уж и важно, он выпалил: — Когда я был маленьким, я ел божьих коровок. Я думал, что они непременно должны быть вкусными, ведь они такие красивые. Ну… В общем, мне всегда попадались неправильные божьи коровки… Бруно засмеялся. Леоне был счастлив услышать этот смех. — Правда? — Да. Молодой человек на мгновение прижался к Леоне. Тёплый. Счастливый момент. Леоне совсем забыл, каково это — испытывать счастье. Бруно отстранился. — Ну, это была последняя сковорода. Идём, присоединимся к остальным. — Эм… Бруно, подожди, — Леоне вытер мокрые руки о штаны. — Мне нужно тебе кое в чём признаться. — Да? — чёрная бровь удивлённо приподнялась, и Леоне снова захотелось поцеловать его. — Да, кхм… — он неуверенно шаркнул носком ботинка. — В общем… Когда Наранча пару дней назад отправился тебя проведать… пока ты спал… я пришёл с ним. Я просто подумал, тебе стоит знать, что я был в твоей комнате. Хм… Извини. Бруно тихонько хмыкнул, и сердце Леоне ушло в пятки. — Да, Наранча рассказал, что притащил тебя с собой. Тебе пришлось стать свидетелем моего устрашающего храпа. — Это было мило… БОЖЕ, ОН, ЧТО, НЕ МОЖЕТ ОТСТАВИТЬ В СТОРОНУ СВОИ ГЕЙСКИЕ ЗАКИДОНЫ ХОТЬ НА ПЯТЬ МИНУТ?! Леоне сжал челюсть, стараясь не дать чему-то ещё, настолько же неуместному, сорваться с губ. Он умоляюще уставился в синие, округлившиеся от удивления, глаза Бруно. Бруно открыл рот. Он не произнёс ни слова. Бруно закрыл рот. Леоне хотелось провалиться под землю, пробить земную твердь и рассыпаться на атомы где-нибудь в космосе. Прошло не больше минуты, но для Леоне это время показалось вечностью. — Я… Спасибо, Леоне, — вздохнул Бруно. — Ты очень любезен. Если верить Наранче, то зрелище, открывшееся вам, было весьма ужасающе. — Я… Только хотел, чтобы ты знал… Я… Мне жаль. Что так вышло. — Это… Всё хорошо, Леоне. Я не в обиде, просто удивлён. Ну что, идём в гостиную? Леоне кивнул и последовал за ним. Он сильно подозревал, что стыд и неловкость он будет ощущать до конца вечера. Если не дольше. Возможно, и утром он всё ещё будет смущён._________________
Ну, он определённо был прав. Каждый раз, когда Бруно смотрел на него, он снова заливался краской стыда. Леоне страдал остаток дня. Смущение не отступало даже тогда, когда Бруно и Паоло не было поблизости, и он вынужден был исполнять роль няньки. А ещё, ему так и не удалось заставить Бруно что-нибудь съесть… Когда настал вечер, он покидал пекарню с чувством облегчения. Почти в тот же момент он начал скучать по Бруно. Он пребывал в смешанных чувствах… Лёжа в постели и пытаясь уснуть, он позволил себе помечать о том, какой могла бы быть совместная жизнь с Бруно. Бруно просыпался бы первым и некоторое время лежал бы рядом, стараясь снова уснуть. Затем просыпался бы уже он, Леоне, и притягивал бы молодого человека к себе, осыпая поцелуями. Он прижимался бы губами к горлу, и чувствовал бы вибрации связок, когда Бруно говорил бы своё: — И тебе тоже хорошего утра. Бруно непременно попытался бы поцеловать Леоне в ответ. Его глаза были бы закрыты. Он был бы так безмятежен. А Леоне непременно перехватил бы его рот, не обратив никакого внимания на утренний запах изо рта. Потом он бы отнёс молодого человека в душ на руках. Бруно оказал бы Леоне честь, позволив мыть свои чёрные волосы. Леоне бы со всем тщанием вытер Бруно мягким полотенцем, затем привёл бы в порядок себя, пока молодой человек одевался. Они готовили бы завтрак. Разумеется, вместе. В перерывах между глотками горячего кофе они бы срывали с губ друг друга лёгкие поцелуи. Посуда осталась бы немытой в раковине. Они помоют её позже. А может, вымоет кто-то из детей. Они работали бы в четыре руки, ведь, когда они были друг у друга, им не нужны были помощники. Миста весело бы проводил время. Он был бы их сыном, а их дети не должны работать. У их детей всегда было бы всё самое лучшее. Всё, что им нужно для счастья. Джорно тоже был бы немного теплее. Он не ненавидел бы Леоне. У Наранчи не было бы шрамов. Мышонок был бы менее диким, а Фуго был бы добр к нему, потому что мальчик всегда был с ним ласков. И Фуго непременно был бы добр к себе. Какой бы ни была его жизнь до, она осталась бы в прошлом. Возможно через несколько лет они усыновили бы ребёнка. Их малыш был бы из тех, кто никогда не знал ужаса улиц. Они назвали бы его Адамо, а может Пиппо. Он был бы славным маленьким мальчиком. Они бы души в нём не чаяли. Маленького Адамо (или Пиппо) окружили бы всевозможной заботой его два отца, четверо братьев и два дяди (в лице Жан-Пьера и Нориаки). Наверное, Джотаро тоже был бы где-нибудь неподалёку. Ладно, трое дядей. Они сыграли бы скромную свадьбу. Из гостей бы там были только Дети, Нориаки, Полнарефф и, может, отец Бруно. А может, и мать молодого человека тоже приехала бы. Или нет… Нет. Они сыграли бы пышную свадьбу. Закатили бы роскошную вечеринку. Созвали бы всех друзей и знакомых. Бруно и Леоне Буччарати. Леоне проснулся. Он совершенно не помнил в какой момент уснул. Некоторое время он сидел на краю кровати с закрытыми глазами. Обхватив колени руками, он старался запомнить увиденный сон. Ему редко снилось что-то хорошее, а это сновидение было прекрасно, хотя и весьма сумбурно. Леоне Буччарати… Мило. В конце концов он встал, потянулся и пошёл в душ. Все его мысли снова принадлежали Бруно. Он думал о том, как тот едва не впал в кому из-за человека с которым, казалось, прекрасно ладил. Это было… странно… Если не больше. Может быть, Миста знал, в чём причина…? Он едва успел закончить одеваться и пытался просушить полотенцем волосы, когда услышал, как тихо щёлкает замок входной двери. — Какого?! Он подкрался ко входу и глянул в глазок. По ту сторону стоял… Наранча? Ну, супер. Просто замечательно. У него завелись грызуны. Он демонстративно громко отпёр замок, и отправился на кухню, пытаться сообразить себе что-нибудь на завтрак. Мышь шмыгнула следом за ним. — Привет, Аббаккио! Я здесь! — объявил мальчишка, как будто его сюда звали. — Да. Ты здесь. А почему, кстати? — Я хотел пожелать тебе доброго утра. Доброе утро, Аббаккио! — Мхм… — взяв плошку рамена, он открыл кран, пуская горячую воду. Подождав, пока стечёт ржавчина, он залил лапшу. — Не мог явиться минут на пять позже? — Не… Неа. Потому что… Н-ну… Я тебя люблю, во! — Да ну? — Ну да! Отвернувшись, Леоне спрятал улыбку. Он сунул плошку с лапшой в микроволновку, нажимая на кнопки. — Рамен будешь? Осторожнее. Это прозвучало почти как «Я тебя тоже люблю». Впрочем, Наранча, кажется, всё прекрасно понял. Он нисколько не сомневался в сообразительности мальчишки. Тот стремительно оказался рядом с готовящим завтрак мужчиной. Хихикая, он принялся помогать. Когда обе плошки разогрелись, Леоне сунул мальчишке в руку пластиковую вилку, и они вышли на улицу, попутно поглощая завтрак. — Итак, ты выяснил, где я живу. Наранча с энтузиазмом закивал. — И ты умеешь взламывать замки. Последовал ещё кивок. — Просто чудесно. Если решишь нанести визит ночью, не забудь меня разбудить, хорошо? — Да, сэр! Наранча прикончил свою порцию первым и с тоской уставился на тарелку Леоне. Вздохнув, мужчина отдал ему свою плошку. Урча от удовольствия, Наранча с победным видом принялся поглощать содержимое. Сунув руки в карманы, Леоне шёл и наслаждался тишиной. Недолго. Наранча нерешительно нарушил молчание. — Эй, Аббаккио! — М-м? — Почему собаки уходят из дома, чтобы умереть? Чего? Это что ещё за вопросы такие? Почему он… — Хм, ну… — Леоне нужно было принять решение. Он мог отговориться какой-нибудь несущественной глупостью, а мог сказать Наранче то, что, как он думал, было правдой. Поразмыслив, он выбрал правду. Придумывать ложь было слишком лениво и долго. — Они не хотят привлекать к своим хозяевам хищников трупным запахом. — О… — Наранчу внезапно очень сильно заинтересовало содержимое его тарелки. — Так они хотят защитить семью? — Да. А с чего такие вопросы? У кого-то пропала собака? — Нет. Просто интересно. Леоне хмыкнул и осторожно взъерошил тёмные волосы Наранчи. Дорога до пекарни прошла в молчании. Когда они добрались до места, Наранча, всё ещё сжимавший в руках недоеденный рамен, направился к остальным детям. В этот раз Фуго не встретил его пощёчиной. — Эй, парень, — голос Паоло заставил Леоне обернуться. — Хм, да? — Ты пользуешься косметикой? Вопрос прозвучал грубовато, но Леоне мог с уверенностью сказать, что-то было простое любопытство, не более. — Да. С ней я выгляжу значительно лучше, чем без. Паоло кивнул и быстро пошёл вниз по улице, стремительно удаляясь от магазина. — Прости его, Леоне, — руки Бруно обхватили его плечо. — Я уверен, он не хотел грубить. Просто иногда он не думает, что говорит. Пожалуйста, не сердись на него. — Почему я должен сердиться? Он просто задал вопрос. Он вообще не был груб, — нахмурился Леоне, старательно обдумывая происходящее. Неужели Бруно настолько не понимал своего отца…? Мысль показалась важной. Ещё один кусочек головоломки встал на место. Но, чёрт его побери, если он понимал, что творилось в этой семье. Бруно вздохнул с облегчением. Звук отвлёк Леоне от его размышлений. — О, слава богу… — А… Куда он? — поинтересовался Леоне, следуя за Бруно к стойке. — Хочет продать рыбу. Может, зайдёт проведать нескольких старых друзей. Ну и так… По мелочи… В голосе Бруно слышалось напряжение. Леоне постарался придумать что-нибудь, чтобы вернуть улыбку на его лицо, но, в итоге, просто развернулся, чтобы выйти на кухню и переодеться. Когда он вернулся, он обнаружил, что упустил свой шанс. Бруно ушёл. За стойкой царил Джорно. По выражению лица мальчишки сразу становилось понятно, что он костьми ляжет, но не пропустит Леоне к молодому человеку. Так сегодня был один из выходных Бруно? Прекрасно. А то, что-то в последнее время у Леоне всё шло подозрительно хорошо. Весь день Джорно доблестно «защищал» Бруно от Леоне. Мальчик словно считал, что Леоне задался целью перебить их всех, и непременно начнёт с самого прекрасного человека в здании. Интересно, что послужило триггером для мальчишки в этот раз? Это потому, что Бруно держал его за руку? Казалось бы, какой пустяк, а гляди ж ты… Он думал об этом всю дорогу до дома. Что же, он был рад, что это единственное неприятное, что произошло с ним. И, по крайней мере, сегодня Джорно предпочёл держать язык за зубами, вопреки своей привычке осыпать Леоне оскорблениями, когда мужчина оказывался поблизости. Как же он устал думать о белокурой бестии. Мысли лениво переключились на Наранчу. Почему мышонок спросил его об умирающих собаках? Может, увидел бродячего пса…? Неделя пролетела незаметно. Каждое утро Наранча как ни в чём не бывало заглядывал на завтрак. Каждое утро он с грохотом врывался в квартиру мужчины, громко требуя есть. Леоне нисколько не было жаль денег, чтобы накормить ребёнка, но мальчишка начал притаскивать еду с собой. Подумать только, он решил начать подкармливать Леоне. Паоло всё ещё вёл себя несколько странно, но рыбак был хорошим человеком. Он не испытывал неприязни к Леоне, несмотря на все усилия Джорно. Наконец, наступило время снова увидеть Нориаки. — Что ты делаешь? — Наранча лежал на его кровати, свесив голову вниз; с мокрых волос на пол стекала вода. Леоне заставил-таки мальчишку принять душ. — Собираюсь на улицу. — Ага. Я понял. А почему ты так одет? — Это — лучшая одежда, которая у меня есть. Я хочу выглядеть прилично, а не как бомж. — Зачем? — Потому что я иду не на работу, а в церковь, надоедливый ты грызун. — О… Я не знал, что ты верующий. Леоне не стал отвечать. Да и что тут можно было сказать? — Подъём. Одного тебя я в своей квартире не оставлю. Наранча заворчал, но встал и последовал за Леоне на улицу. По пути вниз мальчишка разнылся. Он смолк только когда увидел машину Тициано. — Это за мной. Иди, займись чем-нибудь. Обнеси очередной супермаркет, или ещё что… Глаза Наранчи воодушевлённо засверкали. — Правда можно? — Конечно нет! Наранча! Мальчишка уже испарился. Леоне от души надеялся, что тот отправился в пекарню, а не в ближайший магазин. Вздохнув, он сел в машину. — Тиц, ты не поверишь, как прошла эта неделя. — Выкладывай, братец кролик. Тициано выехал на трассу, и Леоне поспешил пристегнуть ремень. — Любовь всей моей жизни чуть не загнала себя в кому от пережитых потрясений. — Ауч. — Его сын пытается меня убить. — Могу его понять. — Эй! И, кстати, тот мальчик, который был со мной — тот самый гремлин. — Этот? — Ага. Мышонок то и дело врывается в мой дом и подворовывает мои завтраки. — Весело. — Не то слово. Тициано рассмеялся. — Чувак, единственное, что произошло со мной: малыш Мельба назвал меня папой. — Боже, серьёзно? — Леоне не был уверен, почему это было так важно, но, судя по голосу, Тициано разволновался не на шутку. — Это прекрасно, Тициано. — Я что, спорю? — Леоне явственно слышал в его голосе улыбку. — Он всегда молчал. Мы волновались, что он скучал по своим прошлым родителям. Да, он слишком мал, чтобы их помнить, но… В общем, мы не думали, что он нас признает, а он взял, да и назвал меня папой, — голос мужчины был наполнен любовью и трепетом. На миг Леоне почувствовал зависть. — Подумать только. Я стал отцом. — Ты стал отцом, — Леоне был рад, что хоть у кого-то на этой грешной земле дела шли хорошо. На этот раз он прибыл первым. Он вышел из машины одновременно с Нориаки. — Аббаккио-кун! — при виде его рыжий просиял. — Привет! О, ДжоДжо, выходи оттуда, познакомься с Аббаккио-куном. Нориаки сунулся обратно в дверь и что-то тихо заговорил. Леоне предположил, что он уговаривает мужа выйти из машины, что тот в итоге и сделал. Японец вылез из салона, бормоча какую-то тарабарщину, которую Леоне не мог понять. Нориаки обежал вокруг машины и опустил руку на локоть Джотаро. Леоне был поражён, насколько хрупким выглядит Нориаки рядом со своим громадным мужем, который напоминал скорее дикого зверя, а не человека. Джотаро был одет в белое. Белым было почти всё, начиная с дорогих туфель, брюк, костюма и рубашки, заканчивая средней длинны пальто и шляпой на голове, которая отбрасывала тёмную тень на глаза. Единственными, отличными от белого цветами, были чёрный — свитер — и золотой — украшения на шляпе и лацканах пальто. Взгляд мужчины был пронзительным, лицо выражало крайнюю степень презрения к окружающим. Он был огромен, выше, чем даже Леоне. Плечи были широкими и бугрились мышцами, которым явно было тесно в одежде. Как Нориаки был с таким человеком, Леоне представить себе не мог. Ну, или только сначала не мог. Нориаки прижался щекой к руке Джотаро, снова забормотал что-то на певучем японском, и всё внимание Джотаро оказалось отдано юноше безраздельно. Эффект был мгновенным. Лицо мужчины расслабилось, он стал похож на нормального человека; взгляд больше не был колючим; напряжение покинуло плечи. Он ответил. Голос был хриплым и тихим. Леоне поразило, насколько нежным может, оказывается, быть этот великан. Он действительно любил Нориаки всем сердцем. Просто ему не повезло родиться с выражением лица «да, детка, я та ещё сука». Бывает. — А теперь говори так, чтобы он мог понять тебя, — велел Нориаки, указывая мужу на Леоне; Леоне вздрогнул, стараясь сосредоточиться. Джотаро посмотрел на него. Он снова посуровел. Наступила долгая минутная пауза. Она тянулась бы дольше, но Нориаки мягко подбодрил мужа. Нерешительно и с очень сильным акцентом, Джотаро заговорил по-итальянски: — Здравствуйте. Меня зовут Джотаро Какёин-Куджо. Нориаки лучезарно улыбнулся. Леоне мгновенно растаял. Его самого удивила сила эмоциональной реакции, но это было выше его сил. Его врач и руководитель семинаров уговаривал своего огромного сверхзастенчивого мужа поздороваться с окружающими. У-у-у. А нотка гордости, которая послышалась в голосе Джотаро, когда тот озвучил фамилию? Ну, милота же! Прежде чем всё это отразилось на его лице, Леоне поспешил протянуть руку. — Меня зовут Леоне Аббаккио. Его руку осторожно сжали и потрясли. Джотаро кивнул, что-то пробормотал, обращаясь к Нориаки, и снова уставился на Леоне. Нориаки засмеялся, встал на цыпочки. Цапнув ворот пальто, он потянул Джотаро вниз и поцеловал этого большого человека. Великан смутился ещё сильнее. Натянув шляпу на глаза и буркнув что-то на японском, он быстро сел в машину и рванул с места. Нориаки замахал рукой. — О, как же я его люблю. Он такой милый. — Да, я заметил. Нориаки улыбнулся. — Вы сумели его раскусить? О, я так рад. Он такой застенчивый, а люди не понимают. Просто его лицо… — Это его нормальное выражение. — Да! Они все ещё смеялись, когда цокот копыт возвестил о прибытии Джонни. Следом за Слоу Дэнсер и её бесценным грузом привычно бежал Хол Хорс. Джонни похлопал свою кобылу по шее, затем руками перекинул парализованную ногу через луку седла. Несколько секунд он сидел на лошади как на стуле, а затем просто… скользнул вниз. К счастью Хол Хорс уже был там и успел подхватить калеку на руки. Он осторожно усадил Джонни в кресло-коляску (и когда только успел снять и разложить?) и покатил пацана вперёд, робко улыбаясь Нориаки. — Даров народ! Этот человек, что, вот так просто взял и сказал «даров»? — И тебе привет, кретин, мать твою! — раздался позади голос Полнареффа, и Леоне едва не выскочил из шкуры от неожиданности. Когда он вообще успел приехать??? КАК он сюда попал? Вздохнув, Леоне повернулся, чтобы кивнуть Полнареффу. — Приветики, — француз улыбнулся, скрестив руки на мускулистой груди. По дороге в главный зал церкви, Леоне старался приглядеться к взаимодействию Хол Хорса и Джонни. Подхватив того на руки, мужчина двинулся вверх по лестнице, осторожно пробуя каждую ступень и делая шаг, только когда был уверен, что нога находится в устойчивом положении. Полнарефф подхватил инвалидную коляску Джонни и опустил перед ним. С такой же любовью и вниманием, с какими ловил и переносил его, Хол Хорс усадил Джонни обратно. На протяжении всего этого Джонни отказывался смотреть на мужчину. Он даже не поблагодарил Хол Хорса. Неудивительно, что Хол Хорс был настолько убеждён, что никто никогда его не полюбит. Они неспешно рассаживались по местам, а Леоне терзался из-за Хол Хорса. Гм… Но даже так, он всё ещё не хотел бы лишний раз общаться с этим человеком. — Здравствуйте все, — Нориаки одарил их своей невероятно мягкой улыбкой. — Что нового у вас сегодня? Все взгляды мгновенно скрестились на Полнареффе. Здоровяк молчал. Он прижал ладони к губам и о чём-то напряжённо раздумывал. Леоне надеялся, что тот сумеет высказать всё, что у него наболело. — Хм… — Джонни заговорил первым. Леоне задался вопросом, что заставило сломленного пацана так хотеть выговориться. — Я… Я…. Просто… Неважно…. — Ой, да брось, сестричка! — Полнарефф откинулся на спинку стула, и повернул голову, глядя на Джонни сквозь серебристые пряди, упавшие на лицо. — Можешь рассказать нам всё! — Какая я тебе «сестричка»? — Джонни бросил раздражённый взгляд на Полнареффа, а Нориаки, кажется, слова француза понравились. — По несчастью, сестричка. Все люди — сёстры, и всё такое! — он говорил взволнованно, и улыбался при этом, как полный дурак. Леоне не сумел удержаться и улыбнулся в ответ. — Выкладывай уже, сестричка! Что стряслось? — добродушно проворчал Полнарефф. Леоне осторожно сдвинулся, касаясь ногой бедра Полнареффа. Джонни вздохнул и, покачав головой, заговорил. — Я встретил одного человека… — Та-а-ак. Это опять блондин? Удивительно, но Джонни не окрысился на Полнареффа, а только робко кивнул. Даже Нориаки выглядел изумлённым. Перебирая пальцами ткань штанов, Джонни продолжил: — Я встретил его несколько дней назад в баре. Я подумал, что он… думал, что хотел… что хотел… Ну, вы поняли… Я был совсем не против… Он был милым и достаточно сильным, чтобы поднять меня на руки и не ощутить веса… Но… Ему это было не нужно… От меня… Не это… Я… Он… Он позвал меня на свидание. Ещё никто и никогда не звал меня на свидание. Я согласился, — Джонни сдавленно хихикнул. — Меня… На свидание… Он притащил меня в какое-то винтажное место, где крутят винилы. Мне было плевать, а он был так счастлив… Никогда раньше Леоне не слышал, чтобы Джонни говорил так много и выглядел настолько расслабленным. — И, кстати, я даже запомнил имя. Джайро Цеппели, — неожиданно для всех, Джонни расхохотался. — Боже, он свистнул живого омара из аквариума в ресторане! И я… — Вы собираетесь встретиться с ним снова, — мягко подсказал Нориаки. — Да. Да, уже завтра… Джонни замолчал. Стало понятно, что на сегодня он выговорился. Нориаки адресовал ему взгляд, преисполненный любви. — Полнарефф-кун? — Да-да? — Есть что рассказать? Полнарефф вздохнул и расправил плечи. Он словно готовился броситься. — Это… я не знаю, как начать, Док. Дайте мне минутку. Нориаки не обратил внимания на вспышку кипучего гнева, и Полнарефф сгорбился. Леоне осторожно коснулся его коленом. Я здесь, с тобой. Вздохнув, здоровяк взъерошил свои серебристые волосы. — Я просто… Я не хочу больше быть мужчиной. Простите, что? — Хочешь, мы будем называть тебя Жанной? — смущённо и несколько испуганно предложил Хол Хорс. — Нет! Я не… — мужчина поёрзал на стуле, недовольно заворчав. — Я не имею ввиду, что хотел бы стать бабой. Я просто… меня тошнит от… Он сделал неопределённый жест рукой, и Нориаки поднял бровь. Юноша явное не желал принимать подобный ответ. Леоне нерешительно протянул руку и сжал ладонь Полнареффа. Сильные пальцы мгновенно вцепились в него, бледно-синие глаза уставились на Леоне. — Я знал того, кто убил моего напарника, моего любовника… моего любимого… От этого было ещё больнее. Полнарефф резко выдохнул. Боже, он выглядел так, словно вот-вот сорвётся и начнёт крушить всё вокруг. Всех вокруг. — Я… Мне надоело это тело, — прошипел он; голубые глаза пылали бешенством: как же, ведь все вокруг были живы, а Шерри Полнарефф нет. — Я не могу забыть, понимаете? Мне тошно от того, что я точно такой же, как тот ублюдок, который убил её. Что я, теоретически, способен сотворить то же самое. Нет. Нет! Я бы не стал! Я не смогу… — он смолк, и Леоне опустил вторую руку поверх сведённых судорогой пальцев. У Полнареффа перехватило дыхание. — Я не хочу иметь такое же тело, как было у тех, кто причинил ей боль. Я не хочу… Леоне больше не колебался. То, что он хотел сказать, не имело отношения к Полнареффу, но… Ну, когда они говорили, неважно о чём, то становилось легче. А может, он просто хотел высказаться. — Из-за человека по имени Бруно я перестал пытаться свести счёты с жизнью. Только ради него… Я… люблю его. Леоне боялся. Да, конечно, Джонни только что заявил, что он собирается на свидание с мужчиной. А до этого было понятно, что пацан меняет партнёров, как перчатки, прыгая из койки в койку… Но Леоне всё равно боялся. Что, если они не поймут? Что, если сделают больно за подобные предпочтения? Никто не произнёс ни слова. Полнарефф, казалось, внимательно слушает. Француз выглядел так, будто был благодарен за попытку отвлечь его от собственных переживаний. — Бруно нашёл меня. Принял. Без него… Сейчас я был бы мёртв. Или хуже… снова торговал бы телом за гроши. — Пф. А я сразу понял, что ты гей, — хмыкнул Полнарефф. — Мой гейдар ещё никогда не ошибался. Леоне почувствовал, как лицо заливает краска стыда. Сообразив, что всё ещё сжимает ладонь Полнареффа, он резко отдёрнул руки и прижал их к груди. Француз явно развеселился. Видимо, мысли о Шерри ненадолго покинули его… Он вздохнул. Леоне внимательно следил за выражением его лица, стараясь уловить момент, когда он снова начнёт… — Ну, раз уж мы начали тут болтать о голубизне, то я тоже бросил пить из-за мужчины. Ну, или пытаюсь бросить… Нориаки рассмеялся. — Да уж, геи и «сестринство» также неразлучны, как Американцы и чизбургеры. Полнарефф хохотнул, хлопнув Леоне по спине. Леоне подавился воздухом и отчаянно закашлялся, пытаясь продышаться. — Нори, я обожаю тебя и твои перлы! — проговорил Полнарефф. — Кхм. Возвращаясь ко мне и моим проблемам. Однажды ночью я встретил в баре парня. Да-да, Джонатан. Тоже в баре. Он выступал на сцене. Он гитарист и… Вы знаете песню «Killing Me Softly»? Я никогда не понимал, в чём её смысл. До тех пор, пока не услышал его. Боже, мне казалось, что он поёт про меня… — лицо Полнареффа внезапно смягчилось; Леоне даже не подозревал, что оно способно выражать такие переживания. — Его имя Мухаммед. Я никогда даже не пытался заговорить с ним, но, чёрт возьми. Если я кого-то и люблю на этой Богом забытой планете, то только его. — Мохаммед? — тихо переспросил Хол Хорс. — Он из Египта. Леоне смотрел на Полнареффа с суеверным ужасом. Голос француза был нежен, интонации мягки. Он совсем не казался гневным или озлобленным. Впрочем, наваждение быстро спало. — Ну, в таком случае, — улыбнулся Нориаки, — я желаю вам троим всего наилучшего… Хол Хорс-кун? — Хм? Да? Что? — Вы все ещё отказываетесь признаться, что побудило вас начать пить? — М-м-м, да. Я промолчу. — Хорошо, — легко согласился Нориаки. Он встал, подошёл к Хол Хорсу, обхватил лицо блондина руками и расцеловал его в обе щеки. Хол Хорс выглядел ошеломлённым. — Увидимся на следующей неделе, да? Они все согласно забормотали. Подкосив и бросив: «Пока, сестрички!», Полнарефф вылетел за дверь. Леоне медленно последовал за ним, молча ступая рядом с Нориаки. Позади них Хол Хорс толкал коляску с Джонни. Нориаки улыбнулся Леоне на прощание, и затем сбежал по ступеням вниз, чтобы тотчас оказаться в объятиях мужа. Джотаро снова встретил его на полпути к машине. Полнарефф уже успел уехать. Как он это проделал так быстро? Леоне махнул рукой. Одной загадкой больше. Плевать. Леоне подхватил инвалидное кресло Джонни и спустил его вниз. Оно оказалось намного тяжелее, чем ему представлялось. Он не стал прощаться ни с Джонни, ни с Хол Хорсом. Он подошёл к машине Тициано. Он хотел вернуться домой и что-нибудь перекусить. Уже взявшись за ручку канареечно-жёлтой машины, он остановился и бросил взгляд на церковь. Идущая неспешным шагом Слоу Дэнсер миновала вывеску с названием. Церковь «Восход». Вот как? Значит они, получается, «Рассветное Сестринство»? Покачав головой и удивляясь глупости пришедшей в голову мысли, Леоне уселся на заднее сидение автомобиля.