Глава 13: Hold Me, Carry Me Slowly, My Sunlight Поймай меня, Солнце моё. Удержи меня.
Бруно мерил шагами зал. Он потирал руки, словно ему было холодно. Леоне хотелось его поймать, обнять, поцеловать в макушку и пообещать, что все будет хорошо. Он не мог этого сделать. Бруно не хотел, чтобы к нему прикасались. Бруно не принял бы от него поцелуй. Кроме того… Леоне не знал, будет ли всё хорошо. Наранча так и не появился. Джорно поймал Бруно на полушаге. Отец семейства обмяк в его руках… Молодой человек обхватил руками Джорно и уткнулся носом в плечо мальчика. — Где он, Джорно? — Я не знаю. — Куда он мог пойти? — Я не знаю, Бруно. — Почему он ничего не сказал мне? — Я не знаю. Несколько минут Бруно стоял недвижимо, а потом снова принялся мерить шагами комнату. Сухие голубые глаза безумно шарили по углам. Фуго сидел рядом с Леоне, игнорируя присутствие мужчины. Парень выглядел… мёртвым. Миста устроился в углу. Он старался привлекать как можно меньше внимания. Он плакал. Паоло исчез. Как только мужчина услышал, что малыш Наранча (совсем ещё ребёнок…) пропал, он пошёл искать его. Прошли сутки. Никто из них так и не вернулся в пекарню. Прослеживая пальцами витки татуировки на своих руках, Бруно повернулся к Леоне. — Ты уверен, что полиция не станет помогать? — в десятый, наверное, раз спросил он. — Да. Он исчез недавно. Положенный срок ещё не вышел. И, Бруно, — Леоне замялся, — пожалуйста, прости меня за то, что я сейчас скажу, но он не твой ребёнок. Бруно отвернулся и сгорбился, словно испытывал невыносимую боль. — О, Бруно, я просто… Им незачем записывать его в «пропавшие без вести» и начинать поиски. Я имею ввиду… они решат, что он просто ушёл к своей настоящей семье или… — Я его семья, — прошипел Бруно, бросив на Леоне злой взгляд. — Я, а не тот ублюдок, который претендует на звание его отца! — Я знаю. Знаю… — Леоне встал, поднимая руки в знак того, что признаёт поражение. Джорно сместился так, чтобы оказаться между ним и Бруно. — Я знаю, Бруно, что ты его мама, и он любит тебя… Бруно немного смягчился. — … Я всё понимаю, но полиция? Там смотрят только на кровные узы. Любовь их не интересует. Ты ему даже не родственник. Понимаешь? — Я знаю… Я просто… — Бруно снова потёр руки. — Чёрт возьми, я чувствую себя таким бесполезным… Всё молчали. Все чувствовали то же самое. День тянулся мучительно долго. Джорно продолжал издеваться над Леоне. Мальчик стремился дать всем понять, что знает виновника этой беды. Леоне хотелось плакать. Джорно полагал, что он… думал, что… что он убил… что он убил… Боже, даже думать о таком было выше его сил. Леоне находился в пекарне только ради Бруно. Только потому, что каждый раз, когда он приближался к двери, Бруно смотрел на него в немом ужасе. Смотрел так, словно он, Леоне, тоже исчезнет, если Бруно на секунду ослабит бдительность. Леоне думал, что именно вид такого надломленного Бруно и не даёт Джорно начать во всеуслышание обвинять Леоне в убийстве. Бруно нуждался в Леоне, поэтому Джорно терпел его присутствие. Но как только надобность в нём отпадёт…? Тут даже сам Нострадамус не предсказал бы, что выкинет Джорно. Впрочем, у Леоне была пара мыслей. Он устал. Он был на грани. Он добрался до дома. За ним по пятам следовала тень Джорно. Интересно, что блондин ожидал от него? Он ненавидел разочаровывать. Но, как бы там ни было, он собирался лечь спать. Следующий день был почти близнецом предыдущего. Только в этот раз исчез ещё и Фуго. Бруно начал беспокоиться сильнее. Молодой человек вцепился в собственные волосы. На следующий день вернулся Паоло. С пустыми руками. Он молча обнял сына. Бруно совершенно пал духом. Им всем было больно смотреть на это. Пришёл Фуго. Он по пятам следовал за Бруно, словно присутствие пекаря ненадолго возвращало его к жизни. Джорно удвоил свои усилия. Он преследовал Леоне, куда бы тот ни пошёл. Миста перестал улыбаться. Мальчик стал невероятно тихим. На седьмой день в доме Леоне раздался звонок. Он поднял трубку. — Алло, — начал было мужчина. — Леоне! О Боже, это был Тициано. Его голос пылал энтузиазмом. Как он мог быть таким…? Счастливым? Как? — Что случилось, Тициано? — Слушай, я рассказал остальным парням… Ну, таксистам…о твоей мышиной проблеме. — Он никогда не был проблемой… — В общем, они тоже внимательно смотрели по сторонам. Один из них его видел! — Что? — Да! Мы не смогли найти его раньше, потому что малыш забрёл намного дальше, чем мы ожидали. Ты знаешь заброшку у реки? Старые здания. Целый квартал под снос на окраине города? Он там. — Что? Там? Как? Почему? Что? Какого… Леоне не мог поверить. Леоне казалось, что он всё ещё спит. Его ночные кошмары уже начали прорываться в реальность? Не хорошо. — Да! Да, да, да! Собирайся! Я сейчас подъеду, отвезу тебя на то место, про которое говорил мой друг. Осмотришься. И будь готов. Он может быть ранен. Друг сказал, что у мальчика были какие-то повязки вокруг головы. Леоне хотел ответить. Он попытался. Из горла не вырвалось ни звука. В груди зародилось какое-то странное чувство (любовь). Может, он умер и попал в рай? Нет. Сердце в груди радостно пело (На-ран-ча). Мальчик был жив. — Я скоро буду! Чао, Леоне! — Чао, Тициано! Звонок оборвался. Леоне крепко сжал трубку в руках. Сколько он так простоял? Наконец, он вернул телефон на базу. Пошатываясь, он вошёл в кухню. Он открыл холодильник, и руки сомкнулись вокруг горлышка бутылки (колы). Он выпил её залпом и бросил в мусорное ведро. Горло обожгло. Наранча был жив. Впервые за три дня он сумел впихнуть в себя немного еды. Наранча был жив. Схватив из фужера апельсин, он сунул его в карман и выбежал на улицу. Наранча был жив. Он промчался по коридору. Он был счастлив. Наранча был жив! Он выбежал во двор и подставил лицо солнцу. Страшненький жёлтый автомобиль вырулил из-за угла. Леоне чуть не впрыгнул на сидение сквозь открытое окно. — Гони, Тициано! Быстрее! Водитель вдавил педаль газа в пол. Они наплевали на все дорожные знаки, несколько раз промчались на красный, проигнорировали пешеходный переход. Даже встань на их пути сам Господь Бог, они вряд ли впечатлились бы достаточно, чтобы сбавить скорость. Но даже так дорога отняла у них двадцать минут. Как Наранча оказался тут? Что он тут забыл? Что, если водитель обознался? Что, если то был не Наранча? Что, если он надеялся впустую? Наранча… Он заставил себя перестать думать, пока мысли не завели его куда-то не туда. С Наранчей всё было в порядке. Должно было быть. Леоне крутил в руках апельсин. Его трясло от волнения. — Эй… — шепнул Тициано, машина замедлила ход и теперь осторожно маневрировала вдоль аллей с односторонним движением. — Он в порядке. Не переживай. Он цел. Леоне болезненно усмехнулся. Он выглянул в окно. Он отчаянно искал глазами грязную маленькую фигурку. — Приехали. Дальше пешком. Я не могу ездить по газонам, так что… — Да, да… Хорошо. Леоне готов был сорваться с места. Готов был рвануть в переулки. Его распирало от желания высказать Тициано, как много тот для него сделал, как много это для него значит. Он протянул руку, коснулся плеча водителя и с чувством сказал: — Спасибо! — Да брось ты. Любой бы на моём месте поступил так же. Мужчина радостно скалился. Леоне вымученно улыбнулся в ответ. Он выскочил из машины и опрометью бросился в ближайшую подворотню. Везде было грязно и сыро. Серо-коричневые мостовые покрывал слой вонючей жижи. Здесь не росли растения. Между плотно стоящих зданий не проникали лучи солнца. Тут и там сновало обескураживающее количество беспризорных детей. Грязные, одетые в лохмотья, шепчущиеся, бредущие прочь и стремительно исчезавшие из виду прежде, чем Леоне успевал подойти. Они боялись, что он станет преследовать их (да, станет). Он шёл за ними, а они шли за ним. Только его крупное телосложение и тот факт, что он был трезв и держал себя в руках, не позволял им напасть. Если это и правда были уличные дети, то они должны были знать, что кто-то посторонний вторгся на их территорию… Леоне вздохнул и вынул кошелёк из кармана. Он сел на ближайший ящик. Он выудил монету и принялся перекатывать её по костяшкам пальцев. Ему пришлось прождать довольно долгое время. В конце концов, дети посовещались и выбрали парламентёра. Он должен был принять на себя удар. Мальчик был милым. У него были мягкие черты лица и большие карие глаза. Лицо усыпано веснушками. Но Леоне никогда не привлекали дети. Он приветствовал ребёнка резким кивком головы. Мужчина сощурившись смотрел на мальчишку. Наивность мгновенно исчезла с лица беспризорника. Он подбежал ближе и встал, скрестив руки на груди. Леоне снова кивнул. — Имя? Малыш колебался. — Карлик. — Хорошо, Карлик. Мне нужно, чтобы ты мне кое-что рассказал, — Леоне бросил ребёнку монету; тот поймал блестящий предмет не глядя. — Я ищу кое-кого. Черные волосы. Лиловые глаза. Примерно на голову выше тебя. Знаешь такого? Карлик повертел монету в руках. — Этого недостаточно. — Я знаю, — Леоне закинул ногу на ногу и откинулся спиной на стену, стараясь казаться расслабленным. — Начинай говорить, и я начну платить. Малыш развернулся и убежал. Неподалёку зазвучали детские голоса. Леоне ждал. Карлик вернулся. С пустыми руками. — Мы согласны. Леоне бросил ему ещё одну монету. — Мы видели ребёнка, которого ты ищешь. Он появился здесь несколько дней назад. Молчание. Несколько монет. — С ним что-то не так. Он ни с кем не общается. Единственное, что сказал, что «просто ждёт смерти». Сказал, что умрёт, как мама. Ещё горсть монет. — Мы дали ему бинты на повязку. Он прячется недалеко отсюда, но ты не сможешь попасть туда, не заблудившись. Карлик моргнул и Леоне вздохнул. — Я полагаю, ты можешь поработать проводником? — Правильно полагаешь. — Назови сумму и иди впереди меня. Я предупрежу только один раз. Вздумаешь кинуть меня, и я без сомнений ударю. Рука не дрогнет, понятно? Твой возраст не защитит тебя от расправы. Карлик кивнул, и Леоне поднялся. Он позволил мальчику вести себя. Он все ещё мог слышать тихие звуки детских голосов за спиной. Они двигались сквозь трущобы. Стая Карлика следовала по пятам. Дорога до нужного места заняла почти десять минут. Леоне волновался. Не шёл ли он прямо в ловушку? Быть ограбленным детьми, что может быть унизительнее? Но нет. Карлик сдержал слово. Он привёл мужчину в маленький неприметный тупичок, где в тёмном углу, на грязной подстилке копошился грызун. Эта меленькая мышь была Леоне прекрасно знакома… — Спасибо, — голос Леоне сорвался. Сунув руку в карман, мужчина нащупал несколько купюр и, не глядя, сунул их в руки Карлика. Мальчишка смотрел на него круглыми от изумления глазами. Леоне дал ему больше 50 евро. Мальчик ожидал, что мужчина потребует деньги обратно. Карлик сорвался с места, быстро исчезая из виду. В темноте послышались звуки отчаянной погони. Наранча не двинулся с места, когда Леоне подошёл ближе. Он не двинулся с места, когда Леоне сполз по стене и устроился рядом с ним. Мальчик заинтересованно дёрнулся, когда Леоне невозмутимо принялся чистить апельсин. Оба молчали. Леоне небрежно швырнул шкурку на мостовую. Мужчина разорвал фрукт напополам. Наранча заёрзал. Леоне задумчиво покрутил перед носом куском апельсина. Наранча потянулся к фрукту. Мальчик медленно выбрался из своего угла. Как же. Леоне собрался есть… И без него! Наранча недовольно заворчал. Леоне с трудом сдержал ухмылку. Оторвав одну дольку, Леоне протянул её Наранче. Он не повернул головы в его сторону. Подношение осторожно приняли. Леоне продолжил в том же духе. Отрывая по две дольки, одну он съедал сам, а вторую протягивал в сторону. Последнюю дольку он вручил Наранче. Технически, он сам должен был её съесть. Они помолчали. — Наранча, — руки Леоне дрожали. Услышав клокочущую в горле мужчины ярость, Наранча отшатнулся в сторону. Леоне вздохнул. Он постарался говорить спокойнее. — Почему ты здесь? — Я пришёл умирать. — Зачем? — Ну… Посмотри на меня… Леоне повернул голову. Перед ним сидел Наранча. Он был всё таким же пухлощёким. Он был грязнее, чем обычно, со слипшимися жирными патлами вместо привычной копны волос. Его левый глаз скрывала повязка из бурых бинтов. Похоже, на этом боку он и лежал. Итак, что-то не то было с глазом. — Малыш, уродство — это не смертельное заболевание, — не удержался Леоне. Милое детское личико, измученное страданиями, прояснилось. Слава богу, шутка сработала. Рот Наранчи дёрнулся в намёке на улыбку. Мальчик снова потупился. Он поднял руку, касаясь повязки на глазу. — Мама умерла из-за инфекции в глазу. Врачи ничего не могли сделать. Это стоило отцу кучу денег, а потом папа… Отец больше не хотел меня видеть… После того, как она умерла, — Наранча отвёл взгляд; Леоне уставился на чумазое лицо. — Когда… Я почувствовал, что с глазом что-то не то, я решил… Будет лучше, если я уйду… Папа попытается помочь… А у него не столько денег, чтобы тратить на что-то подобное… К тому же, это не поможет. Я всё равно умру… Я не хотел никого волновать… Пусть бы думали, что я сбежал… Ну, как-то так… Леоне хотелось придушить паршивца собственными руками. Хотелось сжать хрупкую шейку и как следует встряхнуть. — Не хотел волновать?! Хорошенькое дело! Джорно решил, что я изнасиловал и убил тебя, а труп сбросил в реку, — резко прошипел Леоне, о чём почти сразу же пожалел. — Что?! — глаз Наранчи широко распахнулся от ужаса; рот скривился от отвращения. — Ты не… Фу! Он так думает?! Боже мой! — Да, да. Знаю, — Леоне провёл рукой по лицу, радуясь, что не стал наносить косметику. Он вытянул ноги и откинул голову назад. Он закрыл глаза и приложил все усилия, чтобы голос не звучал сердито. — Фуго сдался. Я не знаю, за что он боролся, но он сдался в тот день, когда решил, что потерял тебя. Он просто… сломался. Миста больше не улыбается. Он говорит только с Бруно или Джорно, и только по делу. Бруно еле держится. Всё время рвёт на себе волосы, почти облысел. Паоло искал тебя двое или трое суток без сна и отдыха, — Леоне замялся. — Я три дня не мог смотреть на чёртову еду. Мужчина услышал, как Наранча всхлипнул. Про еду, это он понял. Еда для мыши была привычным мерилом. Он осознал, как глубоко ранил Леоне. Леоне резко выбросил вперёд руку и сорвал бинты с глаза Наранчи. Наранча с шипением отпрянул. Он отвернулся, пряча лицо. Глаз выглядел плохо. Кусок грязной ткани явно только ухудшил всё дело. Глазной белок покраснел, зрачок помутнел и покрылся белёсой плёнкой. Вены вокруг вздулись и вспухли. Леоне поморщился. Мальчику явно было больно. — Ты просто занёс в глаз заразу, — прорычал мужчина. — Такое прекрасно поддаётся лечению, глупый ты, глупый ребёнок! Да тебя выпороть мало! Прежде чем Наранча успел отпрянуть, Леоне схватил его за волосы и несколько раз дёрнул из стороны в сторону. — Ой! Ой! Я понял! Понял!!! Остановись, пожалуйста! Леоне разжал руку, и Наранча зажмурился. — М-м-м… А как ты нашёл меня? Леоне зафыркал. — Ну, после того, как Джорно, Бруно, Фуго, Паоло и я не смогли взять твой след, нам пришлось привлечь кучу левых людей. Я убедил самого большого француза, которого я когда-либо видел, поискать тебя в городе. Мой знакомый таксист уговорил всех водителей в этом проклятом городе смотреть в оба, не объявится ли где одна маленькая сукина мышь! Наранча отреагировал на оскорбления как-то странно. Это потому, что в голосе Леоне клокотало бешенство? Это глупый, глупый ребёнок исчез на неделю. Без писем, без предупреждений, без причины. Просто взял и ушёл! Что за безмозглое создание?! Облегчение волной затопило душу. Леоне отчаянно хотелось как следует приложить гадёныша дурной головой о ближайшую стену. — Как ты мог так поступить с нами, Наранча? — Я-я просто подумал… — Подумал?! Он подумал, поглядите-ка! Да ты вообще не думал! — Леоне закрыл глаза руками, рыча от ярости и разочарования. — Ты не думал! Тебе и в голову не пришло представить себе, как нам всем будет плохо? Что чувствовал Бруно? Чёрт! Ты хоть знаешь, какую боль ему причинил? Наранча старательно избегал его взгляда. Леоне смотрел вглубь переулка, не на него. — Ох, Наранча… Фиолетовый глаз уставился на него. — Скажи, что если однажды… Случится так… Вот… Бруно узнает о том, что умрёт через час… Он скажет вам, детям, что идёт в магазин и не вернётся. Вы будете ждать, а его не будет. Вы будете искать, и не найдёте. Он просто был и вдруг не стало. Чтобы ты сделал? Как бы себя чувствовал, не зная жив он или мёртв? Или… — Леоне отвернулся и попытался вытереть слезящиеся глаза. — Скажи, ждал бы ты его всю свою оставшуюся жизнь? Ты же так и не видел тела. Не искал бы ты его в толпе? Не бежал бы за кем-то, кто внешне хоть немного похож, веря в то, что это может быть он? — Леоне покачал головой. — Незнание страшнее смертного приговора для тех, кто нас любит. А Бруно любит тебя всем сердцем, Наранча. — Я… Я понял… Да? … Боже, — Наранча подтянул колени к груди и обнял их; он выглядел таким несчастным. — Они думают, что я мёртв? — Конечно они так думают! — Леоне старательно не смотрел в сторону очень-очень доверчивого мальчика. — Милый маленький ребёнок с чертовски красивыми глазами ушёл побродить ночью по городу и не вернулся. Что ещё они должны думать? Наранча поёрзал на месте. — Я… я не… никогда… я не думал… что так. Мальчик вздрогнул, крепче обняв ноги, и Леоне вздохнул. — Твою мать, малыш… Послушай… Давай-ка валить отсюда… Леоне поднялся. Наранча встал следом. Его шатало из стороны в сторону. — И… куда мы? — Что значит куда?! Домой, разумеется. — Я… я не могу, — Наранча попятился. — Я не могу… Не после того как… Леоне вздохнул. — Они не будут ругаться за то, что ты ушёл. Они будут рады, что ты вернулся. Вот увидишь. Наранча поплёлся за ним. Мальчик ступал неуверенно и шёл медленно. Леоне не стал брать его за руку. Очень скоро он пожалел об этом. Они покинули лабиринт заброшенных переулков. За спиной раздался тихий писк. Леоне обернулся и увидел, что Наранча вышел на проезжую часть и замер посреди неё, тряся руками перед повязкой. Время замедлило бег. Сначала он услышал… Взревел мотор, раздался визг тормозов… Затем он увидел… Грузовик не вписался в поворот; передние шины оторвались от дорожного полотна, затем снова ударились об асфальт. Машина неслась по дороге. Наранча стоял на дороге. Нет. Нет. Нет. Нет-Нет-Нет-Нет. Чёрт возьми, только не он. Он сорвался с места быстрее, чем осознал это. Он протянул руки к этому мальчику — этому милому, глупому мальчику. Наранча тупо уставился на него. Быстрее, быстрее, Леоне! Ты не можешь потерять его! Сильные ноги несли его вперёд, мышцы разрывались от боли. Ты только нашёл его, только нашёл его, только нашёл его! Взревел клаксон. Сердце Леоне набатом испугано гремело в ушах. «Нет. Ты его не заберёшь», — пришла в голову остервенелая мысль. — «Ты не отнимешь моего ребёнка!» Он подскочил к Наранче. Он подхватил ребёнка на руки (какой же он маленький). Машина мчалась на них. Леоне рванулся вперёд. В последний момент он сумел вытолкнуть Наранчу из-под колёс. Ревущее транспортное средство ударило его в бок. Кувыркаясь, Леоне покатился по земле. Ногу прошило болью. Он упал на спину. Он клубком свернулся вокруг Наранчи, укрывая того собой. Несколько мгновений стояла оглушительная тишина, затем всё вокруг загомонили. Трое человек стали тормошить его, пытаясь выяснить, в порядке ли он, цел ли ребёнок. Он проигнорировал их. Приникший к нему Наранча дрожал. Наранча был жив. Леоне что-то рявкнул в ответ на расспросы. Толпа отхлынула в стороны. Ему было плевать. Наранча был жив. Он с трудом сел, задыхаясь от боли. Он поймал испуганный взгляд Наранчи. — Ты в порядке?! Наранча ошарашенно кивнул. Леоне зарыдал. Леоне сжал его в объятиях, укачивая, словно младенца. В этот момент Леоне отчётливо понял, как Бруно мог так спокойно целовать такого грязнулю. Мужчина целовал эти жирные патлы, чумазые щёки этого глупого-глупого мальчика. Он был чертовски счастлив, что ребёнок, его ребёнок, его маленький сын был цел и невредим. Внезапно он вспомнил, как всё это время считал Наранчу чужим. Он слабо рассмеялся. Какой же дурак… Как жестоко прозрение… — Слава богу… Он крепко прижал к себе мальчика. Он снова поцеловал чёрную макушку. Наранча молчал. Это лучше всех слов сказало мужчине о том, насколько испуган ребёнок. Тихо, очень тихо, едва слышно Наранча шепнул: — Спасибо, отец. В этот момент Леоне отчётливо понял, почему Тициано был так взволнован, когда малыш Мельба назвал его папой.__________________________
Бруно завопил от радости в трубку, когда Леоне вызвонил его из больницы и сообщил, что нашёл Наранчу. Он едва успел сказать пекарю адрес, а Бруно уже что-то прокричал остальным и звонок оборвался. Леоне поморщился от громкого вопля. Он прекрасно понимал Бруно. Нога в гипсе неприятно зудела. Он был почти готов расшибить чёртову корку о ближайшую стену. Он ненавидел костыли, которые ограничивали его передвижение. Ему вроде как стоило прилечь, но… Но если к Наранче сейчас пускали посетителей, то он хотел увидеть ребёнка. Поход в другое отделение закончился ничем. «Только родственники», сказал ему доктор. Леоне не стал спорить. Он похромал обратно к своей койке. Стоило ему присесть, как в палату ворвалась толпа. Бруно был первым. Влетев в комнату, он бросился на шею Леоне и обнял так крепко, что Леоне начал всерьёз опасаться за целостность рёбер. Впрочем, он воспользовался случаем и сжал Бруно на столько же сильно. Миста ухмылялся; фиолетовая шапка была низко надвинута на брови. Мальчик обнимал Джорно, лицо которого вернулось к прежнему бесстрастному выражению. Фуго не было, но Леоне не удивился. Бруно прижимался к нему. Молодой человек уселся в кровать и приник к спине мужчины. Леоне вздрогнул, когда он заговорил. Тёплое дыхание защекотало шею. — Как тебе удалось его найти, Леоне? И что случилось с твоей ногой? Сидя в обнимку с самым красивым существом в мире, Леоне принялся рассказывать о том, как нашёл их сына. О Жане и Тице, о телефонном звонке, о поездке, об уличных детях и, наконец, о машине. Бруно весь закаменел, когда Леоне описывал тот грузовик. Стоило мужчине подумать о том, что могло произойти, у него самого в глазах защипало. Он поспешил сменить тему. Заплакать перед Джорно? Да не дай бог! — Кто-то из толпы вызвал скорую, и нас привезли сюда. Из-за чёртова удара у меня в лодыжке трещина. Хорошо, не перелом. Не придётся таскать клятый гипс два месяца кряду. Он закрыл глаза, осторожно проводя ладонью по спине Бруно, прослеживая мягкий изгиб позвоночника. Он с болезненным интересом ждал, когда заговорят о Наранче. — Ого! Вот вас сюда набежало! В палату попытался втиснуться мужчина в халате. Он широко улыбался. У него были очень светлые волосы и самая странная бородка, которую Леоне когда-либо видел. Она несколькими полосами следовала вдоль линии чисто выбритого подбородка и переходила в бакенбарды. Четыре квадрата справа и слева. — Привет, везунчик. Меня зовут Юлий Цеппели, я твой лечащий врач. А это твой парень? — Я его начальник, — пробормотал Бруно; Джорно согласно поддакнул. — Он не мой парень. — Понял! Отвял! — улыбка Юлия стала шире. Хм… А ведь он где-то уже слышал это имя. В голове у Леоне забрезжило смутное подозрение… Джайро. Не Юлий Цеппели, а Джайро. Не особо понимая, что творит, Леоне выпалил: — Слушай, а ты, часом, недавно не крал живого лобстера из аквариума в ресторане? Юлий или Джайро? — удивлённо моргнул, затем нервно усмехнулся. — Аэ, м-м-м… А можно не так громко? — Поверить не могу… Ну конечно же, конечно же… С моей везучестью, именно ты и будешь врачом как раз в той клинике, куда меня запихнули. Чёртов лобстероман… — Ты что, знаком с Джонни? — оживился Джайро, прерывая причитания Леоне. — Он что-нибудь обо мне говорил? — Да, и не раз… — Леоне вздохнул; он внезапно почувствовал себя очень уставшим. Бруно поднялся, что тоже не улучшило настроение. Осторожно расправив одежду, Бруно отошёл в сторону, и Джорно потянул его к выходу. Леоне вздохнул. — У меня нет ни желания, ни времени болтать о твоём парне, Цеппели. И о ваших брачных играх. Будь добр, сделай свою работу и свали куда-нибудь… — Парень? Он называет меня своим парнем? Меня? Правда? Джайро затараторил. Леоне старательно принялся игнорировать его. Доктор закончил свои манипуляции и убрал из палаты свою (весьма симпатичную) задницу. Леоне остался один на один с Джорно. Леоне спрятал лицо в ладонях и тихо проговорил: — Боже, ну теперь-то что я сделал не так? Я Нашёл Наранчу! — Леоне воздел руки к потолку. — Я не убил его, вот сюрприз, да? Я не грёбаный психопат, который любит причинять боль людям! В отличие от известной мне суки по имени Джорно Джованна! Леоне зарычал. Он не мог заставить себя взглянуть в глаза Джорно. Он устало опустил руки и прижал ладони к глазам… — Остановись… Пожалуйста, остановись… Я так больше не могу… Хотя бы не сегодня… Не сейчас. Джорно молчал. Леоне, наверное, мог бы даже поверить в то, что блондин ушёл, если бы не аура источаемой мальчиком холодной ненависти. Стук каблуков показался Леоне ударами молотка по гвоздям, что вбивались в сердце. Леоне застыл без движения. Он не мог заставить себя взглянуть в глаза этого судьи. — Что я тебе сделал? За что ты так…? Чёрт возьми, он не сдержал слёз. — Дело не во мне, — голос Джорно сочился ядовито-сладкой патокой. Мальчик говорил мягко, но не как Бруно или Наранча. Нет. Слова Джорно Джованны прозвучали ласковым щелчком снятого с предохранителя пистолета. — Да… Да, конечно не в тебе, ребёнок… Если ты так хочешь, то не в тебе… — А чего ещё вы ожидали, офицер? Леоне прикусил язык. Он молил бога и дьявола, чтобы Джорно не заметил, насколько его трясёт. — Всё дело в них. — Я бы никогда не навредил Наранче. — Я не могу рисковать и верить вам на слово. Леоне тихо зарычал. Боже, как же сложно было говорить с этим ребёнком, всё равно, что биться головой о стену. — Однако… вы действительно не имели никакого отношения к исчезновению Наранчи… И именно вы нашли его… За это я перед вами в долгу. Боже, о чём он? Что ещё он придумал? — Я верну этот долг, офицер. Я предупрежу вас о своих намерениях. Отец Буччарати уехал, как только ему сообщили, что Наранча нашёлся. Его присутствие больше не причиняет боль Бруно. А значит, он сможет меня услышать. Я планирую рассказать ему, кто вы есть. Рассказать про вас всё от и до. Как только он убедится, что с Наранчей всё хорошо, мы вернёмся домой. Там он узнает всё. Я предлагаю вам исчезнуть, офицер. Облегчите жизнь и ему, и себе. — Какое у тебя интересное представление о возвращении долга, белокурая сука. Боже, он хотел бы, чтобы его голос прозвучал ядовито и грубо, но нет. Голос был пуст, как недавно был Фуго. — Я сказал, вы услышали. Хорошего дня, Аббаккио. Надеюсь, я больше никогда вас не увижу. Джорно ушёл. Леоне остался один. Слезы катились из глаз. Он старался как можно лучше запомнить тепло рук Бруно, обнимавшего его.___________________
Он сбежал из больницы, как только врачи дали добро. Он надеялся, что Наранча не обидится на него за то, что он не пришёл проведать. Он надеялся, что мальчик не ослепнет на левый глаз. Боже, как же он хотел увидеть мышонка… Он поймал такси и вернулся домой. Он не попрощался с Бруно. Леоне не хотелось плакать. Он ненавидел свои слёзы так же сильно, как ненавидел Джорно. Он обнаружил, что слёзы никак не желали высыхать. Он притащился в свою квартиру и заставил себя что-то съесть. Он отправился спать. Может быть, это был только длинный кошмар? Может, он скоро проснётся, и всё будет как раньше? Наранча будет рядом, Бруно будет его любить, а Джорно… Джорно просто… исчезнет куда-нибудь? Это было бы так чудесно. Он хотел спать. Он не мог спать. Боже, с этим проклятым гипсом он не мог даже нормально снять штаны. Пришлось лечь на спину. Штанина так и осталась на белой корке. Лежать было не удобно. Он сам не понял, как заснул и оказался в ещё более жутком кошмаре. Он не был достаточно быстрым. Он стоял слишком далеко. Он смотрел, как гибнет под колёсами машины Наранча. С сидения водителя к нему вышел Маттео, который лучезарно улыбался. Он проснулся. Он хотел умереть во сне. Интересно, как дела у Наранчи? Выполнил ли Джорно своё обещание? Всё ли в порядке с Бруно? Нога пульсировала болью. Он жалел, что травма недостаточно серьёзная и ему не выдали костыли. Ну и как он должен в таком виде принимать душ…? Едва не зарыдав от разочарования, он побрёл на кухню. Там он мог страдать не в положении лёжа, а уже сидя. Он не знал, сколько прошло времени. Зазвонил телефон. Шмыгнув носом и утирая рукавом сопли и слёзы, он нашёл в себе силы подняться и ответить на звонок. — А…Алло? — Леоне. Хм, привет. М-м-м… как твоя нога? Бруно. Боже, Бруно… Молодой человек казался таким испуганным. — Я… Всё хорошо… Зачем ты звонишь, Бруно? Он прислонился лбом к стене. Он не мог. Не сейчас. Почему Бруно всё ещё добр с ним? Неужели не понимает, что эта доброта прикончит Леоне. — Эм… Я… Мне нужно, чтобы сегодня ты посидел дома, хорошо? Я наконец-то убедил Джорно поговорить со мной. Я… Пекарня не будет работать до завтра. Мне требуется время, чтобы… проверить… Но потом нам нужно будет поговорить… Как думаешь, ты смог бы прийти часам к шести вечера? — Я приду. — Хорошо. До встречи. — До… Он не успел договорить. В трубке раздался тихий щелчок. Бруно оборвал вызов. Леоне очень, очень осторожно положил телефон на место. Он прислонился спиной к стене и соскользнул на пол. Он закричал. Спрятав лицо в ладонях, он выл, пока не сорвал горло. Он просидел так весь день. Время от времени он выплывал из тумана отчаяния, чтобы бросить взгляд на часы. Что ещё ему оставалось… Впрочем, не важно. Он ждал. Он рыдал. Он вытирал слёзы волосами. Голова неприятно зудела. Ему удалось вымыть волосы в раковине. К тому времени, как он покинул дом, голова уже успела высохнуть. Путь до пекарни занял больше времени, чем обычно. Проклятая нога не давала ему двигаться быстро. Она нещадно болела, когда он переступил высокий порог. В зале пахло… домом. Его сердце сжалось. Он знал, что это, возможно, последний раз, когда он проходит сквозь эти двери. Колокольчик грустной мелодией вторил его невесёлым мыслям. Он прохромал до двери за прилавком и с трудом поднялся по лестнице. Дверь наверху была открыта. Он всё равно постучал. Дважды. — Входи, Леоне. Он приоткрыл дверь и шмыгнул внутрь, стараясь шуметь как можно меньше. Бруно сидел на своём обычном диване. Его лицо не выражало ни единой эмоции. Это зрелище разбило Леоне сердце. Леоне двинулся к молодому человеку, чтобы как прежде устроиться рядом. Бруно указал ему на стул напротив дивана. — Сядь. Леоне повиновался. Этот приказ почти убил его. Он уставился на журнальный столик, который стеклянной преградой встал между ними. — Я полагаю, ты знаешь, о чём пойдёт речь? Леоне вздрогнул, пожал плечами, кивнул и снова пожал плечами. Он не смел посмотреть в глаза Бруно. — Да… Думаю, да… Бруно вздохнул. — Леоне… Джорно рассказал мне о… о том, что ты делал. О том, как и чем ты жил… Я… Я не хотел в это верить. Но Джорно никогда не лжёт. Не мне. И уж тем более не из простой неприязни к кому-то… Я спросил его, откуда ему об этом известно. Он сказал, что из газет. Боже… газеты… чёртовы газеты… Леоне страстно желал сжечь дотла все типографии. Бруно продолжил говорить. — Итак, сегодня я пошёл в библиотеку. Попросил показать мне архивные подшивки… Я искал твоё имя, Леоне… Повисла тишина. Бруно хотел, чтобы он что-то сказал? В горле пересохло, язык пристыл к нёбу. Боже, как же он жалел, что не поговорил с Бруно раньше, до того, как теперь ему бросили в лицо обвинения. Бруно вздохнул. — Твоего напарника звали Селестино. Не Маттео. — Маттео было его вторым именем, — из горла Леоне вырвался сухой кашель. — Только мне было позволено называть его так. — М-м-м. Хорошо, пойдём другим путём… Как он умер, Леоне? Голос Бруно был подозрительно ровным и ласковым. Леоне прошиб холодный пот, ледяная капля стекла по спине вдоль позвоночника. На секунду он поднял взгляд. Глаза поймали металлический блик. На коленях Бруно лежал пистолет. Палец молодого человека лежал на курке. — Он… Он… Его… Он… Его застрелил один человек. — Какой человек, Леоне? — Мужчина. — Какой мужчина. — Боже, Бруно, разве это важно? — Ответь мне, Леоне. Как умер твой напарник? — Он умер, потому что я облажался! Это то, что ты хочешь услышать?! — нервы сдали, голос невольно сорвался на крик; по щекам покатились слёзы; он едва сдержался и не вскочил с места. — Это был я! Это моя вина! Это должен был быть я! На его месте! Бруно… Пожалуйста, остановись… Пожалуйста, не спрашивай больше… Умоляю, не спрашивай… Он вцепился руками в волосы. Его трясло. Он достиг дна и разбился вдребезги. Он понятия не имел, как хотя бы начать собирать осколки. Бруно молчал. Леоне пытался взять себя в руки. Бруно смотрел на него своими голубыми глазами. Если бы кто-то в этот момент сказал Леоне, что Джорно был его родным сыном, то мужчина охотно поверил был. Их глаза были настолько страшно-похожи. Их глаза смотрели одинаково. — Я замешкался… — проговорил Леоне, не пытаясь скрыть боль. — Он увидел пистолет раньше, чем я… Он прыгнул под пули… Закрыл меня собой… Я замешкался… — Почему ты замешкался? — Потому, что знал того, кто стрелял. Я видел его раньше… Я не думал… Я не знал, что он способен… Я не знал, что у него было оружие… И Маттео… Маттео… он пожертвовал всем. Ради меня… Он не должен был… видит бог, не должен… Леоне обхватил себя руками. Если бы не нога, он бы сорвался с места и сбежал прочь. — А что ты мне скажешь насчёт остального? Леоне? — Ч-что… на счёт остального? — съёжившись, Леоне смотрел на лицо Бруно. — К-какого остального? Бруно сместился, усаживаясь на самый край подушки. Пистолет скользнул в руку. — Не расскажешь, Леоне? Про избиение женщин? Растление детей? Наркоторговлю? Хищение крупных денежных сумм? — Что? Я… я не… Он растерялся. Он понятия не имел, о чём сейчас говорил Бруно. Лицо Бруно смягчилось. Возможно, он увидел, что Леоне совсем ничего не понимал? Конечно, он видел, ведь у Бруно был дар отличать правду от лжи. — Леоне… Просто скажи мне, что это все клевета. Я поверю тебе. Боже, эти глаза снова смотрели на него с нежностью, когда Бруно изучал его заплаканное лицо. Бруно давал ему шанс, но почему? Зачем ему это делать? — Я… Как же ему хотелось закричать, что всё это ложь. Он не мог. Он не знал, что про него говорили. Он не знал, что, как думал Бруно, он сотворил. Он виновато опустил голову. — Я никогда не читал газет. Я просто… В тот день я сдал свой значок и оружие, а затем нашёл ближайший кабак и напился… Мне плевать было на всё и на всех… Я собирался сдохнуть как можно быстрее… Прости, Бруно, но я не могу… Я не могу сказать, что это клевета. Я никогда даже не… Он махнул рукой. Он смотрел на Бруно. Он взглядом умолял молодого человека поверить. Бруно закрыл глаза и резко выдохнул через нос. Свободной рукой он потёр плечо, словно ему было холодно (или словно пытался что-то стереть). Леоне внимательно следил за тем, как менялось выражение его лица, когда молодой человек принимал решение. — Я не верю в то, что ты плохой человек, Леоне. Просто не могу… Но пока ты не выяснишь правду… — молодой человек сделал неопределённый жест. — Не выяснишь всё… До тех пор… Ты же понимаешь, что я просто не могу позволить тебе находиться рядом с моими детьми? Боль стала совсем нестерпимой. Теперь и Бруно не доверял ему. — Леоне, пожалуйста, очень тебя прошу… Разберись с этим и возвращайся. Мы будем ждать тебя дома. Леоне поднял глаза. Маска Бруно дала трещину. На лице молодого человека застыла боль. Он умоляюще смотрел на Леоне. — Я… Бруно, я попробую, — слёз не осталось; он выплакал всё. — Я… Это конец, да? — Да, — Бруно вздохнул и расправил плечи. — Я провожу тебя до двери. Ты идёшь первым. Да. Правильно. Так он окажется под прицелом. Леоне кивнул. Он встал и ушёл. Бруно следовал за ним по пятам. Когда дверь захлопнулась за спиной, он явственно услышал щелчок замка. Нога больше не болела. Изорванное в клочья сердце истекало кровью. Что же, ему было не привыкать…_____________________
Во снах он был совсем крошечным. Он легко помещался в пригоршне Бруно. Леоне знал, что эти осторожные ладони никогда его не уронят. Появился Джорно и отвлёк Бруно. Мальчик сказал, что его ждут в другом месте. Бруно оставил его. Очень аккуратно усадил на поверхность, но оставил его одного. Когда Бруно ушёл, Джорно схватил его за ворот рубашки и поднял вверх. Леоне задыхался, пытался барахтаться и вырываться, вывернуться из одежды. Она пристыла к телу. Джорно собирался прикончить его. Джорно отнёс его к окну, распахнул створки. Леоне завис над пропастью. Джорно улыбнулся и разжал пальцы. Он проснулся, как от удара. На пару секунд у него перехватило дыхание. Первой его мыслью было, что сегодня не нужно идти на работу, потому что пришло время увидеть Нориаки. Затем он вспомнил. Ему захотелось выпить (вина) и лечь в постель. Захотелось снова погрязнуть в страданиях. Джорно получил, что хотел. Он сумел заставить Бруно перестать доверять ему настолько, что молодой человек шёл за ним и держал на мушке. Но… Но все было не так безнадёжно. Бруно сказал, что есть шанс… Что он может вернуться. Все, что ему нужно было сделать для этого — встретиться со своей болью лицом к лицу. Все, что ему нужно было сделать для этого — вскрыть застарелый трёхлетний шрам без анестезии. Но… Не сегодня… Сегодня у него были другие планы. Его ждали «сестры», как обозвал их Полнарефф. Пришло время… Он собирался рассказать им всё, что натворил. Он хотел знать, что они скажут на это. Он хотел быть готовым к тому, что ему потом скажет Бруно. Звучало легко. Легче было сказать, чем сделать. Он вслух разговаривал сам с собой, пока принимал душ и собирался. Пустой трёп позволил не думать. Не думать о Бруно. Не думать о Наранче. Не думать о Джорно или о Мисте. Или о Фуго. Или о Маттео. Не думать… Он двигался на автомате, выполняя рутинные действия. Он вышел во двор. Шаг. Ещё. Левой, правой, левой… Шаг, и подтащить вторую ногу. Ещё шаг и подтащить вторую ногу… Он сел в машину, неловко вытянув ногу. Тициано удивлённо уставился на него. — Что с ногой? — Меня сбила машина. Слушай… Давай не сейчас… я… — Понял. Ты не в духе. Хочешь, расскажу о профессии Скуало? Он делает чучела из говна и палок. Работает на дому. Многим людям нравится его творчество. Они платят хорошие деньги. Тициано болтал. Леоне закрыл глаза. Он сосредоточился на голосе водителя. Вспомнился человек с фотографии: немного уставший, но совершенно счастливый. Ярко-оранжевые волосы, собранные в хвостик, который вот-вот грозил распасться на пряди. Свободная летящая одежда. Представились большие руки, которые осторожно сшивают вместе два куска ткани. Он недовольно морщит лоб. Бледно-голубые глаза… Рядом сидит ребёнок. Его ручки маленькие и пухлые, аккуратно складывают башенку из кубиков ЛЕГО. Лицо малыша серьёзно насупилось. — Приехали. Эй, ты спишь? — Нет, — Леоне открыл глаза и вытер слезы, собравшиеся в уголках глаз. — Я не сплю. Я… Я рад за тебя, Тициано. Я рад, что, по крайней мере, один в этом мире счастлив. Он щёлкнул ручкой двери и вышел прежде, чем Тициано успел ответить. Он побрёл прочь так быстро, как только мог. Проклятая нога… — Держи хвост пистолетом, сестрёнка! — Полнарефф хлопнул его по спине, когда он проходил мимо. — Что бы ни случилось, это ещё не конец света! Леоне не был уверен… — Ты нашёл своего ребёнка? Леоне потребовалась минута, чтобы собраться с мыслями и понять, о чем его спрашивают. — Да. Нашёл. С ним всё в порядке. — Ну и слава богу, да? Он промолчал. Он последовал за Полнареффом. Француз сбавил шаг, когда Леоне начал отставать. Они вошли в зал вместе. Нориаки уже был там. Джонни был там. Даже пёс был там. Хол Хорс отсутствовал. Это казалось… неправильным. Джонни без своего вечного придатка в виде трусливого ковбоя, который служил ему мальчиком для битья, тоже казался неправильным. Леоне внимательно осмотрелся. Может, он просто не заметил? Но нет… Хол Хорса не было. — Джонни, ты где сталкера потерял? — Я что, знаю? — Джонни стянул шапку с рыжих волнистых волос; пушистые кудри были примяты. Пацан провёл по ним рукой; волосы моментально начали топорщиться в разные стороны. — Он не объявился, и помогать мне был вынужден Нори. Нориаки состроил печальное личико. — Он оказался… толще, чем я думал. Джонни возмутился. — «Тяжелее», Нориаки! Правильно говорить «тяжелее», а не «толще»! Полнарефф рассмеялся. Леоне хотелось бы тоже, но он не мог. Сделав над собой усилие, он дошёл до стула, на который указал ему Нориаки. Он не ругался и не возмущался. Нориаки подошёл к своему креслу. Помедлил. Хол Хорса не было. Юноша сел, похлопав по сидению рядом с собой. Стар тотчас попытался влезть ему на колени. Нориаки открыл рот, чтобы заговорить, но снова смолк. Посмотрел на дверь в последний раз. — Что же, полагаю, что он не… Дверь открылась, и вбежал Хол Хорс. За ним словно гнались все силы ада. Он снял шляпу перед Нориаки. — Я опоздал. Простите. Мужчина подошёл к Джонни. Опустив руки на подлокотники кресла, он наклонился к лицу пацана. Рыжему ничего не оставалось, кроме как уставиться в лицо мужчины. — Ну, как делишки, тупая ты депрессивная сучка? — выдал Хол Хорс. Полнарефф разразился хохотом. Ярость, клокотавшая в смехе, делала его похожим на безумца. Леоне лишился дара речи от шока. Какого чёрта…? Джонни улыбнулся. — Не хуёво, кретин. Хол Хорс ухмыльнулся. Несколько секунд они смотрели друг на друга, как идиоты, затем Хол Хорс отступил и уселся на своё место. Джонни бросил на него краткий взгляд. Что это сейчас было? Леоне понятия не имел, и, судя по выражению лица Нориаки, он тоже. — М-м-м, — лидер их сестринства откинул волосы с лица и потрепал Стара за ухом. — Я рад, что вы, наконец, смогли это сделать, Хол Хорс-кун. — Спасибо, мать настоятельница. На лице Нориаки расцвела улыбка. — Не за что. Ах, Аббаккио-кун? Вы нашли своего мальчика? — Да. Тициано помог мне. Выражение лица Нориаки ещё больше смягчилось при упоминании водителя такси. — Он занёс в глаз заразу, был очень грязным, но с ним всё будет хорошо. Я повредил ногу, когда нашёл его, — проговорил Леоне на секунду приподнимаясь. — Но всё в порядке. Это не перелом. — Отрадно слышать… Если бы вам не удалось его найти, то Джотаро планировал связаться со своей семьёй. У его дедушки Джозефа обширные связи и он умеет находить потерянное весьма эффективно. Но, к счастью, его вмешательство не понадобилось. Что же, давайте к делу… Кто-нибудь хочет что-нибудь рассказать? — Да, — Леоне опередил Полнареффа. — Да. Я хочу. Он сгорбился, опустив локти на колени. Он словно сгруппировался перед прыжком на глубину. — Я… я хочу рассказать, почему начал пить. Нориаки тепло улыбнулся. Эта улыбка заставила Леоне расслабиться. — Я слушаю. Простая фраза помогла собраться с мыслями. Как? Он и сам не понял. Он закрыл глаза. Он вздохнул. Он подумал о Бруно. Он начал говорить.