Глава 16: I Knew That Look Dear, Eyes Always Seeking, Was There In Someone That Dug Long Ago. So I Will Not Ask You Why You Were Creeping. In Some Sad Way I Already Know Я знаю этот взгляд, милый. Глаза — зеркало души. Я знаю, каково это. Я был на твоём месте. Я не буду спрашивать, как ты оказался на коленях. Я и так знаю ответ…
Утром в библиотеке было не многолюдно. Большинство жителей города кисли на работе или расселись по кафе и ресторанам. Интересно, была ли жизнь этих людей проще? Леоне понятия не имел, как должна выглядеть простая жизнь. Компьютерный зал пустовал. Леоне забился в дальний угол. Он едва сумел заставить себя вывести на экран картотеку и вбить своё имя в строку поиска. Он справился с бушующими внутри эмоциями и щёлкнул клавишей. Подумать только, а о нём вышло не мало статей. Некоторые из них были совсем давнишними и там его имя упоминалось вскользь. На таких он старался не задерживать взгляд — это было пустой тратой времени. Первая полноценная статья, которую он нашёл, была кратной заметкой о том, что офицер Леоне Аббаккио был уволен из штата полиции. Ему были выдвинуты обвинения и его дело было передано в суд… Следующий источник освещал «разбирательство» значительно… шире. Леоне был уволен (он же ушёл сам!) после того, как его коллега доказал его причастность к торговле наркотиками: Леоне перевозил кокаин в багажнике своей патрульной машины. Чушь! Да, он несколько раз закрывал глаза на действия частных дельцов, но торговать самому? Боже, нет… Леоне вчитался в остальные статьи. Его затошнило. Одна газетёнка писала о том деле, которое он когда-то вёл. Маньяк-насильник подходил к детям на игровых площадках и уводил от родителей. По версии прессы, этим маньяком был сам Леоне. Леоне смутно помнил, что ту тварь они так и не поймали, но ребёнка (последнюю жертву) отбили. Мальчик выглядел, как и все прочие пропавшие дети: высокий, с тёмными волосами, карими глазами. У всех были похожие лица. Все они до боли напоминали Мисту. Леоне прошиб холодный пот. Теперь становилось понятно, почему Джорно едва не вцепился зубами ему в глотку, когда он отпустил несколько комментариев относительно внешности Мисты. Он же только шутил, но… Но если Джорно подумал, что… Господи Иисусе… Леоне вцепился руками в волосы. Не чистый на руку коп, да? Не чист на руку, не чист на руку… Боже, по сравнению с тем, о чём он сейчас читал, это определение казалось не более, чем пустым ярлыком. Да, он брал взятки, но газеты раздули его свершения до невероятных высот… Все как с цепи сорвались. Журналисты писали, что он принимал наркотики, торговал ими, насиловал женщин (фу, гадость!) и мужчин. Кто-то даже высказывал версию, что он работал на мафию. Нет, серьёзно? Он и мафия? Издатель что, просто позвонил репортёру и велел сочинить сценарий к блокбастеру? К счастью, такой версии придерживались только некоторые таблоиды, да жёлтая пресса. Возможно, именно поэтому за его головой так и не выехала «обрадованная» его подвигами мафия… Он продолжил читать. Дурнота подступила к самому горлу. Статьи о Маттео были ужасными. В них его называли Селестино, и ни одна тварь не упоминала, что они с Леоне были любовниками, хотя весь отдел знал, что они были вместе. Читать такое было физически больно. Всем было плевать, что этого человека Леоне любил больше жизни. Ещё бы! Такую историю никто бы не стал читать. Толпа жаждала рассказа о крови, о смерти, о предательстве… о полицейском, который хладнокровно пристрелил своего напарника в спину. Боже, по версии газет Леоне был тем, кто застрелил Маттео… потому… потому, что тот раскрыл его грязные делишки… потому, что успел слишком много увидеть… Да как же это… Маттео убили выстрелом в грудь. Статья была высосана из пальца. Боже. Да за что же мир так его ненавидел? Он же любил своего напарника. Он просто несколько раз оступился… Почему они так… Ещё несколько журналов пестрело заголовками о кражах и нападениях. Леоне открыто домогался молодых сотрудниц (боже, да с чего они взяли, что ему интересны их сиськи?!). Одна заметка гласила, что он проходил как фигурант по делу об изнасиловании маленького мальчика (возраста Наранчи), но был «отпущен из-за нехватки улик». Чушь собачья! Леоне очень хотел разозлиться. Он хотел возненавидеть их в ответ так же яростно, как они ненавидели его. Он хотел закричать и начать раскидывать вещи вокруг. Он хотел быть, как Полнарефф. Он не мог. Он смертельно устал. Значит, именно это так напугало Джорно. Леоне задумался. Если бы некто, кто, как он знал, был педофилом-насильником, вошёл в двери пекарни и решил заговорить с Мистой или с Наранчей… Леоне не задумываясь переломал бы ублюдку руки и ноги прежде, чем тот подошёл бы к мышонку или к Гвидо… Он, напившись в хлам, влез в окно Бруно… Леоне пригладил вставшие дыбом волосы и обхватил себя руками. Он с болезненной чёткостью вспомнил каждый раз, когда Бруно обнимал его. Бруно — человек, чьи прикосновения несли в себе любовь во плоти… Интересно, сможет ли Бруно когда-нибудь снова притронуться к нему? Даже если Бруно и позволит ему вернуться в пекарню… Разрешит ли он подняться вверх по лестнице в гостиную? Оставит ли на своей кухне наедине с Наранчей или Мистой? Увидев Леоне, идущим по дороге рука об руку с Наранчей, не подумает ли о том, что мужчина хочет сделать мальчику больно? Обнимет ли Бруно его снова? Хоть когда-нибудь? Леоне никогда не думал, что его можно сломать так легко. Мысль о том, что этот прекрасный человек никогда больше добровольно не окажется рядом с ним вывернула душу наизнанку. Он сгорбился, снова вцепившись в волосы. Боже… Боже! Он же просто хотел быть счастливым… Он хотел быть… счастливым… Он никогда не поднял бы руку ни на кого из них… Он не посмеет докучать им… Он просто… — Эм… Синьор… Вы в порядке? — мягкий бархатный голос вырвал Леоне из пучины жалости к себе. Леоне вздрогнул и развернулся. На него смотрел очень знакомый мужчина, который держал на руках ребёнка. — Скуало? Муж Тициано моргнул и сделал полшага назад, осторожно развернувшись так, чтобы укрыть собой Мельбу. Леоне немедленно захотелось откусить свой язык. — Мы знакомы? — Извините… Извините, это странно, но да… Ваш муж много о вас рассказывает. Сработало. При упоминании Тициано, Скуало несколько расслабился. Мужчина переступил с ноги на ногу, несколько раз качнул Мельбу, сидевшего на сгибе локтя. — Вы знаете его? Откуда? — Он подвозит меня к врачу. Он так много рассказывает о своей семье, что мне теперь кажется, что я давно вас знаю… Леоне осторожно поднялся с места, стараясь держать руки перед собой. Он следил, чтобы его действия выглядели как можно менее угрожающими. Скуало улыбнулся. — Ну… Я не удивлён. Он почему-то думает, что на мне свет клином сошёлся. Мельба принялся ёрзать, и Скуало поудобнее перехватил малыша: — Не подержите? — попросил он. Леоне не нравились дети. Леоне совсем не нравились дети. Он терпеть не мог маленьких, пускающих слюни малышей, которые, бог знает почему, всегда стремились дёрнуть его за волосы. Он не успел отказаться. Скуало всунул мальчика ему в руки. Разминая затёкшие руки, мужчина испустил вздох облегчения. — Спасибо! После часа таких прогулок Мельба становится неподъёмным. Вы ведь не сильно заняты сейчас? Рядом есть кафе. Я как раз собирался туда, э-э-э… — Меня зовут Леоне, — вздохнул он, стараясь не сильно хромать, следуя за Скуало. — Ой! Леоне! Тици рассказывал о тебе! — Скуало снова улыбнулся. Молодой человек потянулся и стащил с волос завязку, распуская оранжевые пряди. — Уф! Как же хорошо! Мель постоянно дёргает меня за волосы, и я стараюсь подбирать их. Леоне покрылся испариной. Он подозрительно покосился на ребёнка, которого нёс на руках. Имбирно-оранжевые глаза уставились на него из-под пурпурной чёлки. Леоне запоздало осознал, что его длинные белые пряди находятся как раз там, где маленькие ручки дотянутся до них без особых проблем. — Пожалуйста, не надо, — прошептал он. Мельба сунул большой палец в рот и повернул голову, ища взглядом Скуало. Мельба так и не протянул руки к его волосам. Они вошли в небольшую кофейню. Леоне не успел прочитать название. Что-то связанное с бобами, вроде как, но… Скуало придержал дверь и затем проскользнул мимо Леоне к стойке. Мать вашу, святые ёжики! За прилавком стоял самый крупный мужчина из всех, кого когда-либо видел Леоне. Великан был одет в форму, которая ему явно жала в плечах, на голове красовалась пара белых пушистых кошачьих ушек — в тон к волосам. Он был на голову выше Леоне, и, казалось, что его огромные руки могут без особого труда раздавить голову Леоне, как сырое яйцо. Господи, помилуй… Леоне уставился на мужчину, не в силах отвести взгляд. Мужчина попытался съёжиться и вжал голову в плечи. Бросив взгляд на Леоне, он неловко шаркнул ногой. — П-прив-вет, Скуало… Хороший день с-сегодня… Тебе как обычно? — басом прошептал великан. — Да, пожалуйста, Ризотто. Мужчину звали Ризотто? — Леоне? Что будешь пить? — Гм… — Леоне растерянно оглядел меню. Он совершенно не разбирался в кофе. — Есть что-нибудь сладкое? Со вкусом шоколада? Ризотто кивнул и принялся возиться с кофеварками. Гиганту было не легко лавировать в таком узком пространстве (слишком маленьком для него). Кошка, сидевшая на прилавке, громко мяукнула. От неожиданности Леоне едва не уронил ребёнка. — Что это? — Это? — Ризотто обернулся и сдул волосы с лица; тёмный глаз уставился сквозь белые пряди. — Это Ваниль. — В-ваниль? — Угу, — гулко отозвался Ризотто; кошка снова громко замурлыкала, и он с нежностью уставился на животное. — Она хорошая девочка… Вот… Ризотто выставил на стол две чашки, и Скуало передал ему деньги, казавшиеся игрушечными фантиками в огромных руках. — Эй! — возмутился Леоне. — Я сам могу заплатить! Скуало покачал головой. — Считай это платой за то, что носишь этого тяжёлого господина. Мужчина протянул руку и подушечками пальцев постучал по макушке ребёнка. Малыш раздражённо поморщился. Леоне решил не спорить. На прилавок вспрыгнул ещё один кот. Новый хвостатый пришелец был яркого черепахового окраса. Леоне огляделся. В кафе было много кошек. Очень, очень много кошек… Ризотто нежно гладил Ваниль. — Это — Лима, — пробормотал мужчина. Опять бобовое растение? И что, все кошки в этом кафе носят такие имена? — Она очень красивая, — рассеянно отозвался Леоне. — Красивая… Скуало спас его от дальнейшего разговора с великаном. — Ну что, Леоне? Идём за столик? Леоне последовал за ним с благодарностью. Он вздрогнул. Мельба добрался-таки до его волос и несильно дёрнул. Леоне опустился на стул. Ребёнок потянул сильнее. Леоне пришлось опустить голову ниже, иначе мальчик просто оскальпировал бы его. Он почти уткнулся носом в пурпурную макушку. — О боже, Мель! — Скуало забрал ребёнка из рук Леоне; мужчина вздохнул с облегчением. — Извини… Он почти всегда так делает… Посадив мальчика на стул рядом с собой, Скуало сунул ему в руки кубик-рубика и нежно поцеловал. Затем мужчина снова обернулся к Леоне. — Ну? И как твоё ничего? — тон Скуало и родительские нотки в нём напомнили Леоне Нориаки. — Там, в библиотеке, ты выглядел очень расстроенным. Скуало мягко подбадривал его, осторожно выспрашивая, что случилось. Леоне вздохнул. Это только ему так везло, что все парни геи вели себя настолько мило и проявляли материнскую заботу? Нори тоже видел в нём ребёнка? Ага, конечно… Прямо-таки живая вывеска «хочу посмеяться над состоянием Леоне Аббаккио». Чушь какая-то. Полнарефф тоже относился к нему хорошо. Леоне покачал головой, возвращаясь к реальности (с каждым разом сосредоточиться было всё проще). Осторожно подняв чашку, он пригубил напиток. Он хотел выиграть немного времени, прежде чем начать говорить. Кофе был вкусным. — Я просто… В последнее время всё не слава богу… Ты когда-нибудь бывал в Стики Фингерз? Это пекарня? — М-м-м, пару раз, было дело. — Я работаю там… Работает ли? Или уже нет? Он не хотел думать об этом. — Ну… надеюсь, что ещё работаю… Это сложно… Владелец пекарни Бруно Буччарати… Боже, не стоило ему с такими интонациями произносить имя Бруно. Наранча был совершенно прав. Он не мог скрыть своих чувств. Леоне дал себе мысленного пинка. Скуало был замужем! — Ну… У него четверо детей, понимаешь? И один из них возненавидел меня с первого же дня… Я вспомнил об этом, и мне стало дурно… Вот и всё, — он сделал ещё глоток кофе. — Но, я думаю, что всё образуется… Скажи… Ты знаешь Нориаки? — поинтересовался он, и Скуало кивнул. — В общем. Он тоже знаком с Бруно. Он сказал, что есть огромная разница между тем, как сложилась жизнь, и тем, что думает сын Бруно. Он сказал, что Бруно не откажется от меня. Высказать эту мысль вслух было… приятно. Действительно приятно. Леоне определённо нравилось говорить с кем-то на такую тему. Несмотря на то, что он едва знал молодого человека. — Знаешь, я тоже думаю, что не откажется, — Скуало улыбнулся, и Леоне почувствовал, как заливается краской. — Четверо детей? Бедняге должно быть очень непросто растить их в одиночестве. — Гм… Ну, да… Наверное, — он поспешил уткнуться в чашку с кофе. На стол вспрыгнул толстый оранжево-белый кот с очень выразительной мордой. — Хэй? — Извините… — Ризотто как-то слишком внезапно оказался рядом и, подхватив кошку на руки, осторожно спустил животное на пол. — Это Кофе. Он ещё… Не совсем освоился. — Все в порядке, Неро, — успокоил великана Скуало, похлопывая того по руке; тот кивнул и вернулся за стойку. Скуало наклонился и принялся гладить Кофе. — Здесь все кошки названы именами бобовых растений? — Леоне лениво оглядывал остальных представителей кошачьего племени. Как же хорошо, что у него не было аллергии. — Аха… Эй, Мель, посмотри-ка, — поколебавшись, Скуало пересадил ребёнка к себе на колени, так, чтобы мальчик мог видеть пушистую кошку по имени Кофе. — Хочешь погладить? Мельба задумался и затем кивнул. Мальчик снова потянулся к волосам Скуало. Поморщившись, Скуало усадил Мельбу на пол. Малыш принялся гладить кошку по пушистой спинке. Кот был в восторге и принялся громко мурлыкать. — Ловко ты с ним управляешься, — оценил Леоне. Голубые глаза Скуало засветились. — Спасибо. Понимание пришло не сразу, но… Дети — просто маленькие взрослые. Такие же, как мы, понимаешь? Леоне улыбнулся и кивнул. Он определённо ничего не понимал. Они снова начали говорить… Обо всём… О жизни. Некоторое время спустя Леоне обнаружил, что с упоением рассказывает мужчине о Наранче… О Наранче… Бр-р-р! Он! Леоне Аббаккио! взволнованно рассказывал о том, каким шебутным был его мальчик и делился родительскими переживаниями. — Боже, я даже не знаю, как сказать ему, что чертовски люблю его. Мы оба не из тех, кто легко говорит о чувствах. Но я так хочу, чтобы он знал, что я горжусь им, понимаешь? Он такой хороший ребёнок, и ему это так важно. — Я знаю, знаю! Малыш Мель регулярно делает что-нибудь, о чём остальные дети его возраста даже не думают. Он такой умный, но я не могу объяснить ему, как сильно я люблю его и горжусь всеми его свершениями. Он пока ещё не понимает. — Боже! Да! Именно в этом и проблема! Через некоторое время Леоне обнаружил, что уже сидит рядом со Скуало, и они попеременно держат на руках Мельбу. После детей они принялись говорить о своих мужчинах. Они расчувствовались до слёз. — Он так много для нас делает… И, мне кажется, что он не верит, когда я говорю, что он замечательный, и что я его не заслуживаю… — Скуало утёр слёзы тыльной стороной ладони. — Угу… А я даже не могу обнять Бруно… Он все время так сильно переживает. Он тянет на себе четырёх детей, которые ему даже не родные… Он старается помогать всем вокруг и раздаёт себя по кусочкам. Боже, он сам не подозревает, насколько он святой… Я так хочу обнять его… Так хочу сделать его жизнь хоть немного легче… — О, я знаю это чувство! Оно так ужасно… ужасно, когда заранее не знаешь, какая помощь будет принята, а какая отвергнута… И ты просто… — Сжимаешь зубы и борешься с собой… И тебе кажется, что ты скоро умрёшь от переживаний… — Всё так безрадостно… — Да! Они уставились друг на друга и засмеялись, вытирая глаза. Леоне передал Мельбу родителю, когда ребёнок снова потянулся к его волосам. Видимо, так малыш пытался дать понять, что ему что-то нужно. Леоне в двенадцатый, наверное, раз поднял пустую чашку. Скуало растеряно уставился на часы на стене. — Боже! Ну мы и засиделись, да? — Мхм? Леоне оглянулся. Ему было хорошо и спокойно. Повсюду мурлыкали кошки. В дальнем углу какая-то пара с умилением наблюдала, как их чадо пытается приманить кошку бубенчиком. Мужчина с зелёными волосами нежно прижимал женщину к себе. В помещении пахло кофе. Было уютно и по-настоящему мирно. Не удивительно, что именно здесь, под вкуснейший кофе, он сумел рассказать кому-то о том, что чувствовал к Бруно, Наранче и Мисте. Говорить о них здесь было… Правильно. Леоне потянулся. Между лопаток что-то отчётливо хрустнуло. — Ауч… — он передёрнул плечами. — Тебе уже нужно идти, да? — Да… Увы, — Скуало с сожалением поднялся и подхватил Мельбу на руки (волосы мужчины уже были забраны в хвост); малыш вцепился маленькими ручками в его рубашку. — Мне нужно приготовить ужин и убедиться, что Клэш не засядет в засаду в одну из кастрюль, — Скуало осторожно покачивал ребёнка на сгибе локтя. — Понятия не имею, почему он так любит их сбрасывать на пол. — Ну… Ошеломляй и властвуй, да? Услышав это, Скуало засмеялся. Его смех был несколько резковатым, но все же очаровательным. — Боже мой, никто никогда… — молодой человек почти икал от смеха. — Ещё никто… не рассуждал так… Но, боже… ты прав! Сам не представляешь, насколько! Скуало смеялся. Его окружила аура счастья, которая сделала мужчину невероятно красивым. На него было приятно смотреть. Подбросив мальчика вверх, Скуало расцеловал личико сына. Крошечные кулачки немедленно вцепились в его волосы. — Хва…тит… Па…па. Леоне удивлённо уставился на ребёнка. Малыш мог разговаривать (конечно мог, придурок!)? — М-м~ Ладно, уговорил. А меня поцелуешь? Малыш обхватил лицо Скуало своими крохотными ручками и запечатлел на лбу мужчины торжественный поцелуй. — Спасибо, сердце моё. Прижав мальчика к груди и улыбаясь, как дурак, Скуало вышел из кафе. Леоне выполз следом. — Было приятно познакомиться, Леоне! Тици будет рад, что мы встретились и подружились. Он очень за тебя переживает. Леоне напрягся. Он подспудно ожидал враждебности. Но нет. Скуало с нежностью смотрел на него. Скуало не видел в их дружбе причины для ревности. Боже, спасибо… — Я… — Леоне замялся; он не привык так открыто говорить о подобных вещах. — Он тоже мне дорог. Все вы… Ваш малыш… Гм… Извини… Скуало улыбнулся ему. Леоне смутился. Мельба улыбнулся ему. Леоне смутился от того, что уже успел смутиться. К такому отношению он не привык. — Слушай, может, придёшь на ужин? Леоне впал в ступор. Его мозг отказывался верить в услышанное. Он неуверенно кивнул. Скуало заулыбался ещё шире. Молодой человек попрощался и двинулся прочь, прижимая к себе своего маленького сына. Леоне был ошеломлён. Он был сбит с толку. Сражён наповал… Зная Тициано, на ужин ему идти придётся… Он двинулся вниз по улице, рассеянно размышляя о том, какую кухню предпочитала эта семья. Как выглядит их дом? Скуало зарабатывал на жизнь, мастеря набивных зверей. Любили ли все в этой семье мягкие вещи? Как выглядел их кот? Почему-то он представлялся Леоне огромным мейн-куном. Ну… Он никогда особо не разбирался в кошках… Ему было интересно… Он спросит Тица, когда увидит его… Он был настолько погружён в свои мысли, что не сразу заметил Бруно. Леоне быстро шмыгнул за угол здания. Словно какая-то влюблённая старшеклассница, он украдкой наблюдал за любимым человеком. Он прикусил губу, мысленно веля себя молчать. Он видел Бруно. Бруно разговаривал с кем-то. Этот кто-то был молоденькой девушкой, скорее даже девочкой. Девочка была одета как… Боже, он терпеть не мог это слово, но… Девочка была одета как самая распоследняя шлюха… Вместо рубашки на ней был только плотный бюстгальтер, а юбка узким поясом обхватывала бёдра и расходилась волной, открывая всё, что только можно… и что нельзя. Ботинки поднимались выше колена и перчаткой обтягивали тонкие ноги. Девочка опустила голову. Копна ярко-розовых волос плотным пологом закрыла лицо. Бруно внимательно смотрел на неё. Её поза, её вид сказали Леоне всё. Он не раз видел, как на улицах стояли такие вот дети. На лице девочки застыло обречённое выражение абсолютной покорности. Она была одета, как шлюха, потому что была шлюхой. Вероятно, стала таковой против воли. Девочка что-то тихо сказала. Бруно кивнул, протянул руку и откинул назад её волосы, рассматривая лицо. Бруно что-то сказал, и затем, взяв девочку за руку, потащил её за собой вниз по улице. Леоне застыл на месте. Что… Как… Чему…? Чему он только что стал свидетелем? Бруно что, снял на улице проститутку? Ребёнка? Нет! Он отказывается в это верить. Бруно не… Он бы не стал! Бруно никогда не обидит ребёнка! Особенно ребёнка! Руки Леоне дрожали. Он сжал кулаки, и ногти до крови врезались в ладони. Он снова зашагал домой, старательно петляя по улицам, чтобы, не дай бог, не столкнуться с Бруно (он хотел увидеть Бруно снова и пойти следом). Бруно. Что он вообще здесь делал? Он оставил пекарню на Мисту? Куда смотрел вездесущий Джорно? Почему Бруно забрал с собой эту девочку? В голове старые отчёты о раскрытых преступлениях, один страшнее другого, вереницей сменяли друг друга. На ум приходили случаи убийств, похищений, изнасилований, пыток и других вещей, которые творили люди не менее отзывчивые и сострадательные, чем Бруно. У некоторых таких безумцев были любящие семьи. С рычанием он влепил себе пощёчину. Заткнись. Заткнись! Таких психов было немного. Они составляли очень малый процент огромного населения города. Бруно просто не мог быть одним из подобных безумцев. Бруно не был убийцей… Но был педофилом? «Заткнись!!!» — приказал Леоне своему внутреннему голосу. Он ускорил шаг. Нога отозвалась болью. Все в порядке. Все отлично. Он ничего не видел… Боже, ему срочно нужно было выпить.______________________
Он сдержался и не выпил ни капли. Он провёл всю ночь, ворочаясь на постели. Его рвали на части ночные кошмары. К моменту, когда над горизонтом забрезжили первые лучи утреннего солнца, он чувствовал себя очень уставшим и разбитым. Ему нужно было увидеть Бруно. Ему нужно было знать, что случилось с той девочкой. Он хотел, чтобы Бруно забрал его обратно. Боже, его разрывали противоречивые чувства. Он принял душ, оделся и накрасился. Вооружившись телефоном, он набрал номер Бруно. — Йоу, чё надо… — весело проговорил Миста. Послышался приглушённый звук удара: Джорно? — Гм… Пекарня, чем я могу вам помочь? — исправился Миста. Леоне засмеялся. Он услышал, как радостно вздохнул Миста. — Привет! Давно не слышались! Как поживают жена и дети? — выдал в трубку Миста. Леоне устало улыбнулся. Миста продолжил: — Слушай, хорошо я отошёл достаточно далеко и Джо не успел погреть уши. Леоне, это действительно ты? — Да. Я. Джорно уже успел зачитать тебе список моих прегрешений? — Да, он… Он наконец-то поговорил со мной, — счастливо проговорил Миста, но его голос почти сразу стал серьёзным. — Слушай, я не поверил! Я тебя знаю, мужик. Это не в твоем стиле. — Спасибо, Миста… Но… Ну, я не то, чтобы совсем невиновен… — Что?! — Я расскажу вам всем чуть позже, ладно? Можешь позвать к телефону Бруно? — Я… Да… Да, конечно. Не вешай трубку! Раздался приглушённый стук. Миста бросил телефон и убежал. Ненадолго повисла тишина, затем раздался тихий вздох. Наранча? Нет, тот немедленно начал бы тараторить. Фуго? Тот просто сбросил бы вызов. Леоне прикусил язык. Он слушал мерное дыхание Джорно. — Могу я… ? Спасибо… Леоне? — раздался голос Бруно. — Да. Оба замолчали. Леоне не был уверен, как стоит начинать подобный разговор. А Бруно… — Часа через три… после того, как люди позавтракают… Я могу ненадолго закрыть пекарню, — тихо предложил он. — Я приду. — Спасибо… Леоне? — Да? — Послушай… Я… Я такой эгоист, но… Я не хочу потерять тебя… Не смогу отпустить. — Хорошо… Потому что я не хочу уходить. По ту сторону снова ненадолго воцарилась тишина, а потом раздалось мягкое: — Ну… тогда до свидания. — До свидания, Бруно. Связь прервалась. Леоне закрыл глаза. Темнота надёжно укрыла его, даровав убежище. — Ты пойдёшь встречаться с папой? Леоне подбросило вверх. Он развернулся, вскинув руки и сжимая кулаки. На него смотрел Наранча. — Чёрт возьми, тушканчик! Шуми, пожалуйста, когда входишь в квартиру! — выдохнул Леоне; его трясло; в крови кипел адреналин. Он провёл рукой по волосам, и направился в кухню. — Ответ на вопрос: да. Да. Он теперь выслушает мою историю. А не только версию Джорно. Наранча принялся оперативно открывать все шкафчики и раскладывать на столе хозяйственную утварь. Леоне с интересом наблюдал за тем, как его мышонок собирается готовить. — Что будешь делать? — Омурайсу. Это как омлет, но внутри рис. Корейская еда. — И откуда ты знаешь, как готовить такое? — Иногда я хожу в библиотеку и читаю умные книги. Папа позволяет мне пробовать готовить на его кухне. Что же, это имело смысл. Мужчина вполне допускал, что любовь Наранчи к еде могла вылиться в любовь к готовке. Нет, это всё-таки было странно. Стоило мальчишке зайти на кухню, как неуклюжий суслик превращался в отменного повара. — Эй, — он нежно растрепал волосы на чёрной макушке, стараясь не потревожить повязку. — Давай-ка сначала водные процедуры, да? — Ага. Как скажешь. Смажь сковородку маслом! Наранча умчался в сторону ванной. Леоне хмыкнул. Он имел ввиду «вымой руки», но мальчик понял по-своему и убежал принимать душ. Ну что же, пусть малыш отмокает. Ему это явно не повредит. Он посмотрел на сковородку (откуда Наранча её вытащил?) на плите. Он перевёл взгляд на бутылку растительного масла, которого до сегодняшнего утра, он был уверен, в его доме не водилось. Он понятия не имел, сколько масла нужно вылить на сковородку. Он растерянно застыл посреди помещения. Вернулся Наранча. Мальчик замотал полотенцем голову на манер тюрбана (повязка на глазу разболталась). — Я не знал, сколько масла нужно, — виновато пробормотал Леоне прежде, чем Наранча успел начать говорить. — Забей, — закатил глаза Наранча и от души пнул его по ноге. Мальчик продолжил готовить. Леоне осторожно устроился в уголке, наблюдая за процессом. — И… Как долго это готовится? — Час? Ну… немного меньше… я хороший повар! Час… Что же… Час, так час. Он надеялся, что этого времени будет достаточно.______________________
Они быстро поели и вышли из дома, направляясь к Бруно. У них ещё был небольшой запас свободного времени. Наранча задумался. На лице мальчика застыло несвойственное ему серьёзное выражение. Малыш мёртвой хваткой вцепился в руку Леоне. Пока готовился рисовый омлет, мужчина рассказал ребёнку всё как есть, без прикрас, ничего не утаивая. Мальчик заслуживал того, чтобы знать правду, особенно, если никто не собирался ему ничего рассказывать. Наранча слушал молча, не перебивая и не переспрашивая. Леоне стало страшно, что Наранча уйдёт. — Джорно ошибся на твой счёт, — тихо сказал Наранча, и они вышли на улицу. Они шли рука об руку. Они являли собой донельзя странную парочку. Впервые Наранча не отпустил его руку, когда впереди показалось здание. Им навстречу вышел Фуго. Мальчик крепко обнял Наранчу и устроился у них за спиной, осторожно сжимая ворот рубашки мышонка. Всей толпой они вошли в двери пекарни. За стойкой Леоне увидел вчерашнюю девочку с копной розовых волос. Форменная рубашка была ей чересчур велика и болталась, как платье. Леоне вздохнул с облегчением. Напряжение, сомнения и страх быть отвергнутым затаились, но в любой момент были снова готовы броситься и начать рвать его в клочья. Бруно — хороший человек. Возможно, его доброты хватит и на Леоне. — Вы! — за спиной мужчины раздался холодный, полный ненависти голос Джорно. Леоне повернул голову, кивком приветствуя блондина. — Я. Рядом с Джорно неловко переминался с ноги на ногу Миста. Он явно не знал, как себя вести и кого поддерживать. Мальчик натянул свою шапочку на глаза и обнял Джорно за талию. Миста уткнулся носом между лопаток Джованны, старательно не глядя в сторону Леоне. Леоне не возражал. — Леоне. — Бруно. Облегчение, любовь, нежность: всё слилось в одном звуке этого имени. Леоне встретил взгляд голубых глаз. Бруно застыл в проёме двери, ведущей на второй этаж. Чёрные волосы были сколоты клипсами. Как Леоне ни старался, голос дрогнул: — Ты их носишь… — Ношу что? — растерялся Бруно. — Заколки для волос, — отозвался Леоне. — Я купил их. Наранча сказал, что передаст их тебе. Бруно моргнул. — О… Он не сказал… Я предполагал, что он украл их. Повисло очень неловкое молчание. Леоне сжал руку Наранчи. Он чувствовал, как в затылок упёрся тяжёлый взгляд Джорно. Бруно шагнул вперёд. На его лице застыло какое-то странно-уязвимое выражение. Молодой человек оглядел своих детей, одного за другим: Джорно, Мисту, новую девочку, имени которой Леоне не знал. — Ты расскажешь? Я хочу знать правду, — Бруно шагнул вперёд и умоляюще уставился на Леоне. — Только не лги, Леоне. Я узнаю… Почувствую, если решишь обмануть. Леоне не мог отвести глаз от этого гипнотического синего взгляда. — Да… Да, Бруно, — руки Леоне задрожали и Наранча нежно сжал его ладонь. — Я расскажу. — Мистер Буччарати? — подала голос девушка за стойкой. — Кто это? — Это Леоне Аббаккио, — Бруно по-прежнему смотрел на мужчину, и Леоне почувствовал, как начинает тонуть, захлёбываться в бездонной синеве. — Леоне? Это Триш, она… — Знаю. Ты приютил её совсем недавно, — едва слышно пробормотал Леоне: на большее он в настоящий момент не был способен. Бруно моргнул и нахмурился. — Откуда…? Леоне хорошо знал этот взгляд. Бруно готовился защищаться и защищать девочку, которую уже считал своей дочерью. — Увидел тебя с ней. Вчера. Я шёл домой. Ты правильно поступил. Она не протянула бы на улицах долго. Выражение лица Бруно снова смягчилось. Молодой человек кивнул. — Да… я просто… Она ведь совсем не… Ей было не место там… Я просто… Я должен был забрать её. — Бруно! — Джорно подошёл к молодому человеку и опустил руку на его плечо. — Что он здесь делает? Бруно с любовью посмотрел на Джорно. Он осторожно коснулся руки мальчика. — Он здесь, потому что я хочу выслушать его, Джорно. — Ты не веришь мне. — Это не так. Я верю, что ты пытаешься защитить нас. Но, Джорно, Леоне тоже имеет право говорить и быть услышанным. Взгляд Джорно был… потерянным. Мальчик не удержал лицо. По его виду было понятно, что такого предательства он не ожидал. — Джорно… Мальчик не дал Бруно закончить. Он отбросил руку молодого человека, словно узкая изящная ладонь жгла его калёным железом. — Прекрасно! — прошипел Джорно. Мальчик распрямился, словно проглотил кол, и шагнул назад, прижимаясь к Мисте. — Делай что хочешь, Буччарати. Открой ему двери дома, уложи в свою постель, если так неймётся! Слова обиженного, брошенного ребёнка… Несмотря на понимание, Леоне нестерпимо захотелось влепить наглецу пощёчину. Он что, не видел, как сильно ранил Бруно? На лице молодого человека отразилась глубокая скорбь. Джорно растерянно заморгал. Мальчик взял себя в руки, и с его лица снова исчезли все эмоции. — Я прошу прощения. Мне не стоило… — Да… Не стоило… — тихо согласился Бруно. В зале повисла тишина. Постояв несколько минут с опущенной головой, Бруно, наконец, вздохнул и повёл плечами. — Все вы, идите за мной. Триш, тебе не обязательно лезть в это, если не хочешь. — Мне больше некуда идти, — пробормотала она, засунув руки в карманы брюк. — Хорошо. Значит, решили. Бруно зашагал вверх по лестнице. Следом за ним устремился Леоне; Наранча по-прежнему сжимал его ладонь. За ними шёл Фуго, далее гуськом поднялись Джорно, Миста и Триш. В гостиной, Бруно уселся на свой любимый диван, кивнул Леоне на стул (тот самый, что и в прошлый раз). Леоне опустился на него, не сказав ни слова. Он выпустил руку Наранчи. Он ждал, что мальчик подойдёт к Бруно. Ребёнок остался стоять подле него. Мышонок упрямо вскинул голову и вцепился в рубашку Фуго, побуждая того встать рядом. Джорно подошёл к пекарю и неуверенно опустил голову ему на плечо. Бруно тяжело вздохнул и снова коснулся руки мальчика. Джорно заметно расслабился. Миста сел справа от Бруно, Триш облюбовала подлокотник дивана. Девочка подозрительно глядела на Леоне. Леоне улыбнулся, прекрасно понимая причину. — Я не по женской части. Она кивнула и отвернулась. — Итак, Леоне… Мужчина перевёл взгляд на Бруно. Бруно неуверенно улыбнулся ему. Затем произошла метаморфоза. Молодой человек расправил плечи, его взгляд заледенел и стал колючим. Он сложил руки на коленях. — Расскажи мне, как было дело… Леоне повиновался. Заикаясь и время от времени замолкая, чтобы перевести дух, Леоне принялся облегчать душу. Он рассказал, с чего всё началось… Рассказал, чему потворствовал… Рассказал, что старательно не замечал… Рассказал, как ненавидел своих сослуживцев, которые, по идее, должны были быть «товарищами» и прикрывать спину… Рассказал, что сделал с человеком, который посмел тронуть его Маттео… Рассказал, почему начал пить… Рассказал о том вызове и перестрелке… Рассказал о том дне, когда всё случилось… Он был так виноват… — … Я … Я никогда не хотел, чтобы всё стало настолько плохо… Но… Как только… Стоит закрыть глаза всего лишь раз, и сделать правильно становится невероятно сложно… Леоне била дрожь. Он заставил себя разжать кулаки: ногти уже начали вспарывать кожу. — Я… Когда-то я хотел помогать людям… Но… оказался таким слабаком… Из-за того, что я… был слабовольным, Маттео умер у меня на руках. Я не хотел больше оставаться там… Проблема была не в них… во мне… Я сдал значок и пистолет, а потом нашёл ближайший кабак и напился. Все три года я пил, не просыхая… А потом на улице встретил тебя… Леоне опустил голову. Он чувствовал на себя тяжёлый пристальный взгляд Бруно. Хотелось свернуться в клубок и стать как можно более незаметным. Молодой человек поднялся и, обойдя журнальный столик, склонился над мужчиной. Руки Бруно легли на спинку стула, по бокам от головы Леоне. Леоне задрожал от ужаса. Мягкие голубые глаза были холоднее льда. — Ты сказал мне всё, Леоне? — Д-да… Голубые глаза сузились. Бруно наклонился ниже. Боже, он был так невыносимо близко. Леоне чувствовал его горячее дыхание на своей щеке. — Ты уверен? — Да… Да, я… Леоне задохнулся; слова с бульканьем застряли в горле. Бруно повернул голову и провёл языком по его щеке, от уголка рта до скулы. Леоне вздрогнул, как от удара, и мучительно покраснел. Всё тело мужчины обдало жаром. — Лжёшь, — шепнул Бруно, его губы коснулись щеки мужчины. — Лжёшь, Леоне. Леоне открыл рот, силясь сказать хоть слово. Бруно отстранился. Молодой человек тёмной тенью навис над мужчиной. — Я… Остальное… не имеет никакого отношения к обвинениям… — тихо, прерывисто прошептал Леоне. Боже, это его голос? Так похожий на писк? Некоторое время Бруно смотрел на него, затем его взгляд смягчился. Тот страшный, пугающий до дрожи Бруно исчез и на его месте снова возник нежный юноша с мягким и ранимым сердцем. — Господи, спасибо, — выдохнул Бруно, отступая в сторону. Леоне поражённо молчал. Нориаки был прав… Он прочёл все по лицу Бруно. Нориаки был прав! Бруно развернулся к детям. — Он сказал нам правду. Миста издал громкий победный клич и расхохотался, запрокинув голову. Наранча хлопнул Леоне по плечу. — Я же сказал тебе! Джорно ошибся! Бруно улыбнулся им обоим. Взгляд Джорно был пустым. Мальчик застыл соляным столпом. Бруно подошёл к нему и по-матерински нежно поцеловал в висок. Леоне не сумел отвести взгляда. Джорно что-то яростно зашептал. Леоне не расслышал: над его ухом радостно трещал Наранча. Бруно кивнул. Бруно встал позади дивана и опустил руки на спинку. Наранча смолк и отошёл к Фуго, плюхнувшись в кресло рядом с мальчиком. Верно. Леоне больше не нуждался в поддержке. — Леоне… То, что ты сделал… Ужасно. Но ты и сам это знаешь. Леоне кивнул. Боже, конечно, он знал… Бруно кивнул. — Но это не делает тебя опасным для моей семьи. — Он чуть не забил человека до смерти! — прошипел Джорно. — Разве ты не сделал бы то же самое для меня? — мягко поинтересовался Бруно. Джорно нечего было ответить. Глаза в глаза… Они сошлись: вода и небо. Джорно отвернулся. — Леоне — хороший человек, Джорно. Миста? Мальчик вопросительно посмотрел на Бруно. — Тебе когда-нибудь было страшно находиться рядом с Леоне? — С ним?! Да нет, конечно! Вообще, с ним удобно! Он же огромный бугай. Если ко мне кто полезет, я знаю, что за меня есть, кому вступиться, — Миста радостно оскалился, но от Леоне не укрылось, как грустно он смотрел на всё ещё недвижимого Джорно. — Хм… Наранча? Тебе страшно находиться рядом с Леоне? Наранча поёрзал на коленях Фуго и наклонил голову. Фуго хлопнул его по спине, заставив выпрямиться. Мальчик перевязывал глаз Наранчи чистыми бинтами. — Нет. Он спас мне жизнь. Дважды. — На миг Наранча бросил настороженный взгляд на лицо своего папы, а затем, попустив голову, выдохнул: — Отец не причинит вреда никому из нас. Услышав это, Бруно судорожно вздохнул и прикусил губу. — Панна? Фуго молчал. Он обнял Наранчу. Жест был совершенно невинным. Фуго защищал мальчика. — Сначала… Да… — глядя в пол, тихо отозвался Фуго. — Но это была не его вина, правда… Теперь нет. Он не опасен. Черт. Даже не Фуго. Бруно развернулся к дочери. — Триш? Тебе будет страшно работать бок о бок с этим человеком? — Он большой, — проворчала она, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Но я с ним справлюсь, если что. — Думаешь, это «если что» будет? Девочка прищурилась, задумавшись над вопросом. Она пожала плечами. — Вы знаете его лучше меня. Если вы верите, то и я тоже. — Отлично. Бруно снова двинулся по помещению. Взгляды присутствующих скрестились на Джорно. Мальчик напоминал скульптуру, неживую мраморную статую. Он сидел, сложив руки на коленях. — Джорно? — нежно позвал молодой человек. Мальчик пошевелился, переводя взгляд на Бруно. — Он заставил тебя бояться? Сделал что-то не то? Попытался… прикоснуться к тебе? Леоне вздрогнул от подобного предположения. Джорно молчал. Леоне стало интересно, насколько хорошо Джорно умеет лгать. Использует ли мальчик этот свой навык, чтобы здесь и сейчас единым ударом уничтожить Леоне? Джорно заговорил тихо. Голос его был глух. — Каждый раз… когда он появлялся здесь, мне казалось, что он только и ждёт, чтобы причинить боль тем, кого я люблю больше всего. Он напугал меня, — лицо Джорно осталось бесстрастным, дыхание ровным. — Он высокий и сильный мужчина. Никто из нас не смог бы ему помешать, реши он напасть. Он мог бы сотворить многое… Но в ужас и отчаяние меня привела одна-единственная фраза… которую я несколько… не верно понял. Помнишь, Гвидо? Миста кивнул. Он попробовал приблизиться к Джорно. Между мальчиками стеной стоял Бруно. Джорно склонил голову. — Я… Он никогда меня не трогал… ни в какой форме… если только не проходил мимо и прикосновение не было случайным. Миста… тоже нет… Фуго? Мы бы уже узнали об этом. Он же… плохо переносит физические контакты. Без обид, Панна. — Без обид, — отозвался Фуго, побелев, как полотно. Он теснее прижал к себе Наранчу. — Ты и Наранча… Не знаю… — мальчик поморщился, маска начала трескаться. — Но мне не всё равно… — И я тебе благодарен за это, Джорно. — Бруно осторожно взял Джорно за руку; тот по-прежнему напоминал мёртвую куклу. — Леоне не тронул меня даже тогда, когда был мертвецки пьян. Даже не попытался ничего сделать. Клянусь, я не вру тебе. Мы просто лежали рядом. Леоне даже волоса на моей голове не коснулся. — Ага! Со мной так же! — Наранча оскалился, очень довольный тем, что влез в разговор. — Ну… Почти также! Отец принял меня за плюшевого мишку! — Я… что?! — ошарашенно выдохнул Леоне, который впервые слышал об этом. Наранча пожал плечами. Ну… Настолько, насколько он смог это сделать: Фуго обвил его руками и практически улёгся на мальчика. — Ну… Ты плакал и прижимал меня к себе. У тебя кошмар был! И ты не проснулся даже тогда, когда я дал тебе по голове! Дважды! Леоне сжал ладони между коленей, снова виновато опустив голову. — Я… прости, я не хотел… я никогда не… — Да знаю я! Не парься. Я не против. К твоим услугам, если что! Папа тоже так делает. Ну… только не плачет. Но я всё равно выспался! И… Джорно с шумом втянул носом воздух. Наранча резко замолчал. Джорно с силой сжал руку Бруно. Ещё немного и мальчик мог оставить синяки на коже молодого человека. — Хорошо. Хорошо, папа… Я перестану думать, что этот человек хочет причинить вам вред. Если ты считаешь, что он говорит правду, я верю, — холодные глаза уставились на Леоне; мужчина потерянно застыл. — Но если ты ошибся… Я предупрежу только один раз. Если я замечу хоть намёк… Если он причинит вред одному из вас, я убью его своими руками. Плевать на последствия. В помещении на миг повисла тяжёлая тишина, затем Бруно рассмеялся. — Джорно, милый, поверь, если Леоне причинит боль одному из вас, убивать его будешь не ты. Леоне вздрогнул, как от пинка. Бруно развернулся к мужчине. Выражение лица молодого человека было невероятно мягким. Он по-прежнему держал мальчика за руку. — Но… все будет хорошо, Джорно. Теперь все будет хорошо. Бруно отвернулся. Леоне судорожно вздохнул. Всё время, пока Бруно смотрел на него, он не дышал. — Джорно… — продолжил молодой человек. — Будь добр, извинись перед Леоне за своё поведение. Оно было ужасным. Глаза мальчика расширились, он упрямо вскинул голову. — Нет! — Что? — Бруно растерянно моргнул; он неуверенно потянулся к лицу Джорно. — Я сказал, нет! Нет, Буччарати! — холодный колючий взгляд обратился ко всем присутствующим в комнате. — Это единственное, в чём я не подчинюсь тебе. Я делал то, что считал правильным. Я защищал тебя, Наранчу, Фуго и Мисту. Я не буду извиняться за это. Я не буду извиняться за то, что оберегал свою семью. Бруно тихо, отчаянно вскрикнул. Леоне захотелось обнять его и прижать к себе. Он хотел сказать, что всё и так хорошо, что ему не нужны извинения Джорно. Он знал, что Джорно не скажет ему спасибо, если он влезет. Бруно умолк. Плечи молодого человека поникли. — Хорошо… Я не буду настаивать… Леоне заметил, как Джорно на этих словах вздрогнул. — Спасибо… — мальчик отпустил руку Бруно и повернулся к Мисте. — Гвидо, помоги мне переплести косу. Она растрепалась. Волосы Джорно были в идеальном порядке. Миста подскочил и последовал за вышедшим из комнаты Джорно. Мальчики отправились в зал. На миг блондин обернулся. Леоне поймал его взгляд. Джорно позволил ему… добровольно позволил ему находиться в кругу семьи. Со вздохом, мужчина осознал, что это всё, на что он мог рассчитывать. Что же… Тоже своего рода… признание… и, скорее всего, ещё одна проверка… — Ну что? — Бруно хлопнул себя руками по бёдрам (не сметь залипать на это зрелище!) и поднялся на ноги. — Давайте, что ли, открывать пекарню. Леоне, если хочешь остаться и помочь, могу дать тебе форму. У меня есть ещё одна твоего размера. Леоне хотелось обнять Бруно и заплакать, прижимаясь к его груди. Он кивнул и пошёл одеваться.