Глава 20: You Don't Have To Sing It Right, Who Could Call You Wrong? You Put Your Emptiness To Melody, Your Awful Heart To Song. You Don't Have To Sing It Nice, But Honey, Sing It Strong. At Best, You'll Find A Little Remedy, At Worst The World Will Sing Along Не обязательно пытаться петь правильно. Кто кроме тебя знает, что ты ошибся? Свою пустоту ты вливаешь в звук и отдаёшь безумное сердце песне. Не нужно пытаться петь правильно, радость моя. Нужно петь от души. Если тебе повезёт, ты исцелишься. Если нет, то мир продолжит петь в одиночестве.
Дети все ещё плакали, когда Леоне спустился по лестнице в поисках Бруно. Он снова вытер лицо рукавом, стараясь убедиться, что его щеки высохли, и открыл дверь. Бруно стоял за прилавком и вручал чашку кофе…. кузену Итту из семейки Аддамс? Нет, серьёзно, некто длинноволосый, одетый во всё синее, принял кружку из рук Бруно. К ним подошла женщина с нежной оливковой кожей и дредами. Леоне с удивлением расслышал: — Она говорит «спасибо». Бруно улыбнулся. — Всегда пожалуйста! Надеюсь, ей понравится. Длинновласка с энтузиазмом замахала рукой, и женщина увела её, положив руку на спину. — Что это было? — выпалил Леоне; он ничего не мог с собой поделать. — Эрмес и её жена Коюки. Они время от времени приходят сюда. И каждый раз заказывают одно и то же. Бруно положил руки на стойку и немного наклонился вперёд. Он выглядел таким уставшим. Он так нуждался в отдыхе. Больше, чем Леоне когда-либо. Но он вынужден был притворяться перед всеми, что всё хорошо. — Слушай… А… Паннакотта… ? — С ним все будет в порядке, Бруно. Когда я уходил, он смеялся до колик и одновременно пытался целовать Наранчу. Леоне подошёл ближе, нерешительно коснулся спины Бруно. На секунду молодой человек напрягся, затем глубоко вздохнул. — Я… Я знаю это… я просто… мне так страшно, Леоне. Голубые глаза Бруно умоляли мужчину о чем-то, но Леоне никак не мог понять смысл безмолвной просьбы. Он не успел разобраться. Бруно обнял его. Боже, как же он соскучился по этим объятиям. Он без колебаний прижал его к себе, опустив одну руку на затылок Бруно, а второй обвив талию. Боже, ему это позволили… Бруно прижался к нему почти исступлённо. Он дрожал. Леоне задумался: плакал ли он? Пытался ли так скрыть свои слёзы? Неужто он думал, что Леоне будет презирать его за слабость? Леоне поцеловал Бруно в макушку и прижался щекой к его волосам. — Леоне? Леоне обнял Бруно сильнее. — Да? — Не мог бы ты… — Бруно слегка повернул голову, и теперь говорил в плечо Леоне. — Ты не хотел бы поужинать с нами? — Поужинаю с радостью. Они ещё некоторое время простояли так, затем Бруно со вздохом отстранился и оправил форму, снова настраиваясь на рабочий лад. Дети так и не спустились вниз, и в пекарне весь день трудились только Леоне и Бруно, но всё прошло без сучка и задоринки. Да, было чуть сложнее, чем представлял себе Леоне, но, видит бог, он ни за что не променял бы эти мгновения на что-то другое. Работа заняла все его мысли, Бруно был рядом, а дети… Дети нуждались в отдыхе. Они закрыли пекарню чуть раньше обычного, но никто из посетителей не возмутился. Как там дети? В порядке ли? Что с Фуго? А как Наранча? Едва ли не бегом они преодолели ступени. Гостиная была пуста. Переглянувшись они двинулись на поиски. Они обнаружили пропажу в самой последней из комнат: в спальне Бруно. Все они, даже недотрога Триш, спали вповалку на кровати Бруно, прижавшись друг к другу. Руки, ноги, тела переплелись так сильно, что не было понятно, где заканчивается один и начинается другой. Взгляд Леоне выцепил из общей кучи Наранчу. Голова мальчика покоилась на груди Фуго, а ноги на заднице Мисты. Одной рукой он перебирал ярко-розовые волосы Триш. Бруно схватил Леоне за запястье и медленно потянул назад. Он заговорил только когда они оказались на кухне. — Пусть спят. А мы пока приготовим ужин, ладно? — Хорошо, — согласился Леоне. Дети были в безопасности, так почему бы ещё немного не побыть в тишине? — Что будем готовить? — Хм… Ты не против лазаньи? — Хах, конечно нет… Только я понятия не имею, как её делать. Бруно улыбнулся. — Зато я знаю. Я покажу как, хорошо? Я… просто… я хочу побыть с тобой наедине. Леоне удивлённо моргнул, силясь осмыслить, что ему сейчас сказали. Бруно хотел побыть с ним. Он почувствовал, как его щёки залились румянцем. Не вполне доверяя своему голосу, он кивнул. Улыбка Бруно стала ещё мягче, и молодой человек отвернулся к плите. Леоне смотрел. Он чувствовал себя бесполезным, но наблюдать было одно удовольствие, и он никак не мог заставить себя начать помогать. Он хотел прикоснуться к Бруно. Он нестерпимо хотел подойти и обнять его. Он хотел прижать к себе так, словно они влюблённая замужняя пара. Он хотел снова прижаться щекой к мягким, как шёлк, волосам Бруно, хотел осыпать поцелуями это лицо и тело, оставляя на коже метки чёрной помады, чтобы все знали, что они с Бруно принадлежат друг другу. — Леоне? Леоне подпрыгнул, сосредоточившись на Бруно. — М-м-м? — Ты так смотришь… — голубые глаза смотрели с невинным лукавством. — Что-то не так с моей одеждой? Я посадил пятно на штаны? — Я не хотел! Я просто смотрел по сторонам. — Мхм… — Я не виноват, что твоя попа маячит как раз там, куда я смотрю. Бруно выгнул бровь, но никак не стал комментировать это высказывание. Бруно прошёлся по кухне походкой от бедра. Боже, да он издевается! — Обычно, я сам замешиваю тесто, но в последнее время мне было несколько не до того, — извиняющимся голосом проговорил молодой человек, доставая из полки коробку с макаронами для лазаньи. — Ну… Уверен, что сильно вкус не испортится. — Бруно, уверяю тебя, всё, что ты готовишь — амброзия по сравнению с моей стряпнёй. Если уж Фуго может есть то, что я готовлю, тогда то, что сделаешь ты он проглотит и не заметит. А Наранча вообще спылесосит что угодно. Бруно рассмеялся, и Леоне почувствовал что-то вроде гордости. — Спасибо, Леоне. Очень любезно с твоей стороны. Но я всё равно при случае накормлю тебя настоящей домашней лазаньей… Хм… Кстати, о… Как там Наранча и Фуго? Они ведь сейчас живут с тобой, знаешь ли. — Они… живут со мной? Да нет, Наранча просто крутится рядом, — буркнул Леоне, пожав плечами, и Бруно бросил на него взгляд через плечо. — Я имею ввиду… Мышонок время от времени приползает ночевать и прихватывает с собой Фуго… За компанию. Ну, так было пару раз. Не думаю, что это считается. — Ну да, но раньше Наранча проводил каждую ночь со мной, поэтому я и предположил, что он переселился к тебе. — Каждую ночь? — М-м-м-м. Не похоже, чтобы ему было, куда идти. Хотя… теперь-то уже да, — Бруно повернулся и тепло посмотрел на него. — Спасибо, что присматриваешь за моими детьми. «Мои дети», сказал Бруно, говоря о беспризорниках. Боже, да называть так Джорно было почти смешно. — Я…. — продолжил Бруно. — Я… То, как Джорно с тобой обращался… Он рассказал, что творил и… Гм… Я несу за него ответственность. Если бы я знал, то не позволил бы… Прости… — Ох… Да всё в порядке, честно, — Леоне совсем не понравилось, как дрогнул голос Бруно; он не хотел, чтобы молодой человек переживал из-за него. — Я имею ввиду… Гм, да, это было не особо приятно… Но даже если бы ты попытался его остановить, он бы навряд ли послушал, — Леоне подошёл к Бруно и нежно коснулся руки. — Не переживай из-за меня, хорошо? Забот и тревог у тебя более, чем достаточно. — Я… ничего не могу поделать, я просто… я… Он причинил тебе боль, Леоне… Мой маленький ДжоДжо сделал тебе больно… О, нет. Боже, Бруно отчаянно пытался сдержать слёзы, но они всё равно текли по щекам. Леоне шагнул вперёд и нежно обхватил ладонями лицо молодого человека, осторожно приподнимая его голову. Теперь Бруно был вынужден смотреть мужчине в глаза. — Хэй, я не один из твоих детей, да? Я не ребёнок, — Бруно что-то забормотал, но Леоне мягко ткнул его. — Нет, не ребёнок. Тебе не нужно быть сильным рядом со мной, Бруно. Тебе необходимо выговориться. Пожалуйста. Слова возымели эффект. Лицо Бруно скривилось, из его груди вырвался довольно неприятный всхлип, и он разрыдался. Он плакал, прижавшись к Леоне и уткнувшись носом ему в грудь. — Я так устал, Леоне. Я так… невыносимо… устал. Я уже и не вспомню, когда в последний раз всё было в порядке. Всегда что-то происходит. Что-то страшное… То Миста исчезает на пару с Джорно… То Фуго избивает Наранчу. От этого уже сам Фуго начинает разваливаться на куски. Потом становится плохо тебе. И вот теперь снова Фуго… Мой мальчик, мой маленький мальчик… Боже, Леоне, ему же всего шестнадцать… Он просто ребёнок… Леоне обнял его и прижал к себе. Он внимательно слушал, не пытаясь заговорить. — … Я… Я должен был спасти его… я не мог просто позволить всему остаться, как есть… я должен был… А Наранча… ему сейчас так плохо… И Триш здесь… а я должен ещё присматривать за пекарней, убирать дом и когда-то спать… и между делом следить, чтобы никто из детей не пропал… И приглядывать за Фуго, на тот случай, если он снова попытается навредить кому-нибудь в припадке ярости… Боже… Я так устал, Леоне… Леоне нежно гладил Бруно по спине, стараясь дать ему почувствовать всю свою любовь. Бруно шмыгал носом и кашлял, заходясь страшным плачем. Вода в кастрюле на плите закипела, и Бруно отстранился. — Я… Прости, Леоне… Мне очень жаль, я не должен был… — Нет, должен, — твёрдо проговорил; он тотчас попытался исправиться и говорить мягче. — Тебе это было нужно. Не извиняйся. Стало полегче? Бруно фыркнул и нерешительно рассмеялся, стирая со щёк слёзы. — Я… да, стало… Леоне, пожалуйста, не говори детям, ладно? Я просто… Я не хочу, чтобы они решили, что они мне в тягость… Или, что я не хочу, чтобы они были здесь. — Конечно, Бруно. Лицо пекаря смягчилось, и он снова фыркнул. Молодой человек снова обтёр лицо и высморкался. Помыв руки, он вернулся к готовке. Они принялись говорить о всяких пустяках. У Леоне были к Бруно тысяча и один вопрос: ему хотелось знать, как правильно готовить то, что делает Бруно. Они сошлись на том, что у Леоне совершенно отсутствует кулинарный талант. Да уж, бедный Наранча, который время от времени пытается его чему-нибудь научить. Потом Бруно рассказал о том, как он в детстве пытался испечь своё первое печенье, и оно оказалось настолько ужасным, что при попытке съесть это, его стошнило. Леоне поведал о коте Тициано. Бруно поделился воспоминаниями о том, как Наранча поймал птицу и пытался уговорить его оставить питомца. Когда Бруно сунул лазанью в духовку, Леоне уже успел привести нервы в порядок. Почти. — Ну… Теперь осталось только немного подождать. Посидишь со мной? Двинувшийся в направлении гостиной, Бруно обернулся к нему, и Леоне поспешил последовать за ним. Бруно махнул рукой, и Леоне устроился на диване. Бруно сбросил обувь и с ногами забрался на подушки, со вздохом прижимаясь к Леоне. Леоне напрягся и вцепился в штаны. Бруно был так близко… Он был таким тёплым. Это было совсем не похоже на объятия. Это была другая форма причастности. — Да, кстати, Леоне. Не расскажешь подробнее о своём друге? О том, которого зовут Жан? — Он из г-группы Нориаки… Я… мне казалось, что я рассказывал тебе… П-Полнарефф… Ну, когда мы впервые встретились, нас как перемкнуло… Мы… Мы очень хорошо ладим, — усилием воли Леоне заставил себя расслабиться; от Бруно пахло невероятно вкусно. — Он просто… понимает многое из того, что я чувствую… мои переживания… Мы просто похожи… Ну… как-то так… — Правда? — Д-да. — А тот, с кем он был? — Гм… он гитарист… и ещё предсказатель. Его зовут Мухаммед Абдул. И Полнарефф влюблён в него. — А выглядит так, будто он влюблён в тебя. Леоне засмеялся от неожиданности. Полнарефф? Влюблён в него? Какой абсурд! — Боже, нет! Нет, нет. Определённо нет. Бруно поднял голову, устроив подбородок на плече Леоне. — Почему ты так уверен? Он так прижимался к тебе… почти поцеловал. И ещё отвесил комплимент твоей заднице. Впрочем, эта часть как раз была на французском, и знать её тебе не обязательно. — Он что? Леоне ошарашенно смотрел на Бруно. Это что же… Подразумевалось, что он обнимал Полнареффа в романтическом плане? И француз ещё и рассуждал о его, Леоне, заднице? — О, да. Заявил, что она изумительная, — хмыкнул Бруно, снова смещаясь; горячее дыхание перестало опалять лицо Леоне. — Мне кажется, он совершенно не ожидал, что я тоже знаю французский. — Кхм… Ну… В любом случае, — Леоне чувствовал, как полыхают щёки. — Жан… он бы не стал… Ну… у нас нет и шанса полюбить друг друга. — Почему же? — Я-я не знаю… Это… Ну… я так думаю… Ну, это как… Как… Хм… Слушай, а сколько лет старшему из детей? — Мисте восемнадцать лет. Почему ты спрашиваешь? Леоне пожал плечами. — Ну, тогда скажи мне, ты мог бы влюбиться в Мисту и начать встречаться с ним? — Что? — Бруно отшатнулся от мужчины с отвращением на лице. — Нет, нет, нет, нет, нет. — Почему же нет? Всё вполне законно. И никто не возмутится, если вы закрутите роман. — Я бы не… Я не могу… Это просто… — Неприятные ощущения, да? Бруно пожал плечами и кивнул. Леоне тоже пожал плечами. — Вот и мы с Полнареффом также. Я… люблю его… Люблю всем сердцем, но… Но не так. Это больше похоже на… Я как будто потерял часть себя… давным-давно, а теперь вдруг нашёл… Увидел себя в нём. Мы не одно целое, но каждый скажет, что мы похожи. Бруно снова прижался к его боку, состроив задумчивое лицо. Леоне позволил ему несколько минут подумать в тишине, а затем спросил: — Почему ты вдруг заговорил о нём? — Я не знаю… Вы двое просто… Мне показалось, что вы ужасно близки. Думаю, мне просто стало интересно, почему ты не упоминал о нём раньше. — Ох. Я… я могу рассказать тебе и про остальных… Если хочешь… — Очень хочу. — Ну, во-первых, есть Джонни. Несчастный пацан с парализованными ногами. Ну… на его месте я бы тоже был несчастным. Из того, что он рассказывает, стало понятно, что он… вроде как прыгал из койки в койку, и в один прекрасный день ему прострелили спину. Он ведёт себя как полный мудак. А помнишь, когда мы с Нара были в больнице… Ну… того доктора со странной бородкой? Это парень Джонни. Если не ошибаюсь, они ещё встречаются. Во-вторых, есть Хол Хорс. Хол Хорс, он просто… он очень странный. Бедолага очень тихий и боится всего, но пуще всех, Полнареффа. Он странно одержим Джонни. Ходит за ним повсюду, делает всё, что может, для него, и тоже получает ушат оскорблений вместо спасибо. Хотя… Джонни недавно перемкнуло, и теперь они вроде как дружат… Хм… О, у Джонни, кстати, есть лошадь. Я рассказывал, помнишь? — Да! Слоу Дэнсер, вроде? Леоне усмехнулся, довольный тем, что Бруно действительно помнил о том, как он рассказывал про то, что Джонни передвигается на лошади. — Да вот, вроде, и всё. Ну, и, конечно, Нори. Нори очень мил… От него словно исходят… какие-то флюиды… Так ощущается мать… Слушай, а у них с Джотаро есть дети? — Пока нет. Хотя они и пытаются. Нориаки давно хочет ребёнка. — Не удивительно. Честно говоря, я так и думал, — рассеянно отозвался Леоне. Он был занят. Пытался решить, позволит ли Бруно взять его за руку. Осознание настигло его совершенно внезапно. — Погоди! В каком смысле, пытаются?! Забеременеть?! Бруно засмеялся, уткнувшись в плечо Леоне, приглушая звук. Он не хотел будить детей. — Нет… Нет, что ты… Я имел ввиду, что они пытаются найти подходящего ребёнка. Чтобы усыновить его, — голубые глаза Бруно смеялись; в них плавились боль и радость. У Леоне перехватило дыхание. — Глупый, глупый медведь! Леоне покраснел, и уткнулся взглядом в руки, лежавшие на коленях. Руки были испещрены шрамами; он развернул их ладонями вверх. Бруно потянулся вперёд и вернул его руки в обратное положение. Молодой человек держал мягко. Леоне вполне мог бы снова сделать по-своему. Мог бы… Если бы захотел. Он никогда не захочет противиться воле Бруно. — Не прячься от меня, Леоне. Не нужно. Мне нравятся твои шрамы. — Нравятся? — Да. Они — цена, которую тебе пришлось заплатить. Бесконечно-ласковым движением Бруно пробежался подушечками пальцев рваных линий и плоти, неровно сросшейся в том месте, где зубы Леоне раз за разом вспарывали кожу. Когда мужчина пытался удержаться и не выпить ещё бутылку. Пальцы Бруно двинулись выше, прослеживая линии вен, просвечивающих сквозь бледную кожу. Леоне позабыл, как дышать, наблюдая за его движениями. — БРАТВА! Я ЧУЮ ЛАЗАНЬЮ! — раздался вопль Наранчи; уютный момент был нарушен. Бруно поднялся на ноги, напевая что-то себе под нос. — Полагаю, дети требуют нашего внимания. — Да… Что же, Леоне обнаружил, что ужин проходит значительно веселее, когда Бруно нравилось то, что лежит у него в тарелке. На миг мужчине вспомнилась рыба, к которой молодой человек питал глубокое отвращение. Бруно был счастлив, переговариваясь с каждым из детей (его детей). Даже тон его разительно отличался от того, что было тогда. И Джорно в этот раз не пялился на Леоне. Мальчик был слишком занят — сидел на коленях у Мисты и кормил того с рук. Миста, несмотря на то, что под глазами мальчика залегли глубокие тени, выглядел почти счастливым. Наранча и Триш зажали Фуго между собой. Все трое негромко перешёптывались и болтали с Бруно (Наранча говорил больше всех). Наранча снова утаскивал еду с чужих тарелок; Леоне сомневался, что это когда-нибудь изменится. Время от времени Наранча втягивал Леоне в дискуссию с Фуго. От Леоне ничего не требовалось, кроме ответа. Мальчик поворачивался к нему и спрашивал: — Ты согласен, Аббаккио? Леоне кивал и с интересом наблюдал, как его ответ меняет ход беседы. Как ни странно, Триш… Триш стала своеобразным буфером, сдерживая ярость Фуго, который уже начинал понемногу закипать, глядя на то, как Наранча тихой сапой таскает еду. Триш — полная противоположность Наранчи. Девочка ухитрялась как-то успокаивать Фуго. За этим действительно было интересно наблюдать. Бруно божественно готовил. Леоне никогда не был так благодарен за то, что с уходом жажды у него проснулся аппетит. Он продолжал смотреть на Бруно, и когда Бруно смотрел в ответ, их взгляды встречались. — Какой бред! — Фуго схватил Наранчу за волосы и, видимо, собрался приложить того головой об стол. Бруно и Леоне стремительно подхватились со своих мест, но Триш отвесила Фуго подзатыльник и что-то пробормотала. Фуго задумался. Извинившись, он осторожно отпустил Наранчу. Леоне и Бруно недоумённо переглянулись. Кажется, Триш справлялась с Фуго даже лучше, чем они думали. Кроме этого инцидента не произошло больше ничего интересного. Дети снова переложили остатки еды на тарелку Наранчи, и Наранча смёл всё до крошки. Леоне собрал тарелки, и они с Бруно отправились мыть посуду. — Как Наранча ухитряется столько есть? — О… Он, вероятно, просто копирует моё поведение. — Он что? Бруно пожал плечами. — Когда у меня стресс, я становлюсь настоящим обжорой. Совсем обжорой… Сначала Наранча пытался понять, сможет ли он съесть столько же. А потом просто продолжил в том же духе. Леоне закоротило; он бездумно полировал тарелку. — Я… эм… это как-то… Тихо рассмеявшись, Бруно протянул руку и щёлкнул мужчину по носу покрытыми пеной пальцами. — Что, не похож я на того, кто много ест, да? Потому что я не лопаюсь от жира? Леоне вытер нос и вздохнул. — Не знаю… наверное, мне нравится думать, что мы живём в прекрасном мире, где Наранча просто милый чудак… А не то… что ты только что описал… Бруно снова засмеялся, на этот раз шагнул ближе к нему. Так близко, что их руки соприкоснулись. Леоне почувствовал, что снова начинает краснеть. — Леоне? — М-м? — Я… Ну, я тут подумал… — Д-да? Бруно молчал. Леоне терпеливо ждал. — Я… — Бруно наконец нарушил затянувшуюся тишину. — Мне так жаль, что я так с тобой обошёлся… Ну, когда ты рассказал мне, через что тебе пришлось пройти… Я… Я испугался… Нет, не того, что ты сделал, но… — За своих детей. — Да. За моих детей. — Все в порядке, Бруно. Я знаю. Я понимаю, — Леоне осторожно толкнул пекаря бедром, стараясь подбодрить. — Сейчас ведь всё хорошо, да? — Да, я… да, всё хорошо. Бруно снова приблизился и облокотился о Леоне. — Хм… — Леоне покраснел ещё сильнее, если такое было вообще возможно. Он чувствовал, что залился краской с головы до пят. — Я… Могу я тебя обнять? — М-м-м-м-м~, — последовал ёмкий ответ. Леоне осторожно стряхнул воду с рук и промокнул ладони о штанины. Слегка сместился, чтобы оказаться позади Бруно. Боже, Бруно качнулся в сторону и сам прижался к Леоне, когда тот приблизился. Обняв Бруно за талию, Леоне наблюдал за тем, как тот моет посуду. Он смежил веки. Бруно… Бруно был таким уютным. — Спасибо, Леоне. Это… Это помогает. — С чем? Бруно начал было говорить, но оборвал себя. Молясь, чтобы его не прогнали, Леоне опустил подбородок на плечо Бруно, оказавшись ещё немного ближе. Бруно не отодвинулся. — Давай баш на баш, — предложил Леоне. — Я и ты… Облегчим душу… Так будет проще, не находишь? Бруно слабо рассмеялся. — А ты упрямый. — Очень. Со вздохом Бруно заговорил: — М-мой отец… не самый сентиментальный человек. После того, как мать ушла, он почти перестал обнимать меня… Ушла? Бросила их? — Я знаю, он не специально… Он не настолько тактилен, как я, но… Даже сейчас, когда я вырос, мне трудно просить об этом. Молодой человек откинулся назад, прижимаясь к Леоне. — Понимаешь, я… я с радостью соглашаюсь, когда предлагают, но… Иногда я хочу просто подойти и обнять своих детей… или тебя, Леоне, но останавливаюсь. Я чувствую, что не должен… И так всегда… Мне нужно было время, чтобы разобраться… чтобы понять природу своих чувств. Леоне очень надеялся, что правильно понял сказанное. Надеялся, что не ошибся, и это действительно было приглашением. Он прижал Бруно к раковине, сжимая в руках его рубашку, и утыкаясь носом в шею. На миг Бруно закаменел. Леоне не успел испугаться, молодой человек уже снова расслабился, и со вздохом наклонил голову, позволяя Леоне провести носом по шее. Одна рука молодого человека поднялась, и влажные прохладные пальцы зарылись в волосы Леоне. — Забавно… мне никогда не запрещали просить то, что мне нужно. Да, но мне не давали столько ласки, сколько мне бы хотелось. Когда я был ребёнком, мне казалось, что мне просто не позволено… Руки Леоне сместились, меняя положение; мужчина держал не менее крепко. — Л-Леоне… Могу я обернуться? Боже, да. Леоне ослабил хватку, позволяя Бруно развернуться к нему. Они оказались лицом к лицу. Одна рука Бруно всё ещё перебирала его волосы, вторая переместилась на спину мужчины, побуждая оказаться ещё ближе. Леоне обнял молодого человека и снова уткнулся носом в изгиб его шеи. Он так хотел поцеловать его. Он подхватил Бруно на руки, и тот, хихикнув, обвил ногами его талию. — Бруно. — М-м? — Я… я просто. Я хотел произнести твоё имя… — Глупый медвежонок. Бруно ласково гладил Леоне, время от времени принимаясь перебирать белые пряди волос. Он был совсем не против того, что происходит. Боже, Леоне мог бы стоять так вечно. Он был окутан теплом и запахом Бруно. Он чувствовал, как бьётся сердце молодого человека. Это пьянило сильнее вина. Леоне не хотел отпускать его. И, казалось, Бруно тоже не хотел, чтобы его отпускали. Интересно, а он хоть отдаёт себе отчёт в том, как расслабилось его тело? Минуту спустя Леоне пришлось подхватить Бруно под ноги, тот престал держаться. — Тебя совсем разморило, — тихо пробормотал Леоне, удерживая молодого человека одной рукой, а второй проглаживая того по спине. Бруно вздохнул в ответ. Леоне начал подозревать, что Бруно настолько же тактилен, как Полнарефф. Только когда руки затекли, Леоне сдвинулся с места. — Куда…? — забормотал Бруно. Он совсем засыпал. — Собираюсь дойти до дивана и сесть. Ты не против? — М-м-м… Бруно прижался лицом к плечу Леоне, и сердце Леоне защемило от нежности. Взгляды на лицах детей, когда он прошёл мимо с их папой на руках, были бесценны. — Он в порядке? — не мог не влезть Джорно. Леоне кивнул, осторожно опускаясь на диван. Бруно поёрзал, устраиваясь поудобнее, и развалился на нём, тихо вздыхая. — Идите сюда, дети. Обнимите папу. Ему это необходимо. Слова Леоне заставили ребят очнуться от шока. Каждый из них приблизился и принялся устраиваться на диване. Наранча прижался к Леоне, обнимая его так же крепко, как он обнимал Бруно. Фуго устроился позади Наранчи, его рука легла на макушку мыши. Миста стоял на коленях, обнимая Бруно со спины. Джорно опустился на свободном месте рядом с Леоне. Триш села на подлокотник. Она отчаянно старалась не шарахаться от них. Леоне улыбнулся ей, затем снова сосредоточился на Бруно. Он не мог видеть лица молодого человека, но Бруно тихо и благодарно мурлыкал каждый раз, когда его касался очередной ребёнок. Бруно был счастлив. Леоне приник головой к макушке Бруно и закрыл глаза. Он наслаждался моментом. Куча детей обнимала своих родителей. Может быть, именно так и должны выглядеть настоящие семьи?_____________________
Дни Леоне Аббаккио текли мягко и размеренно. Фуго и Наранча действительно поселились у него. Ну… это было не так уж и плохо. Бруно обнимал его всё чаще. Джорно тоже обнимал Бруно, даже если рядом был Леоне. Иногда Фуго смеялся. Триш время от времени тоже. Наранча снова начал улыбаться. Не так много, как раньше. Но, хоть так. Кошмары не вернулись. Тициано порой останавливался у пекарни, чтобы поздороваться и, конечно, купить немного пирожных. Порой он привозил с собой Скуало и Мельбу. Жизнь была прекрасна. К ним даже снова нагрянула длинновласка с женой. Что же, пара действительно была очень милой. К тому времени, когда наступила новая неделя и пришло время увидеть Нориаки, Леоне казалось, что жизнь понемногу начала налаживаться. — Хэй, я на улицу. Мне нужно к Нориаки. Помните его? Такой рыжий юноша? — Леоне сунул в рот остатки завтрака и хлопнув потянувшегося было к его тарелке Наранчу по руке. — Буду к вечеру. — Пока, пап! — Наранча потянулся к нему, и Леоне нагнулся, чтобы обнять мальчишку и поцеловать чёрную макушку. — Ты же быстро? — Конечно. Пока, Панна. Фуго повертел в руках вилку. — До свидания… папа. Из уст Фуго слышать такое было странно. И так же странно было видеть застенчивый румянец на щеках мальчика. Леоне улыбнулся ему. — Увидимся позже. Думаю, я смогу уговорить Тица притормозить где-нибудь, где продают еду на вынос. Есть пожелания? — Пицца! — взвыл Наранча. — Хочу пиццу! С грибами! Леоне согласно хмыкнул. Он закрыл дверь, но вопли Наранчи о пицце были слышны даже в конце коридора. Боже, опять из-за этого мальчишки он улыбается, как полный кретин. Он опустился на сидение, и Тициано погладил его по руке. — Утро, Лео. — Доброе утро, Тициано. Как поживают Скуало и Мельба? — Прекрасно, если не считать того факта, что Мельба обозвал Скуало ублюдком, ну и указал на меня, когда муж спросил, откуда ему известно это слово. — Мама миа! — О, да. Ну, я попытался объясниться, но оправдание «ему нужно уметь в разговоре постоять за себя» не прокатило, — Тициано пожал плечами, и машина вильнула. — Упс. Что-то я слишком разошёлся. Слушая болтовню Тициано, Леоне смотрел на проплывающие мимо дома. Время от времени он вставлял пару слов в его монолог. Они въехали на парковку. — Спасибо, Тиц, я… — Леоне оборвал себя на полуслове, и нахмурившись выглянул в окно. Что-то было не так. Джонни всё ещё сидел верхом на Слоу Дэнсер. Хол Хорс ходил рядом с лошадью, а Полнарефф кричал на Джотаро. Нориаки нигде не было видно. — Что-то не так, Тициано. Подожди, пожалуйста… — Гм, не вопрос. Леоне выпрыгнул из машины и побежал к ним. Боже, как же хорошо, что нога больше не болела! — Мать твою, просто скажи нам, где он! — Леоне явственно услышал слова Полнареффа. Теперь, когда он вышел из машины, он видел, что руки француза сжаты в кулаки, и мужчину бьёт дрожь. Джотаро стоял, опустив голову, скрыв лицо за козырьком фуражки. Руки большого человека были спрятаны в карманах белого пальто. Леоне стремительно преодолел последние метры, и, выкрикивая имя мужчины, буквально врезался в Полнареффа, прыгнув к тому на руки. Полнарефф едва успел его подхватить. Переведя дух, Леоне выпалил: — Что случилось, Жан? — Нори нет, и этот ублю… — Следи за языком. — Этот кретин не хочет говорить, где он. Джотаро заговорил. Голос его был тих, но все расслышали каждое слово. — Я не хотел говорить два раза. Его итальянский был… мягко говоря, не совершенен, но, по крайней мере, слова поддавались опознанию. Полнарефф опустил Леоне на мостовую и развернулся к Джотаро. Ни один из них, впрочем, не двинулся с места. Джотаро все ещё смотрел вниз и в сторону. — Мой муж… эээ… эээ… — мужчина пожевал губы, и проговорил несколько слов на японском. — Эм… «больной дом»? — В больнице, — Джонни тронул узду Слоу Дэнсер, и лошадь сделала несколько шагов в сторону Джотаро. — Это ты пытаешься сказать? — Больница, да. Он там. Хол Хорс снял шляпу и озвучил вопрос, который вертелся у всех них на языке: — Почему он там? — Некоторые люди… напрыгнули на него. Порезали его глаза. Слепой. Врачи говорят… он может исцелить неправильно. Джотаро все ещё не смотрел на них. Полнарефф вцепился в руку Леоне, причиняя боль. — Эмм… А м-мы можем его увидеть? — голос Хол Хорса дрогнул. Помедлив, Джотаро кивнул. — Да. Следуйте за моей машиной. Я пойду вперёд, — мужчина бросил задумчивый взгляд на Слоу Дэнсер. — Я буду ехать медленно. Джотаро повернулся и быстро пошёл прочь. Леоне не стал смотреть, как Джотаро садится в свою машину. Он развернулся, и потащил Полнареффа за собой. Француз безропотно позволил запихнуть себя на заднее сидение такси. Леоне устроился рядом и сунул голову между двумя передними сидениями. — Нориаки ранен. Едем за той машиной в больницу. — Чего?! — Тициано мгновенно завёл мотор; Леоне принялся пристёгивать ремни безопасности. — Да, именно. — Что случилось? — Не знаю, — Леоне вцепился в руку Полнареффа. — Итальянский Джотаро… ужасен. Насколько я понял, на Нориаки напали и повредили глаза. Джотаро сказал «порезали». Ну… и то, что Нориаки может ослепнуть. — Боже правый. — Нет, приятель, он точно тут не при чём. Они ехали следом за Джотаро. Слоу Дэнсер скакала по тротуару подле них. Верный своему слову, Джотаро ехал достаточно медленно, чтобы лошадь не отставала. Иной раз машина вообще тащилась, как черепаха, давая кобыле возможность перевести дух. Часть Леоне хотела просто бросить Джонни и Хол Хорса — он хотел увидеть Нориаки! Но он также прекрасно понимал, как будут себя чувствовать те, кто останутся позади. Он проглотил разочарование и прижался к Полнареффу. Он закрыл глаза и старался переключиться на что-то другое (Нори, Фуго, Наранча, Маттео… Нет… Боже, да посетит ли его хоть одна весёлая мысль?). Думать о хорошем было трудно. В конце концов он справился. Разумеется, его мысли обратились к Бруно. Он вспомнил, как обнимал его; как этот прекрасный человек, наконец-то, позволил помочь себе. Он хотел, чтобы Бруно был здесь. Леоне придвинулся ближе к Полнареффу, чувствуя себя невероятно одиноким. Полнарефф тотчас обнял его в ответ. Они сидели так до тех пор, пока Тициано не остановил двигатель и не сказал: — Приехали. Всей толпой они ввалились в больницу (Леоне понятия не имел, куда Джонни дел Слоу Дэнсер), и Джотаро провёл их к стойке регистрации. Они все вписали свои имена в бланк и направились к палате Нориаки. — Нориаки? Голос Джотаро дрогнул. Быстрым шагом он приблизился к больничной койке и встал на одно колено, обнимая Нориаки. Леоне и остальные медленно подошли. Нориаки полулежал на кровати. Его рыжие волосы были растрёпаны, а глаза скрывала плотная чёрная повязка. Нориаки осторожно хлопнул Джотаро по плечу, пытаясь понять, как и где тот сидит, а затем тоже обнял мужчину. — Джотаро? В одном этом имени было так много нежности. Любовь, облегчение и утешение — и всё предназначалось для этого большого, тихого человека. Затем юноша сказал что-то ещё на певучем японском языке. Что бы это ни было, Джотаро только крепче прижал его к себе. Нориаки повернул голову к ним, притягивая Джотаро ближе, как будто хотел его спрятать. — ДжоДжо? Джотаро снова что-то ответил на японском, и Нориаки расслабился. — О… Здравствуйте все. Я рад, что вы здесь. Пожалуйста, садитесь. Поговорите со мной. Боже, даже сейчас он пытался помочь им. Джотаро встал и отступил в угол комнаты. Они расселись кто куда, выполняя просьбу Нориаки. Джонни сунулся поближе к юноше, Хол Хорс сел на пол подле пацана, Леоне занял одно из кресел, а Полнарефф опустился на край кровати. Нориаки слепо потянулся к нему, и Полнарефф взял его за руку. Рыжий слабо улыбнулся. — Здравствуйте, Полнарефф-кун. — Хэй, Док. Как ты? — Неплохо. Врачи говорят, есть шанс, и неплохой, что мои глаза излечатся. Наступила минутная пауза. Внезапно Леоне осенило. Не думая, что именно говорит, он выпалил: — Но… как же вы будете рисовать, если вы теперь слепы? Улыбка на губах Нориаки увяла. — Полагаю, никак, не так ли? — Боже, Нори, извините, мне не следовало… — Леоне оборвал свою фразу. Их духовный наставник пожал плечами. — Все в порядке, Аббаккио-кун. Я понимаю, что иногда слова срываются с губ сами собой. Кто-нибудь из вас хотел бы мне что-то сказать? Джонни тихо рассмеялся. — Да… Я хотел бы, но это не срочно. Расскажу, когда поправишься, ладно? — Да уж, — Хол Хорс немного сместился и прислонился плечом к стулу Джонни. — Когда тебе станет лучше, Нори. — Вот, да, вишенка! Беспокойся лучше о себе, — протянув руку, Полнарефф потрепал Нориаки по голове. — Может ты хочешь выговориться? Всё это, должно быть, произошло так внезапно. Ты нас неслабо напугал. Мы все здесь ради тебя. Мы все твои сёстры, помнишь? Нориаки помолчал, накручивая локон на палец. — Хорошо. Не думаю, что это такой уж секрет… Я не видел, кто это был, но… Полагаю, на меня напали потому, что я связан с Фондом Спидвагона… Это… всё усложнило… Думаю, что они просто собрались… гм… решить проблему по-своему. — Минуточку… Фонд Спидвагона? — закинув ногу на ногу, Полнарефф развернулся к Нори. — Это же исследовательская группа, нет? — Верно. Они занимаются медициной, технологиями, сохранением исторического и культурного наследия, и прочими… вещами. Наша семья всегда сотрудничала с ними. Видите ли, Роберт Спидвагон был лучшим другом Джонатана Джостара. Его внука зовут Джозеф Джостар, а внука того внука Джотаро Какёин-Куджо. Фонд Спидвагона всегда помогал этой семье… В соответствии с желанием основателя. И… некоторым людям это не особо нравится. Я буду в порядке. В Фонде уже без сомнения всё стало известно. Их люди обо всём позаботятся. — Ты им так доверяешь? — ощетинился Полнарефф; ярость вскипела под его кожей, грозя сожрать его самого, если он не даст ей выход. — Думаешь, ты и твой муж в безопасности? — Да. Такой простой и быстрый ответ покоробил Полнареффа. Он отвёл взгляд в сторону и насупился: — Что же, не говори, что я не предупреждал… Особенно, когда твой ненаглядный Джотаро будет вылавливать твой хладный труп из канавы. Легко и стремительно Джотаро скользнул вперёд и схватил Полнареффа за грудки, стаскивая с кровати. Полнарефф едва не упал, и, вскрикнув, сгруппировался, готовясь давать отпор. Ему не предоставили такой возможности. Джотаро был слишком быстр и слишком точен; у ярости француза не было ни единого шанса. Джотаро поднял Полнареффа на ноги и прижал к стене. Хол Хорс захныкал. — Ты… — старательно подбирая слова, медленно заговорил Джотаро. — Не будешь. Говорить. О смерти. Моего Нориаки. — ДжоДжо? — Нориаки повернул голову, силясь понять, что происходит. — Где ты? Полнарефф-кун? Джотаро всё ещё держал Полнареффа; пристально глядя ему в лицо. Полнарефф перевёл взгляд на Леоне, и их глаза встретились. Помоги. Леоне покачал головой. Полнарефф должен был справиться сам. Низкий глухой рык вырвался из горла Полнареффа. Он отвернулся от Джотаро и проворчал: — Хорошо, хорошо… извини… Я не то имел в виду. Джотаро разжал руки, буквально роняя мужчину на пол. Джотаро бросил несколько фраз Нориаки и снова отступил в угол. — Пожалуйста, не нужно драк, — Нориаки закутался в тонкие больничные простыни. Открылась дверь и в палату заглянул Тициано; Леоне даже не сразу осознал, что мужчина всё это время ждал там. — Здравствуйте? Вы медсестра? — Нет. Нет, это я… — Тициано! — Ага, — следом за Тициано вошёл Скуало несущий на руках Мельбу. — Я позвонил своим, и они тоже захотели тебя увидеть. — О, спасибо. Нориаки протянул руки в направлении Тициано, и мужчина обнял своего друга. Мельба перекочевал на руки от одного родителя к другому, и Скуало тоже прижался к Нориаки. — Ты привёл своего ребёнка? Я давно хотел его увидеть. Ох… Думаю, с «увидеть» у нас всё ещё проблемы, да? Полнарефф рассмеялся. Мальчика передали в руки Нориаки. Мельба стоически терпел, и даже попытался уснуть. — Ох, ДжоДжо, иди сюда! Ты только посмотри! Джотаро подчинился и устроился на краю кровати, хрипло буркнув что-то, видимо, чтобы дать Нориаки знать о своём присутсвии. — Вот, — Нориаки протянул мужчине Мельбу (мальчик вздохнул); недолго думая, Джотаро взял его на руки. Это было странно. Леоне внимательно наблюдал за мужчиной и успел заметить, как поменялось выражение его бесстрастного лица, когда он обхватил ребёнка своими большими руками. Даже когда он склонил голову и лицо скрылось в тени козырька, Леоне всё ещё видел, какие эмоции испытывает этот большой человек. Да неужто? Неужели в этой семье мамочкой был вовсе не Нори? Джотаро тихо забормотал что-то по-японски. Незнакомый язык резанул Леоне по ушам. Ну… что бы ни сказал мужчина, это должно было быть чудесно, потому что Нориаки… буквально засветился от счастья. Рыжий выглядел так, словно ему пообещали все блага мира разом. Он широко улыбнулся. Слишком широко, чтобы это выглядело красиво с его формой рта, но искренняя радость сгладила все огрехи внешности. Он заговорил, и быстрые слова, собранные в цепочку предложений, наполнили комнату. Леоне мог даже не мечтать когда-нибудь понять, что было сказано. Зато понял Джотаро. Он прижал к себе Мельбу, и коротко кивнул. Нориаки наклонился к нему, и Джотаро, удерживая мальчика одной рукой, притянул мужа ближе и поцеловал его. Короткий поцелуй в губы заставил этого огромного человека залиться краской. Бедный застенчивый великан… — Ну… Нам как бы намекают, что нам пора, — Полнарефф выхватил Мельбу из рук Джотаро и передал мальчика Скуало. — Давайте-ка оставим нашу парочку наедине. Судя по виду, Джотаро не понравилось, что у него забрали Мельбу, но он не стал возмущаться. Он остался сидеть на кровати. Всё направились к выходу. Леоне вышел последним. — Итак, господа… — Леоне оглядел собравшихся. — Кто-нибудь знает японский? Они переглянулись и дружно ответили «Нет». Что же, значит, они никогда не узнают, о чём говорили Джотаро и Нори. Они спустились вниз и снова подписали кипу бумаг в регистратуре, фиксируя время ухода. Стоило Леоне отвернуться, как Полнарефф, по своему обыкновению, исчез. Джонни и Хол Хорс уехали верхом на Слоу Дэнсер. Леоне устроился на заднем сидении машины Тициано. Сам таксист вовсю флиртовал со Скуало. Дорога до пекарни Бруно (почему попросил отвезти его туда, а не домой?) была той ещё поездочкой. Чёрт, он так стремился выбраться из машины, что едва не унёс с собой Мельбу, которого держал на руках. — Эй! Отдай мне моего ребёнка! — возмутился высунувшийся из салона Скуало. Покраснев, Леоне вернул мальчика в машину. — Извините… Скуало и Тициано рассмеялись. — Ну прости, мужик! — хмыкнул Тициано, звучно хлопнув Скуало по бедру. — Не хотел тебя игнорировать, но… Леоне покраснел ещё сильнее. — А… Эм… Да… Гм… до свидания. Спасибо за то, что подбросили. Нет, Леоне не сбежал. Нет. Точно. Ох… Да, он сбежал. Прежде, чем он успел сделать хоть шаг к зданию, к нему подлетел Наранча. Мальчишка немедленно попытался взобраться ему на плечи. Следом примчался вопящий Фуго. Руки мальчика потянулись вверх и попытались вцепиться Наранче в волосы. Мышонок повис на Леоне, как маленькая коала, и мужчина получил возможность перехватить запястья Фуго, удерживая того подальше от Наранчи. На миг ему показалось, что Фуго даже не осознает, кто или что его держит. Мальчик снова закричал и попытался рвануться вперёд. Он брызгал слюной от ярости. Несколько капель попали на лицо Леоне. — Паннакотта Фуго! Фуго замер, расширившиеся зрачки начали сужаться до нормальных размеров. — Паннакотта, — проговорил Леоне уже значительно мягче. — Аббаккио…? — Да, приятель. Это я. Дыши. Вдох-выдох, — мужчина ослабил хватку, позволяя мальчику двигаться. — Посмотри на меня, Панна. Всё в порядке. Все хорошо. Фуго сглотнул и потупился; плечи мальчика задрожали. Наранча прижался чумазой щекой к Леоне и уставился на него. — Прости, Наранча, — тихо проговорил Фуго. — Я… не знаю, что на меня нашло. — Всё в порядке, — убедившись, что опасность миновала, Наранча спрыгнул вниз, забирая Фуго из рук Леоне и сжимая его ладони. — Я виноват. Я разозлил тебя. Фуго придвинулся ближе к Наранче и уткнулся носом в чёрную макушку. — Э… Аббаккио, а ты что здесь забыл? — проговорил Наранча не оборачиваясь. — Эм… Я только… — Он здесь, чтобы встретиться с Бруно. Джорно. Ну, конечно, Джорно. Почему бы и нет? Достойное завершение дня, ничего не скажешь. Леоне перевёл на блондина полный усталости и ярости взгляд. Он был просто не в состоянии спорить с Джорно сейчас. — Он наверху, Аббаккио. Пожалуйста, успокойтесь, прежде чем пройдёте к нему. Ему нездоровится. Леоне глубоко вздохнул. — Прости, ребёнок, я просто… Мне предстоит сказать ему, что один из его лучших друзей, возможно, только что потерял зрение… Это был тяжёлый день. На лице Джорно за миг сменилась целая гамма эмоций. — Нориаки? — Да… Да… Нори. Леоне, шаркая ногами, прошёл мимо Джорно. За прилавком стояла Триш. Девочка приветливо махнула рукой; Леоне с трудом нашёл в себе силы ответить. Чёрт, двигаться становилось всё труднее. Он устал и хотел спать. Лестница оказалась невероятным испытанием, но он справился. Распахнув дверь, Леоне позвал Бруно. — Леоне? Бруно, лежавший на диване, был практически похоронен под Мистой. Неужели… Да, Миста определённо подрос с момента их первой встречи. Мальчик раздражённо вздохнул, натянул свою шапку ниже на глаза и опустил голову обратно. Он прижался к щеке Бруно. — При’вт, Аббаккио. — Гм… Здравствуй, Миста. Бруно, есть минутка? — М-м-м-м, — руки Бруно обвили грудь Мисты. — Что-то случилось? — Ну… это… Мы можем поговорить наедине? — Леоне ткнул пальцем в Мисту, и тот показал ему язык. — Только если ты займёшь его место. Леоне заворчал; щёки залились краской. О, охотно… Весьма и весьма охотно! Леоне отвернулся. — Хорошо, — пробормотал он, усаживаясь на стул и сцепляя пальцы в замок. — Я… в общем, я только что был в больнице… — О? Что-то с ногой? Наранча сказал, что всё зажило… — Н-нет… Нет… Проблемы не у меня, хм… Когда я пришёл сегодня в церковь… там не было Нори, но был его муж. Бруно пошевелился, и Миста приподнялся, давая ему больше свободы. Молодой человек повернул голову, глядя в лицо Леоне. — … Он сказал, что Нори попал в больницу. Кто-то напал на него и повредил глаза. Бруно в немом шоке приоткрыл рот. Миста напрягся и замер, в защитном жесте прижимаясь к молодому человеку. Леоне продолжил: — Нориаки сказал, есть неплохой шанс, что зрение восстановится… и он не останется слепым. Бруно вздохнул и отвернулся, снова скрываясь под Мистой — Ну почему всё просто не может идти как надо? Леоне не знал, что на это ответить. Миста прижался к Бруно; Леоне казалось, что молодой человек вот-вот снова начнёт плакать. Леоне стало страшно. Не уверенный, что его не оттолкнут, Леоне поднялся, приблизился к дивану и опустился на колени. Он осторожно сжал руку Бруно. Бруно вздрогнул и приоткрыл один глаз. Он бросил на Леоне быстрый взгляд и расслабился. Ладонь Бруно в руке Леоне дрожала.