Вдребезги (Pieces)

Глава 24: Hol Horse's Story История Хол Хорса

Я сказал: «четыре года назад», но, полагаю, правильнее сказать, что началось всё, когда я встретил её. Задолго до этого, но… в общем, я не хочу вдаваться в подробности. Четыре года назад я потерял все и с тех пор бегу от себя. В тот год я жил во Франции. Хах, вообще я жил там с пятнадцати лет… Во всяком случае… Сунув руки в карманы, Хол Хорс гулял по улице и наслаждался мягким бризом. Он напевал себе под нос песню. Слова тотчас вылетели у него из головы, когда он услышал крики. Он застыл; волосы на затылке встали дыбом. Что это? Ещё один, уже — мужской, полный ярости и боли. Хол Хорс осторожно двинулся вперёд; руки начали дрожать. Он не будет ничего делать, он просто убедится, что, когда он пойдёт прочь, не столкнётся ни с кем из тех, кто… Снова крик. Некто был очень напуган. Руки задрожали сильнее; колени подогнулись. Хол Хорс прижался к стене здания и медленно двинулся вперёд. Он заглянул в переулок. Темно. Слишком темно и почти ничего не видно. Он проморгался, и в лицо бросилась кровь. Четверо. Четыре человека. Первой он увидел девушку, хотя и не мог разглядеть лицо. Мужчина остервенело пытался удержать её на месте. Поодаль — ещё один мужчина лежал на мостовой в грязи. Сверху, на нём сидел третий, не позволяя двинуться. Не нужно быть гением, чтобы понять, что происходит. Он сделал полшага вперёд, собираясь помочь, но… Но что, если оба нападавших повернутся к нему? У него не будет ни шанса. Что, если у одного из них пистолет? Или нож? Что, если они скажут полиции, что он, Хол Хорс, их сообщник, а не тот, кто выступил против них? Он понятия не имел, как доказать обратное! Что, если эти двое, распростёртые на земле, не сумеют убедить следователей, и его отправят в тюрьму? Он же умрёт за решёткой! Колени дрожали, в груди скрутился тугой узел сомнений. Он отступил. Мужчина, прижатый к земле, поднял голову. Его светлые от ярости глаза горели адским огнём. Он закричал, и Хол Хорс сорвался с места, помчался прочь, подгоняемый первобытным ужасом. Он знал, что никогда не забудет того лица… Лица человека, готового стереть в порошок всю Францию. Он бежал… бежал… бежал… Он бежал до тех пор, пока солнце окончательно не скрылось за горизонтом. Его ноги и руки налились тяжёлым свинцом. Он буквально вполз в свою квартиру и с головой залез под одеяло, словно ребёнок, который стремится скрыться от страшных чудовищ. Он пытался забыть. Он говорил себе, что кто-то… кто-то непременно помог им (на той улице никого не было). Он убеждал себя, что кто-то, конечно же, вызвал полицию (он не видел и не слышал воя сирен). Всё хорошо. Все в порядке. Хол Хорса никогда не интересовали газеты или выпуски новостей. Он обнаружил, что маниакально листает некрологи. Это было следствием депрессии? Или пережитого ужаса (да, именно так)? Он не видел лица девушки, но, что, если… Он же видел лицо мужчины. О, это воспоминание ничто не сможет стереть. На нём восковой маской застыл живой гнев и слепая ярость, что способны заставить рвать глотки людей зубами. Сама мысль об этом заставляла волосы на теле вставать дыбом. Он искал… Искал того мужчину, ведь если тот был мёртв, то мертва была и девушка. Он не нашёл мужчину. Он нашёл Шерри Полнарефф. Я встретил Шерри примерно за год до этого. Мы… мы стали хорошими друзьями. На самом деле, больше, чем друзьями. Она… Она спросила как-то, не хочу ли я открыть на пару с ней магазин шоколада. А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! Остановите его, кто-нибудь, ОСТАНОВИТЕ ЕГО! НОРИАКИ, ПОМОГИ! … С-спасибо, Джотаро… Жан, я не… я никогда не имел в виду… Она действительно никогда не упоминала меня? … О… Ну, это… ожидаемо… А? Что было после? Я… Я просто… Нужно выбираться отсюда, выбираться отсюда, выбиратьсявыбиратьсявыбираться, ВЫБИРАТЬСЯ ОТСЮДА! Он продал все, что имел, за исключением, разве что, одежды, которая была на нём, и небольшого кофра с электрической бритвой, зубной щёткой и… фотографии Шерри, хотя он едва мог заставить себя взглянуть ей в глаза. Он же убил её. Он ни разу не прикоснулся к ней, но оставил её умирать. С тем же успехом он мог самолично свернуть ей шею. Он убил её — единственного человека, который смотрел на него и видел кого-то, кто заслуживает любви. Его отец, вероятно, даже и не подозревал о его существовании; мать устала от него, когда ему было три года; женщины в приюте никогда не мешали другим детям издевается над ним; коллеги никогда не становились кем-то больше, чем просто знакомыми. Никто никогда не хотел быть рядом с ним. Никто никогда не удосужился поговорить с ним. Только она увидела в нём человека. По счастливой случайности, по милости Бога, он в тот вечер пропустил последний автобус и мок под дождём. Должно быть, он представлял собой поистине жалкое зрелище. Раз она подошла к нему и раскрыла над его головой свой зонтик. Ей пришлось встать на цыпочки. Шерри была так прекрасна, душа её была так чиста, но теперь её не было, и в том была его вина, ведь это он оказался последним трусом. Он не спас её. Он сел на самолёт и покинул Францию. Он ехал в Италию. Куда именно? О, ему было плевать, только бы не слышать больше французского языка. Он был разбит. Любовь всей его жизни умерла (из-за него), а он даже не смог заставить себя сходить на её похороны. Стоило лайнеру подняться в небо, как он сломался. Сгорбившись, он сидел в неудобном кресле рядом с пустым сиденьем, плача навзрыд. Стюардессы непонимающе смотрели на него. Ни одна не подошла спросить, всё ли в порядке. Они отвернулись и занимались проблемами других людей. Он был благодарен. В самом деле благодарен. Он вытер лицо рукавом — не то, чтобы это сильно помогло — и выглянул в окно. Он старался не думать. Он старался перестать проигрывать те секунды, когда слышал её крик… снова и снова. Как он мог не узнать её голос? Почему не понял, что там лежала она? Почему? Почему? В газете не было подробностей, спасибо законам о сохранении частной жизни в тайне, но там сказали достаточно, чтобы можно было читать между строк историю Шерри и её брата (того человека с горящим взором), о котором она всегда говорила с такой теплотой. Да лучше б его убили. Хол Хорс знал, что, вполне вероятно, просто покончит с собой. Если кто-нибудь, когда-нибудь… Если когда-нибудь… Он просто не сможет так жить. Лучше б его убили. Его, не её. Она ни чем такого не заслужила. Как он ни старался, — или, может, потому что старался — он не мог перестать думать о ней. Как же так? Ведь всего несколько дней назад он говорил с ней. Она смеялась и называла его «мой ковбой». Она поцеловала его в щёку и, убегая, развернулась и помахала рукой на прощание. Она пообещала, что они скоро увидятся. Но… Нет… Не увидятся. Она больше никогда не пойдёт с ним под руку, они не откроют магазин, где будут продавать шоколад ручной работы. Больно… Как больно знать, что у неё никогда не будет той жизни, о которой она мечтала. Ведь жизнь у неё отняли. Хол Хорс зажмурился и ударил себя по щекам, приказывая перестать думать. Нужно было поспать. Нужно было найти место для ночлега там… где бы он ни оказался. Ещё нужно было поесть, и, вероятно, принять душ… чтобы выжить, нужно было так много (он всё ещё слишком боялся смерти). Самолёт приземлился. Он до заката бродил по городу. Он уснул под мостом. Свернувшись калачиком, как бездомный пёс. Пепельноволосый полицейский разбудил его, и он помчался прочь; вслед ему неслось что-то на итальянском, который он понимал с пятого на десятое. Он снова бродил по улицам, пока не наткнулся на единственное место, открытое в такой поздний час: бар. Там было тепло и светло. Он остался, чтобы пропустить стаканчик-другой. Они никогда раньше не напивался, — не видел ни смысла, ни пользы — но, вдруг, обнаружил, что пьяным быть не так уж и плохо. Это состояние ему даже понравилось. Было сложнее думать, труднее сосредоточиться. Мысли и воспоминания путались. Он решил, что не остановится, пока собственное тело не предаст его, и не швырнёт в лапы смерти. Он не хотел быть и меняться в лучшую сторону, ведь, неважно, что он сделает со своей жизнью, Шерри никогда не будет частью этого. Так какой тогда в этом смысл? А несколько месяцев спустя он снова увидел её брата. Здесь? В Италии? Сначала Хол Хорс пришёл в ужас. Её брат узнал, что Хол Хорс был там, что мог помочь, но не сделал, что смерть Шерри была на его совести. Её брат узнал и пришёл, чтобы убить… Но нет… Мужчина даже не узнал его. Так сложилась судьба. Брат Шерри оказался в Италии совершенно случайно. Хол Хорс видел, как тот опрокидывает в себя стакан за стаканом, а потом ввязывается в драку с четырьмя одновременно, и… побеждает. Да, конечно, тогда ему не показалось. Брат Шерри был достаточно силён, чтобы стереть в порошок всё то, что посчитает нужным. Много позже, когда бармен решил, что от этого человека больше вреда, чем развлечения, и выставил вон, Хол Хорс последовал за ним. Он просто… продолжил идти. Он не знал, зачем. Он не отдавал себе отчёта в том, почему. Он стремился снова оказаться рядом с этой частичкой Франции, неведомо как забредшей в самое сердце Италии. Франция была иссечена болью от смерти своей сестры. Хол Хорс продолжал идти следом, незнамо как оставшись незамеченным, и, в конце концов, пришёл в церковь. Поворотный момент. Хол Хорс шагнул под этот свод следом за мужчиной и встретил Нориаки. Он тогда понёс околесицу, брякнув, что мельком услышал о собрании от прохожих на улице. Он остался с ними. Сначала, чтобы просто слушать о том, что говорит брат Шерри (Жан-Пьер Полнарефф). Он так сильно хотел поговорить с кем-то, кто тоже знал её, но был так напуган… Он не сделал ничего, только слушал. Снова и снова слушал о своей страшной ошибке. Полнарефф всегда заявлял: он виновен в том, что не был достаточно силён. Нет, не был. Вина лежала исключительно на Хол Хорсе. Он не был достаточно смелым. Это знание убивало его. Каждый чёртов день, когда он открывал глаза и понимал, что ещё дышит, казался ему мукой. Но время шло, Джонни и Нориаки помогли. У Хол Хорса теперь снова были люди, которым было не плевать, проснётся ли он утром. Когда он сознал это, то решил непременно стать лучше, а не просто притворяться хорошим. Он всё ещё надеялся, что смерть поторопится — хоть чуть-чуть, пожалуйста — оборвать его существование. Он начал работать над собой. Он пытался меняться. Шерри всегда верила, что, если он попытается, то непременно станет кем-то великим. Я… Если б я только знал, что это она, я бы не раздумывая бросился вперёд. От понимания этого мне так больно. Если бы я только увидел её лицо… я бы смог… справился бы… Боже, ради неё я бы встал и под огонь пулемёта. Если бы я только увидел… Тогда… Тогда всё было бы хорошо. Но я не увидел, и не пришёл… Жан, прости, Жан… Мне очень, очень жаль.