Chapter 33: Her Fight And Fury Is Fiery, Oh But She Loves, Like Sleep To The Freezing Её ярость подобна пламени, но любовь её холодна, как лёд
Леоне совершил подвиг и заставил Наранчу принять душ. В этот раз грязнуля-грызун сопротивлялся. Леоне пришлось запихнуть его в ванную и подпереть дверь. Наранча сдался и принялся приводить себя в цивилизованный вид. Леоне совершенно не помнил, чтобы в этой квартире у него было пальто (любая другая одежда), но, очевидно, всё-таки было что-то, потому как Фуго перед выходом вручил ему пальто тик-в-тик его размера. Сунув руки в карманы, и пуская изо рта весёлые облачка пара, Леоне рассеянно огляделся. — И… куда мы идём? — поинтересовался он. — Сюрприз! — Наранча! Не зли меня! Скажи мне, куда мы идём, иначе, богом клянусь, брошу тебя в реку! — Подсказка! Я обожаю этот вид отдыха! — О… — Леоне глубоко вздохнул, — мой… Бог… Снова караоке-бар? — Ага! В поисках поддержки Леоне перевёл взгляд на Фуго. Фуго робко улыбнулся. — Мне нравится, как он поёт… Леоне вздохнул, признавая поражение: — Ещё бы тебе не нравилось. — Кстати, — Наранча, ускакавший далеко вперёд них, развернулся с улыбкой на лице. — В это время года они раздают вкусные мятные штуковины, пап! Ты будешь в восторге, а папа будет очень ругаться, когда я расскажу ему об этом! — улыбка стала ещё шире, и мальчишка снова рванул вперёд, бросив мимолётный взгляд куда-то за спину Леоне и Фуго. — И не переживай так! Мы там ненадолго! — Ещё бы мы там повисли надолго! — буркнул Леоне, стараясь нацепить на лицо как можно более зверское выражение. Наранча продолжил трещать без умолку. Леоне пропускал его болтовню мимо ушей. Он старался согреться. Втянув голову в плечи, он старался дышать за воротник пальто. Холодно… Очень холодно… Скоро выпадет снег…? Их ждёт первое снежное Рождество за без малого… десять лет…? Бруно (серьёзно?)… Интересно, любит ли он его? Любит ли играть в снежки? Или предпочитает сидеть дома? Смотреть из окна на снежинки? Перед глазами плыли картинки. Вот он и Бруно в тёплых куртках возятся в снегу. В волосах снег… Наранча кидал снежки с точностью снайпера. Он просто не мог не кидать всё, что попадалось под руку. Бруно смеётся и чуть не валится на землю. Леоне подскакивает к нему, старается помочь удержать равновесие. Они оба падают в снег. Бруно приземляется сверху. Из лёгких вышибает последний воздух, но они всё равно смеются. Бруно целует его. Кончик носа молодого человека холодный… Бруно замёрз и продрог… Нужно вернуться в тепло дома… По их лицам стекает вода, но им всё равно. Леоне прижимает Бруно к себе… Бруно одаривает его улыбкой. Миста и Наранча, кажется, устроили заговор, и теперь их ждёт двойной снежный артобстрел. Леоне ругается… На сердце легко… — Эй! — вопль Наранча вырвал Леоне из сладких грёз. — Мы на месте! Ты сейчас пройдёшь мимо! Снова думал о папе? Не дожидаясь очевидного ответа, Наранча нырнул внутрь проклятого заведения. Фуго поспешил следом. Леоне, смирившись, шагнул туда же. Ну, по крайней мере, там не будет проклятого вездесущего ветра. Шум и гул толпы тотчас ввинтились в уши: люди болтали, гремела посуда, жужжали официанты, и, самое главное, из колонок неслось очередное завывание певцов-любителей. Впрочем, ради сомнительного удовольствия это услышать всё и затевалось, верно? Леоне внимательно следил за детьми, стараясь не потерять их в толпе (народу с прошлого раза только прибавилось). Тёплый воздух бара быстро изгнал уличный холод, и Леоне стало жарко. Кухня в этом заведении явно надрывалась с заказами. Мимо прошуршал официант, неся над головой поднос с жирной пищей, запахом которой уже, казалось, можно было наесться вдоволь. Леоне скривился и принялся пробираться вперёд. Наранча цапнул его за руку и втащил в отдельную кабинку. — Да тут аншлаг! — восторженно взвыла эта дурная капибара, да так, что услышали все вокруг. Глаза мальчишки сияли, улыбка на лице была буквально до ушей. Леоне отчаянно не понимал, как можно любить такое шумное место. — Я сейчас вернусь! Наранча помчался прочь, ловко лавируя среди живой массы тел, столов и стульев. Ни дать ни взять, мышь в лабиринте. Леоне задумался. Интересно, с чем вернётся Наранча? … Просто притащит алкоголь? Или несколько людей в толпе внезапно обнаружат, что где-то «обронили» часы? Фуго придвинулся ближе к Леоне. Он отчаянно вжался в стену. Леоне сместился в сторону, закрывая мальчика своим телом, и тот вскоре расслабился. — Панна? Ты в порядке? Что случилось? Фуго высунулся из своего импровизированного укрытия, бросил острый взгляд на толпу, и пожал плечами. Леоне наклонился, и ухо опалило дыхание Фуго. — Не люблю шум. Слишком людно. — Аминь, малыш, — согласился Леоне. Откинувшись на спинку кресла, он прижал Фуго к себе. Вернулся Наранча. За ним по пятам следовал официант. — Ага! Да, нам сюда! Спасибо, Тоби! Невозмутимый официант выставил на стол три стакана и убрался восвояси. — Это Тоби! Он нереально крут! Работает тут, кажется, со дня основания! Так! Вот! Это всем! — Наранча сунул Леоне и Фуго по стакану, и мёртвой хваткой вцепился в свой. — Кру-у-у-уть! Леоне уставился на бокал. Живот пронзило болью, по телу пронеслось жжение. Он поднял стакан. Рука дрожала. — Так… Экхм… — Наранча подскочил на сидении и опёрся на стол. — Это… Не пей, если хочешь… — Хочу. Проблема в этом. — Если тебе станет легче, то градуса там немного, а вкусно! Леоне бросил взгляд на мальчишку. На его лице застыло непередаваемое выражение. Леоне поднёс гранёный край к губам и сделал один, очень маленький глоток. Вкусно. Наранча оказался прав. Его с силой хлопнули по плечу, и от неожиданности Леоне чуть не расплескал весь напиток. — Вот и молодец! — Наранча развалился в кресле. — Нет так уж и страшно, да? Леоне покачал головой. Он хотел выпить чего-нибудь покрепче. Он сжал зубы и принялся цедить «морс» из стакана. Недолго. Наранча сказал, что они пробудут здесь совсем недолго. Леоне поднял голову. Он хотел было спросить, могут ли они уже уйти отсюда, но Наранчи и след простыл. Он повернулся к Фуго. Бедняга смотрел на всю эту толпу такими же расфокусированными, полными отчаяния глазами, как и сам Леоне. — Он не уйдёт отсюда, пока не споёт хоть что-нибудь, — отозвался мальчик. — Он не… Он не специально… Это… Леоне кивнул. — Я знаю. Фуго потянулся и осторожно вытащил стакан (наполовину пустой) из рук Леоне. Леоне послушно разжал пальцы. — Он просто не понимает… Леоне снова кивнул. Слова были излишни. Кроме того, в зале, полном народа, было весьма трудно расслышать друг друга, не повышая голос. Фуго придвинулся ближе. Леоне снова обнял его за тонкие плечи, прижимая к своему боку, собираясь усадить к себе на колени. Фуго оцепенел, но уже через секунду опомнился. Тело мальчика расслабилось, и он съёжился, стараясь казаться незаметным. В караоке-баре действительно было невыносимо. Место сводило с ума… ну, если, конечно, не брать в расчёт тот факт, что многие и так считали Леоне психом. Вот бы Полнарефф был здесь. Тогда, рядом с этим массивным французом, Леоне не сомневался, он бы чувствовал себя в безопасности. Или… Вот бы Бруно был здесь…. Бруно, Бруно, Бруно… Интересно, где сейчас Бруно? И что… Громкий голос из динамиков на стене сообщил, что настал черёд Наранчи выступать. Леоне отбросил мысли в сторону. Наранча взбежал на сцену, перепрыгивая через несколько ступенек к ряду. Мальчишка улыбался голливудской улыбкой во все тридцать два. Он не боялся рёва толпы, напротив, упивался им. Леоне передёргивало от одной только мысли о подобном. А безумная мышь ещё и пела что-то развесёлое. Леоне махнул рукой. Ритм песни его интересовал меньше всего. Он уткнулся носом в макушку Фуго. Они поняли друг друга без слов. Всё. Уже скоро всё. Недолго. Скоро они уйдут отсюда. Вдох… Выдох… Вдох… Кто-то сильно дёрнул Леоне за волосы. Мужчина вскинулся, ища глазами обидчика. Но это оказался всего лишь Наранча. Это сколько же они так просидели? Сколько времени Леоне прятал Фуго от всего мира в своих руках? Затёкшие напряжённые мышцы свело судорогой боли. Долго… — Эй-эй! Подъем! Ходу, ребят! — Наранча схватил Леоне за руку и потащил сквозь толпу в сторону выхода. Ледяной воздух ударил в лицо. Он был куда как более терпим, чем марево, духота и шум бара. Леоне сделал глубокий вдох. Лёгкие и горло опалило холодом. Наранча упрямо тащил его вперёд. — Куда теперь? — поинтересовался Леоне. — Теперь ты с Панной будешь развлекаться! — Что-то мне это не нравится… Леоне прикусил язык. Он не собирался снова повторять маленькому хомячистому чудовищу, что воровство незаконно, что многие, сперев что-то не у тех людей, лишались рук. Что толку переливать из пустого в порожнее? Его всё равно не услышат. А если услышат, то воспримут как вызов. Стоит начать Наранче что-то запрещать, как он начнёт обчищать вообще всё подряд, и будет при том гордо демонстрировать миру целые невредимые руки. — Ну, это с папой связано… Так что, всё супер! — Наранча ухмылялся так, словно мысль «для Бруно» была лучшей индульгенцией. Леоне только покачал головой. Наранча снова ускакал вперёд… Они пришли… в парк? Как же красиво. Деревья сплошь в сияющих гирляндах, на многих игрушки, в землю воткнуты фонарики — рождественские леденцы, а рядом неизменные оленьи упряжки. Поодаль стояло несколько прилавков с горячим фаст-фудом. Леоне вздохнул. Он терпеть не мог фаст-фуд и есть на улице, но остальные люди, увы, не разделяли его мнения. — Хах! Пап! — Наранча потянул его за руку. — Как думаешь, я смогу стащить все фигурки Иисуса с аллеи и не попасться? — Наранча! — возмутился Леоне. — Ты не будешь красть Иисуса! Хоть бы раз, — в сердцах продолжил мужчина, — ты притащил что-то нормальное! Леоне осёкся. Глаза Наранчи полыхнули азартом, улыбка стала поистине дьявольской. — Ты разрешил! — выпалил он, стремительно исчезая из виду. — Боже, — Леоне хлопнул себя рукой по лбу; виски пульсировали от боли, — что ж я сделал-то… — Выпустил джина из бутылки, — отозвался Фуго, разворачиваясь в сторону, куда направился Наранча. — Я за ним… Леоне глубоко вздохнул и потащился следом. Он сунул руки в подмышки, стараясь согреться. Наранча был в опасности. И пусть за кражу рождественских украшений сильно и не накажут, но… Гм, а технически, это можно считать богохульством, или как? А если он атеист, то это считается? Народу было не так уж и много. Их тоже можно было понять. Холод и ветер могли прогнать с улиц кого угодно. Что же, тем меньше свидетелей воровских махинаций Наранчи, тем лучше. А сам Леоне никогда мальчишку не выдаст. Когда Наранча наконец угомонился, он… звенел на каждом шагу. — Какого чёрта? — зашипел Леоне. — Ты что, свиснул все бубенцы в округе? Наранча зашарил по карманам и с победным видом протянул Леоне связку серебристых колокольчиков. — Ну, ещё бы… — Леоне вздохнул, признавая поражение. — А чего я, собственно, ожидал? Слушай, а давай ты просто… Давайте уйдём… Пожалуйста… — Э? Ну, хорошо… Хм… Слушай, ну будь ты проще, а? И, это … — мальчишка тряхнул связкой бубенчиков, и снова сунул их куда-то внутрь куртки. — Смотри. Там ларёк с едой. Пойдём, выпьем горячего шоколада, пап? Леоне развернулся и уставился в направлении, куда указывал Наранча. Там действительно стояла автолавка. Окошко было открыто. — Да… Конечно… Идите… Леоне совершенно не хотелось беседовать с продавцами, потому он вынул из кармана купюру и сунул деньги в руки Фуго. — Сдачу взять не забудьте! — крикнул он вслед умчавшимся вперёд мальчишкам, без особой надежды на то, что те его услышат. Вздохнув, он уселся на деревянную скамью. Он хотел, чтобы Бруно был здесь. Ему бы понравилось. Свет, дети, может быть, даже холод. О, как бы он хотел, чтобы Бруно сидел у него на коленях. Он бы обернул пальто вокруг них обоих, и крепко обнял молодого человека. Он бы подарил ему тепло, спасение от проклятого ветра. — Говорю тебе, он не с нами… — Угу, вижу… — Вышел в астрал и забыл вернуться… Леоне тряхнул головой и сощурился. Наранча и Фуго. Когда дети успели вернуться…? Наранча протянул ему бумажный стакан, разрисованный леденцами и оленями. — Мы принесли тебе немного тепла, пап. — Хм… спасибо… Это… здорово… Леоне выпрямился, взял чашку двумя руками. На мгновение прикрыв глаза, он потянул носом воздух, позволяя горячему пару согреть лицо, и затем сделал первый короткий глоток. Кипяток обжёг горло. — Знаешь, а вот давиться варевом не обязательно! — сообщил Наранча, с шумом хлебнув свою порцию. И снова устремился прочь. Леоне и Фуго обменялись взглядами. Фуго пожал плечами и поспешил за Наранчей. Леоне направился следом. Боже, благослови длинные ноги, которые позволили ему без труда догнать мальчишек. Интересно, и куда теперь понесло Наранчу? Почему он не расспросил его о планах на вечер подробнее? А, впрочем, не всё ли равно… Не то, что бы он вообще хотел заняться чем-то определённым… Наранча сновал по округе, заходил в магазинчики, что ютились тут и там. Мальчишка ничего не покупал (но это вовсе не значило, что уходил с пустыми руками), а Леоне послушно шёл следом за маленьким воришкой. — Эй, мышонок, а что мы вообще здесь делаем? — Рождественские покупки! Я всегда выбираю всем подарки лично! Леоне посмотрел на Фуго. Фуго пожал плечами. — Он выбирает. Подарки. Вздохнув, Леоне уныло побрёл дальше. Впрочем… Не так уж и неправ был мальчик. Рождество было на носу… Бруно… Интересно, что может понравиться Бруно? Леоне начал присматриваться к товарам на полках. Что подарить Бруно? Ошейник для Капелло? Что-то для кухни? Украшение? Леоне подхватил стеклянную банку с крышкой. На бирке значилось жизнеутверждающее «Сделано в Америке». Не то. Леоне водворил её обратно на полку. Чайный сервиз? Нет, у Бруно уже был один набор. Может ещё одну книгу интересного содержания? Леоне бросил быстрый взгляд на Наранчу. Мальчик беззаботно шагал впереди и, вроде, не собирался устраивать погром. Мальчик… А остальные дети? Купить что-то каждому? Боже, ну конечно… Леоне снова огляделся. Что подарить Мисте? Боже, а Триш? Он ведь никогда не слышал, чтобы девочка говорила о том, что ей нравится или не нравится… А Фуго? Да… Это будет сложнее, чем представлялось изначально. В конце концов, они оказались в каком-то странном переулке, усеянном торговцами. Ярмарка? Повсюду висели рождественские огни, озаряя улочку всеми цветами радуги. Леоне понятия не имел, где он находится и как далеко они от дома. Ему было все равно. Наранча и Фуго почти сразу исчезли в потоке людей. Не успел он начать паниковать, как мальчишки тотчас оказались рядом. Наранча вручил ему ещё один стакан. — Сидр, — заявил он. Леоне пожал плечами. Он был благодарен за то, что снова мог греть руки о тёплый картон. Они перебрались через небольшой поток народа. Эта толпа, в отличии от бара, не была такой удушливо неприятной. Повсюду дул ветер. Раздавался тихий гул голосов. Почти… уютно. Состояние омрачалось только некоторой нервозностью. Леоне ужасно боялся потерять в толпе кого-нибудь из детей. Быстрый взгляд, и он снова успокаивался на время. Дети шли рядом. Итак… Возвращаясь к делам насущным… Что и кому дарить…? Триш… Самая большая проблема. Что могла хотеть эта девочка? Что ей вообще нравится? Леоне понятия не имел. Но обойти её стороной будет не хорошо. Думай… Что? Что может ей понравиться? Наверняка… Так… Она не любит, когда на неё смотрят. Особенно… с определённым интересом. Носит большие рубашки Бруно, так что… М-м-м-м… что-то из этой области? Леоне огляделся, и направился к первому попавшемуся ларьку, где торговали одеждой. Чашка с сидром приятно грела руки (приятный яблочный вкус и корица). Дети не отставали. Леоне принялся ворошить вещи. Наранча с энтузиазмом последовал его примеру. — Футболки — по доллару штука, пальто — пять. Услышав знакомый голос, Леоне развернулся. Нет, он определённо был проклят. Обречён сталкиваться нос к носу с теми, кто знал его в лицо. Коюки, в своей неизменной меховой синей шубке, улыбалась ему из-за прилавка. — О! Да это же наша зайка из кондитерской. Как дела, сладкий? — Эм… Леоне стоял в ступоре. Коюки, кажется, уже успела сказать что-то ещё… Что именно?! Надеясь на лучшее, Леоне пожал плечами. Девушка закивала. Кажется, прокатило… — Слушай, а ты не видел Чериот? Дьяволёнок совсем сбежал… Леоне чуть не подавился. «Чериот» чего? У неё сбежало что?! — Ну, — Коюки продолжала щебетать, — вообще, я сама отпустила. Сказала, что можно погулять. Но потом двое вернулось, а Чериот нет… Так что я несколько беспокоюсь… Беспокоится?! У неё что, куда-то сбежали дети, а она просто…??? Кстати, о детях. Леоне поспешно огляделся вокруг и с облегчением выдохнул, обнаружив своих рядом. — Нет, я никого не видел, — отозвался наконец он. — Но я поищу. — Спасибо! Ты на Рождество подарки покупаешь? — Что-то вроде того… Хихикнув, «кузен Итт» нырнула под прилавок и пошуршав пакетами, сунула Леоне в руки… самое уродливое в мире зелёно-жёлтое пальто со стрёмой вышивкой на манжетах и лацканах. — Что… это? — оторопело поинтересовался Леоне. — Шедевр! — улыбнулась девушка. Подхватив какой-то пёстрый головной убор, она нахлобучила его на голову. — Шоутайм! — Чего? Ответа не последовало. Девушка пронеслась мимо Леоне и плюхнулась на колени перед стайкой детишек. Уставшие родители с умилением наблюдали, как их отпрыски обнимают огромного человекоподобного оленя. — Можно потрогать твои рога? — один из детей умоляюще потянулся вперёд, и Коюки с энтузиазмом закивала. Она склонила голову, и ребёнок принялся гладить небольшие рожки, торчавшие из копны волос. Наконец, родители снялись с места, уводя детей за собой. Коюки замахала им вслед. — Пока, мисс-олень! — донеслось в ответ. Коюки вернулась за стойку и сняла шапку. — Люблю детей. А ты? Леоне рассеянно кивнул. — О-о-о… Ну, так что? Возьмёшь его? — А? — Пальто. Леоне опустил голову. Он всё ещё держал в руках… ЭТО… Он с трудом подавил улыбку, представив себе, как Триш наденет сей… шерстяной (на вид — точно как шерсть) предмет одежды. Впрочем, из-за её ярко розовых волос на расцветку пальто вряд ли кто-то обратит внимание. Вот уж точно, в этой вещи на девочку точно не будут долго смотреть. — Хах… Ну, а почему бы и нет… — Да! А я говорила ей, что продам его! — Коюки, казалось, вот-вот забьётся в экстазе. Она широко улыбалась, подпрыгивая на месте. Бутафорские копытца на обуви цокали по мостовой. — Эрми проспорила мне десятку! — Неужели? — раздался из-за вешалок тонкий голосок. Леоне и Коюки одновременно опустили глаза. — Да, именно, — кивнула Коюки. Водрузив головной убор на прилавок, девушка снова полезла под стойку и извлекла из пакетов Чериот. Подхватив ребёнка на руки, она расцеловала маленькое личико. Ребёнок возмущённо сопротивлялся. — Отличное место для пряток. Я ведь звала. Неужели не было слышно? — Было слышно, — раздался в ответ голос Чериот. — Но мне не хотелось вылезать. — Ха! Моя кровь — мой характер, — хихикнула Коюки, снова целуя ребёнка, прежде чем опустить на землю. — А теперь иди. Найди остальных и повеселись! Секунду спустя Чериот и след простыл. Леоне снова почувствовал, как в груди начинает поднимать голову змеиный клубок тревоги. — Ты уверена, что с ними ничего не случится? — Конечно! У меня и Эрмес большая семья. Есть, кому присмотреть. Не переживай. Хлопнув Леоне по плечу, девушка снова подняла рогатый головной убор и уселась на табурет. Потратив ещё несколько минут на то, чтобы покопаться в вещах, не найдя, впрочем, ничего стоящего, Леоне заплатил Коюки за пальто. Девушка вручила ему сумку, чтобы никто ни дай Бог не узнал, какое сокровище он приобрёл, и не отнял его. Леоне пожелал ей хорошего вечера и, зорко следя, чтобы Наранча ничего не усвистал с прилавка «кузена Итта», отправился прочь, в поисках подарков остальным. Он понятия не имел, какие вещи были хорошими, а какие нет, но Наранча с Фуго были рядом, что значительно облегчало задачу. Ну… Теперь Миста… Что подарить ему? Леоне уже практически потерял надежду найти что-нибудь подходящее, как, неожиданно, проходя мимо переулка, он увидел картонную коробку. Из-под крышки торчала пушистая мордочка. Сопливая носопырка старательно нюхала воздух. Леоне подошёл ближе. В коробке копошились золотистого цвета щенки. Леоне ухватил одного за шкирку и поднял вверх. Его нос тотчас безжалостно облизали. — Ой, какая милота! — Наранча тотчас сунул руки в коробку и захихикал. Щенки затеяли свару за право облизать его ладони. — Давайте оставим? Ну, хоть одного? — Нет, — непререкаемо отозвался Фуго. Наранча немедленно погрустнел, но спорить не стал. Вздохнув, он кивнул и поднялся. — Да… Хорошо, я понял… Но…. Мы ведь не бросим их тут, да? — М… А если… — задумался Леоне. — Если… Мы их подарим Мисте? На Рождество? Стоило Наранче это услышать, как его лицо расплылось в улыбке. — Круть! Джорно придёт в ярость — это минус. Но он не сможет сказать Мисте «нет» — это плюс! Хах… Ой… А… А где… Где они останутся до Рождества? — Полагаю, что у нас, — мгновенно напрягся Фуго. — Совсем ненадолго, — поспешил заверить Леоне, прежде чем мальчик снова сказал «нет». — Кроме того, Панна, даю слово, прибирать за ними тебе не придётся. Фуго поколебался, но, в итоге, кивнул. Они направились к выходу из аллеи. Не делать же покупки с коробкой, полной собак, в обнимку? Наранча вызывался нести щенков. Те так и норовили облизать его лицо. Леоне всё ещё отчаянно старался высмотреть какой-нибудь подарок для Бруно. Он уже готов был сдаться, когда в самом последнем киоске увидел…. — Так. Минутку, ребят… Дайте-ка я… Оборвав себя на полуслове, Леоне подошёл к прилавку, за которым стояла маленькая сухонькая старушка, и поднял на руки плюшевого мишку. Боже, какая ж глупость. Бруно не понравится. Но… В конце концов, это же просто игрушечный медведь… Старушенция прошамкала, что игрушки стоят по доллару штука, и Леоне вручил ей доллар. Покраснев, как рак, Леоне сунул медведя в сумку к пальто и поспешил догнать Наранчу и Фуго. — Ну, что, идём? — Леоне поспешно зашагал вперёд. — Домой, да? — Зачем тебе этот пылесборник? — Цыц, грызун! Или я найду способ вытравить тебя из дома! — О-о-о-о! Это для Бруно? Леоне одарил чрезмерно догадливого мальчишку взглядом Люцифера в дурном настроении. Наранча понял всё правильно и тотчас его лицо расплылось в улыбке. — Здорово! — развеселился он. — Ему понравится! Он любит лиловый цвет. Не носит его, правда. Но тут уж ничего не поделаешь! Не с его цветом кожи. Но любит же! С каждым произнесённым со скоростью швейной машинки словом Леоне краснел всё сильнее. Он ускорил шаг. Он надеялся, что к тому моменту, когда дети сообразят догнать его, уличный холод поможет ему несколько остудить пылающие щёки.____________________________
— Это ещё что? — Обёрточная бумага! Наранча запустил ему в спину рулон обёрточной бумаги. Леоне поймал подачу и с отвращением уставился на расцветку. О, как же он ненавидел Санту-мать-его-Клауса. Хах, но если ничего другого больше нет, то уж хоть так… Скрежеща зубами, Леоне оторвал кусок бумаги и принялся запаковывать пальто для Триш. Бумага расползалась. Откусив кусок скотча, мужчина, принялся крепить складки и ленты… Ну… По крайней мере ничего не вытачивало, верно? — Крипово, — фыркнул Наранча. Леоне перевёл взгляд на подарок перед собой. Прекрасно завёрнутый подарок (книга в кожаном переплёте. Для Бруно. Леоне не знал, что это была за книга). — Ну-ка цыц! — возмутился Леоне. — Я в жизни ничего не заворачивал. — Ты… никогда не праздновал Рождество? — Тот, с кем я обменивался подарками… Мы не видели смысла в обёрточной бумаге. А больше и не с кем было… — Хмф… Ладно, проехали. Главное, я тоже хочу свой подарок! И упакован он должен быть намного лучше, чем это бумагомарательство! Так и знай! Иначе, отвезу тебя в дом престарелых, а забрать забуду! Леоне ошарашенно уставился на мальчишку, но мышонок так и не посмотрел в ответ. Леоне тряхнул головой и сосредоточился на том, чтобы обернуть бумагой (красиво!) маленькую фарфоровую лейку. Он понятия не имел, для кого предназначался подарок. Пальто и плюшевый мишка… Это тоже предстояло упаковать. Щенки вели себя на удивление мирно. Один вечно стремился покусать братьев за уши (Да, все правда оказались мужского пола). Наранча раскопал где-то коробку. Огромную. Много больше, чем та, которая досталась им с щенками. И теперь собакевичи вовсю развлекались, носясь по периметру и не громя при этом дом (Фуго перестал хвататься за сердце). Леоне и мальчики очень надеялись, что щенки не сильно вырастут до Рождества… Когда всё было упаковано и подготовлено к доставке в дом Бруно, Леоне наконец-то разрешили пойти домой. Они отложили возню с подарками, накормили собак и улеглись на диване вповалку, смотреть телевизор. Уснули буквально друг на друге. Напрягшись, Леоне поднялся, подхватив детей (подростков!), и унёс их в кровать. Он осторожно устроился с краю, старательно прогоняя мысль, что только что носил на руках не Бруно, и что постельное бельё пахло неправильно. Леоне уснул, но не видел снов… Ему казалось, что он плывёт в огромной пустоте, и не может (или не хочет?) открыть глаза. Просыпаться оказалось больно. Больно и плохо. Живот пронзила острая резь. Леоне стиснул зубы, рефлекторно сжимая человека, лежащего у него в объятиях сильнее. Тёмные волосы… Первой мыслью Леоне было «Бруно». Леоне неосознанно потянулся и поцеловал Наранчу в затылок. Леоне окончательно проснулся и осознал, что так, возможно, делать не стоило. Ворча и злобствуя (боже, как Леоне скучал по мягкому, милому Бруно), Наранча развернулся и сощурившись уставился на Леоне. Леоне разжал руки. Все ещё бормоча себе под нос, Наранча откатился в сторону и прижался к Фуго. Стараясь не мешать им, Леоне выскользнул из кровати и отправился в душ (нет, он не прятался!). Он чувствовал себя очень странно. Ему это не нравилось. Леоне включил воду… Бруно (уже не удивительно, да?). Леоне скучал по Бруно. Бруно… Бруно… Какого чёрта по щекам текут слёзы? Из последних сил Леоне вытащил себя из душевой кабинки. Он рассеянно осмотрелся, расчесал волосы и рухнул на диван, лицом вниз… Хотелось просочиться сквозь обивку и переселиться в чёртову софу. Софе-то уже точно живётся проще, чем ему. И плевать, что на ней могут сидеть / лежать / трахаться… Ему почти удалось осуществить свою затею. Почти. — Эй… — над ухом раздался голос направившегося на его поиски Наранчи. Прикосновение, которое выдернуло мужчину из сна, было значительно мягче, чем вчерашний шлепок. — Пап, ты как? В порядке? Леоне покачал головой, не отрывая головы от подушки. — Заболел? Леоне снова покачал головой. — Грустишь? Кивок. Наранча погладил Леоне по голове. — Хочешь поговорить об этом? Леоне мотнул головой. — Может… поешь чего-нибудь? Леоне не хотелось есть. — Хорошо. Молчание. Наранча поцеловал его в затылок, и мужчина почувствовал себя немного менее несчастным. Время шло. Леоне совершенно не замечал его хода. Фуго пытался впихнуть в него завтрак. Даже преуспел пару раз. Наранча ушёл и вернулся. Мальчик протянул ему письмо. На конверте значилось его имя, выведенное красивым витиеватым почерком. — Это от Бруно. Леоне заплакал. Он не стал вскрывать конверт (почему? Чего он так испугался?). Фуго вытащил бумагу из его рук. Наранча пинками прогнал с кровати. Леоне сидел перед телевизором в гостиной и пытался сосредоточиться на экране, пока мальчик искал, что бы ему надеть. Кто-то в фильме достал пушку и начал стрелять. Слёзы хлынули с новой силой. Подлетевший к мужчине Наранча тотчас переключил канал на другой. Там шёл какой-то аляповый мультик с весёлыми пони. В руки Леоне сунули подушку, которую тот тотчас обнял. Он смотрел мультфильм, прижимая к груди подушку, и чувствовал, что проваливается. Знал, что многое из происходящего позже даже не вспомнит. Понимал, что нужно взять себя в руки и перестать быть таким придурком, о котором вынуждены заботиться собственные дети. Он хотел пошевелиться. Он не мог двинуть и пальцем. Мысли ворочались в голове лениво и вяло. У Леоне не было сил. Усилием воли он заставил гул в голове смолкнуть. В какой-то момент рядом уже сидели Наранча и Фуго. Наранча настойчиво пытался покормить его. Наконец, Леоне послушно разжал зубы. На улице уже успело стемнеть (как долго он так сидит?). — Эй? Ну, пап? — Наранча мягко ткнул Леоне в бок, и мужчина отвернулся от скачущих на экране пони. — Хочешь спать? Леоне задумался. Он думал долго. Вероятно, много дольше, чем следовало. Наконец, собравшись с мыслями, Леоне кивнул, и Наранча помог ему подняться. Фуго проследовал за ними. Оба мальчика вытряхнули его из одежды, и, стоило ему улечься, обняли его, устраиваясь рядом. Леоне вздохнул. Желание заплакать постепенно сошло на нет. Что же… Он притворится, что спит, пока сон действительно не сморит его. Он проснулся, не осознавая, кто он и где находится. Стало в разы хуже, когда Наранча сел рядом с ним, и принялся рассказывать о прошедшем дне. Леоне сам попросил об этом. Слишком смутными и размытыми казались ему воспоминания о мышонке… о Фуго… и пони? Наранча махнул рукой: это не главное! — Пап! Слушай, пап! … Ну… Если ты буквально без него жить не можешь, то… Гм… Ну, тогда ты — захребетник. Самый настоящий. Папа — не твоя опора. Это не его работа — помогать тебе чувствовать себя лучше. Если любишь его, разберись в себе, будь добр! — Это не так-то просто… — А никто и не говорит, что должно быть легко. Фиолетовые глаза мальчишки уставились на Леоне. В них мужчина читал беспокойство и любовь. Леоне знал… понимал, что Наранча прав. Чёрт возьми, Леоне не хотел, чтобы он был прав. Леоне не хотел справляться без Бруно. Какая-то глупая часть его настаивала, что если он сможет существовать один, без Бруно, то Бруно больше не будет нужен… Он нуждался в Бруно и думал, что эта потребность (быть вместе) взаимна (нет)… — Хорошо, — кивнул он. — Хорошо, я понял. — Ты… Справишься? — Справлюсь. — И как? Он подумал с минуту, затем пожал плечами. — Поговори с Нори завтра. Да. Непременно. И хуже всего было (ну, кроме того, что он не был с Бруно), что Джорно оказался прав. Боже, как же он ненавидел, когда Джорно оказывался прав!