Чистота

За завтраком Ван Цзи заставил себя отвлечься от мыслей о «Призыве». Он множество раз делал это с вещами умерших, с кусочками бумаги или ткани, испачканными в крови мертвецов или живых людей. Вся разница состояла в том, что кровь Цансэ Саньжэнь текла в жилах ее сына. У него должно получиться, может быть, не с первого раза, но если проявить терпение – обязательно. Однако сейчас ему нужно было обдумать не то, насколько охотно душа заклинательницы откликнется на его зов, а письмо, в котором он напишет «Дорогому дядюшке» и «Сердечно Ваш любящий племянник». Он старался как можно деликатнее изложить то, как «бесконечно счастлив, что дорогой дядюшка нашел спутницу на пути самосовершенствования, которую так сильно полюбил», что это уже принесло плоды. «С надеждой уже в самое ближайшее время увидеться в И Лине, чтобы вместе начать подготовку к свадьбе». – Господин Вэй, – обратилась к нему А-Сун, не привыкшая видеть его на ногах на рассвете. – Вы еще не ложились? – Отнюдь, – ответил тот как ни в чем не бывало. – Я прекрасно выспался. – Слава богу, – девушка сильно растянула губы в улыбке, успокоенная его тоном. – А-Тун сегодня тоже пришел пораньше и очень кстати. Вам доставили что-то очень большое и тяжелое. Сейчас он переносит этот ящик вместе с мастером… – Ширма? Ну, наконец-то! – перебил Старейшина И Лин, и настроение его стало еще лучше. – Давно пора! Хуай Сан скоро приедет, а у меня для него одни только наброски. – Хуай Сан? – переспросил Ван Цзи, отчего-то насторожившись. – Тот самый Хуай Сан из Цин Хэ? Глава ордена Не? – А что тебя так удивляет, А-Чжань? – со смешком уточнил Вэй Ин. – Мы почти одного возраста, так что старшие братья познакомили нас еще мальчишками. Жаль, Не Мин Цзюэ так и не оправился до конца от того ранения… Мужчина замолчал, отгоняя мысли о войне, которая была беспощадна к заклинателям. Сколько их тогда полегло на полях сражений и сгинуло без вести, сколько было искалечено. Ван Цзи взял мужа за руку, слегка погладил. Служанка понятливо сделала вид, будто забыла что-то на кухне и поспешила оставить их наедине. – Пусть распакуют ширму и выставят во дворе под навесом, – приказал Старейшина ей вслед. Потом поцеловал Ван Цзи в щеку и сказал, словно бы извиняясь: – Резчик явно не спешил, иначе бы я приступил к росписи еще неделю назад, а не охотился бы по болотам на всякую доставучую мелочевку. Это было полуправдой. Может быть, Старейшина И Лин и ходил на ночную охоту, но вернулся в Шу, чтобы подкараулить вернувшегося домой Нефрита, и еще успел нарвать цветов для него. – Ты снова собираешься пренебрегать медитацией? – догадался молодой заклинатель. Изнутри ощутимо царапнуло. – Это так важно? – Только сегодня, – пообещал Вэй У Сянь, которому уже не терпелось захватить все свои эскизы и прикинуть получающуюся композицию. – Какие же вы дисциплинированные в Гу Су! А-Чжань, но ты ведь не передумал играть для меня? Нефрит кивнул, в очередной раз подивившись чутью мужа. Он и правда собирался играть «Призыв» для Вэй Ина. Но сначала письмо «Дорогому дядюшке» от «любящего племянника, несказанно обрадованного прибавлением в семье». Нужно еще написать, что «Киу Ю Цин – особенная и больше думает о других, чем о себе самой». Так было даже, когда Лань Чжань пришел вызволять ее из темницы, возведенной Старейшиной И Лин. Ван Цзи больше не испытывал того страха, который на первых порах вызывала целительница. В ней не было и следа той Тьмы, что так не хотела отпускать ее душу с Лань Чжанем, чтобы она могла обрести новое пристанище. Ван Цзи даже спрашивал Вэй Ина об этом и получил весьма неожиданный ответ: «Каким бы благородным и милосердным ни был целитель, в нем всегда найдется жестокость, позволяющая обратить его лютым мертвецом после смерти. Эти люди без колебаний отрежут лишнее, чтобы сохранить главное». Теперь уже Второй Нефрит клана Лань нуждался в том, чтобы его держали за руку. Он никогда не думал о Вэнь Нине или Киу Ю Цин в таком ключе, несмотря на то, что видел их в деле. Не раз он думал, смог бы сдержать дрожь в руках, оказавшись на месте лекаря в тот день, когда Старейшину ранил собственный племянник. Господин Вэнь смог, да еще успокаивал Лань Чжаня, хотя наверняка переживал не меньше его. – Сначала я должен написать письмо дяде, вдруг госпожа Киу захочет прочесть его, – поставил условие Ван Цзи. – Ты из-за этого переживаешь? – уточнил Вэй Ин и, не дожидаясь ответа, предложил: – А-Цин может и сама сообщить жениху, что ему следует поторапливаться в И Лин. – Все в порядке, – он постарался приободриться. – Я покинул Облачные Глубины, не дождавшись его возвращения, так что будет лучше, если дяде напишу я. Он будет рад получить весточку. – Рад, – повторил за ним Вэй Ин и чему-то улыбнулся. Ван Цзи все-таки пришлось выпустить руку супруга, когда они вернулись в спальню, чтобы взять все необходимое. Нефрит вытянул коробку с письменными принадлежностями из-под столика. Такой простой предмет пробудил столько воспоминаний. Наверняка, если заглянуть внутрь, там найдется хотя бы несколько полосок бумаги для талисманов. Вэй У Сянь перебрал пачку набросков, из которой выпала как раз одна такая бумажка. На обратной стороне легкомысленно сорванного с двери талисмана была изображена ива, согнувшаяся низко-низко, чтобы омыть руки ветвей в искрящейся на солнце воде. Ван Цзи не успел лучше рассмотреть рисунок, как его внимание переключили на ширму с бамбуком: – Думаешь, нарисовать что-то прямо поверх или сразу заказать новую ширму, пока мастер не ушел? – деловито спросил Вэй Ин. – Чем тебе не устраивает эта? – удивился молодой человек. – Она точно не подойдет к новой мебели, – заявил Старейшина, критически разглядывая ширму, как будто выискивая в ней что-то новое помимо замененного бумажного полотна. – Я давно уже думаю, что нашей спальне не хватает размаха, кровать должна быть просторнее, шкаф – больше, а еще можно прорубить большой проем в соседнюю комнату, а эту дверь, наоборот, заделать. Ван Цзи отложил коробку на стол и обнял чересчур загоревшегося идеей перестановки супруга. Он так же спешил бы в И Лин, даже если бы тут вовсе не было никаких кроватей. К тому же, что-то подсказывало ему: как бы ни была широка кровать, они все равно будут спать на ней, тесно прижавшись друг к другу. – Ты, наверное, хочешь поскорее увидеть, что же там привезли, – напомнил Нефрит, которому теперь тоже захотелось увидеть предмет, из-за которого Старейшина вдруг решил расширить спальню. На улице заклинателей ждала самая большая ширма, какую Ван Цзи доводилось видеть в своей жизни. Целая дюжина высоких створок из черной, отполированной до блеска и слегка тронутой позолотой древесины, какую можно было добыть только в И Лине. И каждую венчал развернутый резной веер с витиеватыми, отличными друг от друга узорами, над которыми резчик, должно быть, трудился не одну неделю. Она уже выглядела абсолютно роскошно, точно должна занять почетное место в императорском дворце. Вэй Ин был готов к такому великолепию и особенного трепета перед ним не испытывал. Скорее уж воодушевление. Вот тут будет пресловутая ива, тут разместится река и перетечет на соседние створки, в этом месте появятся домики. Духовная сила накрепко прилепляла бумажки к поверхности ширмы. Ван Цзи положил гуцинь на столик и открыл коробку, однако сосредоточиться и написать «Дорогой дядюшка» сумел далеко не сразу. Все фразы, вроде бы начавшие складываться у него в голове куда-то улетучились, стоило только взглянуть на чистый лист. – Тебе нравится? – спросил Вэй Ин, оглядывая ворох бумаги и поправляя шуршащие кусочки, не дающие целостного представления о задумке художника. – Ею правда будут пользоваться? – спросил Ван Цзи. – Конечно! – подтвердил тот, плюхнувшись рядом, чтобы полюбоваться своей работой с небольшого расстояния, и, конечно, стянуть лобную ленту Ван Цзи на глаза, чтобы полюбоваться, как тот наводит порядок. – Хуай Сан любит предметы искусства и разбирается в красоте. Ты наверняка ему понравишься! Он столько расспрашивал о вас с Си Чэнем, что я даже стал волноваться. Ван Цзи быстро оглядел пустой внутренний двор и украдкой поцеловал мужа, стараясь тем самым показать, что никто другой ему не нужен. И холодок, мимолетно скользнувший по коже, был весьма приятен. Первые иероглифы наконец-то легли на бумагу: «Дорогой дядюшка!..»