Чистота

– Мне знакома эта личная печать, – Не Мин Цзюэ произнес это одновременно с Вэй Ином, что несколько испортило эффект от его слов. Кто-то пометил свитки, как свою личную собственность. Знак стоял на обратной стороне и порядком стерся, но разобрать было можно. Особенно сравнивая две одинаковые отметки между собой. – Она принадлежит заклинателю из Юэлин Яо, – Мин Цзюэ потер переносицу, пытаясь вспомнить имя. Потом с надеждой взглянул на деву Ло. – Невысокий заклинатель с пионом, который все время улыбался тебе. У заклинательницы сразу сделался такой загадочный вид, что не осталось никаких сомнений: она сразу догадалась, о ком речь. Изображая задумчивость, она потрогала кончиком указательного пальца нижнюю губу и только после этого уточнила. – Должно быть, мой господин говорит о Мэн Яо? – она явно хорошо запомнила этого адепта. – Его лицо как будто освещено луной, а улыбается он всем и никому. Ему стоило бы поучиться у Лань Си Чэня обращаться прямо к сердцу собеседника. Несомненно, это было сказано, чтобы вызвать смущение у Первого Нефрита и ревность у Чифэн Цзюня. Последнего добиться было явно проще простого. Впрочем, едва ли герой войны стал бы всерьез рассматривать как соперника даже наследника одного из четырех великих орденов. Можно было не волноваться, что начнется конфликт – дева Ло добивалась чего-то другого. – Выходит, эти вещи украли? – заметила она. – Мэн Яо, должно быть, дорожил свитками из своей библиотеки, раз решил поставить на них свою печать. – Сестра легко сможет вернуть их, – предложил Цзян Чэн, за что У Сянь мысленно его поблагодарил. – Ей это ничего не будет стоить. Думал ли племянник о том, что можно будет устроить господину Мэн проверку, получив эти свитки. Его версия относительно их судьбы представляла интерес. Можно было даже попробовать одолжить их из его библиотеки через третье лицо из ордена Лань Лин Цзинь. Племянница вполне могла это устроить. Конечно, была вероятность, что он заявит или уже заявил о краже, но Вэй У Сянь нутром чуял: свитки неспроста оказались у отступника. – Проклятье, – недовольство бывшего главы росло по мере того, как пустел сундук. Он в сердцах швырнул небрежно сшитые мешочки на алтарь. – Все ловушки для духов пусты! Что можно поймать в такой мусор?! – Внешний вид не имеет значения, – заметила менее придирчивая бродячая заклинательница, использовав одну из тряпочек, чтобы вытащить замызганную книгу. Листы разных размеров и степени изношенности были подшиты к обложке от буддистского трактата, на которую дева Ло немедленно налепила талисман, чтобы избавиться от темной энергии. Страницы покрывали корявые рисунки и беспорядочные письмена, крайне далекие от подобающего начертания. – Это под силу разобрать только тебе, Сянь-Сянь, – она передала книгу Старейшине, собравшему ту темную ци, с которой не успел справиться талисман. – У меня читаемый почерк, – обиделся тот, бегло пролистав записи. – Просто немного небрежный. А это – мазня босяка, который даже научиться писать не удосужился. И нам теперь придется это расшифровывать, потому что от этого пса ничего путного не добьешься! А-Чэн, ты только взгляни на это. Вань Иню даже ничего не нужно было говорить – за него все сказало лицо Си Чэня, на котором крупными иероглифами читалось: «Ересь!» Он поспешил закрыть книгу и вернуть ее У Сяню. Прежде чем сортировать этот материал, заклинатели перетряхнули всю одежду темного и передали ее слугам, чтобы избавиться от затхлого запаха и остатков разрушительной энергии. *** Потребовалось довольно много времени, чтобы просто отделить то, что допустимо изучать заклинателю, следующему пути меча, от того, чего лучше не касаться. Кроме них, Сюэ Ян вел что-то вроде путевых заметок о местах, где побывал, и записи личного характера, где излагал историю своей жизни и записывал мысли, которые казались ему важными и значимыми. Больше это походило на поток сознания, и чем сильнее он подхватывал руку темного, тем менее разборчивыми становились слова и связными фразы. – Я видел такое у младших адептов, когда они долго записывали что-то под диктовку старших наставников, – подал голос Си Чэнь, вчитавшись в один из таких отрывков на обугленном по краям листе бумаги. – Они просто засыпали, А-Хуань, – хихикнул Цзян Чэн, тоже рассматривая, как иероглифы превращаются в бессмысленные каракули. – Учитель Лань – ужасный зануда! Ван Цзи живо представил мальчишек, одетых в белое, которые чинно сидят за столами с письменными приборами и, не переставая водить кистями по бумаге, понемногу начинают клевать носом. Не исключено, что он вспомнил эту картину, но уверенности в этом не было никакой. Для этого пришлось бы отправиться в Гу Су и поискать там знакомые лица, но он по-прежнему не желал приближаться к Облачным Глубинам и адептам ордена Лань, кроме Си Чэня, разумеется. – Как бы нам самим не оказаться на месте тех адептов… – заметил У Сянь, постукивая пальцами по внушительной стопке листов. – Нужно позвать А-Нина, взять кисти и проштудировать все это. Вы готовы вспомнить ученические годы? Ван Цзи, хотя и понимал, о чем говорил супруг, не отказался бы буквально вспомнить что-нибудь о клане Лань и своей жизни в обители безмятежного блаженства. Выбирать не приходилось – прямо сейчас и, вероятно до позднего вечера, им предстояло разбирать и по возможности располагать находки в хронологическом порядке. Без составления конспектов тоже было не обойтись, чтобы не зарываться в каракули темного всякий раз, когда потребуется что-то уточнить. В течении первого часа талисманы очистили записи от разрушительной энергии, так что заклинатели смогли перебраться в дом, где было просторнее. За второй У Сянь успел улечься на полу, а Мин Цзюэ послать слуг за вином и закусками. Он заявил, что не может воспринимать вирши отступника на трезвую голову, несмотря даже на то, что ему по большей части попадались описания в той или иной степени знакомых техник. Дева Ло, забыв, что есть подставка, прихватила губами петельку на конце кисти, удерживая ее в таком положении. Казалось, ей от этого легче думается. За следующий час Цзян Чэн поменял три или четыре положения, а Вэнь Нин стал все чаще массировать виски. Нефриты меж тем методично продирались сквозь самые худшие дебри – своеобразное письмо Сюэ Яна к самому себе. Он очень боялся, что откат от проклятья затронет его память настолько, что он, сам того не ведая, собьется с выбранного пути. В этих записях содержались все его обиды и чаянья. В них он обращался попеременно то к самому себе, то к Вэй У Сяню, а то и вовсе сбивался, начиная нести бред. Несколько страниц, исписанных и изрисованных поверх, не удалось интерпретировать вовсе. Они были сделаны в период особого помрачения рассудка и даже сам автор не смог бы их теперь расшифровать. Имя Вэй Ина повторялось тут и там, как какая-то навязчивая идея или… мантра? Темный множество раз писал эти иероглифы на полях то крупнее, то мельче, будто совершал Призыв или верил, что они могут стать своего рода талисманом. Несколько часов кряду вглядываясь в их начертание, Ван Цзи уже ловил себя на мысли, что хочет взять перерыв, чтобы тоже написать их той самой кистью на большом чистом листе бумаги, вдумчиво выписывая каждую линию и штрих. – Уже стемнело, – пожаловался Вань Инь, выражая общее настроение. – Мы рискуем тоже помешаться, если продолжим в этом копаться! И, будто в подтверждение его слов, за окном довольно низко – над самыми верхушками дубов вспыхнул сигнал о помощи. Как и две ночи назад, над Шу взметнулся дым, а брюшка облаков осветило зарево пожара. Под ними заметались поднятые на крыло пронзительным свистом Старейшины птицы – мертвые и оттого безголосые. – Проклятье! – выдохнул У Сянь, бросаясь наружу через окно. Суй Бянь он освободил из ножен, уже оттолкнувшись от подоконника. Остальные заклинатели, не сговариваясь, последовали за ним. Случилось что-то скверное, однако после первого сигналы больше не повторялись. Кто подал его, оставалось загадкой. Это мог сделать и сам глава, и практически любой заклинатель в городе, в том числе и Да Хэн, приглядывавший за пленником. У Ван Цзи было плохое предчувствие, что виновником пожара мог быть именно Сюэ Ян. Если он, несмотря на бдительный надзор, исхитрился незаметно создать достаточно сильный огненный талисман, домик целителя мог стать для него погребальным костром. Как же сильно нужно ненавидеть, чтобы решиться на такое назло другим людям? Откуда-то Ван Цзи знал, что самые свирепые злобные духи, способные преследовать целые семьи поколение за поколением, получались как раз от людей, покончивших с собой тем или иным способом в доме обидчика. От этого на душе становилось еще более неспокойно. На улицах царила полнейшая неразбериха. Здание, в котором содержали пленника, было объято пламенем. Уже было ясно, что огонь пожрет его вместе с двумя соседними, несмотря на все усилия людей, таскающих воду. Вэй Ин бросился было к заполненному ревущим пламенем дверному проему. Ван Цзи едва успел схватить мужа и буквально силой оттащить его в сторону. Тогда внутрь влетела шальная ворона и с треском вспыхнула, мгновенно обратившись в пепел. – Ничего не видно, – У Сянь выглядел потрясенным и снова рванулся в огонь, но Нефрит продолжал держать его, готовый дать отпор тьме, если придется. – Надо проверить… Он не договорил, потому что слова потонули в треске и грохоте. Крыша обрушилась внутрь дома, взметнув до небес столб обжигающих искр. Заклинатели уже ничего не могли поделать. – Если внутри кто-то был, – Ван Цзи приходилось почти кричать, – он давно погиб! Старейшина и сам прекрасно это понимал, однако смириться не мог. Лань Чжань буквально чувствовал, как тьма окутывает их обоих и проникает в легкие с воздухом. Покалывание превратилось в холодное и болезненное ощущение, просачивающееся под кожу. Разрушительная энергия стремилась в каналы ци, чтобы добраться до ядра. К своему удивлению, Нефрит мог противостоять ей, но только потому, что это происходило спонтанно. В противном случае Вэй Ин воздействовал бы прямо на даньтянь в груди, где болело сильнее всего. Чуть ниже ключицы будто раскалённое железо приложили. – Как он посмел сдохнуть, – зашипел Старейшина, как будто совершенно позабыв о том, что своими руками приковал пленника, лишив его шанса освободиться из огненной ловушки. – Кто позволил? Я лично убью того, кто испортил тело и сделал его непригодным к преображению! В серых глазах заиграли красные огоньки, и это не были отблески пламени. На лице Старейшины отразилось понимание и от этого находиться рядом с ним стало еще жутче. Теперь это был не У Сянь, а тот чужак, присутствие которого Ван Цзи ощущал, стоило погрузиться в сон. – Куда смотрел этот паршивец Да Хэн? – подозрительно спросил У Сянь и оглянулся по сторонам. – Где он?! Он пожалеет, если не сгинул в пожаре вместе с этим псом. Ван Цзи снова бросил взгляд на погребальный костер. Он знал заклинателя, который пошел туда, чтобы освободить пленника, но так и не сумел выбраться с ним наружу. Может быть не так хорошо, как Вань Инь, и совсем недолго, но знал. А теперь его не стало? Не верилось, что человеческое тело может так же быстро вспыхнуть и исчезнуть, как та птица – одна из марионеток Старейшины. – Вэй Ин, – Лань Чжань сжал его ладонь, стараясь добиться, чтобы муж его услышал. – Как такое могло произойти? Откуда столько огня? Взгляд у него несколько прояснился, а тьма принялась укладываться у их ног, давая Ван Цзи свободно вздохнуть. Вопрос заставил задуматься заклинателя, который досконально изучил оба пути. Такого не должно было случиться. По словам Старейшины, отступник был в их полной власти. Даже не будь он ранен, даже в полной силе, он ничего не мог бы поделать со своим положением пленника. – Помойная шавка просто не способна причинить такой ущерб, – все еще со злостью сказал У Сянь. – Он не мог, не должен был!