Эхо в Пустоте

      Пустой замер в напряжении, несколько минут с настороженностью вглядываясь в зеленый потолок пещеры, почти невидимый за густо переплетшимися жгутами лиан и мясистыми влажными листьями. Все еще не верилось, что противница, быстрая, как мысль, и резкая, как вспышка молнии, ушла, так и не закончив начатое. Крепко сжимая в ладонях изрядно потяжелевший гвоздь, жучок медленно поворачивался вокруг себя, каждую секунду ожидая, что среди бесконечной зелени пещер снова мелькнет алый плащ, а его обладательница с боевым кличем, что все еще стоял в ушах, бросится в атаку. Но все было тихо.       Осторожно, все еще опасаясь засады, Полый опустил оружие и тыльной стороной ладони утер текущую по маске черную субстанцию. Та, быстро исходя на дым, заливала глаза, туманя зрение, а в ушах давно стоял давящий на разум гул, сквозь который едва-едва пробивалась печальная мелодия колыбельной.       Жучок качнулся и, ссутулившись, оперся на свой гвоздь, как на импровизированную трость. Не самое бережное обращение с единственным оружием, однако этот клинок, старый с выщербленным и местами ржавым лезвием, казалось, сложно было сделать хуже. Пустой же чувствовал, без дополнительной поддержки он сам скоро рухнет на камни, да так и останется лежать, пока хищные лозы не оплетут черное тельце, также как останки не столь удачливого собрата, видневшиеся чуть поодаль.       Прихрамывая и оставляя за собой быстро испаряющиеся капельки Пустоты, Сосуд подошел к чуть покосившемуся монументу - высокой колонне, сплошь покрытой орнаментом из хаотично разбросанных спиралей. Подле него лежал собрат, точнее, то, что от него осталось. Черное тельце давно рассыпалось прахом, и нетронутыми были только белая фарфоровая маска с четырьмя чуть изогнутыми рожками, плотно запахнутый плащ, еще хранящий форму тела погибшего, да гвоздь, небрежно вонзенный в землю рядом.       Трудно было сказать, от чего именно погиб собрат - стал ли он жертвой чумы, пал от иглы громогласной жучихи в алом или когтей хищника, а может и вовсе уснул, одурманенный сладковатым запахом странных, похожих на осотник растений, что колосились на другой стороне пещеры. Однако результат был налицо. Несчастный не оставил за собой даже тени.       Пустой устало опустился на землю подле неподвижного тела и попытался отдышаться. Бой дался ему тяжело, и теперь Пустота обильно сочилась из многочисленных трещин на панцире, напитывая изорванный в клочья плащ. Возможно, встреть он воительницу чуть раньше, пока не успел вымотаться в пути, обошлось бы меньшими потерями. Возможно... Думать об этом сейчас не было смысла.       Сосуд посмотрел на свои руки, они чуть расплывались перед взором, и откинулся спиной на холодный камень, отдыхая. Главное сейчас было не уснуть и не провалиться в стазис. Пусть тело отчаянно молило об отдыхе, отзываясь болью на каждое движение, перед глазами плыло, а едва различимая мелодия арфы в голове навевала сон, Пустой боролся с собственной слабостью, слишком хорошо зная, к чему это может привести. Тем более, пример подобной беспечности уже был перед глазами.       Жучок чуть повернул голову в сторону собрата и тут же натолкнулся на пустой взор помертвевших глазниц, за которыми больше никогда не будет клубиться Пустота. Казалось, мертвый сосуд только проснулся и теперь был крайне удивлен, обнаружив рядом с собой незнакомца... незнакомца ли? Взгляд Пустого скользнул по рожкам покойника, а в голове начали всплывать цифры... восьмизначный номер.       Полый отвел глаза от мертвого лика, скользнув взглядом по плащу. Плотная и удивительно гладкая с легким графитовым блеском ткань сильно отличалась от привычного паутинного плащика малыша. Одежка покойника как будто состояла из десятка длинных пушистых крылышек ночной бабочки, серых с едва различимым черным узором из крапинок, линий и точек. Он уже видел такие плащи - накидки мотылька. Крепясь к спине хитрым механизмом, они позволяли жукам парить в воздухе, даже не имея крыльев, а если умело взмахнуть полами, можно было совершить небольшой рывок.       Сосуд подполз поближе, встал на колени перед останками и, придержав головку собрата, расстегнул скромную стальную фибулу, поднимая находку. Черный прах - все, что осталось от тела павшего, осыпался на влажную землю, а плащ, теплый, легкий и струящийся, остался у жучка в ручках. Тот слегка отряхнул свой трофей и, сбросив с плеч изорванный плащ из паутины, надел вместо него накидку мотылька. Мертвецу она больше не пригодится.       Пустой бережно накрыл горстку праха и одинокую маску своим старым плащом и, не оглядываясь, засеменил дальше. Идти было сложно, раны болели и сочились тьмой, а сил, чтобы стянуть их, не было. Но Сосуд не хотел оставаться в пещере дольше необходимого. Ему не нравился тягучий сладковатый запах, витающий под этими сводами, а еще больше не нравилось, что в любой момент могла вернуться та странная жучиха. Она была разумной, сомневаться в этом не приходилось. Рыжий свет не затуманил мыслей воительницы, не влиял на ее действия, как у большинства жуков, что с гвоздем наголо пытались лишить жучка жизни до сего момента. Эта же... сама принимала решения, но, что было особенно важно, она знала, с кем имеет дело, и зачем он вернулся. Жаль, незнакомка так и не пояснила своей агрессии к путнику ни до начала схватки, ни после того, как неожиданно решила ее закончить.       Жучок долго шел по узким и сумрачным коридорам, пробираясь сквозь первобытные заросли земель Унн. Потолок оказался настолько низким, что даже невысокий Сосуд, если б как следует подпрыгнул, смог бы достать кусочек мха со свода. Это даже неплохо, можно было надеяться, что крупные твари не смогут протиснуться за раненным крохой. Однако путника не покидали некоторые опасения. Полый понимал, что встреть его кто в столь узком коридоре, и увернуться от удара или проскочить мимо жучку не удастся. Серьезный бой же был раненой козявке не по силам.       Впереди показался проблеск света, и Пустой, раздвинув широкие листья писарь-травы, вышел в просторную пещеру, залитую зеленоватым свечением. Сквозь разросшиеся буйные заросли трав и кустов, названий которых Сосуд не знал, вела узкая тропка, почти незаметная, но, несомненно, вытоптанная разумным жуком. То тут, то там встречались следы цивилизованной жизни - натянутые меж столбами веревки, на которых, чирикая, угнездилась стайка маскокрылов, аккуратно подвязанные разноцветными лоскутами ветви кустов и тщательно прополотые от большинства растений куски черной земли, из которой показались первые ростки-стрелки какого-то овоща... или цветов.       Поправив перевязь с гвоздем, Пустой побрел по тропе, направляясь к приземистому строению, которое приметил впереди. За ним слабо поблескивала зеленоватая вода щелочного озера. Здание не выглядело жилым, пусть вокруг, очевидно, хозяйничал какой-то жук, но внутри можно было найти укромный угол и наконец-то забыться сном, восстанавливаясь после изнурительного боя.       Сосуд преодолел уже половину пути, когда за спиной послышался шелест раздвигаемой листвы и быстро приближающиеся торопливые шаги. Резко развернувшись, жучок выхватил гвоздь, готовый дорого продать свою жизнь. Незнакомец, что, похоже, сломя голову несся по давешнему коридору, резко затормозил, так что из-под лап брызнули обрывки травы и взрытая почва, и отступил на пару шагов. Не сказав ни слова, он тихо зажужжал, выставив перед собой ладони - крупные с длинными и сильными когтистыми пальцами.       Жук оказался странным, худым, как палочник, длиннолапым, облаченным в зеленый с синим отливом плащ-лист, что почти сливался с окружающим буйнотравьем, а остроносую маску его пересекала неровная трещина. За спиной незнакомца было закреплено оружие - такое же нелепое, как и он сам - длинная палка с двумя обоюдоострыми лезвиями на каждом из концов. Пустой, скользнув по ней взглядом, отметил про себя, что понятия не имеет, как этой штукой можно сражаться.       "Не бойся," - зашелестели в Пустоте чужие слова, заставив пустотного вздрогнуть от неожиданности. - "Я не причиню вреда".       Сосуд медленно опустил гвоздь и внимательно всмотрелся в лицо незнакомца. Долго и пристально он вглядывался в глазницы чужой маски, силясь разглядеть за ними глаза странника. Но, чем дольше жучок смотрел, тем яснее чувствовал знакомое дыхание Пустоты, исходящее от долговязого жука. Сложно поверить, но долговязый жук был полым. И, в отличие от всех других собратьев, встреченных на пути, он был взрослым, пусть и не очень целым.       "Брат," - снова позвал далекий голос в Пустоте, - "ты слышишь меня?"       Жучок медленно кивнул, не зная еще, что делать. Да, он слышал. Слышал и впервые за много лет не мог справиться с порочным проявлением своего несовершенства, шевельнувшимся в груди. Сосуд уже и забыл, когда в последний раз говорил с кем-то, когда кто-то называл его братом, и теперь настойчиво давил непрошеные воспоминания.       "Ты ранен," - незнакомец не спрашивал, а констатировал факт. Впрочем, не нужно было обладать внимательностью осы, чтобы понять очевидное. - "Позволишь мне помочь?"       Пустой помедлил немного, а потом снова кивнул. Гвоздь, ставший в один миг неподъемным, ткнулся острием в землю, и жучок теперь безучастно наблюдал за приближающимся собратом. Возможно, он еще успеет поднять оружие, если это всего лишь хитрая уловка. Возможно, еще успеет защититься... Возможно....       Старший, кроха почти не сомневался, что собрат старше его, опустился перед маленьким путником не колени и осторожно, стараясь не потревожить раны, развел края плаща в стороны. Увидев многочисленные трещины и глубокую сочащуюся черным дымом прореху в панцире, он чуть дернул головой и сочувствующе зажужжал. Полый чуть вздрагивал, когда старший бережно очищал панцирь от налипшей травы и грязи, будто от них мог быть какой-то вред. Пустотному было почти все равно, и он просто позволил сородичу делать то, что тот считал нужным, пусть и слабо представлял, как тут можно помочь. Вряд ли жучиная медицина достаточно эффективна в отношении созданий пустоты.       Однако старший брат не стал пытаться делать припарки или перевязывать раны. Бережно положив руки на неповрежденный хитин, он замер, и тут же по треснувшей маске и рукам, пенясь и мерцая, побежали серебряные огоньки духовной энергии. Они стекали с кончиков когтей на израненное тельце Пустого и, подобно малькам к хлебным крошкам, устремлялись к ранам. Боль медленно отступала, а прорехи в хитине постепенно затягивались, оставляя за собой лишь едва заметные рубцы. Эти отметины тоже исчезнут чуть меньше чем за сутки, если дать себе немного отдохнуть.       "Вот и все," - зашелестел голос старшего, и в его звучании Пустому показалась улыбка, легкая и заботливая.       Этот треснувший сосуд, долговязый и взрослый, был странным. Он как будто смирился со своим несовершенством и даже не пытался, быть таким, каким ему быть положено. Это... в какой-то степени, жучок мог бы ему позавидовать, если бы позволил себе такую роскошь.       Сосуд кивнул, выражая таким образом свою благодарность, и выжидательно уставился на собрата, не зная, что делать дальше.       "Не стоит," - тот помахал ладонью в воздухе, как будто придавая веса своим словам. - "Тебе все еще нужно отдохнуть. Если хочешь, я провожу тебя в безопасное место."       Полый, подумав немного, снова кивнул. Боль, а вместе с ним туманящая мысли мелодия, отступили, но парализующая усталость никуда не делась, а перспектива отдыха в действительно безопасном месте была очень соблазнительной. Наверное, если старший брат до сих пор не попытался причинить вред Сосуду, то беспокоиться и не стоит.       "Тогда пойдем," - родич поднялся и жестом поманил малыша за собой. - "Идти довольно далеко, так что скажи, если совсем устанешь - я тебя понесу".       Сосуд покачал головой. Заманчивое предложение, но вряд ли ему это потребуется.       Пустышка, бережно придерживая теплое обмякшее тельце братишки, закутанное в переливчатый скользкий плащ, взобрался по стене и неслышно спрыгнул на пол Убежища. В пещере было сумрачно, светомухи давно ушли на покой. Не зажигая свет, Сосуд прошел к спальному гнезду и бережно опустил своего гостя на слегка зашуршавшую подстилку из сухой травы и многочисленных одеял.       Собрат долго не позволял взять себя на руки, стараясь идти самостоятельно. Лишь когда усталость начала брать верх, Пустыш сумел убедить братишку, что так они быстрее доберутся до цели. Забавно было, что кроха, едва почувствовав себя в безопасности на руках у старшего собрата, тут же провалился в сон, пусть и пытался поначалу сопротивляться усталости.       Осторожно, чтобы не потревожить спящего, Сосуд снял с ребенка плащ и короткую перевязь с гвоздем да парой ячей для волшебных камней. Тот даже не пошевелился.       Полый заботливо накрыл малыша одеялом и, счастливый как никогда, погладил того по голове. Он еще не знал ни имени брата, ни того, насколько хорошо кроха понимает происходящее, но уже сейчас чувствовал странное и безумно приятное чувство родства. Как будто, впервые за всю жизнь, Сосуд почувствовал, что не один в Пустоте. Эта мысль грела, наполняя нутро звенящей нежностью к спящему существу.       Уже совсем скоро, на утро, они поговорят, и возможно, это станет началом чего-то нового. Чего-то... особенного.       "Маленький брат," - тихо, чтобы даже эхо голоса не потревожило сна крохи, проговорил Пустыш, - "все будет хорошо. Ты больше не будешь один, обещаю".