Эхо в Пустоте

Пролог

      Легкий порыв сквозняка едва заметно покачивал побеги серебряных лиан, что практически непроглядным ковром покрывали потолок дворца. За длинными, покрытыми округлыми мясистыми листками лозами почти не видно было филигранной серебряной отделки и лепнины. Архитекторам прошлого, создавшим все это великолепие, наверное, было бы обидно узнать, что плоды их трудов считай не видны за плотными занавесями серебряных стеблей и неприлично разросшихся корней неизвестного растения, оставшегося где-то там, в грубом мире.       Вопреки расхожему мнению, стены главного обиталища Короля были черными. Высеченные единым монолитом из незнакомого камня, отполированные до зеркального блеска, они излучали мягкий бледный свет, наполнявший коридоры, залы и переходы. В этом сиянии, почти не оставляющим теней, можно было комфортно видеть и даже читать, а темный камень стен, покрытый серебряными узорами из ветвящихся побегов и сверкающими печатями Халлоунеста, приобретали светлый металлический отблеск. Крупные, некоторые размером со взрослого жука, хрустальные сферы, каждая из которых служила домом для небольшой колонии светомух, играли больше декоративную роль. Подвешенные на тончайших, почти невидимых нитях под потолком, они напоминали маленькие модели мира — такие же хрупкие, невесомые и… закрытые от любого постороннего вмешательства. Множество поколений светящихся мушек никогда не покидали границ своей стеклянной тюрьмы и еще столько же родятся и умрут, так и не осознав, что где-то там есть огромный и чужой мир. Символично и немного жутко.       Внизу, в центральных залах кипела жизнь. Многочисленные слуги сновали по коридорам с охапками тканей для драпировки стен, гирляндами, фиалами с эссенцией души, швабрами, ведрами и инструментами. Молодые гвардейцы, еще совсем недавно бывшие пажами, нервничая, метались по жилому крылу, зачастую даже не имея осознанной задачи и цели. Их можно было понять. Вчерашние пажи, только-только получившие взрослую маску и звание гвардейца, до самого посвящения были предоставлены сами себе. Те, кому хватало рассудительности, посвящали это время тренировкам, медитации или спокойному отдыху, позволявшим познакомиться с новым собой и принять произошедшие в сознании изменения. Но не каждый жук обладал достаточной для этого выдержкой, а потому молодые бойцы бестолково метались по дворцу, путаясь под ногами у прислуги и стражи, забывали элементарные вещи, теряя дорогу в знакомых с рождения переходах и, бывало, забредали совершенно в неподходящие для молодежи места. Наставники, стражи, слуги, да и сам монарх, были снисходительны. Скоро, еще до посвящения, к которому тщательно готовился весь двор, они придут в себя и, будучи совсем другими жуками, смогут начать службу королю. Скоро, совсем скоро, а пока можно дать им прийти в себя.       Кейн быстро шел по пустынным коридорам третьего яруса, и цокот когтей на его длинных и мощных лапах отчетливо разносился в серебристой тиши, нарушаемой только легким шелестом мясистых листьев под потолком. Узорчатый пол из редчайшего серебряного мрамора чуть холодил ступни, и от этого, да, пожалуй, от пустынности окружающего пространства становилось зябко и неуютно. Ситуацию не спасал даже длинный, почти до самой земли, белоснежный капитанский плащ.       Это было самое сердце Бледного Дворца — непосредственное обиталище монарха. Казалось, что здесь должно быть не меньше жуков, чем на нижних ярусах. Слуги, знать, фавориты, приближенные, возможно даже, дети короля — все они должны были жить здесь, в просторных покоях и комнатах. У некоторых, несомненно, тоже обязана быть своя свита и целый штат прислуги, что постоянно находится подле своего господина или госпожи. Все они… должны быть здесь, но роскошные коридоры лишь иногда посещали слуги, чтобы стереть пыль с узорчатых полов, да смахнуть паутину с окон, а в комнатах никто не жил, и резная мебель одиноко стояла, укутанная в белые полотна, как мертвец в саван. Жилыми были лишь покои его величества, лаборатория, да большой зал, где монарх принимал своих немногочисленных последователей или проводил совещания. Только в те часы жилое крыло верхнего яруса наполнялось подобием жизни, а во все остальное время здесь не было даже стражи. Пожалуй, только несколько слуг, пожилой привратник да сам Кейн периодически нарушали уединение этого места, составляя своему господину компанию, если он в ней нуждался.       Гвардеец чуть замедлил шаг и остановился, замерев перед высоким монументом, почти полностью скрытым от посторонних глаз в нише стены. Статуя высокого, если не сказать долговязого, жука в рыцарских доспехах бесстрастно взирала на молодого капитана с высоты своего роста. Фигура воина была скрыта длинным плащом, и только кисти рук выглядывали из-под тяжелых каменных складок, покоясь на рукояти длинного гвоздя. Лицо его, если оно вообще было, скрывала остроносая маска с длинными чуть изогнутыми рогами, щерившимися ровными зубцами с внутренней стороны. Казалось, воитель отдыхал, равнодушно и бесстрастно взирая на редких прохожих. Те же, привыкшие к этому взгляду, давно перестали обращать на каменного воина внимание. Все, кроме Кейна.       Гвардеец шагнул к статуе и приподнялся, полностью выпрямив свои непомерно по мнению большинства длинные лапы. Поговаривали, что этот памятник, высокий, почти в три жучиных роста, соответствует размерами тому воину, которого был призван изображать. И Кейн, если полностью вытянется, почти мог сравняться с ним ростом… почти. Не хватало совсем немного.       Полый Рыцарь — безымянный жук, созданный из Пустоты и Бледного Света. Идеальный и Чистый Сосуд, что своей жертвой дал королевству драгоценное время, чтобы подготовиться к решающей схватке. Любимое и признанное дитя Бледного Короля.       Кейн не застал ни самого рыцаря, ни предшествующих этому событий, но с самого первого дня во Дворце не мог понять многих вещей. Скорби монарха — молчаливой, холодной, выраженной в спокойном ожидании, скупых жестах, коротких взглядах и этом монументе, укрытом в дальней части дворца. Равнодушия и близорукости жуков, даже тех, что мнит себя посвященными в тайну. Жуков, которые ни разу не задумались о том, что же это была за Великая Жертва, благодаря которой Халлоунест должен стоять вечно? И кто ее принес? Король, привязавшийся к бездушному своему творению и вынужденный отдать его на смерть? Или Рыцарь, ставший темницей для рыжего света? Но, если Сосуд действительно был идеален и не испытывал никаких эмоций, будучи немым инструментом в руках бога, то разве можно назвать его поступок жертвой? Ответов на эти и многие другие вопросы гвардеец не находил ни тогда, ни сейчас.       Жук отступил от статуи и, привычно подогнув лапы, направился дальше. Жуки не очень любили, когда неприлично молодой для своего звания капитан, вытягивался во весь рост, нелепо нависая над собеседником. Впрочем, он сам чувствовал себя в таком виде глупо и неустойчиво. Все же, когда ты рожден для того, чтобы далеко прыгать, не стоит пытаться изображать из себя подъемный кран.       Вскоре Кейн оказался в небольшом холле перед серебряными створками конференц-зала. По гладкому полотну дверей, переплетаясь, тянулась драгоценная отделка, имитирующая древесные корни. Привычно подождав минуту, чтобы у владыки, если он не хотел никого видеть, было время принять меры, молодой жук постучал в двери.       — Проходи, Кейн, — донесся до гвардейца чуть приглушенный голос монарха.       Тот послушался, совершенно не удивившись, что Бледный Король знает, кто стоит на его пороге. Даже если забыть о способности владыки прозревать будущее, Кейн был один из немногих жуков, что мог подняться сюда без приказа.       — Доброе утро, Ваше Величество, — гвардеец склонился, отмечая про себя, что разговаривает со спиной Черва.       Зал заливал прозрачный бледный с золотыми отблесками свет, проникающий внутрь через широкое, во всю стену, окно. За узорчатыми перилами балкона клубилась прозрачная дымка Грез, то и дело всплывали смутные образы жуков, зданий, далеких земель или незнакомых мерцающих символов. Широкий балкон, увитый серебристыми лозами лиан — любимое место отдыха правителя, сейчас пустовал, и одинокий столик с парой витых кресел были сиротливо отодвинуты в сторону. Длинный стол для совещаний, занимавший большую часть зала, именно за ним проходили нечастые сборы местных командиров и наставников, также был пуст, и высокие остроконечные спинки стульев выстроились вокруг, подобно крепостной стене.       Король, чуть повернув голову, кивнул гвардейцу в знак приветствия и вновь повернулся к Черному Зеркалу. Обычно похожее на огромную неровную кляксу черного стекла, занимающую большую часть стены по левую руку от входа, ныне оно лучилось от мягкого света, став окном в совершенно другое место. Серебряная рама, как и все здесь, выполненная в виде переплетающихся лоз, украшенных чуть раскрывшимися бутонами шиповника, слабо мерцала, а на обычно неподвижной и не отражающей ничего поверхности артефакта проявились земли реального, живого мира, недосягаемого для большинства жителей дворца.       Кейн подошел ближе и почтительно замер за спиной Черва, что пристально вглядывался в глубины зеркала. Там, беззвучно, ибо волшебное стекло неспособно было передать звук, колыхалась бесконечная буйная зелень, с которой с трудом мог сравниться даже дворцовый сад. И сквозь переплетшиеся меж собой лианы и буйные заросли низкорослого денежного кустарника с упорством глубинной копательницы-гарпиды пробирался маленький жучок — совсем еще дитя. Невысокий, облаченный в просторный и слишком для него большой серый плащ из плотной паутины, кроха прорубал себе дорогу старым, однозначно видевшим лучшие времена, гвоздем, медленно, но верно пробираясь все дальше и дальше в цветущие недра старого Халлоунеста. Лицо жучка, несмотря на юный возраст, уже было скрыто маской, совершенно белой и гладкой, закрывающей всю голову, подобно шлему. Лишь пара изогнутых дугой, чуть раздвоенных на концах рожек, придавала малышу какой-то индивидуальности, отличая его от обычной куклы. В круглых глазницах невозможно было разглядеть глаз, словно их там и не было. Впрочем, может быть это всего лишь особенности зеркала — оно, пусть и позволяло видеть, что происходит за пределами Грез, зачастую искажало истину, и только Король мог понять, когда артефакт начинал лгать.       — Как проходит подготовка к посвящению? — первым нарушил монарх сгустившуюся в зале тишину. — Что можешь сказать о новом поколении?       — Чудят, Ваше Величество, — ответил Кейн. — Все как обычно. К сожалению, пока не могу дать никаких прогнозов.       — Неужели, — усмехнулся Черв, отрываясь от наблюдения за ребенком. Тот сейчас, умело орудуя своим гвоздем, отбивался от агрессивного мшистого гиганта, решившего прогнать чужака со своей территории. — Многих из них ты знаешь с раннего детства. И нет никаких предположений?       Гвардеец покачал головой.       — Маска меняет жуков, Ваше Величество. Кого-то больше, кого-то меньше, но неизменным не останется никто. Возможно, те, кого сейчас я считаю редкими… недотепами, — Кейн в последний момент успел подобрать более благозвучное слово. Не стоит забывать, с кем ты ведешь беседу, даже если находишься в неформальной обстановке, — станут верными воинами, которым я, не раздумывая, доверюсь. Объективно я могу оценить только боевые навыки и выучку.       Монарх усмехнулся, вновь отворачиваясь к зеркалу.       — Я рад, что ты это понимаешь, Кейн. Это будет первый выпуск гвардии, подготовленный тобой, и во многом от тебя зависит, какими они станут в будущем. Мы все рассчитываем на тебя.       — Спасибо, Ваше Величество, — капитан чуть склонил голову, пряча довольную улыбку, невольно проступившую на лице. — Я не подведу.       Черв ничего не ответил, поглощенный путешествием одинокого ребенка-воина. Тот как раз закончил с мшистым гигантом и, вскарабкавшись по лианам на какой-то выступ, нырнул в узкий и темный лаз, петляющий меж корней и шипастых лоз ежевики. Гвардеец ждал, что вот-вот появятся родители или наставники маленького путешественника, однако время шло, а кроха продолжал свой путь в одиночестве, не оглядываясь и никого не ожидая.       — Ваше Величество, — нарушил воин затянувшееся молчание, — позволите задать вопрос?       Дождавшись благосклонного кивка Бледного Черва, Кейн продолжил:       — Кто этот ребенок? Вы наблюдаете за ним уже некоторое время, и, как мне кажется, он путешествует совсем один. Дети, бывает, сбегают из дома и даже берут родительское оружие, но это дитя, очевидно, умеет им пользоваться и обладает хорошей для своего возраста выучкой. Так кто же он?       — Это дитя… — монарх вздохнул, глубоко и, как показалось гвардейцу, судорожно, сквозь сжатые челюсти. — Если мой план не удастся, то это дитя станет последней надеждой Халлоунеста. Или его погибелью.