Эхо в Пустоте

      Сосуд заворочался, просыпаясь. Неловко, растеряно, еще не совсем понимая, где он и как сюда попал, жучок выпутался из теплого, колючего одеяла, сел и завертел головой по сторонам. Под потолком, чуть позвякивая, покачивались гирлянды из разноцветных осколков, стены пестрели аляповатыми и яркими узорами, а местами и вовсе не были видны за самодельными картинами, натянутыми кусками некогда дорогостоящей обивки или портьер, на которых еще сохранился узор, или же неумело начертанными схемами каких-то коридоров, комнат и механизмов. Одно от другого при этом отличалось с трудом.       Пустышка, почувствовавший глухое смятение маленького брата, с приветственным жужжанием оторвался от разбора трав и помахал жучку ладонью. Тот настороженно обернулся на звук и, признав родича, чуть расслабился и уже спокойно осмотрелся по сторонам. Прислушиваясь к эмоциям собрата, Сосуд чуть растерялся. Нельзя было сказать, что малыш не чувствовал совершенно ничего, постаравшись, можно было уловить нотки удивления, интереса, растерянности и других чувств, практически неопределимых сейчас. Но все они были слабовыраженными, словно... задушенными - не эмоции - отголоски. Сам же ребенок смотрел на мир холодным и равнодушным взглядом, как будто... это было нормально.       Полый чуть растерялся. Может быть его способность вновь подводит? Или она просто не работает на других сосудов? Но еще вчера, Пустыш отчетливо слышал исходящую от крохи боль, усталость и отчаянную холодную решимость существа, готового дорого продать свою жизнь, удивление, узнавание, недоверие... Что же теперь пошло не так?       "Все хорошо," - обратился Сосуд к собрату. - "Ты уснул по дороге. Здесь безопасно".       Малыш медленно кивнул, не отрываясь от пристального изучения расписанной цветочками ширмы, делившей пещеру на своеобразные "комнаты". Перегородку Пустышка сделал сам, сколотив каркас из тонких деревянных реек, на которые натянул парусину, найденную на вокзале Города Слез. Ей там накрывали штабеля ящиков с грузами, чтобы те не пылились.       "Это далеко?" - спросил жучок, поворачиваясь к старшему брату. - "От того озера?".       Пустотный склонил голову к плечу, вслушиваясь в эхо голоса, прозвучавшее в привычной тьме его существа - далекое, странное и уже многократно повторенное, но вместе с тем отчетливое. Голос малыша не был похож на искаженный крик Запечатанного Собрата или плач маленького зараженного сосуда из заброшенной крепости. Их голоса, пусть были искажены болью, звучали отчетливо и громко, младший брат же как будто говорил издалека.       "Ты был у храма Унн," - ответил Пустыш, прикинув расстояние. - "Мы где-то в дне пути в сторону Перепутья. А чуть ниже есть проход в Грибные Пустоши. Ты... ищешь что-то?".       Маленький сосуд кивнул и вновь начал оглядывать комнату, что-то пытаясь отыскать. Догадаться, что именно беспокоит гостя было просто, и Полый, поднявшись, снял с уголка ширмы красивый узорчатый плащ, напоминавший крылья серой мохнатой бабочки, и протянул нервному крохе.       "Держи," - ткань еще была немного влажной, но это не должно было доставить большого неудобства. Даже если плащик надеть прямо сейчас, он высохнет чрез час или два. - "Я его немного почистил. Твой гвоздь и амулеты лежат вон там” - Пустой указал на небольшой ящик рядом с гнездом, игравший роль и прикроватного столика, и табуретки, если нужно было. - “Я ничего не трогал".       Малыш взял плащ и несколько секунд смотрел на переливающуюся в ладошках ткань, собираясь с мыслями. Что-то зрело под круглой белой маской с изогнутыми раздваивающимися на концах рожками. Что-то... непонятное. Пустой, как ни старался, не мог уловить, что маленький брат ощущает, как будто тот намеренно отгородился стеной.       "Спасибо," - наконец прозвучало в тишине. - "Ты не был обязан".       "Пожалуйста, братик," - Пустышка добродушно зажужжал, радуясь, что сумел сделать гостю что-то приятное. - "Мне было не сложно".       Собрат вздрогнул, словно от удара, и резко вскинул на старшего лицо. Крылатого сразу же обожгло странным, незнакомым чувством, удивительно ярким на фоне былого равнодушия. Болезненное и жаркое, оно на мгновение вспыхнуло в черноте сознания малыша и тут же было задавлено усилием воли, как не было.       "Что-то не так?" - озабоченно спросил Пустыш, опускаясь перед гнездом на колени.       "Все хорошо," - поспешил отозваться маленький сосуд, не выдав своего недавнего состояния ни единым движением. - "Просто... Почему ты меня так называешь?"       Пустышка растерялся. Ему казалось, что такое обращение будет более чем уместно, тем более, собратья еще не успели представиться друг другу. Неужели именно обращение "брат" вызвало столь бурную реакцию? Стало очень неловко.       "Ну... мы оба сосуды... братья," - неуверенно отозвался Пустой, пытаясь скрыть робость за легким стрекотом крыл, - "и я подумал, что могу тебя назвать так... пока не знаю твоего имени".       "Имени?" - кроха, уже полностью успокоившийся, чуть повел рогатой головкой словно хотел склонить ее к плечу, но передумал в последний момент.       "Ну да," - Пустышка постепенно обретал уверенность. - "С его помощью другие жуки могут к тебе обратиться. Например, меня называют Пустышкой. Или Жужжкой. Можно сказать, что это мои имена. Но ты можешь придумать что-то свое, если хочешь".       Маленький сосуд растерянно промолчал. Сложно было сказать, что он чувствует и, тем более, думает по этому поводу. Молчание затягивалось, и пустотный уже начал беспокоиться, что чем-то обидел малыша или, что довольно смешно, тот попросту уснул посреди разговора. Но, прежде чем старший сосуд окончательно поддался панике, младший наконец нарушил молчание:       "Я не могу тебя вспомнить," - сказал он, чуть растягивая слова, будто пытаясь таким образом дать себе время подумать еще немного. - "Можешь назвать свой номер? Так будет легче..."       Сосуд пожал плечами. Пустыш сомневался, что это скажет маленькому брату что-то конкретное, но обращаться по номеру и впрямь было бы удобно, если у того до сих пор нет своего имени или хотя бы прозвища.       "Семнадцать, ноль, восемьдесят девять," - назвал Полый знакомые пять цифр, намертво впившиеся в память.       Собрат некоторое время выжидающе смотрел на Пустого в ожидании продолжения. Только через минуту тишины, маленький сосуд окончательно понял, что взрослый родич замолчал вовсе не потому, что забыл порядок цифр или сбился, и вот тогда уже кроха не смог сдержать удивления.       "Такой... короткий?" - жучок пристально вгляделся в лицо Пустышки, словно пытался таким образом поймать того на лжи.       "Должен быть длиннее?" - смеясь, поинтересовался Полый. - "Уж какой есть".       Малыш кивнул, то ли смиряясь с ситуацией, то ли отвечая на вопрос Пустышки.       "А какой у тебя?" - в свою очередь поинтересовался Сосуд. - "Если тебе удобнее, я могу называть тебя по номеру".       Собрат чуть задумался, решая что-то, и покачал головой.       "Он слишком длинный," - пояснил он недоумевающему собеседнику. - "Ты не запомнишь сразу. Называй так, как тебе будет удобно, если это необходимо".       Пустыш, вместо ответа показал оттопыренный большой палец. Так действительно будет легче всего. В свое время еще безымянный Сосуд доверил окружавшим его жукам самим выбрать прозвище для маленькой жужжалки, что постоянно путалась под ногами. Пока что эта тактика ни разу не заставила его разочароваться.       "Ты знаешь, где врата в Город Слез?" - поинтересовался маленький брат, накидывая чуть влажный плащик на плечи.       "Да," - кивнул Пустышка, наблюдая, как кроха выбирается из гнезда и, нацепив тонкую перевязь с ячейками в которых поблескивали разноцветные кругляши амулетов, потянулся к небольшой холщовой сумочке, тихо позвякивавшей в такт движениям. - "Но они закрыты".       Сосуд хотел добавить, что есть и другие пути в Столицу, и, если брату туда нужно, он готов помочь тому добраться, но жучок не дал старшему такой возможности:       "У меня есть ключ," - сказал он, вешая сумочку на пояс. - "Проводи меня".       Не было понятно, просьба это или приказ. Слова малыша звучали холодно и чуть отрывисто, а по настроению не получалось понять ничего конкретного.       "Хорошо," - чуть растеряно кивнул пустотный. Он очень хотел помочь, но в какой-то момент испугался, что в этом своем желании уже стал слишком навязчив. Братишка был совершенно не похож ни на самого Пустышку, когда тот был маленьким, ни на погибшего в Сером Корне Спаркла. И это... сбивало с толку. - "Ты хочешь найти что-то?"       "Да," - коротко отозвался малыш с совершенно недетской серьезностью. - "Ответы".       Он прошел мимо замешкавшегося было взрослого сосуда и, тихо шурша моховой подстилкой, первым направился к выходу из пещеры. Ничего не понимающему Пустышу только и оставалось, что подхватить сумку и гвоздь, да направиться следом.       На пороге произошла небольшая заминка. Жучок, вознамерившийся было возглавить путешествие, замер и некоторое время задумчиво смотрел на крученый, покрытый острыми, как ножи, шипами, ежевичный корень, что перегораживал выход. Он обвел взглядом стены в поисках лестницы, ступеней или подъемника и только после этого повернулся к Пустышке. Кроха ни словом, ни делом не выдал своей растерянности, но Сосуд прекрасно понял немой вопрос: "А как выйти-то?".       Присев рядом на корточки Полый взял брата на плечи и, цепляясь когтями за неровные выступы стены, ловко выбрался из Убежища. И минуты не прошло, как братья вновь шли по извилистым коридорам Зеленой Тропы.       "Ты ведь не умеешь взбираться по стенам?" - на всякий случай уточнил пустотный, указывая путь к Грибным Пустошам - именно через них пролегала самая короткая дорога к запечатанным вратам.       "Не у всех есть когти," - коротко и неохотно отозвался собрат, о чем-то глубоко задумавшись.       Несмотря на разницу в росте, он почти не отставал от Пустышки, и казалось, вздумай старший чуть замедлиться, это уже ему придется догонять маленького Сосуда, а не наоборот.       "Нужно что-то придумать," - чуть озабочено поделился мыслью Полый. - "В Халлоунесте много мест, куда можно попасть только вскарабкавшись".       Собрат равнодушно пожал плечами и даже не повернул головы. Пустыш некоторое время не беспокоил его, заметив, что жучок не настроен на задушевные беседы. Это было... не то, чтобы обидно, скорее неловко. Пустой старался быть дружелюбным, но маленький сосуд совершенно этого не замечал, находясь в каком-то странном отстраненном состоянии. Кроха то ли вовсе почти не испытывал эмоций, то ли искусно подавлял их, и лишь в краткие моменты слабости проявлял привычные для других жуков чувства. Во все же остальное время... он просто двигался дальше к своей цели, не замечая ни мира вокруг, ни собственной боли или усталости.       "Не думать. Не надеяться..." - мысленно повторил про себя Полый, вспомнив те редкие случаи, когда он слышал голос Запечатанного Собрата. - "Он действительно такой? Или просто пытается?".       Очень хотелось рассказать малышу все то, что он успел узнать - про встречу с отцом и Лучезарность, про то, что Чистый Сосуд не существует и про план Бледного Черва, который обязательно всем поможет. Хотелось, но... сейчас Пустышка особенно четко понимал, что маленький брат ему не поверит, как в свое время не поверила Хорнет. У крылатого из аргументов были только его собственные слова и размытые обещания, похожие на отчаянную надежду ребенка, ждущего похвалы от родителей. У шагающего рядом сосуда был Зов, Предназначение и, возможно, какие-то знания, которых Пустыш был лишен из-за своего увечья. Может быть потом, когда собрат немного привыкнет к компании, с ним можно будет об этом поговорить... может быть.       На кроху Сосуда навела Хорнет. За полгода, прошедшие с момента первой встречи и разговора, они периодически виделись, пусть посторонний и не назвал бы этих жуков друзьями. Паучиха, резкая, грубая и колючая, внезапно появлялась, иногда даже вламываясь в Убежище, чтобы потом также внезапно исчезнуть, зачастую даже не попрощавшись. Иногда они беседовали. Иногда воительница приносила Пустышу шелк, блестящие камни, иглы, крупные заклепки в виде восьмиглазых ликов, или панцири небольших, но жутких тварей из Глубинного Гнезда. Из них, если подойти к делу с фантазией, получались красивые поделки, на которые охотно менялись жуки Грязьмута или некоторые знакомые Полому отшельники: посуда, ножи, самодельные зеркальца или раковины фонарей. Иногда паучиха объясняла, как работают те или иные приспособления и ловушки, которые она мастерила из игл, шипов, клея, липкой паутины и металлических струн, рассказывала о различных обитателях подземья и о том, как с ними нужно себя вести. Но такое хорошее настроение у воительницы бывало редко. Чаще она просто наблюдала за повседневными делами Сосуда, не вступая в разговор. В такие дни Полый старался не донимать Хорнет больше, чем требовала простая вежливость. Реже, гораздо реже, когда Хорнет было особенно плохо или, наоборот, ее посещало особенно задумчивое настроение, паучиха натягивала шелк на свою смертоносную иглу, и начинала наигрывать едва слышимую переливчатую мелодию, смутно знакомую, но в то же время чужую. Тогда Сосуд, чем бы ни занимался ранее, замирал и, как завороженный, вслушивался в ноты, боясь потревожить музыканта. Бывало, пусть и нечасто, они пересекались во время патрулей, когда никто специально не искал встречи. Тогда охотница вовсе могла не обратить на пустотного внимания, спеша по своим делам. Тот не обижался.       Так было и в этот раз. Пустой случайно наткнулся на воительницу по пути к старой станции рогачей. Раненая и уставшая, она не стала отказываться от помощи и лечения, а вместе с тем сообщила Сосуду просто потрясающую, по его мнению, новость. Появился еще один сосуд - первый за полгода, не зараженный, осознающий себя и, что особенно потрясло Пустышку, прошедший сумасшедшую проверку паучихи. Окрыленный таким известием, пустотный, едва залечив раны охотницы, помчался искать брата, благо, до места их стычки с Хорнет было совсем недалеко.       Пустыш, отвлекшись от воспоминаний, искоса посмотрел на целеустремленного малыша и негромко вздохнул. Сложно было признаться себе, но он представлял первую встречу с собратом несколько иначе. Не то, чтобы у Сосуда был какой-то конкретный сценарий, просто ему казалось, что второй полый должен быть чуть более... живым, похожим на других жуков. Это не умаляло радости Пустого от встречи с маленьким братом, однако лишний раз заставляло думать о собственных недостатках, которые, к сожалению, не ограничивались одной лишь трещиной.       Путь до знакомой пещеры, заполненной грибной кислотой, занял чуть больше трех суток. Можно было бы добраться гораздо быстрее по богомольим тропам или, срезав дорогу через Гулкую Расселину с ее узкими дорожками над наполненной спорами пропастью, но Пустышка выбрал тот путь, по которому сумеет пройти маленький брат. Тот совсем не возражал, когда старший брал его на плечи, пусть и предпочитал идти самостоятельно, но после очередного такого случая, Сосуд уловил от своего спутника даже не эмоцию, а ее тень. Это было то самое чувство неловкости пополам с задумчивостью, которое посещает каждого жука, вынужденного принимать помощь в деле, которое стоило бы делать самостоятельно. Постоянно ездить на повзрослевшем брате маленький сосуд не мог, Пустой это прекрасно понимал и старался выбирать нормальные жучиные тропы, а заодно думать, как помочь собрату. Страшно было представить, что будет, если жучок провалится в какую-нибудь яму и, не имея ни когтей, ни клешней, ни роющих лап, не сможет оттуда выбраться.       "Снова кислота..." - впервые за долгое время высказал свои мысли спутник, остановившись на краю платформы, от которой когда-то давно начинался мост к воротам.       Он скользнул задумчивым взглядом по осклизлым стенам, из которых торчали почерневшие трубчатые отростки изъеденной едкими парами грибницы. Перебираться, цепляясь за трубчатые корни, технически, было возможно. Однако даже Пустыш, обладающий и мощными когтями, и опытом, не рискнул бы совершить такое путешествие без веской причины. У малыша, к счастью, этот способ тоже не вызвал вдохновения.       "Ты был на той стороне?" - спросил жучок, оборачиваясь на собрата.       "Да," - кивнул Сосуд, радуясь даже такому разговору. - "Только тогда я умел летать. Сейчас придется искать другую переправу".       Кроха кивнул и снова повернулся к воротам, пытаясь отыскать решение задачки.       "Наверху есть что-то," - спустя минуту, указал он пальцем, куда-то под потолок.       Там, щерясь неровными сколами, повисли на кривых корнях остатки древних платформ. Сейчас уже нельзя было понять, чем они были раньше - еще одним мостом, вторым ярусом подземелья, витиеватым балконом или какими-то массивными украшениями - однако, если вскарабкаться по стене, перепрыгнуть на нависший над жуками кусок породы и, протиснувшись через низкий и узкий лаз, миновать колючки и обломки несущей конструкции, то можно было перескочить на еще один, подобный кусок камня и таким способом перебраться сначала на металлическую площадку посреди пещеры, а потом к воротам в город.       "Вдвоем не пролезем," - покачал головой Пустышка.       Ему все больше хотелось рассказать о потайном проходе в глубине Грибных Пустошей. Пройти в Город Слез через Стоки было бы гораздо быстрее, проще и безопаснее, чем пытаться пересечь яму с кислотой. Вот только... вряд ли богомолы будут в восторге, если пустоглазый палюс поведет через их земли чужака. Страшно было представить, как отреагируют стражи, если он без разрешения поведет другой сосуд мимо деревни. Разве что....       В голову Пустышу пришла идея. Во-первых, он действительно мог попросить богомолов дать брату право прохода. Никто не посчитает это дерзостью и не поставит ученику в упрек, даже если в результате ответят отказом, пожалуй, даже похвалят... впрочем вряд ли, послушание пустоглазого никого не удивит. Во-вторых же, в деревне можно было найти одну вещицу, что заметно облегчила бы братишке жизнь.       "Братик, у меня есть одна идея," - поделился Пустыш с маленьким спутником, что, чуть резковато обернулся на обращение. - "Только мне нужно кое-куда сходить. Подожди меня здесь, хорошо?"       Собрат, помедлив, кивнул и тут же сел прямо на пол, собираясь, очевидно, отдохнуть, раз делать более нечего.       Пустышка, махнув на прощанье ладонью, побежал сразу к богомолам. От врат до деревни было всего ничего - полдня быстрого бега, если идти по основной дороге, и чуть больше часа, если воспользоваться воздушными тропами и тайными ходами. Спускаясь по сложной системе канатов, что вилась по стене гигантского колодца между журчащих потоков кислоты, Полый в который раз добрым словом помянул находчивых воинов и разведчиков прошлого. Благодаря им, не нужно было часами пробираться сквозь кишащие порождениями грибницы заросли. Несколько раз по пути встречались небольшие группы воителей, что поднимались наверх или возвращались из патруля. Богомолы не обращали на пустотного палюса никакого внимания, только знакомые скупо приветствовали его кивком или кратким жестом. Разговаривать на воздушных тропах без необходимости было нельзя.       Без проблем добравшись до цели и миновав ворота, Сосуд сразу поспешил на склад. Именно там почти год назад он брал инструменты для обустройства Убежища, да и позже периодически забегал за необходимыми в быту вещами. Полый был неприхотлив, ему редко требовалось что-то особенное, а потому суровый и строгий ветеран Икар, давно оставивший воинскую службу и теперь заведовавший складом, охотно выдавал без меры самостоятельному ученику все, что тому было нужно и, иногда даже сверх того.       Воинский склад - целая пещера, где хранилось снаряжение, оружие, пайки, лекарства, зелья и все остальное, что могло понадобиться богомолам во время рейдов в глубь королевства или на таинственные Глубинные Тропы. Вход в нее был защищен не хуже, чем двери во внутренние покои Палестры, и только мастер-кладовщик, его помощники, да командиры с Лордами имели право беспрепятственно входить внутрь и проводить с собой кого бы то ни было еще. Остальным приходилось ждать выдачи снаряжения в небольшом холле, освещенном тусклыми светомушиными фонарями, подвешенными к потолку в плетеных сетках и отгороженном от основной пещеры длинным столом да раздвижными створками ворот.       Когда Пустыш переступил порог, Икар как раз выдавал снаряжение группе охотников, так что в пещерке было жучно, шумно и довольно суетно. Богомолы, перебрасываясь колкостями, по цепочке передавали друг другу перевязанные веревками тюки, когда управляющий, сверяясь с длинным списком, что-то считал, отмечал и то и дело отправлял помощников куда-то себе за спину, чтобы принести тот или иной набор.       Старясь не мешать и не путаться под ногами, Сосуд по стеночке скользнул в уголок и приготовился терпеливо ждать, пока суматоха уляжется. Охотники уже заканчивали и, вскидывая рюкзаки на спины, покидали склад, так что совсем скоро, минут через двадцать или чуть более, старый богомол отложил папирусный свиток и обратил внимание на притихшего ученика.       - Ну привет, Пустышка, - сварливо поздоровался он с гостем. - Проходи давай, нечего к стенке липнуть, она и без того не очень чистая. Зачем явился?       Не обращая внимания на демонстративную грубость старика, это было скорее манерой общения, чем его взглядом на жизнь, пустотный подошел ближе и, быстро сменяя жесты беззвучного языка, высказал свою просьбу:       "Можно мне получить Клешню богомола?"       Собеседник удивился. Клешня богомола, названная так из-за сходства с богомольей кистью, представляла собой нехитрую конструкцию из зазубренного крюка, шарнира, широкого кожаного браслета и недлинной, но прочной веревки на катушке. Ее можно было легко закрепить на запястье обычного жука, что позволяло тому, даже не имея мощных когтей или присосок, достаточно ловко карабкаться по стенам. В деревне такими пользовались травники, лекари и алхимики. Из-за своей работы, они часто стачивали свои родные клешни, чтобы увеличить чувствительность лап, и сразу теряли свое природное оружие и способ передвигаться по отвесным стенам пещер. Некоторые умельцы из охотников также приделывали к "клешням" лебедку, чтобы, используя механизм как крюк-кошку, работать на высоте, под потолком, как ткачи. Кто-то научился усиливать с их помощью собственные клешни, кто-то придумал свое применение, так что, несмотря на видимую бесполезность, устройство пользовалось спросом.       - Внезапно, - подивился кладовщик, бросая быстрый взгляд на руки Палюса. - С чего такое решение?       Он, несомненно, отметил, что когти Пустого, позволявшие карабкаться по стенам наравне с богомольими-разведчиками, в полном порядке, а значит и дополнительное приспособление ему без надобности, так что вопрос был оправданным. Стоило назвать достойную причину, либо... сказать правду. Или полуправду.       "Мне ее хвалили," - с готовностью отозвался Полый. У него было время для того, чтобы придумать достаточно правдоподобную отговорку. - "Говорили, что она сильно расширяет возможности, если уметь ей пользоваться. Хочу проверить".       По большому счету, Пустышка даже не соврал. Ему действительно много рассказывали о том, как можно сильно облегчить себе жизнь во время путешествия по катакомбам, в том числе и с помощью клешни. И Сосуд правда хотел проверить, может ли это устройство помочь одному маленькому пустотному жучку во время странствий.       Икар чуть самодовольно хмыкнул, принимая объяснение. Не забыл, шельмец, как несколько циклов назад Пустой сам отказался от клешен, ссылаясь на свои когти.       - Дозрел, значит. Долго же до тебя доходило, Палюс. Жди здесь.       Богомол скрылся в глубине пещеры, где в золотистом полумраке, подсвеченном запертыми в колбах люцифериновыми спорами, можно было разглядеть силуэты высоких, уходящих под самый потолок, стеллажей. Было очень любопытно посмотреть, что же хранится в глухих ящиках из мореной грибной ножки и окованных медью сундуках с хитрыми замочками, а еще интереснее - узнать, что лежит еще дальше, за первым рядом многоэтажных полок.       Было слышно, как Икар возится в полумраке, перебирая что-то твердое, что костянисто постукивало, вторя движениям старика. Наконец, богомол вернулся к своему гостю и положил перед ним пару завернутых в холстину клешен. Выглядели они несколько потертыми, на самих зубцах можно было заметить небольшие царапины, а кожа на ремнях кое-где потеряла свой первоначальный цвет, но, как и подаренный Наставницей гвоздь-глефаар, они прекрасно сохранились и не утратили своих функций.       - Руку давай, - приказал богомол, хватая Пустого за запястье. — Значит смотри. Прикладываешь к кисти и затягиваешь ремень на запястье и локте, - он затянул ремни на руке Сосуда и начал показывать, как работает агрегат, сопровождая это комментариями. - Когда клешня раскрыта, она должна ложиться в ладонь. Обязательно проверь стопор, чтобы крюк не болтался, как сопля. Вот катушка - всегда следи, чтоб она стояла на предохранителе, а то сорваться можешь. Манжета должна плотно обхватывать руку и не болтаться, а то натрет хитин так, что замучаешься с припарками. Со второй рукой также. Все понятно?       Сосуд кивнул и, благодарно зажужжав, убрал второй манжет в сумку. В Палестре учеников-первогодок учили обращаться с клешней, пусть дети, гордые своей принадлежностью к "высшей расе", считали ее бесполезной. И сейчас Пустыш радовался, что не пропускал наставления учителей мимо ушей. Пусть ему самому такая штука тоже без надобности, но для маленького брата она станет настоящим спасением. Главное, научить жучка ей пользоваться.       Покинув склад, Полый немного помедлил, раздумывая, куда податься дальше. Идти со своей просьбой к Наставнице или к кому-то из старших Лордов он не хотел. Почему-то пустотный опасался рассказывать Младшей о появившемся брате. Еще свежи были воспоминания о нагоняе, который богомолка устроила своему ученику за более чем недельное опоздание к тренировке. Тогда Сосуд в первый и, как он надеялся, единственный раз за свое обучение, получил розг. Возможно, обошлось бы и без этого если бы Пустышка рассказал все как было на самом деле, но он попросту побоялся рассказать богомолам про Хорнет. В результате, история выглядела так, будто Пустой заметил собрата и, пытаясь того догнать, заплутал в лабиринтах под Воющими Хребтами.       Наставница была в ярости. И непонятно было злится она из-за безалаберности своего палюса, что так глупо подверг себя опасности, или из-за страха потерять ученика, если подобное повторится. Будет очень печально, если богомолка свяжет появление маленького брата с тем неприятным случаем и, например, решит запереть Пустышку в Палестре. В прошлый раз от этого уберегла только угроза скорого духовного срыва. Впрочем, их не было с тех пор, как Сосуд поселился на Тропе. Сестра Битвы вполне может подумать, что ученик уже перерос проблему и может вернуться к остальным.       От размышлений Пустышку отвлек окрик пары богомолов-носильщиков, на пути которых тот застыл задумчивым изваянием. Посторонившись, Полый проводил их взглядом и поспешил к воздушным дорогам, что уводили под свод пещеры. Для начала стоит обратиться к тому, кто отвечает за внешние патрули и отряды собирателей. В конце концов, он не собирался вести брата в саму деревню, разве что в этом возникнет острая необходимость, сосудам будет достаточно разрешения на проход по Пустошам. Иначе можно не только попасть в неприятности с патрульными, но и получить нагоняй за то, что попытался скрыть чужака. А то, что о братишке очень скоро доложат командирам, если уже не сделали это, можно было не сомневаться.       Чтобы добраться до цели, пришлось взобраться на верхний ярус пещеры. Именно там, примостившись на стене, подобно улью, располагался небольшой дом с балконом и непривычно для деревни широкими окнами, в них без труда пролез бы даже крупный жук. Богомолы, особенно отроки, делали это с завидной частотой, далеко не всегда утруждая себя поиском дверей.       Место это со сложным названием "координационный центр" было средоточием жизни верхней деревни. Именно отсюда воины, разведчики, патрульные, охотники и искатели получали приказы и информацию по заданиям, сюда же с помощью вестников направляли отчеты. Здесь с завидной регулярностью можно было застать Старшую или Среднюю Сестер Битвы, именно они чаще всего занимались делами армии и разведки. Однако чаще здесь можно было застать Гундосого Телема - с недавних пор ставшего главой разведывательного корпуса или Лавагета Амфитриона - второго после Лордов богомола деревни. Чтобы обратиться к кому-то из них без серьезной причины, нужно было обладать недюжинной наглостью, впрочем, выбора особо не было.       Когда Пустыш взобрался на балкон, откуда открывался отличный вид на плац и ворота, в командном центре было на удивление пусто. Внутри не чувствовалось чьего-либо присутствия и, робко заглянувший в дверной проем Полый увидел, что комната, просторная и светлая, но почти полностью занятая большим круглым столом, заваленным картами и грамотами, пустует.       Сосуд замер в глубокой задумчивости. Почему-то ему казалось, что здесь всегда должен быть кто-то из ответственных богомолов, или хотя бы их помощники или парочка вестовых, к которым можно обратиться. Сейчас же, оказавшись на пороге пустующего кабинета, пустотный растерялся, не зная, где искать тех, кто мог бы ему помочь. Да, можно было договориться со стражей, чтобы их с братишкой пропустили. Обычно патрульные сквозь клешни смотрели на подобные вещи, если чужак не вредил, был под присмотром и не приближался к деревне. Но это могло сработать раз или два, потом же Пустышке, а то и маленькому сосуду начнут задавать вопросы. И хорошо еще, если просто вопросы. Собрат же, определенно, не останется в Городе Слез навсегда, а будет часто мелькать рядом, ведь дорога через стоки все еще самая удобная после вокзального лифта запечатанного Огримом.       - Если ты ищешь Наставницу, то она находится внизу, Палюс, - прозвучал над головой чуть насмешливый с хрипотцой голос. - Или ты здесь по мою душу?       Пустышка вздрогнул и запрокинул голову. Прямо над входом на небольшом карнизе сидел богомол, крупный и крепкий с пронзительным взглядом бывалого воина. Пустой его знал, насколько это было возможно. Именно этот воитель в свое время не дал стражам растерзать маленького хромого жука на границе Пустошей, а чуть позже пропустил наивного чужака к Лордам, выделив тому проводника. Именно он, как позже узнал жужжащий сосуд, стоял по правую руку от Старшей Сестры Битвы и пользовался благоговейным уважением солдат. И, признаться, именно его Пустыш надеялся здесь не застать, ибо обращаться к Лавагету Амфитриону с пустяковой и праздной просьбой казалось ему совершенно неправильным.       Оправившись от испуга, не так уж часто живым жукам удавалось спрятаться от эмпатического чутья пустотного, Сосуд поклонился, приветствуя воителя.       - И ты радуйся, Пустышка, - благодушно кивнул командор, соскакивая с уступа. - Тебя послали с вестью? Или ты хочешь о чем-то рассказать?       Богомол был в добром расположении духа. Хороший момент, чтобы наконец высказать свою просьбу, раз уж спрашивают. Будет не вежливо, если Пустой просто сбежит. Вряд ли ему потом что-то скажут, но позориться в глазах Лавагета - последнее дело.       "Нет, я пришел, чтобы попросить разрешение на проход через Грибные Пустоши," - на жестовом языке ответил Полый.       Амфитрион заинтересованно склонил голову к плечу.       - Для себя? Или для кого-то еще? - уточнил он, изучая стоявшего перед ним палюса как будто впервые его увидел.       "Для моего брата," - ответил Сосуд, не уточняя, какого именно брата он имеет в виду. Богомолы знали о семейных отношениях пустоглазого с гнездом гусениц, и привыкли, что тот, говоря "брат" или "сестра", имеет в виду кого-то из них. Может и в этот раз сработает, а когда все вскроется, можно будет сыграть дурачка. Алкеева школа...       - Занятно, - хмыкнул Лавагет, чуть склоняясь вперед и с неожиданным интересом вглядываясь в лицо Пустого. В темных, почти черных глазах богомола поигрывали золотистые блики от плавающих в воздухе спор. - И ему очень нужно право прохода через наши земли?       Полый задумался ненадолго, подбирая слова, после чего ответил:       "Он ищет что-то важное. Это не причинит вреда. Я просто не хочу, чтобы он пострадал, поэтому решил попросить разрешение до того, как ему действительно понадобится пройти. Мне показалось, что так будет правильно".       Богомол скупо улыбнулся, читая слова в торопливых жестах жучка.       - Что ж, это похвально, - сказал он, когда Пустышка закончил. - Тогда скажи мне, Палюс, если я откажу твоему брату в проходе, то что ты сделаешь?       Сосуд на секунду задумался. Под тщательной охраной патрулей находилась лишь малая часть Пустошей - ближайшая к деревне. Все остальные земли считались нейтральными, пусть все еще находились под контролем богомольего племени. Скрыться от патрульных тут было практически нереально, и, если до обращения к Лавагету маленького брата можно было бы провести тайком, и на это могли закрыть глаза, то после прямого запрета об ослушании тут же станет известно командирам и Наставнице.       "Если вы запретите моему брату появляться на территории племени”, - Пустышка специально выделил этот момент, чтобы не закрыть крохе-сосуду доступа ко всем Пустошам, - “то мы будем искать обходные пути," - честно ответил Полый. Такой вариант, как казалось, был оптимальным если богомолы заартачатся.       Воин меж тем кивнул, и Сосуд понял, что только что прошел какую-то проверку.       - Хорошо. Тогда скажи мне, ты ручаешься за своего родственника и за все, что он может натворить?       Пустой кивнул. Честно говоря, он не сильно беспокоился, что маленький брат может что-то, как выразился Амфитрион, “натворить”. Вряд ли от него будет больше проблем, чем было от самого Пустыша три года назад, с этим легко будет справиться.       - Что ж, - ухмыльнулся богомол, - раз так, то держи, - он отцепил от своего плаща небольшую медную бляшку с выгравированной на нем лозой, оплетающий панцирь. - Пока этот знак на нем, патрули его не тронут. По крайней мере, пока твой брат первым не обнажит гвоздь или проявит неуважение. Не забудь предупредить его об этом.       Полый, прижав ладонь к груди, поклонился, выражая этим свою благодарность.       Метка странника - знак, выданный Амфитрионом, не был какой-то панацеей или универсальным пропуском. Его могли дать вестнику чужого племени, жуку, попросившему аудиенции у Лордов или простому путнику, договорившемуся о разовом проходе через заповедные земли. Носящий метку жук мог рассчитывать на то, что его никто не тронет, но при этом и не выпустит из поля зрения. На большее Сосуд и надеяться не мог.       - Кстати, Пустышка, - вновь заговорил командующий, - ты не замечал ничего необычного в последнее время?       Пустой, чуть подумав, ответил:       "Зараженных стало больше. На Зеленой Тропе чаще встречаются дикие жуки с рыжими глазами. На Перепутье стало много блуждающих оболочек, как будто они пришли откуда-то еще," - Пустыш помедлил, не зная точно, стоит ли рассказывать такие подробности, но все-таки решил, что раз уж его спросили о странностях, то молчать не нужно. - "В Грязьмуте стали пропадать жители".       - Пропадать? - уточнил Амфитрион с безразличным, пожалуй даже, слишком безразличным видом.       "Они засыпают, но при этом не спят," - попытался подобрать слова пустотный. - "В таком состоянии они уходят и так пропадают. Если успеть их разбудить, все будет хорошо, но не всегда получается найти ушедших".       - А... туман грез, - небрежно отозвался воин. - И что же, это стало происходить чаще?       Полый кивнул. Туман грез, как называли это явление богомолы, был не таким уж редким явлением в Халлоунесте. Поражая уставших, отчаявшихся или замечтавшихся жуков, он погружал сознание несчастных в сон, яркий, красивый и очень реалистичный. Сон этот сулил счастье, покой и исполнение заветных желаний, а жук, находясь между грезами и явью, отправлялся в погоню за видениями и часто погибал, попадая в когти диким тварям, или заплутав в темных переходах. Пустыш за последние месяцы не раз натыкался на своих знакомых из шахтерского городка, которых туман грез заводил в такие места, куда бы те ни за что не полезли сами. Находил, будил, лечил, если требуется, и отводил обратно, чтобы узнать - в Грязьмуте не досчитались еще одного или двух жуков. Найти пропавших было сложно, и часто их следы терялись в недрах подземья.       Богомол молчал, слегка хмурясь своим мыслям. На безмятежное ранее лицо воителя легла глубокая тень, подчеркнувшая возраст.       Ученик терпеливо стоял на месте и ждал, когда командир вспомнит о его присутствии и позволит уйти или задаст очередной вопрос.       - Хорошо. Это все? - наконец нарушил Лавагет молчание. Дождавшись кивка, он махнул клешней, показывая, что пустотный может быть свободен.       Сосуд не стал ждать особого распоряжения и поспешил к воротам. Брат, наверное, заждался.       Пустышка вприпрыжку бежал через плац, маневрируя между группами богомолов и небольшими подводами, гружеными грибами, дичью и мореными бочонками, наполненными кислотой. С глубинных Троп вернулось сразу три отряда охотников с добычей и ранеными. Последних было на удивление много, и, помимо воинов и охотников, через площадь с завидной регулярностью пробегали богомолы-медики в белоснежных тогах.       Причина столь плачевного состояния отрядов была очевидна. Прямо в центре, окруженный плотным кольцом воителей, стоял длинный воз, на котором, опутанный цепями, лежал зверь, подобного которому Полому встречать еще не приходилось. Огромный, длиною в три или даже четыре Пустышкиных роста, он был покрыт прочной каменисто-серой с черными разводами шкурой, ощетинившейся тремя рядами коротких шипов на плоской пупырчатой спине. Пятипалые когтистые лапы были опутаны веревками и привязаны к длинному и широкому телу, с плоским брюхом. Длинный хвост, составляющий не меньше половины длины чудовищного туловища, напоминал огромный каменный шестопер. Он чуть подрагивал в путах, когда кто-то подходил слишком близко. Плоскую голову, чем-то напоминающую морду головастика, с огромной, как сундук пастью и круглыми блестящими глазами, украшал широкий гребень, похожий на жутковатый кокошник разодетой дамы или кованный ворот рыцарского доспеха.       Засмотревшись, Сосуд невольно замедлил шаг не в силах оторвать взгляда от чудовищного зверя, привезенного из таких недр Глубинных Троп, о которых даже думать было страшно. Он слышал о так называемой "Охоте", на которой старших учеников Палестры обучали сражаться против диких животных, пойманных и живьем привезенных в деревню, сплочаясь против превосходящего по силе противника. Пару раз Пустыш даже видел последствия таких тренировок, которые нередко заканчивались тем, что больше половины группы попадала в лазарет или в источник с волшебной водой. Говорят, раньше бывали и смертельные случаи, поэтому до Охоты допускали только лучшие поколения. Вероятно это чудище привезли как раз для подобного занятия. Повезет же кому-то...       Задумавшийся Сосуд и не заметил, что продолжает идти вперед, нелепо свернув шею в сторону окруженного воителями зверя. Оторвать от него взгляд оказалось непосильной задачей. Ничего удивительного, что в такой толпе Пустышка налетел на кого-то гораздо раньше, чем вспомнил о необходимости смотреть по сторонам.       - Эгей! - панцирь жука, в которого Полый уткнулся, оказался неожиданно широк и гладок, чего, сложно было ожидать от кого-то из богомольего народа. - Прошу про... ух ты! Приветствую. Вот уж не ожидал встретить здесь еще одного представителя иного племени.       Пустыш застыл на месте с немым удивлением уставившись на незнакомца, который, находясь среди толпы богомолов, выглядел настолько неестественно и чужеродно, что Сосуд подумал - тот ему мерещится. Высокий, почти на голову выше пустоглазого, длинноногий жук был обладателем мягкого чуть выступающего брюшка, и вытянутого литого панциря, полностью покрывающего спину. Лицо его было скрыто за округлой белой маской, на которой, несмотря на равнодушный фарфор, отражалось удивительное добродушие. За круглыми прорезями маски озорно поблескивали темные глаза, в которых юношеские восторженность и любопытство соседствовали с нездешней мудростью, свойственной очень и очень старым существам. На голову чужак повязал темный короткий платок, завязав его под подбородком, так делали старушки-сплетницы в Грязьмуте. Словно этого было мало, поверх платка, вместо шляпы, красовалась еще одна маска - большая, явно принадлежавшая когда-то очень крупному существу. Изготовленная из знакомого костянистого фарфора, удивительно прочного и в то же время легкого, эта маска, напоминавшая формой каплю, показалась Пустышке смутно знакомой, отчего по спине невольно пробежал холодок.       С легким жужжанием Сосуд помахал незнакомцу рукой, не совсем понимая, как себя дальше вести и можно ли пытаться говорить с помощью жестового языка. С одной стороны этот жук не являлся богомолом, а значит, не мог знать тайного наречия, а с другой... он что-то забыл посреди плаца и вел себя так, будто ничего особенного не происходит. Так может... он свой? Ведь не могли же богомолы просто пустить кого-то в свой дом и оставить без присмотра.       - Прости мое удивление, - у незнакомца был приятный голос - мягкий, мелодичный, с легкой хрипотцой, улыбчивый, если так можно было сказать, и располагающий к себе. - Мое имя Квиррел. Сколько себя помню, меня всегда тянуло к таинственному, а это королевство - самая большая тайна, что я когда-либо встречал. Я уже начал думать, что тот городок наверху - единственный оплот цивилизации, когда набрел на это племя. Меня согласились пустить, впрочем... кажется, здесь не очень любят чужаков.       Пустыш кивнул, завороженный звучанием голоса Квиррела. Он не чувствовал какой-то угрозы или злого умысла, исходящего от словоохотливого жука, и, признаться, начал понимать, почему стражи на воротах так легко пропустили его внутрь. Слушать странника было на удивление приятно, его не просто легко было признать безобидным, даже несмотря на длинный тонкий гвоздь у пояса, незнакомцу сразу же хотелось доверять.       - Однако ты выглядишь здесь весьма к месту, - улыбнулся путешественник, и Полый чуть приосанился, гордый уже от того, что хотя бы чужестранец посчитал его вписывающимся в богомолье общество. Может для бестолкового сосуда еще не все потеряно. - На днях я встречал одного боевого кроху, что очень был похож на тебя. Вы, случайно не знакомы?       Пустыш на несколько секунд задумался. Было бы очень смело предполагать, что в Халлоунесте появился еще один Пустой Сосуд, оставшись при этом незамеченным Хорнет. Наверняка Квиррел имел в виду маленького брата. Надо бы, конечно, расспросить подробнее, но делать это посреди плаца, когда вокруг снуют занятые своими делами богомолы, было очень неудобно.       Сосуд кивнул и, достав из сумки лист и угольный карандаш, быстро набросал ответ:       "Возможно вы говорите о моем брате. Он ждет меня неподалеку," - поддержав разговор, Полый надеялся получить еще кусочек информации, что указала бы на братца или на другой сосуд. Тогда можно было решить, подкараулить жука у ворот, чтобы расспросить его подробнее, или же оставить в покое.       — Вот как! - обрадовался путешественник. - Стоило догадаться, вы весьма похожи. Я, признаться, подумал, что этот жучок путешествует один. Иногда приятно бывает ошибаться.       Сосуд развел руками, не зная, как еще отреагировать на такое замечание.       - Что ж, - меж тем сказал Квиррел, заметив спешащего к ним богомола-воина, - кажется, за мной пришли. Рад был встретиться.       Пустыш чуть разочаровано обернулся на подошедшего солдата. Он не узнал ничего конкретного, а продолжать расспросы под испепеляющим взором гвардейца из личного отряда Старшей Сестры Битвы, редкого гостя среди обычных воинов и разведчиков, было не удобно и даже немного страшно. Полый отступил и чуть неловко помахал жуку ладонью.       Все это было очень странно. Чужаков не пускали в деревню без веской причины. А тех, кому повезло попасть внутрь, не сопровождали гвардейцы из легендарного Стального Легиона, подчинявшиеся исключительно Лордам да Лавагету Амфитриону. Для этого по мнению пустотного нужно было быть либо прославленным героем, либо таким же прославленным, но преступником. Ни на то, ни на другое Квиррел не походил, а задавать вопросы, очевидно, было не время.       Решив потом вызнать все у Алкея, отрок всегда знал, у кого можно подслушать очередную сплетню, Сосуд поспешил исчезнуть из поля зрения гвардейца. Это тебе не обычный воин или даже полевой командир, с которым можно пофамильярничать. С гвардейца станется устроить тебе "сладкую жизнь", если посчитает, что ты находишься не на своем месте. Особенно, если ты простой ученик, чье место и без того зыбко.       Сделав заметку себе на будущее, Пустышка покинул деревню. Потом нужно будет узнать побольше об этом Квирреле и побеседовать с ним подольше. Даже если этот жук не знает ничего важного и не видел иных сосудов, кроме маленького брата, Полый был бы не прочь снова его встретить. Словоохотливый путешественник Сосуду понравился, здорово было бы расспросить его о других местах королевства. Или... откуда он там? Вдруг этот тип с чарующим голосом пришел из внешнего мира, это бы объяснило все его странности.       Чтобы подняться к мосту в Город Слез, потребовалось чуть больше времени, чем на спуск. Пустыш, пусть и двигался теми же воздушными тропами и тайными дорожками, был вынужден периодически останавливаться, пропуская очередной отряд охотников или собирателей из Пустошей, с той же Зеленой Тропы или из далекого Туманного Каньона. Их было на удивление много, больше, чем в любое другое время, словно всем богомолам одновременно пришел приказ вернуться в деревню. На памяти Полого подобного еще ни разу не случалось. Какой бы ни была ситуация, собиратели, земледельцы и охотники, пусть малыми группами, но выходили на промысел, ведь от них во многом зависело процветание всего племени.       Самого Сосуда никто не пытался завернуть обратно, и тот решил, что ничего страшного не произошло. Все-таки, будь ситуация серьезной, обычного палюса наверняка не выпустили бы за ворота.       Собрата пустотный отыскал почти там же, где оставил несколько часов назад. Маленький сосуд, то ли заскучавший, то ли просто решивший не тратить время на просиживание моста, бродил по грибным зарослям неподалеку.       Выглядел он чуть потрепанным. Плащ малыша покрывал толстый слой желтоватых грибных спор, а на белом фарфоре маски отчетливо виднелись темные разводы от не слишком удачной попытки вытереть лицо грязной ладонью. Чуть поодаль от входа лежал растрескавшийся панцирь жука, обильно проросший плесенью и пятнистыми грибными шляпками. Хитин его был расколот, и смешанный с грибными спорами чумной ихор растекся вокруг, распространив кисловато-сладкий гнилостный запах старого трупа.       Пустыш не раз уже встречал подобных созданий, если их так можно было назвать. Когда-то они были обычными жуками, что, заблудившись в Грибных Пустошах, нашли здесь свой конец. Рыжий Свет Чумы и всепроникающая Грибница наперегонки начинали захватывать тела несчастных, порождая бездумных отравленных гибридов. Те, подобно зараженным оболочкам с Перепутья, бездумно бродили по коридорам, постепенно обрастая грибами и плесенью. Стоило кому-то приблизиться к зараженному, как тот выпускал целое облако едких желтых спор, от которых моментально начинали слезиться глаза, а в легких расцветала горькая боль, мешая сделать очередной вдох. Более того, если подобный живой труп все-таки удавалось убить, он взрывался, раня, а то и убивая своего убийцу. И процесс повторялся заново.       Подобные умертвия в последнее время стали встречаться особенно часто, словно Рыжему Свету стало тесно в уже захваченных телах и грезах жуков. Обросшие плесенью и грибными шляпками мертвецы выползали из чащобы и бесцельно слонялись по переходам, разнося заразу. Встретить такую “грядку на ножках” как, шутя, называли грибные оболочки богомолы, было тем еще удовольствием, пусть, медлительные и тупые, они почти не представляли опасности для опытного воина.       Для маленького жучка с тупым гвоздем, как оказалось, тоже. Крохе, определенно, было чем заняться в отсутствие старшего сосуда.       "Ты в порядке?" - спросил Пустыш, присаживаясь рядом с братом, который методично выковыривал из грибной подстилки рассыпанные кем-то гео. Монетки-ракушки давно вросли в мягкую почву и приходилось постараться, чтобы очистить их от влажного грибного налета.       "Справился," - уклончиво отозвался собрат, не отрываясь от своего занятия. - "Ты нашел то, что хотел?"       Полый кивнул, но, прежде чем продолжить разговор, внимательно осмотрел малыша со всех сторон, убеждаясь, что тот действительно не ранен. В Пустошах, как и на Кристаллическом Пике, каждая царапина могла привести к большим неприятностям, особенно сейчас, когда развелось так много грибных оболочек. Оглянуться не успеешь, как на тебе начнет что-нибудь расти. И еще хорошо, если это “что-нибудь” - обычная хищная плесень.       "Я здоров," - чуть более резко, чем следовало бы заверил жучок, оттолкнув ладонь собрата.       "Ладно-ладно," - не стал настаивать Пустой. - "Тогда просто скажи, если будешь чувствовать себя нехорошо. Я беспокоюсь".       "Это лишнее," - холодно отрезал кроха. - "Я учту".       Чуть неловко кивнув, Пустышка достал из сумки клешни богомола. Стало чуть грустно. Он привык сразу понимать, когда собеседнику что-то неприятно, но этот сосуд словно находился в скорлупе. И даже будучи эмпатом, Полый мог только догадываться, что творится под маской малыша, улавливая лишь жалкие отголоски чувств. И то, лишь когда становилось слишком поздно.       "Я тут принес," - сообщил он, пытаясь как-то сгладить свою оплошность. - "Думаю, тебе будет полезно. Дай руку".       Сосуд не стал ждать вопросов, а просто поймал братишку за ладонь, благо, тот не стал вредничать и отбирать ее, и принялся осторожно прилаживать к его руке богомолье устройство.       "Этим можно цепляться за стены, если они не совсем гладкие, и подниматься туда, куда без когтей не забраться," - пояснил он, поймав внимательный взгляд собрата.       Тот ничего не ответил. Дождавшись, когда старший закончит, он пошевелил кистями, проверяя, не мешают ли ременные браслеты, не сковывает ли непривычная тяжесть вырезанных из когтя какой-то глубинной твари крючьев, и как те лежат в ладонях. Разобравшись с устройством обновки, маленький сосуд направился к ближайшей стене, для этого ему пришлось пробраться через молодую поросль пятнистых споровиков. Жучок замер на минуту, оценивая неровную стену пещеры, покрытую мелкими грибными шляпками, сквозь которые кое-где пробивались остатки древней облицовки с вездесущим шестикрылым гербом. Примерившись, он подпрыгнул, так высоко, как только сумел, и со всех сил вонзил крючья в камни. Братец чуть сполз вниз, увлекаемый силой тяжести, но сумел удержаться и повис на клешнях, глуповато болтая короткими ножками, которые едва-едва торчали из длинного не по размеру плащика. Не догадываясь о том, насколько мило и комично выглядит, кроха, неловко оттолкнувшись лапами, подскочил чуть выше, и тут же снова вонзил крючья в осклизлую стену. Потом еще раз. И еще.       Пустыш подошел поближе, чтобы, если брат сорвется, успеть его подхватить. Этого, впрочем, не потребовалось. Тот быстро освоился с обновкой и, поднявшись на три жучиных роста к потолку, чуть ослабил захват клешней и плавно заскользил вниз, оставляя на стене глубокие борозды от крючьев. Все это происходило так легко и естественно, как будто малыш каждый день ползал по стенам с помощью богомольих инструментов, просто по какой-то нелепой случайности потерял свою пару клешней. У самого пола Пустыш подхватил собрата подмышки и осторожно снял со стены, опустив на твердый пол чуть поодаль.       "Спасибо," - негромко прозвучал в Пустоте голос младшего брата.       Сосуд зажужжал от удовольствия, радуясь, что хоть чем-то сумел помочь.       "Вот еще," - вынув метку, Полый прицепил ее к вороту плаща маленького пустотного, рядом с шестикрылой стальной фибулой. - "Пусть будет. Там внизу есть деревня богомолов, и чужаков там очень не любят. Если попадешь туда без меня, эта метка защитит тебя от простого нападения стражей. Правда в деревню тебя все равно не пустят, так что без особой нужды лучше не подходи к воротам".       Малыш скупо кивнул, выражая благодарность, что, тусклой искоркой мелькнула в темноте его существа тут же подавленная усилием воли.       "Пойдем в столицу," - позвал маленький сосуд, первым направляясь к пещере с кислотой. - "Теперь мы сможем перебраться. Я нашел как можно вернуть мост".       Когда пустотные вышли на площадку над кислотным котлованом, братишка указал на металлическую платформу в центре пещеры. Она, подобно островку безопасности, возвышалась над бурлящей поверхностью примерно на полпути до ворот. Если приглядеться, то сквозь зыбкую хмарь из смешавшихся с мелкой взвесью спор кислотных паров можно было различить нагромождение странных механизмов под небольшой ровной площадкой, а на ней самой - рычаг.       "Рычаг? И правда," - с легкой досадой сказал Пустыш брату.       Было неловко и совсем чуточку обидно. Ведь Сосуд уже был здесь раньше, когда тонкие комариные крылья еще могли удержать его в воздухе, и добраться до рычага было совсем просто. Заметь треснувший сосуд его тогда, сейчас ничто не мешало бы братьям просто дойти до ворот... Если, конечно, это именно что механизм управления мостом, а не какая-нибудь хитроумная ловушка, рассчитанная на таких наивных жучков как они. Хотя, зачем ставить ловушку посреди главной дороги в столицу?       "Мы сможем добраться до нее поверху," - Пустой знал, что говорит очевидные вещи. Маленький брат, очевидно, уже придумал, как перебраться на ту сторону, но получив возможность вести беседу хоть с кем-то, кто тебя слышит, удержаться было практически невозможно.       Спутник, коротко глянув на старшего, кивнул и, ничего не ответив, первым прыгнул на стену возле выхода, стремясь взобраться под самый потолок. Полый не двинулся с места, готовый, если что случится, не дать отважному без меры спутнику упасть в кислоту. Однако беспокоился Пустышка напрасно. Маленький сосуд, с удивительной ловкостью и быстротой достигший цели, бросил короткий взгляд через плечо и тут же перепрыгнул на ощерившийся кусками кладки и оплетенный узловатыми почерневшими от едких испарений корнями кусок породы. Подтянувшись, малыш забрался на обломок и скрылся из виду.       Убедившись, что младшему брату ничего не угрожает, Сосуд последовал за ним. Это было не сложно. Оттолкнувшись от стены, Пустышка уцепился за даже не шелохнувшийся под жучиным весом кусок камня и, на четвереньках пролез в пространство между лоснящимся от влажных спор потолком и необычной дорогой. Похоже, это все-таки был просто кусок потолка, который отвалился, когда корни разрослись слишком сильно. Колени и ладони чуть покалывало каменной крошкой, а плащ тут же пошел темными разводами от осклизлого налета, покрывавшего все вокруг. Братишка поджидал с противоположной стороны, уже готовый продолжать путь.       Следующий обломок, висящий над бурлящей поверхностью кислоты на жалких кусках металлической проволоки да прошивающих его колючих корнях ежевики, был довольно далеко. Впрочем, расстояние совершенно не смутило маленький сосуд, и, прежде чем Пустыш успел задуматься, кроха прыгнул. У Пустого сердце екнуло, когда братишка пронесся над смертельно опасной кислотной ямой, где, в случае чего, ничто не могло бы его спасти, и, коротко взмахнув полами своего волшебного плаща, как мотылек-крыльями, невредимым достиг твердой поверхности. Каким-то чудом или поразительно точным расчетом малыш вписался между покрытыми шипами изгибами лозы, приземлившись на безопасный пятачок камня.       Оглянувшись на Пустыша, он быстро понял, что более крупному собрату не поместиться рядом, и поспешил освободить место, пробравшись под лозой.       На пути братьев было еще три камня. Где-то все-таки встречалась кладка и остатки покрытой блестящим лаком облицовки. Где-то время и неведомая сила, разрушившая потолок, обнажила белесые трубки грибницы, которые чуть поскрипывали под лапами, источая подкрашенную белым влагу. А где-то сквозь камни пробивались могучие корни, самый тонкий из которых был толщиной с ногу взрослого жука, оплетшие камни подобно сетке-авоське.       Перебираясь с одного куска породы на другой, как очумевшие кузнечики в разгар весны, сосуды благополучно добрались до платформы посреди пещеры. Там можно было остановиться на отдых.       "Ты уже пользовался раньше клешнями?" - спросил Пустышка, с трудом размыкая приросший к основанию предохранитель рычага. - "Очень здорово карабкаешься. И прыгаешь. Почти как богомол".       Братишка, до сих пор молчаливо всматривавшийся в потолок пещеры, чтобы рассчитать дальнейший путь, если не получится наладить переправу, обернулся. Комплимент, похоже, не слишком его тронул.       "Нет," - после небольшой паузы ответил малыш. - "У нас были другие инструменты для этого. Они назывались шипами".       "У нас?" - поднял голову крылатый, озадаченный этой оговоркой. Речь идет о других сосудах? Или кроха, как и взрослый сосуд, имел своего учителя? Это многое бы объяснило.       Брат не ответил, и Сосуду ничего не оставалось кроме как вернуться к рычагу. Тот с раздирающим слуховые мембраны скрежетом поддался, и тут же под ногами что-то защелкало и загрохотало, как будто сотни маленьких солдат в металлических латах были подняты по тревоге. Секунда - и с мерным стрекотом из-под платформы начала вытягиваться металлическая лента, состоящая из множества точно подогнанных друг к другу пластин, что, мгновенно соединяясь, образовывали идеально ровное полотно моста. Лента вытягивалась все дальше и дальше, пока не коснулась платформы у входа в пещеру. Щелкнули металлические крепления, намертво фиксируя противоположный край. Удивленная тишина, повисшая над пещерой, уже в следующую секунду разбилась мелодичным звоном скрытых где-то колокольцев, и, вторя ей, из-под моста выщелкнулись узорчатые перильца, заняв положенное им место.       Сосуды переглянулись и, не сговариваясь, посмотрели в сторону ворот. Ирония судьбы или, скорее, шутка архитектора, сделала мост двойным и, пусть братья теперь могли беспрепятственно вернуться на Пустоши, от вожделенных врат в Столицу их по-прежнему отделяла кислотная яма.       "Похоже, надо теперь искать новый рычаг," - чуть озадаченно поделился своими мыслями Пустыш.       Брат коротко кивнул и молча указал на площадку возле врат. Там, подле каменной статуи рогатого рыцаря, Пустой знал, что это памятник бледному рыцарю Хегемолу, виднелся еще один рычаг.       "Уверен, что не хочешь пойти другой дорогой?" - осторожно поинтересовался Сосуд, оценивая, смогут ли они пробраться по оставшимся трем булыжникам под потолком. Расстояние между ними оказалось приличным. - "Я могу показать".       "Далеко?" - коротко поинтересовался собрат, похоже, пришедший к тем же печальным выводам.       Полый сделал неопределенный жест рукой.       "Внизу. Надо пройти через земли богомолов, а потом по стокам, и мы сможем выйти в любой части столицы. Ну... почти".       Малыш, чуть подумав, покачал головой.       "Если здесь не выйдет. Времени мало".       С этими словами маленький сосуд, посмотрев на ближайший отломок потолка, нависший над кислотной гладью, приготовился к новому прыжку. Пустышке оставалось только пойти следом, надеясь, что никто из них не сорвется в самый ответственный момент. Это была бы очень нелепая смерть.