***
Джин оседает на сухой почве в лагере, который разбил в нескольких километрах от поля боя мирный состав армии, не снимая окровавленные доспехи. Только сейчас приходит осознание того, насколько они тяжёлые. Однако другая ноша оказывается всё же тяжелее — около двух десятков эльфов, погибших от его рук. Он сам не помнит, как убивал и как вообще смог позволить этому случиться. Было только одно — невероятный страх и груз ответственности за тех солдат, что идут за ним. Обредение численности войск он старается опустить из внимания. Так легче и ему, и всем тем, кто, вживив в лицо маску радости за то, что в первом бою победа была за ними, в мыслях находился ещё там, где кровь товарища ещё не застыла на свежей ране, а из посиневших губ вырывались холодные вздохи. Джин выходит из мыслей, когда приоткрытые глаза мутнеют от наполнившейся влаги, а где-то сбоку слышится треск костра. Король не до конца осознаёт, идёт звук от места, где готовят еду, или от Чонгука, сидящего в двух метрах на пне с нечитаемым взглядом. — Чон, ты как? — риторический вопрос хриплым голосом, и младший вздрагивает, медленно переводя безразлично-злой взгляд на Сокджина. — Возможно, мне стоило убить его тогда. — Кого? — Ким Тэхёна, — усмехаясь, выдыхает Чонгук, — те, кто держал меня, были не так сильны, кинжал был под сердцем, а король в двух шагах, — Киму практически больно смотреть на младшего, чей цвет волос сочетается с запёкшейся кровью на одежде, что была под мундиром. Чон провожает взгляд Сокджина на порезанную часть комуфляжа и отвечает на незаданный вопрос: — Просто царапина. Я на адреналине и не заметил, как мне в бок прилетело. — Тогда вас всех бы убили, — кивая на объяснение, продолжает предыдущую тему Сокджин. В сердце неприятно колет от мысли о том, что почти все из них погибли, а судьба Намджуна всё ещё не известна. — Убили бы двоих, а тысячи бы спаслись. Сокджин смотрит с горечью, и Чонгуку от этого тошно. Или это давит сон, который юноша упортно отгоняет, хотя предыдущие два дня то и делал, что вызывался отдежурить. Они больше ничего не говорят, но король думает о том, что судьба у Чонгука не лучшая. Дело не в войне, характере или ситуациях, сопровождающих на протяжении жизни. Дело вообще не в том, что Чонгук мог бы выбрать сам. Происхождение и силы, за которые, думает Джин, сокрушаясь, он бы мог и несколько сотен солдат отдать. Сокджин ждёт. Ждёт с того момента, как умирающий отец ему указал на подкиданного к стенам дворца красноволосого мальчишку, что был ещё в детском возрасте. Чонгук и сам не осознаёт, что он такое и на что способен, как и Джин, ожидающий чего-то, как открытия ларца Пандоры. Никто не может гарантировать хорошие последствия, но то, что это будет необратимо, — несомненно.***
Намджун резко открывает глаза, слыша приближающиеся голоса и машинально тянется за мечом. Рука хватает воздух, а мужчина только через секунду понимает, где он. Ножен на привычном месте нет. Оружия тоже. Потерев глаза, Ким снова обращает своё внимание на то, что разбудило его. Он всё ещё был в плену эльфов, которые всего несколько дней назад ушли на войну. При одной мысли об этом человек хмурится — сейчас большая часть армии должна была быть на поле боя. Они не могли вернуться так быстро. Тело затекло от неудобного положения, но Намджун, стараясь не обращать на это внимание, прислушивался к шёпоту и гулу шагов, которые уже не казались чем-то отдалённым. Теперь Ким не сомневался, что эльфы покинули передовую. И очевидно, что случилось что-то действительно серьёзное. «…Там крик стоял такой, что аж кровь в жилах стыла. Я понимаю, что на войне все средства хороши, но это слишком». «Я даже рад, что был в самом центре, подальше от леса. Не хотел бы я видеть подобное». «Слышал? Сын Юонга тоже был там». Шёпот на несколько секунд прекратился, а после торопливых шагов тишину разорвал громкий удар по стене, а кто-то в сердцах крикнул: — Вы что, не понимаете? Эти дети были там и горели заживо. Как вы можете так спокойно обсуждать это?! Разговоры стихли, а шаги отцов, что потеряли своих детей, ускорились, пока не затихли. До Намджуна постепенно доходил смысл услышанного. Дети горели заживо. Неужели Сокджин решил уничтожить всех молодых солдат? Ким вспомнил себя, сидевшего в кресле с книгой в руках. Юнги упоминал это лишь одним предложением, а сейчас происходящее навалилось на Намджуна тяжёлым грузом. Вина давила. Он не смог решить всё мирно, а теперь и эльфы, и люди погибают за свои призрачные цели, которые не принесут им никакой пользы. Но следующая мысль повергла в шок намного сильнее. До жуткого пожара было как минимум ещё несколько месяцев. Его пальцы начали мелко подрагивать. Неужели он своим вмешательством ускорил время и усугубил всё? Теперь он понял. Этот мир не позволит ему отрекаться от сценария, что был уже заранее прописан.***
Юнги перекатывает бочки с терпким алкогольным запахом в угол до лучших времён и с сожалением во взгляде покидает обжитое место. Война в самом разгаре, а гражданского отряда категорически не хватает, а потому не высовывавшийся до этого Мин был всё же подвергнут призыву. Юнги с драматизмом и проигрывающейся в голове грустной музыкой смотрит в одно из небольших окон и подмечает, что в войне задействованы только две из сотен рас. К счастью или личному сожалению — непонятно. — Эй, мелкий, — раздаётся из другого окна, и через мгновение старший без должного раздражения смотрит на сидящего на подоконнике Чимина. — Что, даже отрицать не будешь? И куда ты все бочки запихнул, алкоголик? — Чимин, началась… — Я знаю, — поменявшись в лице, отрезал Пак. — Война, — тихо, но уверенно проговаривает младший и подходит к Юнги. — Прощай? — До свидания, малыш.***
У Хосока напряжены все конечности, а челюсть сжата до предупреждающего треска. Он впервые идёт впереди, а не сзади короля, и почти забывает дорогу, по которой ходил многие годы. Отряд идёт в тишине, лишь несколько перешёптываний звучат среди топота копыт и лязга металла. Вкус поражения оседает горечью на устах каждого, заставляя молча глотать густую слюну с кровью и слезами и искать виновного. Улицы города полны людей, но они смотрят не с прежним обожанием и ликованием в глазах, а осуждением и разочарованием. Хосок смотрит на небо, хотя очень хочется зажмуриться. — Кто ответит за смерть наших детей? — звучит истеричный вопль в тишине; через пару мгновений толпа подхватывает настроение, истошно вопя одним холодящим душу голосом, надавливая всей своей мощью. Хосок закрывает глаза на две секунды. Желтоватые глаза распахиваются, а в них — решимость. Желание показать свою значимость и умение. А в голове — строящиеся планы и стратегии ведения следующего нападения, которые в ином случае он бы не одобрил. Однако люди посягнули на самое ценное, и эльфы этого не простят. Королевская охрана раскидывает слишком напористых, но это сейчас малозначимо. Гораздо более ценно сейчас — разработка плана на время отсутствия короля, который будет в угоду и Его Величеству, и разраженному горем народу. Единственный выход — месть. Кровь за кровь. В глазах Хосока — холодный расчёт. Какой бы бессмысленной ни была эта война, они оставили позади слишком много эльфов. Но, что более важно, они потеряли своего короля. Такие вещи Чон никак не мог простить. Сейчас, когда Ким Тэхён балансировал между жизнью и смертью, их положение сильно ухудшилось. Народ был недоволен и озлоблен, а солдаты, обезумевшие из-за смерти своих детей, больше не доверяли никому. И сейчас вся ответственность лежала на нём, советнике короля. И Хосоку приходится смириться со своим новым положением. Крики мирных жителей звучали будто через толщу воды. В итоге эльф совсем перестал обращать на них внимание, лишь хмурясь и стараясь смотреть только вперёд. Он будет винить себя позже, а сейчас у него есть дела поважнее. Достигнув замка, Хосок шагнул внутрь, пока двое охранников закрывали двери прямо перед лицами ревущей толпы. Лязгнул массивный замок, а эхо разлетелось по вновь ставшему тихим залу. Король был доставлен до своих покоев, а перед дверьми были выставлены несколько эльфов. Ким Тэхён сильно побледнел и будто повзрослел лет на десять. Его светлые волосы в беспорядке разметались по подушке, заставляя неосознанно останавливать на них свой взгляд. Сейчас судьба всего народа зависела от того, придёт ли в себя их прежний король. Хосок медленно поднимает взгляд со своих сомкнутых пальцев на всех, кто находился с ним в просторной комнате. Здесь собрались все главнокомандующие и стратеги, чтобы решить, как им действовать дальше. Пока более мелкие отряды всё ещё были на войне, они сидели здесь, в безопасности. Это не устраивало никого из присутствующих. Выдержав паузу, Хосок метнул на всех выразительный взгляд. — Мы проиграли первый бой и понесли серьёзные потери, — все поняли, сколько смысла было вложено в это короткое предложение, но предпочли промолчать, — поэтому нам нужно достичь преимущества, чтобы уравнять силы. Сегодня мы двинемся в сторону врага и нападём на них. Ночью. Некоторое время сказанное тонуло в молчании, отражаясь о стены огромной комнаты, но скрип отодвинутого стула прервал её, а командир десятого отряда встал, воскликнув: — Но это подло. Только трусы нападают на своего врага со спины! — А разве сжигать молодых эльфов было не подло? — Чон одним предложением смог отрезать все сомнения, которые как гной распространялись и мешали слаженно работать единому организму. Подождав, на случай, если кто-то ещё захочет высказаться, главнокомандующий встал, завершая свою речь. — Хорошо, тогда так и поступим. Приготовьтесь, мы выдвигаемся ровно через три часа.***
Встревоженные вибрацией земли, на которой стоят их дома и хозяйства, люди встали с нагретых постелей, направляясь с настороженностью к окну. Вмиг огоньки света зажглись по всей южной территории людских земель, поднимая немую панику у народа: все силы направлены на западный фронт, тогда как на остальных границах лишь незначительная защита. Стрелы с горящими наконечниками летят прямо на соломенные крыши. Пути назад нет. Хосок опускает флаг, знаменовавший начало наступления, а после опускает голову, неготовый видеть, как мирное население по его же приказу превращается в сплошной факел, горящий иссиня-зелёным пламенем — знаком магии. Урона от этого заклинания меньше, чем от обычного огня, управлять им легче, но страх перед неизведанным порождает массовые беспорядки, которые не могут остановить немногочисленные войска из незрелых юнош. Один молодой парень выбегает из этого купола, остаётся замеченным, но Хосок отпускает. Король в любом случае узнает об этом нападении совсем скоро, и этого по большей степени добиваются эльфы. Открытый вызов на провокацию, которая была по цене равна сотням невинных душ. Идти с южного фронта было небезопасно, ибо границы не совпадают, так как между ними проходят земли фей. Бесконфликтные существа, которые, однако, не терпят нарушения их порядка и мирно текущей жизни. Хосок вглядывается в светящийся лес позади и вздыхает, уже сам направляясь к центру небольшого села, где расположился центр очага, который был определён заранее. Беготня и давка толпы рождает жертв больше, чем почти безобидное пламя. Чон смотрит на это и осознаёт, что может применить лишь слабое заклинание, как это и сделал, однако у него нет оснований прекращать беспорядки, в которых топчут чужих детей, случайно упавших стариков и зрелых мужчин. Несколько озлобленных солдат, потерявших в лесу сыновей, почти с отчаянным упоением насаживают на клинок непричастных людей. Просто вызов. Просто кровь за кровь. Рассвет горит красным в честь погибших существ разных рас. Время останавливается в этот момент, и каждый живой осознаёт трагедию того, что необратимо началось. Вдалеке слышен топот копыт, и Хосок приказывает остановить магию, готовясь её использовать в битве или бежать. Измождённые бессонной ночью солдаты всем своим видом говорят о том, что второй вариант более разумен. Главнокомандующий, кивнув Хосоку, приказывает отступать, когда ядовитая стрела вонзается ему прямо в бедро, пронзая плотный камуфляж.