отцовство Тони Старка

Оставался всего один день до шестого для рождения Питера, и Тони мог с полной уверенностью сказать, что отношения ребенка с некоторыми из Мстителей стали значительно лучше. Лучше всего ребенок ладил с Клинтом, и Тони считал, что причиной этому послужил не столько большой опыт лучника в общении с детьми, сколько тот факт, что Бартон сам в душе оставался тем ещё ребенком. В последние дни Клинт все чаще заходил на этаж, чтобы провести время с Питером; они глупо шутили, что медленно помогало Питеру адаптироваться и почувствовать себя здесь своим; время от времени Клинт рассказывал ему какие-то забавные истории с миссий или просто из жизни и искренне восхищался, даже поражался тому, с каким неподдельным интересом Питер следил за сутью историй. — Можно к вам присоединиться? Питер резко обернулся на новый голос и замер в удивлении. От дверей лифта в их сторону медленной, почти ленивой походкой приближались Сэм с, как Питер чуть позднее узнал, Баки. Последний показался ему угрюмым и очень закрытым человеком, замкнутым в себе, но потом Питер вспомнил те шуточные бои и совершенно ребяческие пинания ног друг друга под столом и впечатление его об этом человеке исказилось. — Здравствуйте, — в обычно своей манере поздоровался Питер и недоуменно нахмурился, когда Сэм в ответ раздраженно закатил глаза и махнул рукой. Питер все же решил задуматься над тем, что ему стоит изменить свое приветствие — все находили его смешным или нелепым. — Ты только поздоровался, а уже заставляешь меня чувствовать себя дряхлым стариком, — Сэм по-хозяйски плюхнулся на диван рядом с Питером и расслабленным жестом закинул одну руку за спинку дивана. Рядом с Клинтом с куда большей аккуратностью и сдержанностью сел Баки, наконец вынимая руки из карманов серой толстовки. Левая рука его метталически блеснула в свете лампы, и, казалось, не осталось ни одного человека в комнате, который бы не заметил дикий огонь в глазах ребенка и высшую степень восхищения, как таковую. — У вас железная рука? — с придыханием спросил Питер. — Это так круто! Возможно, не будь он так заворожен своей находкой, сам бы сообразил, насколько бестактно прозвучали его слова, но никто из присутствующих не обратил на это особого внимания. Баки неуверенно, хмурясь, согласился с ребенком, что в какой-то степени тот прав. — А как же тактильные ощущения? — Питер чуть ли не растянулся на коленях Клинта, стремясь поближе увидеть протез. — Хотя на это потребовались бы наночастицы с повышенной чувствительностью, да как минимум, несколько тысяч! — Я не понял, шкет, Тони что, уже успел заразить тебя своей научной чепухой? — спросил Сэм, заинтересованно поглядывая на севшего на свое место ребенка. — Что? Да нет, я просто… Мне нравится физика, к тому же мы с папой часто любили разбирать и собирать заново некоторые электронные приборы в… моем старом доме. — Подожди, ты сказал физика? — тихо поразился Клинт. — Ты же даже в школе не учишься! — Ну да, папа немного учил меня. У него было очень много книг по физике и механике. — Так, а Тони-то в курсе? — спросил Сэм. — Кто-нибудь должен ему сказать, что у него растет его маленькая копия. На ехидство Сэма никто не ответил, только Баки улыбнулся уголком губ, молчаливо признавая его правоту. Его не оскорбило и никоим образом не потревожило такое живое любопытство Питера к его металлическому протезу. По правде, его это даже немного забавляло, и он подумал, что с таким кругом интересов, да и наставником в лице самого Тони Старка мальчишка может стать ничуть не худшим изобретателем, чем его приемный отец. При условии, разумеется, что ребенок не изменит своим вкусам. По прошествии примерно сорока минут Пятница известила, что прибыла доставка итальянской кухни, и Тони любезно пригласил всех присутствующих к столу. — Как думаешь, позовём остальных? — спросил Тони Питера, лукаво улыбаясь. Тот, растерявшись, кивнул, и вскоре по просьбе Пятницы к ним на этаж поднялись Стив, Наташа и Роуди — все, кто ещё оставался в Башне. Все начали рассаживаться вокруг большого круглого кухонного стола из розового дерева, и на памяти Питера это стало его самым большим по количеству людей совместным ужином. Вскарабкавшись на высокий стул, он принялся лениво водить вилкой по только-только приготовленным, горячим спагетти с соусом и креветками. Питер никогда раньше не пробовал креветки, лишь по разговорам остальных за столом он узнал, как они называются, но пока не решался их пробовать, не говоря уже об отсутствии аппетита в принципе. Питер всегда считал свою семью большой, потому что у него были и мама, и папа, но сейчас, сидя в окружении семерых человек, которые так или иначе, но являются семьёй для Тони, его опекуна, он снова ощутил знакомое чувство непричастности к этим людям, их жизни, чувство неприкаянности и отчуждения. Без сомнения, все они были хорошими людьми, но как же Питеру хотелось вернуться в свой крохотный старый дом в Куинсе, вернуться к своим родителям и утонуть в их заботливой родительской ласке и в самых крепких объятиях в мире! Питер незаметно опустил одну руку под стол и до боли, до белых искр в глазах сжал коленку, только чтобы как можно скорее отвлечься от этих грустных мыслей. Он понимал, что если продолжит думать о подобном, о том, что уже никогда не случится, то расплачется как капризный младенец прямо перед величайшими героями земли, в том числе и перед Тони, поэтому огромным усилием воли он заставил себя думать о чем-то более весёлом, простом, хорошем. Сильно прикусил нижнюю губу и сосредоточился на недавнем воспоминании, которое наиболее четко запечатлелось в его детской памяти, — Сэм поскользнулся и в попытке ухватиться за что-либо и удержать равновесие в итоге рухнул, утащив с собой Капитана Америка! Глупый случай, но Питер почувствовал, что ему все же становится немного легче. По-прежнему сжимая колено под столом и нервно кусая губы, он снова принялся наматывать длинные макароны на вилку, поднимать ее и опускать: есть совершенно не хотелось. Почувствовав на себе чей-то взгляд, Питер поднял голову и похолодел, встретившись глазами с обеспокоенным, нахмуренным Тони. Он плотно сжимал губы, и Питер понял, что тот наблюдает за ним не первую минуту. Паркер поспешил снова опустить голову, чувствуя, как горят щеки, и зная, что Тони потом обязательно подойдёт с ним поговорить. Питер лишь порадовался, что остальные ничего не заметили, занятые едой и незатейливыми разговорами, кроме Наташи, которая всегда замечала все. За окнами темнело, и все потихоньку начали расходиться, сытые и расслабленные, поэтому, когда Тони ненадолго заговорил у дверей лифта с Наташей, Питер решил воспользоваться возможностью и улизнуть к себе в комнату. — Питер, задержись на минутку, — окликнул его Тони. Питер медленно, нехотя обернулся. Наташи уже не было. Вздохнув, Тони направился к замершему ребенку и опустился рядом с ним на корточки, всматриваясь в его бледное, напряжённое лицо. — Я так понимаю, позвать всех на ужин было не самой лучшей моей идеей, — Тони невесело усмехнулся, — потому что я видел, что тебе не очень хорошо в их компании, правда? Питер упрямо смотрел в пол, надеясь на то, что его щеки и шея перестанут гореть, точно в огне, а Тони — говорить с ним на эту тему. Мальчишка продолжал упорно молчать. — Прости за это, — продолжал Старк, глядя, как ребенок отчаянно прячет глаза от его взгляда. — Я понимаю, что для такого ещё слишком рано. Черт, я просто… просто я хотел, чтобы ты больше времени с ними проводил, потому они хорошие люди и наверняка помогли бы тебе намного лучше, чем я. Питер исподлобья наблюдал за тем, как Тони устало, безнадежно отер лоб рукой и прикрыл на пару секунд глаза указательным и большим пальцами. Тони неожиданно показался ему очень старым и вымотанным человеком, хотя тому ещё даже не было сорока. Маленькой, чуть трясущейся ручкой Питер дотронулся до широкой и сухой ладони Тони, отвёл ее в сторону, словно не замечая его удивленно-настороженный взгляд, и аккуратно приобнял за шею, опуская подбородок ему на плечо. С довольством и теплом в груди он почувствовал, как Тони не менее аккуратно и трепетно обнял его в ответ, и, прикрыв глаза, сказал неустойчивым голосом: — Ты тоже очень хороший. Все хорошо. Тони на это в ответ едва слышно чувственно фыркнул. — Но я видел, что тебе нехорошо. И дело даже не в расстроенном выражении лица — ты сжимал коленку под столом, — усмехнувшись пораженному взгляду Питера, он с толикой самодовольства добавил: — Я давно заметил, что твоя привычка сжимать колени говорит о том, что ты расстроен, взбудоражен, или же тебе просто плохо, и ты пытаешься отвлечься. Питер смущённо опустил глаза в пол. — Ну-ну, — сказал Тони, — в этом нет ничего такого. Я вот, например, когда расстраиваюсь или злюсь, считаю до десяти. Да-да, не смотри так на меня, способ древний, устаревший, но ему научил меня Роуди, и мне, вроде как, помогает. Питеру нравилась улыбка Тони. Тот сейчас выглядел очень умиротворённым, спокойным, и это спокойствие передавалось и Питеру. Он тоже улыбнулся. — Хороший метод. Я его тоже попробую, — сказал он, и не понял, почему улыбка Тони неожиданно стала грустной. — Отлично. Но сейчас уже поздно, поэтому, думаю, самое время чистить зубы и ложиться спать. — Но ещё рано! — нахмурился Питер, поднимая возмущенное детское личико на Тони. — Ещё только девять, я в это время всегда ещё читаю! — Да, но сегодня давай без этого. Тебе нужно выспаться: завтра важный день. Твой день рождения, помнишь? — Не такой уж и важный, — пробубнил Питер, позволяя Тони вести себя за руку в сторону ванной комнаты. — Просто день. — Да ладно тебе, не каждый день исполняется шесть лет. И скоро в школу, к тому же. — Школу? — Ну, а ты как думал, скоро же сентябрь. Тони усадил Питера на бортик ванной, любезно выдал ему маленькую зубную щётку, красно-желтую, с крохотным изображением шлема железного человека внизу, взял свою и обоим выдавил немного мятной пасты. Несколько минут только и слышалось задумчивое шуршание их щеток, а после Тони уложил Питера спать, позже уже пару раз заглядывая, чтобы удостовериться, что тот все же не начал читать, причем в темноте. Но Питер спал, свесив одну ногу с края кровати, и тихо сопел с приоткрытым ртом, пятная свою зелёную подушку слюнями. Проверив, что подарок надёжно спрятан, Тони направился вместо спальни в мастерскую, что было самую малость лицемерно, но, впрочем, с появлением Питера в доме его режим и так заметно улучшился, потому что нельзя спать, когда ребенок просыпается в шесть-семь утра и хочет завтракать, нельзя отсыпаться днём из-за бессонной ночи за каким-то очередным проектом, потому что последнее, что Тони собирался делать, это оставлять ребенка в гнетущем, мрачном одиночестве наедине с ужасными мыслями, как когда-то это делал с ним Говард. Поэтому все свободное от работы время Тони безвылазно, самозабвенно проводил с Питером, и это было, без преувеличения, прекрасно. Лишь одна мысль сейчас омрачала голову Тони: чем Питер заслужил то, из-за чему ему в пятилетнем возрасте приходится искать методы, чтобы справляться со своей скорбью, утратой и болью.