пепел не горит.

Паша стоял у высокого книжного шкафа и рассматривал лежащие на полках книги. Книг было много, в основном — русская фантастика. Это слегка удивляло юношу. Ему почему-то казалось, что Сергей предпочитает классику или же что-то историческое, но никак не фантастику. В шкафу обнаружились какие-то папки, заглядывать в которые парень не решился, а также целые серии книг про Чернобыль. Взгляд Вершинина бегал по переплётам, читая одно название за другим. «S.T.A.L.K.E.R», «Чернобыльский Разлом», «Чернобыль. Как это было» и многие другие. Откуда у Костенко такой интерес к Чернобылю? Паша нахмурился, пытаясь вспомнить, что говорили на уроках истории про аварию на ЧАЭС. Четвёртый энергоблок взорвался в час двадцать три то ли во время испытаний новой технологии, то ли из-за нарушений техники безопасности. — Ты, может, в душ хочешь? — Костенко заглянул в зал, где обосновался Паша. Тот обернулся, искры интереса сыпались из глаз. Ну, хоть немного отвлёкся, — подумал Сергей. Вершинин молча кивнул. — Полотенце на стиралке, — добавил мужчина и уже развернулся, чтобы уйти. — Интересуетесь Чернобылем? — не смотря на Сергея спросил он, взяв одну из книг в руки. — Почему? — Там моя родина, — пожал плечами Костенко и, больше не говоря ни слова, ушёл на кухню. Сергей убавил огонь и накрыл кастрюлю крышкой. В ванной зашумела вода. Наверное, стоило дать парню какую-то одежду. Паша не был дома, а потому оставался в своём чёрном школьном свитере и брюках. Книги эти увидел. Конечно, Сергей их и не скрывал, но кто же знал, что здесь снова появится Вершинин? На полках хранилось всё то, что удалось собрать за двадцать шесть лет. Документы, записи, материалы — там было всё. И Костенко верил, что не зря. Он знал время, знал, кто был на той ночной смене, знал то, о чём не догадывались многие учёные. И пусть он не будет этого помнить уже через год. Пусть. Оно стоит того. Опираясь на этот принцип, можно с лёгкостью убрать Конченкова с дороги. Однако этот год нужно было ещё продержаться. За Ульяном стоят люди, которые имеют намного бо́льшую власть, чем он. Поэтому, если на него уйдёт одна пуля, то на следующего — десять. А чем дальше, тем больше. И всё-таки чувство, что долго Сергей не выдержит, с головой накрывало его каждый раз, когда Ульян мелькал перед глазами. Малейшая провокация — и эта сволочь отправится кормить рыб на дне Москвы-реки. В добавок ко всему, с этим Мишей нужно было что-то решать и как можно быстрее. Костенко не осмелился говорить Павлу правду, списав ожидание на занятость своих людей. Паша не был готов. Слишком много проблем навалилось на его плечи в последнее время, и новость о Смирнове просто добила бы его. Кто же знал, что ублюдок всё это время скрывал своего племянника. Смирнов Михаил Егорович — сын сводного брата Конченкова, и на данный момент по логике единственный, кто мог бы унаследовать фирму Ульяна после его смерти. И хитрая же тварь Конч, — рассуждал Сергей, — использовал племяша-гея чтобы подобраться к врагу. Ничем не брезгует. Наверняка пацан почуял огромные деньги, вот и повёлся, глупец. Сергей решил выделить для Паши пару вещей из своего гардероба. Ими оказались красная футболка с полустёртым непонятным принтом и серые шорты. Пацану они, конечно, не дойдут и до колена, но всё же это лучше, чем ничего. Костенко свернул одежду и, услышав со стороны ванной щелчок шпингалета, поплёлся отдавать её Вершинину. Как только дверь открылась, мужчину окатило волной тепла, исходящего из комнаты. — Я одежду принёс, — он пробежался взглядом по худощавому телу, но тут же отвёл глаза в сторону и положил вещи на стиралку. — Ужин готов. Паша появился на кухне некоторое время спустя. Футболка сидела на нём свободно и была даже чуть длиннее, чем надо; шорты, как и предполагалось, были коротковаты. Этот немного нелепый образ вызвал у Костенко добрую ухмылку. Но вот в голове у него мысли метались в бешеном ритме. Нужно было каким-то образом рассказать Паше правду, и он понятия не имел, как это сделать. Еда давно лежала на тарелках в ожидании, когда за неё наконец примутся. Вершинин устало опустился на стул, волосы его были мокрыми и торчали в разные стороны, что выглядело забавно. Сергей уселся напротив, но к еде приступать не спешил. Он сверлил Пашу взглядом. Таким, каким смотрел на него тогда, на мосту. Полным эмоций и одновременно пустым. Это заставило парня занервничать. — Паш, ребята сообщили результаты, — начал Костенко, и уже на этих словах Паша понял, что не стоит ожидать хороших новостей. — И что? — Михаил — сын сводного брата Конченкова. Кадык парня дёрнулся, и он опустил глаза. Сергей видел, как медленно, но верно, в них гасли те самые искры, что он видел ещё час тому назад. Узоры на скатерти вдруг показались Паше донельзя интересными. Типичные завитушки золотистого цвета, спиральки, петельки. Вершинину почему-то захотелось иметь при себе настоящую петлю, из верёвки. Желательно ощущать её где-то под кадыком. — Я найду его, — Костенко говорил всё также тихо, полушёпотом, будто боялся напугать сидящего напротив юношу. Паша молчал, сжимая в руке вилку. Миша — племянник Конченкова. Эти три слова никак не хотели укладываться в единое предложение. Тот Миша, что рассказывал, как переехал в Москву всего полгода назад. Тот Миша, что делился опытом, как парень с нетрадиционной ориентацией. Тот Миша, что так мягко целовал его в том парке. И всё это оказалось ложью. Развели ведь как ребёнка. — Как хотите, — Паша, наконец, подал голос и принялся с равнодушным видом поглощать макароны, что за это время уже успели остыть. Разочарован, — констатировал Сергей. Хотелось утешить, однако Вершинин всем своим видом показывал, что в этом не нуждается. Да и что Костенко мог сделать? Успокаивать он не умел. Что Пашино равнодушие — всего лишь маска, Сергею не стоило труда догадаться. Он слишком хорошо знал этого мальчишку, знал, какие эмоции он прячет, а какими открыто делится. Как бы не сделал с собой ничего, — подумал мужчина, но сразу же отогнал эту мысль. Паша не слабак. И пусть его предали. Предал тот, кому он смог довериться не так, как остальным. Сам Сергей осознал всё зло доверия ещё в нулевых, когда таких как он бандитов было не сосчитать. И каждый стремился за своей выгодой, не брезгуя ничем, вплоть до предательства собственной семьи. Рядом с Костенко не было никого, кроме сестры и Владимира. Несмотря на накопленный с годами авторитет и славу бесчувственного отморозка, коим его сделала тюрьма, именно этих двоих он считал своей единственной слабостью. Теперь вот, похоже, ещё и Паша. Стоя там, в ванной, трудно было не заметить это выжигающее внутренности желание. Оно разъедало мозг, просилось наружу через расширенные, полные азарта, зрачки. Желание владеть, какое обычно появлялось при обнаружении новых точек поставки. Защищать. Так, как защищал Таню в своё время от себе подобных уродов. — Спасибо, — сухо пробормотал Паша, чем вывел Сергея из мира мыслей. Только сейчас он осознал, что так и не притронулся к еде. Парень же, несмотря на всё случившееся, аппетита не лишился. — Я спать пойду. Устал, — добавил он, не поднимая глаз на Сергея. Тихо поднявшись, Паша отправил тарелку в раковину и удалился в зал. Костенко поджал губы и всё же направился вслед за юношей — постельное-то он ему так и не выделил. Ничего не оставалось, как дать пацану время побыть наедине с собой. Утром должно стать легче. Обязательно будет. Сон пришёл к Вершину почти сразу, как только тот коснулся подушки ещё мокрой после душа головой. Наволочка тут же намокла и начала холодить, от чего стало вдвойне неприятно. Думать особо ни о чём не хотелось. Хотелось спать и не просыпаться как можно дольше. Завтра следовало всё-таки заехать домой — взять пару вещей и зарядное для телефона, иначе тот не протянет и до вечера. Сергей ещё чем-то шумел на кухне, судя по звукам — мыл посуду. Стоило отдать ему должное, он не полез с расспросами о Смирнове. Паша был уверен, что Сергей вопреки всему найдёт этого парня. Это уже было дело принципа. А такие люди слов на ветер не бросают. Такие. Паша даже не задумывался, к каким людям все это время он относил Костенко. Сергей производил впечатление. Заставлял ощущать рядом с ним то, что хочет именно он. Будь то уверенность, стеснительность или страх перед ним. Костенко овладевал чужими эмоциями, разумом и — Паша не знал, но был уверен — телом так быстро, как сам человек не смог бы с ними совладать. Это было бы очень здорово, если бы не действовало и на самого Вершинина. И почему-то хотелось добавить «в особенности». Его присутствие успокаивало даже тогда, когда, казалось, успокоиться было нереально. Так же нереально, как поверить в эту силу, действующую на каждого, кто окружает Сергея. И зачем врать себе? — Вершинину это нравилось. Костенко буравил тяжёлым взглядом темноту и докуривал. Мысли путались, превращая мозг в плотный клубок из паутины. Время близилось к полуночи, Паша видел уже десятый сон. Сергей наблюдал за ним. Стоял, опираясь плечом о косяк двери. Сам не знал, зачем. Лицо Вершинина вопреки его сонному состоянию не было расслабленным. Брови чуть нахмурены, отчего над переносицей образовалась несвойственная возрасту морщинка. Несмотря на то, что в квартире было довольно-таки тепло, Паша натянул одеяло до шеи, спрятав руки под ним. Странный. Хороший. И был бы дальше таким, не свяжись с Костенко. Владимир смог убедить его в том, что всё случившееся — простое стечение обстоятельств, однако где-то там, на подкорке сознания, несвойственное Сергею чувство вины давало о себе знать. И с каждым днём всё сильнее. Васильев уже был в курсе событий, и теперь держал под контролем всех известных ему людей Конченкова в Москве. Страховка на случай новой выходки. За Смирновым так же была установлена слежка. Парень жил в роскошной квартире в «Москва-Сити». У Сергея не было сомнений, на чьи грязные деньги она была куплена. Скоро всё изменится.

***

— Паш. Паша, — Костенко мягко тряс его за плечо, пока тот, наконец, не приоткрыл один глаз. — Восемь утра. Я сейчас уеду в офис. Оставлю тебе ключи на тумбе, если захочешь куда-то съездить. Но постарайся снова не влезть в неприятности. Услышав ответ согласное мычание, Сергей ушёл. Паша же перевернулся на другой бок и с головой накрылся одеялом. В классе было пусто. За партами никого, и Вершинин сам не понимал, зачем пришёл в школу так рано. Он медленно семенил меж рядами к своему месту у окна. Погода с утра стояла прескверная — лил дождь, тучи были настолько тёмными, что казалось, будто сейчас вечер. Ветки деревьев, даже самые крепкие, гнулись под тяжестью ветра. Осень в полном своём обличии. Усевшись, Паша склонился над рюкзаком в поисках нужных учебника и тетради. Как только искомое было найдено, он поднял голову и тут же столкнулся взглядом с холодной синевой глаз Горелова. Вершинин вздрогнул от неожиданности, но после — расслабленно выдохнул. — Ты нахрена так пугаешь? — Лёша, казалось, пропустил мимо ушей заданный ему вопрос. Сцепив руки за спиной, он медленно обошёл парту, но занимать место не спешил. — А чё ты без рюкзака? Лёх, всё нормально? — Вершинину вдруг стало не по себе — что-то здесь было не так. — Не надо было тебе скрывать от меня ничего, — процедил Горелов, брови его медленно двигались к переносице. — Ты внатуре думал, что я не узнаю? — О чём не узнаешь? — Паша искренне не понимал, что происходило с другом, и, по мере приближения Лёши, он как-то неосознанно отодвигался к стене. — Дурочку выключи, — краем глаза Вершинин заметил, как класс стал постепенно заполняться. Пары любопытных глаз вовсю смотрели на их с Гореловым стычку. Учителя всё не было. — Если ты о Костенко… — Да, мать твою, я о Костенко! Давно ты с ним постель делишь?! — Горелов, казалось, был в ярости. Он больше не наседал на Пашу, но и не отступал, зажав того меж спинкой стула и собственным телом. Лицо последнего вытянулось в удивлённой гримасе. — Чего? — Того, — Паша не успел ничего сделать, лишь заметил, как здоровый Лёшин кулак летел ему в лицо. Парень упал назад вместе со стулом, на котором сидел всё это время. Лёжа на спине, он чувствовал, как пульсирует левая скула, и не спешил вставать. Паша приоткрыл глаза, но увидел лишь расплывающийся белый потолок. Сквозь шум, что стоял в ушах, он слышал испуганные крики девочек и низкие голоса парней. Кто-то оттаскивал Лёху. Неразборчивый гул одноклассников внезапно нарушил звонок, трель которого постепенно нарастала, и вскоре стала настолько невыносимой, что Вершинину пришлось закрыть уши руками. Это не помогло, и он вновь распахнул глаза, однако вместо белого потолка кабинета перед ним предстала знакомая комната квартиры Костенко. Сонно зажмурившись, Паша наконец осознал происходящее. Звонком служила громкая мелодия телефона на столике у дивана, где он спал. Нехотя он всё же высунул руку из-под одеяла, дотянулся до разрывающегося от вибрации телефона и взглянул на экран. «Лёха». — Кто бы сомневался, — пробормотал Вершинин и ответил на вызов. — Пашк, привет, — послышался весёлый голос Лёши. Он был совсем не похож на тот, каким Горелов говорил во сне. — Чего трубу не берёшь? — Я спал. — Какое спать, Паштет, время — двенадцатый час, — Паша резко подскочил, путаясь ногами в одеяле. И сладко же спалось на сергеевом диване. — Чёрт, надо же, — он зажал телефон между плечом и ухом, на ходу меняя шорты на брюки. Футболку снимать не стал — всё равно ему позволено жить тут до воскресения, съездит до дома за своей, а потом вернёт. Пока Лёха рассказывал про свои планы на выходные, Паша, не особо-то вслушиваясь в его болтовню, поставил чайник и стал нарезать бутерброды. — …ну и мы с Настюхой покумекали и решили, что ты тоже должен там быть. А то чё-то ты совсем запарный стал, дружище, — вынес неутешительный вердикт Лёха. Лишь эти заключительные предложения смогли пробиться в разум Вершинина, и теперь он отчаянно пытался понять суть услышанного. — Погодь, где я должен быть? — невинно переспросил он, отправляя в кружку пакетик чёрного чая. Из динамика раздался раздражённый вздох. — На тусе у Настюхиной подружайки, — Лёша говорил чуть ли не по слогам, пытаясь донести суть до ещё не успевшего проснуться Паши. — Юлькой, кажись, зовут. Ей восемнадцать исполнилось в среду, а сегодня она тусу закатывает. Она там Насте прозрачно намекнула, чтоб та пацанов каких-нибудь позвала. Ну так как? — Не знаю, Лёх. Что-то у меня настроение совсем не в ту сторону, — не сказать, что Паша не хотел на эту вечеринку, хоть и мутную на первый взгляд. Хотел, однако что-то внутри него, напоминающее инстинкт самосохранения, умоляло провести этот вечер в компании Сергея. В безопасности. Всё же страх новой слежки и того, что в следующий раз Костенко может не успеть, давал о себе знать. Вершинин не считал себя трусом. Скорее наоборот — отчаянным. Поехал ведь он в офис к Костенко? Поехал. И не подумал, что тот мог вовсе не обрадоваться этому. Вовсю горел желанием помочь Сергею в ситуации с Конченковым, хотя в полной мере осознавал, кем являются эти люди. Принял все риски. От этого было вдвойне обиднее получить отказ. Встретился с Мишей. При упоминании этого имени в собственных мыслях в груди больно кольнуло. Чужой человек, и неделя общения с ним смогла перевернуть жизнь Вершинина с ног на голову. Отсюда эта грёбанная слежка. События сменялись одно за другим, как цепная реакция. И если бы можно было изменить хоть один из этих случаев — Паша сделал бы это. Возможно, пожалел бы лишь о том, что лишится того, что имеет сейчас, а именно — хороших отношений с Сергеем. Может, даже дружеских. — Так, давай по-чесноку: у тебя чё-то случилось. — Ничего у меня не случилось, Лёх, — чайник напомнил о себе громким неприятным свистом, и Паша поспешил выключить плиту. — Тогда в чём дело? — Лёша не наседал, за что Паша мысленно его благодарил — снова врать другу было бы слишком. — Просто не хочу, — Вершинин зашипел — горячий пар чайника обжигал руку. Выбросив использованный пакетик в урну, Паша уселся за стол и собрался уже приняться за бутерброды, однако услышал краткое пиканье телефона — кто-то ещё хотел сейчас слышать парня. — Лёх, я перезвоню, — он не успел ничего объяснить Горелову, лишь завершил разговор и посмотрел на имя звонившего. Это был Сергей. — Алло? — Паша, вон из квартиры! — голос Костенко, переполненный то ли гневом, то ли испугом, звучал чересчур странно на фоне городского шума. Видимо, он находился за рулём. Это не предвещало ничего хорошего. Внутри что-то оборвалось.