Как путешествовать с Довакином и не умереть

Курган, драугры, добыча, спасённые жители. Пять медвежьих шкур, десять порций какой-то травы, одна спасённая дурища, одна стенка с драконьими письменами. Дохлый великан, айлейдская реликвия, найденный на дороге шут с погаными глазами (Хродольф, как выяснилось, скоморохов терпеть не мог), дракон, которого Хродди зачем-то вздумал обстреливать из лука, хотя любому скрибу ясно, что Довакин плюётся более метко, чем стреляет. Рутина. В исполнении Хродольфа даже древние секреты казались чем-то обыденным. Сперва Телдрина восхищали — и Крики, и периодические вспышки древней магии, и способность к оборотничеству, и драконьи души, которые Довакин всасывал, иногда не успев перекинуться обратно в человека… а потом приелось. Десять медвежьих шкур, пять убитых гоблинов, застрявшая на скале лошадь, ричменские ведьмы (пакость мерзкая), донельзя злобный спригган, ещё один дракон. Пять часов, которые Хродди потратил на тренировку нового Крика. Сломанная сосна, три часа поисков посеянного кошелька, порванный сапог. Очень некстати для себя вышедший на охоту вампир. Расписание дня. Всё это означало, что Хродольф опять хандрит и опять промотал все деньги — на что только? Не успел выйти из запоя по поводу потери очередной юбки, как пристрастился к азартным играм? В карманах у Довакина иногда было так густо, что Телдрин отчаянно завидовал способности добывать монеты из воздуха — а иногда воздух словно напитывался туманом и рожал дрейки с такой натугой, что только успевай пот утирать. Намывать золото из проблем обывателей — неблагодарная работа… «Не играй ты в Загадки Сета с данмерами, если не умеешь лицо держать», — хотелось стукнуть Довакина по башке не раз и не два. Недельный заработок осел в карманах у трёх паскуднейшего вида Дрес? Куш, полученный за драконьи чешую и зубы, промотан на колекционное саммерсетское вино, которое наполовину пролилось на пол? Как исполнять свои обязанности, Телдрин иногда не очень-то понимал: защищать Хродольфа от от атак со спины во время боя — это было как раз понятно, а вот как защитить Довакина от него самого? За время совместных скитаний немногословный норд уже успел стать Серо… если не разбрасываться громкими словами… дорог. Хотя бы как честный наниматель!.. Даже его татуированная башка с чубом и заплетённая [в порядочный веник] борода не вызывали больше желания взять ножницы; даже его [отсутствующие] манеры перестали бесить. Ну и возможность прикоснуться к легенде — кто бы отказался? [попадая под очередной Крик, Телдрин каждый раз думал, что он — он бы отказался, и откажется, вот сейчас, встанет только; но потом вставал, и отряхивался, и шёл, невзирая на звон в ушах] Ещё десять медвежьих шкур… — Сэра, мы наматываем круги по лесу уже две недели. В то время, как нас ждут. Ждут… всюду. Я веду журнал, и мне уже не хватает страниц записывать, кто, где и когда… — Отстань, а. Телдрин решительно отобрал у него кружку с элем и выплеснул всё её содержимое в корыто. Увернулся от возмездия, выманил Довакина во двор и, снова уйдя от удара и продлив инерцию, позволил ему с разбегу макнуться головой в бочку с водой — на ней как раз тоненький ледок образовался. С тех пор, как Телдрин сам чуть не спился в Квартале Серых, его иногда переклинивало, особенно, когда в воздухе отчётливо витал кислый аромат «жизненного кризиса». Нет, ничего плохого нет в том, чтобы согреть кровь… но нельзя дать ей свернуться, а мозгам — закиснуть. — Сейчас ты умываешься, — шипел Серо отплёвывающемуся и злому Довакину. — Относишь сраные шкуры той бабе. И мы валим отсюда. По маршруту, на который хотели выйти ещё в прошлом месяце. Хродольф бурчал что-то нелестное, но данмеру было плевать; он уже доставал Довкаина из различных «мест притяжения»: от дурного пойла, от дурной бабы, от дурной хандры… и ощущал себя чуть ли не старшим братом. Под бородой, мускулами, кровью дракона и мрачностью Хродольфу набиралось всего-то лет двадцать пять. Потому даже сам наниматель не мог помешать Телдрину Серо исполнять свою работу.