Недооцененная свобода

Если бы не руки Кларк на моей талии, Ния давно бы увидела тот свет. Мамка брызгает слюной, а затем добавляет: — Пойдем, Онтари. Любовь ее еще погубит. С этими словами они покидают нас, я разворачиваюсь к Кларк, а она льнет ко мне. Не могу ее обнять на людях, ибо да, я признаю тогда свою слабость. Пусть уж все думают, что Принцесса – обычная обслуга. Так меньше придирок к ней будет, за спиной не будут обсуждать, что она через кровать заняла почетное место рядом со мной. — Я так рада, Лекса! Спасибо тебе. Теперь Кларк под защитой, и мы с ней можем проводить каждую минуту, — воодушевленно произносит Птица, а я знаю, что касты ждут от меня речь или то, как им дальше существовать здесь. — Птица, идите с Принцессой, прогуляйтесь, мне нужно поговорить со своими людьми. — Лекса, — протестует блондинка, но я знаю, что сейчас не время для наших эмоций, все позже, вечером. — Кларк, иди, — серьезно произношу. Вроде как командую для всех, но не для нее. Она понимает. Правда, обиженный бантик я все же подмечаю. Принцесса с Птицей уходят, и я подхожу к заключенным, которые создают вокруг меня большой круг. — Прошу прощения за ваше ожидание и переживания, господа, — самой смешно, но что поделаешь? «Леди, дамами» их не назовешь: не тот случай. — Итак, живем обычной, нормальной жизнью. Никуда не вмешиваемся и благополучно досиживаем свои сроки. О любых происшествиях, подозрениях, обо всем сообщаем мне или Анье. Она – мой зам и вправе сама принимать решения, которые положительно будут влиять на каст Трикру. Насчет мамок малых подкастов: вы остаетесь на своих местах, но уже не в качестве мамок, а как послы, посыльные, то есть все докладываете мне сами, а не целый каст приходит в и без того маленькую камеру. Также послы отвечают за своих людей, спрашивать буду с них. Главой Ледяного каста назначается Джозефина. Главой Небесного... Задумываюсь и перевожу взгляд на любимую, которая прогуливается неподалеку. — Кларк, — возвращаю взор назад. — Найла, помочь разобраться ей во всем! Костия и Найла – ее личная охрана. Кто-то из Лодочного каста съедет из сектора, вы переберетесь поближе. Для всех нет больше слова «потерявшиеся», есть только обычные заключенные. Над ними, да и над всеми издеваться строго запрещено! Вы можете защищать их для себя, но аккуратно. Остерегайтесь карцера и тока от ошейника. Почти у всех есть здесь пара. Так вот, моя пара – это Принцесса, Кларк. Если кто-то тронет ее, значит, вы покушались на меня! Защищать ее от всех! Помните это и не смейте забывать! На этом пока все, все остальное – в режиме реального времени. — Извините, Командующая... — Эко подает голос. — У меня есть сокамерница, она – моя подруга, потеря... заключенная пятьсот три. Можно, она вступит в наш каст? — Эко, у тебя есть главная Лодочного подкаста, эти вопросы решаются на ее уровне. И, думаю, Анья против не будет, как и я. Замечаю подругу, которая до сих пор в шоке и не может переварить информацию, свалившуюся на ее голову. Похоже, она не планировала руководить вместе со мной таким количеством заключенных. Понимаю, это в сто крат больше ответственности, но так всем спокойнее. Зэчки расходятся по своим делам, а шатенка подходит медленно ко мне. Думаю, сейчас будет много возмущений, но нет. — Какой сюрприз! И почему ты мне раньше не рассказывала??? — Если бы я рассказала тебе, то ты рассказала бы своей Птице, она – Кларк, а Принцесса начала бы меня отговаривать, боясь за последствия. Да, мне страшно, но не настолько. В армии были свои триста–триста пятьдесят солдат, и справлялась. — Зэчки не солдаты, Лекс. — Что нам мешает их такими сделать? — усмехаюсь и слышу командный голос охранника. В принципе, его слышат все. — Заключенная номер шестьсот девятнадцать, подойти! — Пайк. И почему он обламывает мой взлет? Правда, падения я боюсь тоже. Оно бывает всегда, это словно закон подлости. Я подхожу. — Что? — вызывающе отвечаю, но на меня набрасывают наручники. А вот и мое падение... Главное, как быстро Бог раздает всем по заслугам... — Ты обвиняешься в намеренном убийстве заключенной триста сорок пять, Алли. — Что? — удивляюсь, ибо знаю, что не убивала... Неужели все получилось как с тем парнем, который чуть не изнасиловал Оливию Берн? За наручники меня тянут внутрь колонии, и я оглядываюсь, обеспокоенно нахожу глазами любимую. Ее взгляд взволнован, но в то же время с обидой, что я опять не смогла выполнить свое обещание не попадать в неприятности. — Прости... — одними губами проговариваю в надежде, что она поняла. — Куда мы идем? Мне нужно поговорить с начальником охраны. — В зал суда, вот там с ним и увидишься. Я хмурюсь. Да, я слышала, что здесь судят в колонии, но не думала, что так скоро... Я даже не успела поговорить с Кларк и с братом... Вхожу в небольшое помещение. Оно особо не отличается от других комнат для вынесения приговора, только крохотное, как по мне. В центре, возле стены, на месте судьи, как я могу понять, сидит Маркус Кейн, начальник колонии, и, похоже, имеющий образование вершить правосудие. Перед его высоким столом находятся два маленьких. За одним сидят Линкольн и Октавия, за вторым – охранник Блейк, к нему-то меня и подсаживают. Пайк снимает с меня наручники. — Добро пожаловать, законченная шестьсот девятнадцать! — приветствует меня Кейн. — Мы тут уже все обсудили с коллегами, и вы обвиняетесь в убийстве. Что можете сказать в свое оправдание? — Я не убивала, — а что я еще скажу? Тупой вопрос, а может, им положено его задавать всем? Мужчина закатывает глаза. Похоже, все отвечают так на его слова. — Вы признаетесь в том, что избили заключенную триста сорок пять до полусмерти? Я поглядываю на брата, но тот не подсказывает мне верного ответа. Похоже, поэтому нам не дали поговорить. — Алли надругалась над телом девушки, — отвечаю в свою защиту, как будто это была самооборона. — И вы не могли спокойно увести девушку от заключенной, нет? Вам нужно было изуродовать ее, нанести увечья, несовместимые с жизнью, наказать? Вот только вы не судья и не Бог, чтобы наказывать. Еще раз повторяю свой вопрос: вы признаетесь, что избили девушку до полусмерти? Или нам пригласить свидетелей? Заключенную пятьдесят один, охранника Спаркса, который оторвал вас от девушки? Он говорит о Нии и ее сыночке Роане, но, как мне кажется, его я не приметила тогда. Хотя, утверждать ничего не могу: моя ярость меня ослепляет. — Не надо. Я признаюсь, что избивала заключенную. Со стороны слышу тяжелые вздохи. Прости, брат. Придется тебе жить на воле без меня. Я уверена, что мне добавят десятку, если не пятнадцать за повторное убийство. — Вот и славно, что мы так быстро пришли к компромиссу, — Кейн бьет молотком по столу. — Всем встать, судья выносит приговор. На основании показаний свидетелей, признания заключенной и статьи УК США, признать Александрию Вудс виновной в совершении преступления. И приговорить к пяти годам лишения свободы. Назначить ей наказание, присоединив наказание, не отбытое по приговору Калифорнийского суда от 23.10.2018 года, и окончательно назначить Александрии Вудс наказание в виде лишения свободы сроком на восемь с половиной лет с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима. Почти два года коту под хвост..., – вздыхаю, но это лучше тринадцати или восемнадцати лет. Как мне кажется, Линк приложил к этому руку. — И еще, — добавляет судья, а я пугаюсь: не дай Бог, они разлучат с Кларк, для меня это хуже всех сроков, — по законам этой колонии к вам будет применен электрошок с общей мощностью. Незамедительно. Подсудимая, ясен ли вам приговор? Вы не можете его обжаловать. Да, я слышала об электрошоке, но, как мне рассказывала подруга, это большая редкость. Я стану подобием живого куска мяса... Что будет с Принцессой? Поглядываю на брата, замечая сильную подавленность и беспомощность на его лице. — Да, — негромко произношу. — Тогда начальник охраны, подойдите сюда и подпишите бумаги на применение тока к заключенной. Замечаю очень медленные шаги брата к центральному столу. Он подписывает. — Судебное заседание окончено, — произносит Кейн, покидая помещение через другую дверь. А мне Пайк вновь надевает наручники. — Оставьте нас, — требует Линкольн. — Но мистер Вудс, начальник сказал... — Дайте мне пять минут! — рычит брат, и его не смеют ослушаться. Октавия стоит в стороне, похоже, понимая, что нам нужно попрощаться. — Линк, я не убивала Алли. Клянусь тебе! — Ту́ше, Лекс. Знаю, и Октавия это знает. Она постарается доказать твою невиновность... Но сейчас не это важно. — Я знаю, кто убил ее! Ния! — Ты не слушаешь меня, сестренка... И Ния убить не могла. Она, как и все, ночью в закрытом секторе спит. Если бы его открыли, то все были бы в курсе. — Камеры? Камеры в медблоке, — хватаюсь я за последнюю соломинку. Брат отрицательно покачивает головой. — Ты знаешь, откуда у нас на острове, Лекса, электричество? На крыше колонии установлены энергосберегающие панели, которые за день заряжаются от дневного света. — И что? — не понимаю, к чему ведет брат. Линк вздыхает. — К вечеру свет тусклый, потому что электричество на исходе. Такой свет не поддерживает работу камер, они отключаются. Заключенные об этом не догадываются, а нам запрещено рассказывать о таком. — Черт! Черт! Черт! — оседаю я и бью кулаками о стол. Замечаю ручку с листком и понимаю, что, пока я в сознании, мне нужно написать и предупредить обо всем Кларк. Брат, нависая надо мной, вздыхает. — Лекс, прости... Я сделал все, что мог... Киваю, но не останавливаюсь и пишу любимой. Мне нужно успеть, чтобы Линк передал его. — Я скостил тебе срок, но убийство наказуемо здесь... Слышу, как хлопают двери за моей спиной. — Похоже, ты меня не слышишь, систер. Я люблю тебя, — добавляет он и отходит от стола. Нет-нет, Линк, подожди! , – кричит мое нутро, но все, что я успеваю, – это оторвать клочок бумаги и смять его у себя в кулаке. Разворачиваюсь, замечая, как брат и его жена покидают зал. Я люблю тебя, брат. Вздыхаю, когда под руки меня выводят охранники. Мы спускаемся несколько лестничных пролетов, и меня заводят в комнату. Она слегка похожа на палаты или процедурные в больнице: такая же белая и просторная. Посередине – высокая койка-кушетка, а вокруг нее, как я могу понимать, само оборудование для электрошока. — Ложись, — приказывает охранник Блейк, и у меня появляется незначительная надежда, что он сможет передать записку. Укладываюсь на кушетку, и меня сразу другие охранники начинают пристегивать ремнями: ноги, туловище; с рук снимают наручники, и их тоже обездвиживают. Я раскрываю ладонь, показывая Блейку комок бумаги. — Беллами, — вспоминаю, как Эко называла парня, — пожалуйста, передай это письмо Октавии, а она пусть передаст его Кларк. Тон у меня тихий и умоляющий. Кроме Принцессы, я ни к кому его не применяла. Но охранник ощетинивается, хватает комок и куда-то в сторону его выкидывает. — Задрали, зэчки! Ничего я не буду передавать сестре! Она из-за вас потеряла ребенка, а вы продолжаете ее донимать!!! Я понимаю парня и совсем на него не злюсь. Могу только представить, как сейчас переживает за меня мой брат. В такие моменты ненавидишь себя за то, что прибавляешь своими родным одни проблемы и переживания. Перевожу взгляд на потолок, пока заканчиваются последние подготовления: смазывают чем-то мои виски, потом прижимают к ним что-то мягкое в виде ваты или бинта, закрепляя их чем-то резиновым на моей голове; вставляют широкий деревянный кляп. Скорее всего, он служит для того, чтобы во время судорог язык не запал в глотку, чтобы я не прикусила зубами язык и щеку, а также не раскрошила себе зубы, хотя зачем мне все это? Ведь после я элементарно не смогу даже за собой ухаживать... Отключаюсь от внешнего мира и представляю перед собой счастливое лицо Кларк в те радостные моменты, когда мы оставались наедине: после секса, до, во время, на праздники, во время вручения подарков, наш просмотр впервые фильма, наши завтраки, обеды, ужины, прием по пять конфет каждый день, переглядывание взглядами и еле заметные улыбки. Наши улыбки, только друг для друга. Кажется, в моих глазах застывают слезы... В последнее наше совместное Рождество в полночь я призналась, что хочу от нее детей... Она расплакалась и ответила, что самая счастливая на свете – это она. Без всяких возмущений, уговоров, как это было с Оливией. Просто согласилась и была рада, сказав, что это лучшее Рождество за всю ее жизнь. Дотягиваюсь пальцами до браслета с именем Кларк на моем запястье и сжимаю его в кулаке. Я всегда буду рядом с тобой, малышка, – мысленно пытаюсь послать не слова, а хотя бы импульс Кларк, который говорил бы о том, что в последние минуты своего сознания я думала только о ней. Наши дети были бы счастливы с такими мамами... Они были бы самыми красивыми и самыми любимыми... Мои размышления прерываются от того, что ощущаю сильное напряжение своего тела, которое словно подбрасывает вверх, натягивая ремни. Глаза пытаются вылезти из орбит в момент, а точнее, долю секунды, когда замирает и зависает мое тело. Кажется, я чувствую, что ощущают одержимые в момент обряда экзорцизма: словно из меня хотят изгнать душу, второго человека или дьявола. Ну а после меня начинает колошматить. Свою мощь судорожные подергивания набирают от головы, резко распределяясь по всему телу. Не знаю, с чем сравнить эти ощущения, ведь, по сути, я даже никогда не испытывала приступа эпилепсии, но, как мне опять же кажется, мой мозг медленно выжигают, он плавится... Я даже ощущаю, что будто бы библиотека с моими «книжными» воспоминаниями медленно исчезает из головы. И я уже не помню лицо мамы, ее нежного голоса, тепла. Воспоминания стираются. Так происходит и с моим дикобразиком-братом, лучшей подругой. В конечном итоге я остаюсь одна в кромешной тьме. — Лекса... — слышу приятный голос позади себя и разворачиваюсь на него. Красивая блондинка обеспокоенно смотрит на меня. — Лекса? — вновь повторяет она. Кого зовет эта девушка? Почему она плачет? И одна? Такие красавицы не должны быть одни и тем более здесь. — Как тебя зовут? — спрашиваю я. Возможно, ей просто нужна помощь. — Кла... Кл... К... — изображение девушки начинает мигать, словно это иллюзия или компьютерная проекция. Она, заикаясь, не может произнести слово до конца. — Как? — переспрашиваю, но ускоряю шаг к ней. — К... к... к... — продолжает она, зациклившись на одной букве. Но странное дело: она тянет руки ко мне? Так как позади меня никого нет. Настигаю ее, и она прижимается ко мне, обнимая. Она замерзла, – первое, что приходит ко мне в голову, и я, не задумываясь, прижимаю незнакомку к себе. — Кларисс? Клара? — девчонка отмахивается. — Не те, — выдыхаю. — Кла-а-а... — тяну, не так много имен начинается на эти буквы. — Кларк! — выдаю я. И она улыбается. Улыбка очень даже милая, но сразу же ее тело становится мутным или прозрачным, и, начиная с кончиков пальцев рук, девушка начинает исчезать, вспыхнув в моих руках аномально-зеленой вспышкой. Сразу возникает дискомфорт, потому я ничего не могу понять. Все мрачно. А как меня зовут? – перебираю десятки имен, но ни одно не нахожу подходящее или хотя бы такое, что мне бы нравилось. — Кларк, — повторяю, чтобы и его не забыть. Если есть проекция или клон... не знаю, мысли сейчас мои путаются... то должен быть и оригинал, а это была копия. — Я найду тебя, Кларк! — бросаю себе вызов. — Чего бы мне это ни стоило! Возможно, если я найду эту девушку, то пойму, кто я. Почему-то ощущаю, что мы связаны. Может, это моя сестра? Сила кровных уз. Или моя лучшая подруга? Сила невидимых нитей, которые связывают друзей на века. Не знаю... В одном лишь уверена, что пока не найду ее, не пойму, кто она, не выберусь из этой непроглядной тьмы и мертвой тишины.

Конец POV Лекса.