Полчаса на любовь

Я медленно поднимаюсь на помост, откуда буду наблюдать за парадом трибутов вместе с другими менторами. Хеймитч ушел в отставку на пике популярности, согласившись в наш первый год быть советником по подготовке и разработке стратегии. Сегодня он занимает почетное место среди стилистов и команд подготовки, а мы с Питом принимаем менторские кресла. Трибуны уже заполнены разноцветными, как леденцы, капитолийцами, гудящими точно потревоженное осиное гнездо. Пробираюсь на своё место и оказываюсь лицом к лицу с бывшим напарником. Его волосы гелем уложены на макушке, костюм цвета сажи оторочен на воротнике и манжетах мерцающим пламенем, словно тлеющие в костре угли, а алая сорочка под черным пиджаком будто окрашена кровью. Он чуть привстает со своего места и мягко целует меня в губы. Они сухие и горячие, со сладковатым привкусом. Щеки вспыхивают, когда я замечаю, что прямо на нас направлена камера, а значит сейчас происходящее показывают в прямом эфире. Это наш первый поцелуй со времён Тура победителей. На Жатве, а тем более в поезде, по пути сюда, до нас никому не было дела. Все внимание было приковано к новобранцам, и мы с Питом жадно вдыхали последние минуты свободы большими глотками. Что я чувствую сейчас? Смятение, страх и какое-то странное тепло внутри, словно жидкий солнечный свет, природу которого я не могу понять. Он на мгновение увеличивается в размерах и снова сжимается, когда поцелуй заканчивается. Но я не успеваю об этом подумать, потому что аккорды гимна заглушают гомон трибун, и первая колесница, запряжённая лошадьми, выезжает на площадь. Два высоченных парня из Первого, костюмы которых слишком вычурно сверкают в свете прожекторов россыпью бриллиантов, точно они охочие до драгоценных побрякушек капитолийские дивы, выглядят абсурдно. Но пёстрая толпа ликует при появлении извечных фаворитов. Парни на второй колеснице выглядят куда более устрашающе, чем на предыдущей, несмотря на то, что они менее рослые и немного младше своих соперников из Первого. Наверное, все дело в том, что они сложены более атлетично. Но их костюмы похожи скорее на форму миротворцев, выполненную из серебра или платины, нежели на рыцарские доспехи, как, видимо, было задумано, что выглядит весьма нелепо. Хотя толпа разражается новыми овациями. — Хочешь кубик сахара, Китнисс? — медовым голосом шепчет прямо у самого уха сидящий позади меня Финник Одейр так, будто мы знакомы всю жизнь, и пугая до чёртиков. — Нет, спасибо, а вот костюмчик твой я бы примерила, — с любопытством разглядываю белый льняной пиджак, накинутый на его обнаженный торс, и ожерелье из ракушек, под которым призывно сверкают блестящие, будто намазаны маслом, кубики пресса и упругая мужская грудь. — Ну да, а то в твоём только на похороны, — подмигивает парень и улыбается сладкой, как кубик сахара в его руке, улыбкой, и я ощущаю как краска заливает лицо, когда морской красавчик ловит мой взгляд. — Значит пригодится, — прерываю его я и указываю головой в сторону колесниц, как бы напоминая о том, что мы здесь вовсе не для глупого флирта и болтовни, и стараясь не думать о том, что это правда. Колесница с его трибутами как раз выезжает из ангара, а публика уже восторженно ревёт и рукоплещет морскому дистрикту. Их подтянутые загорелые тела покрыты золотистыми рыболовными сетями на манер древнеримской туники, а растрёпанные волосы украшают венки из мелких ракушек. Светловолосые мальчишка и девчонка, похоже, ровесники нашей старшей подопечной (почему-то во время просмотра Жатвы я не запомнила их возраст), восторженно улыбаются и щедро посылают воздушные поцелуи. Девушка из Пятого и трибуты Седьмого дистрикта выглядят не так помпезно и устрашающе, как свора профи, но по возрасту не уступают последним. Хотя они всегда могут оказаться шкатулкой с двойным дном, как Джоанна Мейсон. Остальных я не успеваю как следует разглядеть и запомнить, поскольку почти все они как на подбор мелкие и тощие, не старше пятнадцати, а то и меньше, но еще могут составить конкуренцию нашей младшей подопечной. А парни из Восьмого и Десятого, а также девчонка из Одиннадцатого, пожалуй, и старшей. А может и профи. Когда колесница с нашими трибутами появляется на аллее, внутри меня все трепещет от тревоги и волнения за них. Петра и Финнли, обе в черном, выглядят великолепно. Они, точно две амазонки, с вызовом глядят на толпу, которая тут же взрывается оглушающими овациями, стоит лишь костюмам вспыхнуть как уголь, вынутый из печи. Их ярко очерченные темным глаза на тонкой фарфоровой коже напоминают угли на снегу, а черные платья в пол, до самых бедер разрезанные на длинные вертикальные куски материи, развиваясь на ветру и оголяя стройные босые ноги, оставляют за собой шлейф из алых искр. Даже четырнадцатилетняя Финнли с боевым окрасом на щеках и зажатой в кулаке киркой выглядит воинственно. Они не улыбаются и не заискивают с публикой, как и просил стилист. Едва ли профи увидят в них достойных соперников, а вот зрителям нравится. Они выкрикивают их имена, свистят и рукоплещут так громко, что у меня почти закладывает уши. — Цинна потрудился на славу, — наклоняясь ближе и щекоча горячим дыханием мою шею, потрясённо тянет Пит, похоже, не веря в такое удачное преображение подопечных, которые ещё несколько часов назад выглядели испуганными и забитыми, точно пойманные в силки лесные зверьки. — Он снова подарил Двенадцатому шанс. — Теперь нужна смелость, чтобы им воспользоваться, — шепчу я, думая о бледной, как мелованная бумага, Финнли с красными от слез глазами, которая почти всю прошлую ночь проплакала в моем купе, и не могу найти ни единого сходства с искрящейся всеми оттенками красного амазонкой в колеснице, бесстрашно глядящей перед собой, — Как думаешь они смогут? Разглядываю свое чернильное платье, мерцающее, точно угли, на большом экране в самом центре площади. Сегодня мы — одна команда. Мы — темная сила, вырвавшаяся из самой преисподней. — Надежда сильнее страха. Мы сделаем все, что в наших силах, — Пит переплетает пальцы наших рук, будто скрепляя сделку, и от этого простого жеста что-то вновь заполняет меня изнутри, пульсируя теплым солнечным светом и щекоча испуганное сердце пёрышком этой самой надежды. — Я обещаю.